Секретность (джен)

* * *

Как-то неуловимо Люциус Малфой из второстепенного персонажа становится главным. Надеюсь, эта метаморфоза не оттесняет Драко и Гарри на задний план?

_________________________________________________________________________

Люциус не умел утешать детей, да и не было в этом необходимости. Драко хныкал обычно из-за ерунды, типа разбитой коленки или сломанной игрушки. Поттер же рыдал неизвестно из-за чего, и вряд ли из-за чего-то несущественного.

— Ну-ну, — попытался Люциус отцепить от себя прилипшего к нему ребенка. — Почему Вы плачете, мистер Поттер?

— П-потому ч-тто я... — сквозь всхлипы выдавил тот, — волшебник!

И снова залился слезами. За всем этим безобразием одинаково ошалелыми глазами наблюдали Драко и белый кролик, даже застыв и перестав играть в догонялки.

— Но это не причина плакать! Это ведь хорошо! — выразил общую мысль Драко.

— Да, Вы, напротив, можете радоваться этому факту, — добавил Люциус.

— Я счастлив! — прорыдал Гарри. — Поэтому и...

Ну что за бестолковые дети! Люциус про себя три раза проклял их, ему полегчало, и только после этого он смог сделать свой тон почти — о, ужас! — ласковым:

— Мистер Поттер, думаю, Вам следует успокоиться. Наш разговор еще и не приблизился к завершению... — в это время раздались весьма характерные звуки, и Гарри, немного успокоившись, смущенно прижал к животу руки.

— К тому же, — с усмешкой заметил Люциус, — Вы весьма проголодались, да и Драко тоже.

С этим веским доводом было не поспорить, и Гарри согласно кивнул. Слезы иссякли, и он уже хотел вытереть их рукавом, когда Малфой-старший, заметив это, протянул ему платок, мягкий и большой. Откуда он его взял? Наверное, такие, как он, джентльмены, подумал мальчик, носят с собой всегда чистые платки и делятся с другими.

Люциус все больше и больше ощущал себя родителем. За один неполный день он ощутил это с такой полнотой, что готов был устроить себе внеплановый отдых, но, увы, не мог себе подобного позволить. Почему, почему раньше он еще считал Драко проблемным ребенком?

* * *

Драко расстроился, когда отец без предупреждения превратил кролика обратно в подушку, и демонстративно надулся. Впрочем, никто этого не заметил — и это задело его еще больше.

Гарри Поттер оказался таким странным! Нет, Драко нравилось с ним играть, и вообще он нравился, но все же странно не знать, что ты волшебник. Может, Гарри Поттерам и положено быть такими? Было бы скучно, если бы они были обыкновенными.

Посмотрев еще раз на Гарри, который, то и дело икая, устраивался поудобнее на стуле, Драко решил, что тот ему определенно нравится: он забавный, любит сказки и интересуется квиддичем. С ним приятно вместе просыпаться, и даже папа проводит больше времени, пусть не с ним — с ними, но это все равно неплохо.

* * *

Гарри икал до тех пор, пока мистер Малфой не заметил это и не поколдовал над ним со своей палкой, и тогда все прошло, как по волшебству. А почему «как»? Именно по волшебству! Наверное, подумал Гарри, эта палка — Волшебная Палочка, как у крестной-феи.

Когда отец Драко сказал, что он, Гарри то есть, волшебник, это показалось просто невероятным. Он ведь совершенно обыкновенный! Но это оказалось правдой и — о, как он был счастлив, когда узнал об этом! — его родители, которых Дурсли иначе как «эти ненормальные» и не называли, были тоже волшебниками! Добрыми, хорошими волшебниками! И Гарри пообещал себе тоже стать таким, обязательно.

* * *

Успокаивающе погладить Поттера по спине, высморкать — какая гадость! — ему нос платком, чтобы он не размазывал сопли по лицу. Проигнорировать недовольство сына. Вылечить Поттера от икоты. Заставить детей без капризов съесть поздний обед. Проследить, чтобы Драко не баловался за столом, а Гарри не отрезал себе ничего лишнего и не уронил от рассеянности ничего, что смутило бы того еще больше, и сидеть стало бы совершенно невыносимо, если это вообще возможно...

Мерлин, во что превращается его жизнь?! Люциус был готов взвыть или хотя бы выругаться, но воспитание не позволяло даже этого.

Наконец, когда мальчики насытились и успокоились, мужчина решил продолжить разговор, надеясь, что на этот раз обойдется без слез.

— Итак, мистер Поттер, мы так и не закончили. Наконец, когда Вы все же признали тот факт, что являетесь волшебником, мы можем перейти непосредственно к сути того, о чем я собирался с Вами поговорить. Драко, не мог бы ты оставить нас и поиграть в своей комнате?

— Не... Конечно, отец, — проглотив окончание первой фразы, подтвердил стушевавшийся мальчик. Под практически ощутимым давлением взгляда отца он рывком отодвинул стул, встал и, громко топая, покинул комнату, не забыв на прощание хлопнуть дверью — что, впрочем, не принесло нужного результата, так как тяжелая дубовая махина не поддалась его силам и не пожелала хлопаться достаточно громко. Это разозлило еще больше, но не осталось ничего, кроме как послушаться. Все это было сделано так демонстративно, что Люциус едва поборол улыбку: в такие моменты сын одновременно был таким вредным и таким очаровательным, и невольно напоминал его самого в детские годы.

— Мистер Поттер, — когда они остались вдвоем, произнес мягко Малфой-старший, — теперь я могу говорить с Вами открыто. Как Вы могли бы заключить из прошлой части нашего разговора, Ваш статус в магической Британии весьма высок. То, что Вы воспитывались у своих родственников-магглов — не говоря уже о качестве подобного воспитания! — возмутительный пример халатности и превышения своих должностных полномочий. Любой волшебник должен воспитываться другими волшебниками — это не требующий доказательств закон.

— А если этот волшебник мало... ну, не от волшебников? — позволил себе спросить Гарри, чувствующий себя более чем неуютно без заинтересованной поддержки Драко.

— И такие, — Люциус едва заметно поморщился, — должны бы были расти среди магов. Таким образом можно было бы избежать многих проблем... Но не будем увлекаться этой темой, она, в той же мере, в которой совершена понятна мне, вызывает негодование и споры у моих оппонентов. Мы остановились как раз на том, что Вы, мистер Поттер, не должны были быть переданы после смерти родителей на попечение четы Дурслей.

— А почему тогда был? — снова перебил его Гарри и тут же прикусил язык, испугавшись, что за эту дерзость его накажут. Но Люциус довольно улыбнулся, как будто был доволен вопросом и, более того, ожидал его, и ответил:

— В магическом мире, как и в маггловском, — как ни трудно мне это признавать! — многое значит видимость. Вашей опекой, мистер Поттер, занимался самый светлый и добрый, самый сильный на нынешний день волшебник, если не мира или Европы, то всей Британии точно, — Альбус Дамблдор. Этот человек фактически возглавлял силы, боровшиеся с Тем-Кого-Нельзя-Нызывать — тем самым магом, о котором у нас шла речь ранее. Дамблдор был хорошим знакомым Поттеров, являясь их наставником еще с ученических лет. Он директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс — школы для таких, как Вы, маленьких волшебников. Именно он, Альбус Дамблдор, поместил Вас к родственникам, и уверял всех, что Гарри Поттер живет в любящей семье, в достатке, довольстве и радости.

— Но почему? — Люциус с удовольствием полюбовался на возмущение мальчишки. — Наверное, он просто ошибался?

— Увы, — притворно вздохнул мужчина, — Дамблдор не ошибался. Он просто хотел, мистер Поттер, чтобы Вы росли именно в таких условиях. Он прекрасно знал о Вашей жизни — позже я даже смогу представить доказательства этого. Однако ничего не предпринимал потому, что это было частью его задумки. Мистер Поттер, Вы ведь любите животных?

— Да, а что? — удивился вопросу мальчик.

— Вы наверняка весьма сострадательны к ним, — предположил Малфой-старший.

— Да, — потупился Гарри. — Я даже решил, что буду защищать всех слабых! И не только животных! Только, — жалобно прибавил он, — пока у меня этого не получается.

Люциус кивнул как будто своим мыслям:

— Да, мистер Поттер, весьма похвальное стремление... Именно то, которое хотел бы воспитать Дамблдор. Он наверняка обставил бы даже Ваше знакомство с волшебством так, чтобы ловко Вами управлять.

— Но... он ведь добрый! Вы сами сказали! — Гарри не совсем понимал, что хочет до него донести мистер Малфой, но этот Дамблдор нравился ему все меньше и меньше.

— Да, добрый, — задумчиво подтвердил мужчина, — но это вовсе не мешает ему жертвовать малым во благо великой цели. Что такому волшебнику чье-то несчастное детство, по сравнению с его планами?

— Тогда он недобрый! — воскликнул Гарри.

— Нет-нет, как раз таки наоборот, — уверил его Люциус.

— Тогда... не нужно мне такой доброты! И света не надо! — упрямо сказал мальчик, и Люциус позволил себе, наконец, улыбнуться. В зеленых глазах, еще недавно имевших забитое выражение, бушевало нешуточное пламя. Заметно подрагивал стол. Как хозяин Малфой-мэнора, Люциус чувствовал, что поместье впитывает стихийную магию. И, судя по ее мощности, Гарри Поттер вырастет очень, очень сильным волшебником.

Все шло как по маслу. Можно было переходить к главной части разговора.