Мертвец (гет)

POV Рона

День был на редкость удачным, я сделал неплохой доклад на семинаре в Академии, да и смена в Мунго прошла спокойно и тихо. Мне даже удалось слегка пофлиртовать с новенькой медсестрой Кетти Беннет, что доставило немало удовольствия.

Ну, а вернувшись домой, я застал на кухне презабавнейшую картину: Джордж сидел за столом в громоздком и наверняка очень удобном кресле с большими колесами, на столе стояла миска с едой, и над всем этим возвышалась злющая Гермиона.

— Джордж Уизли, ты будешь есть или продолжишь и дальше трепать мне нервы? Я прекрасно осведомлена о вашей семейной упертости. В том, что на пути к своей цели ты лбом прошибешь любые препятствия, я убедилась ещё в Хогвартсе. Однако смею напомнить, что твоё нынешнее состояние делает упрямство почти бессмысленным. Ты добьешься только того, что я, дождавшись Рона, аппарирую в ближайшую магловскую клинику. Уверяю тебя — моя совесть и моральные принципы переживут кражу медицинского оборудования, а умственные способности позволят разобраться с принципом его работы. В результате ты все равно будешь накормлен, только тогда у тебя из носа будут торчать несимпатичные трубки — поверь, приятного будет мало!

— Привет, Герм, — негромко поздоровался я. — Что случилось?

— Случилось, Рональд, то, что твой старший брат по старой памяти решил меня переупрямить, упустив из виду тот момент, что находится в не располагающем к этому состоянии! — выпалила девушка.

Это было весьма забавно. С одной стороны моя подруга откровенно злилась и негодовала, но при этом я отчетливо ощущал, что она несказанно довольна, вот только никак не мог понять чем.

— Джордж, милый, ну будь же хорошим мальчиком, поешь, я все равно не закрою окна и не оставлю тебя в покое, я не Рон!

— Так вот в чем дело! Гермиона, я же говорил тебе, что Джордж не любит яркий свет, — напомнил я ведьме. Та лишь передернула плечами, пробурчав сквозь зубы что-то о подтверждении моего идиотизма и некомпетентности лечащих брата колдомедиков. И мне бы обидеться, но вместо этого я улыбнулся, возможно, мы и правда что-то упустили, а Гермиона это заметила.

Решив, что не плохо бы было выпить чаю, я отошел к плите и услышал вдруг довольный вздох подруги и её ласковый шепот:

— Сразу бы так. А то нашел время характер показывать, паршивец.

И я понял, что имела в виду Гермиона, когда говорила, что Джордж её слышит и понимает, потому что брат наконец-то начал есть. Видимо угроза на счет магловских способов кормления в критических ситуациях сработала.

Пока я заваривал чай себе и варил кофе девушке, она успешно покормила Джорджа и даже успела вымыть за ним посуду. В результате спустя каких-то пятнадцать минут мы уже сидели за столом, грели руки о горячие бока кружек и негромко беседовали.

— Может ты все же пояснишь, почему мы идиоты? — осведомился я, после того как во всех подробностях рассказал о том, как прошел мой день.

— Да легко, Рон, — пожала плечами ведьма. — Вы решили, что Джордж не разумен, упустив из внимания очевидные вещи.

— Например?

— Рон, когда ты научишься думать, ведь не дурак... — покачала головой девушка. — Джордж разумен хотя бы потому, что может аппарировать. Вы считаете его бездушной оболочкой, вы уже списали его со счетов, опрометчиво решив, что то, что называется душой уже отсутствует в его теле. Я почти уверена, что в диагнозе есть аналогия с поцелуем дементора... — я согласно кивнул головой. Действительно, один из колдомедиков выдвигал довольно странную и сомнительную теорию о том, что не обошлось без вмешательств этих существ, отбившихся от рук во время войны с Волдемортом.

— Но, Рон, подумай сам, смог бы Джордж аппарировать, если действительно потерял душу? Смог бы он реагировать на то, что происходит вокруг? Не хочет и не может — это разные вещи. Люди, ставшие оболочками, как ты выражаешься, они действительно не могут, а твой брат не хочет. И вместо того, что бы вернуть его, ты и лечащие врачи позволяете ему уходить в себя все глубже и глубже, потакая желанию исчезнуть и замкнутся... Но если брат тебе дорог, почему ты так легко его отпускаешь? Почему ты опустил руки? Джорджу просто нужна встряска, Рон... Нужно просто, что бы он снова захотел жить, а уж как это сделать — наша задача и проблема.

Я молча слушал подругу, допуская её правоту, но боясь с ней согласиться, поверить ей. Я слишком устал раз за разом терять надежду, но слова были так убедительны, а голос так уверен и тверд, что не поддаться ему было совершенно не возможно...

* * *

POV Гермионы

Ах, как быстро летит время!

Всего несколько месяцев назад я вела совершенно магловский образ жизни, усердно трудясь бухгалтером в торговом центре небольшого провинциального городка, находящегося по другую сторону экватора от Англии и всего, что меня связывало с миром магии и друзьями... И я старалась не думать о том, что оставила на родине. Я жила с чужим, нелюбимым ни минуты человеком, чтобы создать иллюзию нормальной жизни. И ходила к родителям по субботам...

Шесть месяцев назад я непонимающе смотрела на сломанного друга, бывшего когда-то одним из самых веселых людей на земле, там, на ночном кладбище Хогсмита...

А потом рьяно принялась воплощать в жизнь свой план по возвращению Джорджа к полноценной жизни... И поначалу была на все сто процентов уверена в успехе!

Я не была счастлива, моё счастье пряталось за голубой радужкой пустых равнодушных глаз, но я так радовалась тому, что Джордж хоть как-то реагирует на происходящее вокруг него. Пусть это были незначительные, почти не заметные капризы (насколько вообще может капризничать человек, находящийся в его состоянии), проявляющиеся в большей степени в отказе от пищи... Но они были! И иногда Джордж менял положение головы так, чтобы отвернуться от распахнутых настежь окон, в которые проникал яркий солнечный свет и теплый ветер... Тогда я всё сильнее убеждалась в верности избранного пути, в том, что мне удастся задуманное, что когда-нибудь вновь увижу в его глазах разум, увижу его улыбку...

Моя радость ушла вместе с джорджевыми проявлениями недовольства. Он словно смирился, приспособился к новым условиям жизни. Мол, хочется тебе, чтобы я сидел в светлой комнате — пожалуйста! Надо тебе, чтобы я слушал музыку — Бога ради! Хочешь гулять со мной, или что там от меня ещё осталось, по людным улицам — да гуляй на здоровье! Мне-то что?..

Он снова прилежно кушает приготовленное мною пюре...

Теперь он не отворачивается от окна...

Джордж опять прежний, такой, каким был до моего появления в квартире братьев Уизли...

Совсем недавно я убеждала Рональда в том, что у меня обязательно получится. Я была свято уверена, что окружив Джорджа жизнью, светом, людьми и их смехом, я смогу заставить его вновь вернуться к жизни, перестать существовать словно растение...

Я ошибалась...

Так страшно это признавать...

Но я ошибалась — того, что я делаю мало...

А я не знаю, как ещё вернуть его! Что ещё сделать...

Однако я довольна — хоть одному из братьев мне удалось помочь — кажется, у Рональда появилась девушка, ну или замаячила на его горизонте симпатичная, любая его сердцу особа женского пола. По крайней мере, мой школьный друг стал выглядеть намного счастливее, чем полгода назад. О том, что Рону кто-то нравится, упорно говорило мое женское чутье. Сильно сомневаюсь, что он снова стал следить за собой, в полном смысле этого слова, просто потому, что у него появилось на то время. Нет, он явно хочет произвести положительное впечатление на кого-то. И этот «кто-то» вовсе не профессор Академии — им чаще всего не важно, как выглядит их студент, главное, чтобы в голове у него что-то было. А иначе, зачем бы Рону так тщательно следить за своим внешним видом?

Рон перестал торопиться домой после смены. Он задерживался сначала ненадолго, а теперь мой друг позволяет себе прийти под утро — надо быть дурой, чтобы не сложить два и три и не получить при том пять...

Я рада за него, хоть и обидно немного... Совсем чуть-чуть, ибо я не имею права осуждать его — он долгие годы жил только старшим братом и отказался от многого ради него. Рон заслужил свое счастье и право быть счастливым...

Но Джордж...

Порой, гуляя магловскими улицами Лондона, там, где инвалидная коляска не вызывала удивления и не привлекала ненужного внимания, мне чудился интерес в его глазах, когда мимо проходили заливисто смеющиеся дети... Джордж очень любил детский смех — их с Фредом придумки по большей части были рассчитаны на весьма юную клиентуру... Со временем я убедила себя в том, что интерес этот я выдумала, выдавая желаемое за действительное...

А как бы хотелось верить...

Дни, словно под кальку срисованные один с другого, текли неспешно и одинаково: ранний подъем; утро, проведенное на кухне у плиты; завтрак с Рональдом, во время которого мы делились планами на день; завтрак Джорджа и его гигиенические процедуры, поначалу заставлявшие смущаться и испытывать некое чувство сродни стыду; музыкальный час, во время которого я управлялась по дому, наводя порядок; час литературный, когда я читала в слух что-то из не особенно большой, но достаточно интересной библиотеки близнецов; «тихий час» — нет, ни я, ни он не спали, просто в это время я читала специализированные медицинские издания, а понимание их требовали тишины и сосредоточенности; обед Джорджа, после которого подкреплялась я; вечерняя прогулка не ухоженным магловским парком, чем-то приглянувшимся мне как-то раз; ужин Джорджа и его гигиенические процедуры; негромкая беседа с Рональдом, если он возвращался домой до того, как я усну...

Постепенно мною овладевала апатия, наверное, это самый близкий термин к охватывающему меня состоянию. Вот уже почти полгода прошло, а я так и не продвинулась в своих попытках вернуть Джорджа. Возможно, в конце концов я бы отчаялась, как отчаялся когда-то Рон, сломавшись и потеряв надежду, если бы не появился на пороге дома моих друзей их брат — Чарльз Уизли ...

Я видела Чарли только на колдографиях, но честно говоря, меня не интересовал этот член семьи Уизли, и я не особо разглядывала его на снимках. Я почти ничего не знала о нем, кроме разве того, что он закончил Хогвартс на пару курсов раньше нас с Гарри и Роном и что работает он драконологом где-то в Румынии.

Я поняла, что передо мной он только по ярко рыжему коротенькому ежику волос, настолько Чарльз был не похож на своих родственников. В нем не было чуть лукавого добродушия в разной степени свойственной всем Уизли. В его глазах не было хитрецы, как в глазах близнецов, не было бездумной упертости Перси, простоватости Рона... У него вообще были совсем не уизливские глаза, кроме Джинн и Молли, все члены многочисленной семьи были голубоглазыми. Взор миссис Уизли был темно-серым, а у Джиневры цвет глаз был серо-зеленым...

Глаза же Чарли показались мне сначала по-драконьи золотыми, лишь присмотревшись, я поняла, что цвет радужек его светло-карий с золотисто-зеленоватыми вкраплениями... Ещё одно отличие — его взгляд был острым и сосредоточенным, и тяжело нависшие над глазами брови придавали его лицу угрюмое, если не сказать, злое выражение.

И глядел на меня он явно недоброжелательно...

И разговор начал с порога, прямо в лоб так сказать:

— Уходи, Грейнджер.

— Не поняла...

— Чего не понятного? — набычился молодой человек. — Я довольно ясно сказал: уходи. Могу уточнить: собирай вещи и проваливай, откуда пришла.

Я растерялась, даже что ответить не нашла. Стояла и тупо пялилась на неприветливое лицо Чарльза, походя поражаясь его огромным размерам: при высоком росте, внушительный разворот необъятных плеч, совершенно огромные ладони мускулистых рук, чудовищные сапожищи...

— Стоп, — наконец смогла вымолвить. — Чарльз, я отказываюсь тебя понимать. С чего бы мне уходить...

— Хорошо, скажу более внятно: оставь Джорджа в покое, не лезь в его жизнь!

Вот это рык... На грани слышимости, но, кажется, стекла задрожали. И мне бы испугаться, столько угрозы было в почти зверином звучании тихого голоса... Но я лишь возмутилась:

— Прости, Чальз, но какое твое дело? Ты кажется, в судьбе брата давно перестал принимать участие! У меня создалось впечатление, что всем в вашей семье глубоко по-барабану жив ли ещё Джордж. Я здесь почти полгода, Чарльз. ПОЛГОДА! И ни единого раза, ни один из вас даже не поинтересовался как дела у Рона и Джорджа! Они словно сироты, до которых никому нет дела! И это притом, что семья ваша довольно большая. Вы все, мать вашу, настолько занятые, у вас видимо так много особо важных дел, что жизнь братьев уходит даже не на второй или третий план, а вообще где-то за горизонтом прячется! Я ничего не скажу в свое оправдание, но я НЕ ЗНАЛА о беде Джорджа! Не знала! А ты знал! И Перси, и Билл... Вы все знали! И даже не попытались помочь! Просто похоронили вместе с погибшим близнецом другого, еще живого. Просто отказались от него, решив, что проще забыть, чем постараться помочь ему. Вернуть его!

— Да не вернется он, слышишь? НЕ ВЕР-НЕТ-СЯ! — он не повысил голоса, но мне показалось, прокричал, и грозно хрустнули костяшки непомерно огромных кулаков. А потом словно сдулся, чуть заметно ссутулится, и во взгляде появилась горечь. — Я знаю, Грейнджер, он не вернется, все остальные, и Рон тоже, чувствуют, а я знаю... Не трать свою жизнь на бесполезное. Не причиняй большей боли моей семье...

— Но Джордж жив! — почти в отчаянии кричу я.

— Но он не вернется! Ты подарила надежду Рону, зачем? Он битый час уверял меня, что Джордж якобы тебя понимает, но он не может! Ты в одном только права, Джордж не безумен, он не потерял разум, но он не вернется, пойми!

И я почти была готова согласиться, умом понимая правоту Чарли, но что-то в глубине меня, громкое и настойчивое, сродни духу противоречий заставляло стоять на своём, упрямо отстаивая точку зрения, в которую сама уже почти не верила.

— Знаешь, Чарльз, жизнь меня одному научила — проверять. Как я могу тебе поверить, если я САМА вижу, как Джордж откликается на то, что происходит вокруг него?

— Откликается он... — прошептал молодой человек, грузно опускаясь на кухонный табурет, тяжело посмотрел на меня из-под бровей и сказал. — Сядь, Грейнджер, не маячь... Рассказ долгий будет...