Рассказ наложницы (гет)

Когда стало невозможным скрывать беременность, мне пришлось рассказать ему, что у него будет ребенок. Я разузнала, как можно тайно избавиться от бремени и почти приготовилась к процедуре, но не решилась. Я провела много ночей в слезах. Я не чувствовала себя беспомощной, даже когда меня бросили к ногам Селима в первый день. Даже когда от меня отвернулась Елена, я не ощущала такого отчаяния. Но теперь я не знала, что делать.

А он выглядел таким обрадованным, таким безоблачно счастливым, что у меня замерло сердце, и мне стало противно от мысли, что я собиралась сделать это. Что я собиралась убить не только его, но и его ребенка. Покрыв мое лицо поцелуями, он в восторге обнял меня и оторвал от земли, стал кружить по комнате, как ребенок.

— Ты станешь матерью моего первенца, Айнишах! — восклицал он.

Я не могла представить себя матерью, зато он мог представить себя отцом. Впрочем, каким образом из такой недостойной женщины получится хорошая мать?

Упав на колени, он прислонился к моему животу ухом. С детским любопытством он надеялся что-то услышать там. Когда я только попала к нему, я стояла на коленях перед ним, а теперь он стоял на коленях передо мной. Он долго пробыл в таком положении — обняв меня, он разговаривал с моим животом, а я гладила его по волосам. Я бы хотела остаться в этом моменте навсегда. Чтобы не осталось никого, кроме нас.

Не так уж долго Софья и Елена не виделись. Вскоре после отъезда в санджаки братья решили посетить Бурсу; приехала даже Михримах-султан. Там Софья встретила Махидевран и Румейсу. Обменявшись призывающими взглядами, они отправились прогуливаться по саду. Никто их не заподозрил бы — они вышли из комнаты по очереди, а Махидевран отослала служанок.

— Рустем заполучил должность визиря! — с досадой воскликнула Махидевран.

— Это ловко придумано. Сулейман раздает должности мужьям всех своих родственниц, — покачала головой Софья. — Но стоит только развестись, и он высылает беднягу из столицы. И чем Лютфи-паша мог провиниться перед Шах-султан?

— Уж не знаю, что происходило в этой проклятой семейке, но Аллах воздал ей по заслугам, — ядовито отвечала Махидевран. — Враги окружают нас. Эта коалиция — Хюррем, Михримах, Рустем — расстроит все наши планы. Конечно, никому из них невыгодно, чтобы Мустафа стал падишахом!

— Мне передали, что, вероятно, они поддерживают Баязида, а не Селима, так что их союз может принести нам пользу, — сказала Софья, и оглянулась проверить, не идет ли кто. — К тому же, на нашей стороне народ и янычары.

Софью коробило, когда она произносила подобные слова, потому что она уже не чувствовала, что это ее сторона. Мысленно она давно предала Махидевран-султан, и надломленная совесть каждый день напоминала об этом. Софье казалось, что уже и Махидевран изобличила ее в коварстве.

— Мне бы твою уверенность, — мрачно бросила Махидевран. — Однажды я уже помешала Рустему получить должность визиря и пустила слух, будто он болен проказой, но ничтожный конюх все равно возвысился. Какое несчастье, что Аллах не даровал мне дочь!

— Но все же они полагают, что, если Мустафа придет к власти, он не казнит братьев, — вмешалась Румейса.

— Это только пока он так говорит, пускает нам пыль в глаза, стараясь поддержать доброе имя. Но неужели ты сможешь поручиться за него, Румейса-султан? Власть меняет человека до неузнаваемости, — сказала Софья. — Не так-то просто поменять существующие порядки, и они должны это понимать.

— С позволения Аллаха, мы и такие дни увидим, — задумчиво бросила она.

— Не могу отвечать за тебя, Софья, но мне нет никакого дела, что станет с его братьями после восшествия на трон, — сказала Махидевран и с недоверием покосилась на нее.

Они медленно прогуливались, останавливаясь возле цветов, чтобы понюхать их. Слуги стояли на почтительном отдалении, а из окна за ними наблюдала Михримах-султан, но вскоре они скрылись из виду.

— Кажется, все идет не так, как ты планировала, Софья. — Махидевран опустила взгляд в сторону ее живота. — Думаешь, я не заметила, что ты прячешь под этим мешком? Почему никто об этом не говорит и не раздает халву? Или простофиля Селим не заметил? — Она заносчиво усмехнулась.

— Я умоляла его молчать, — простодушно ответила она, рассеянно захлопав глазами.

— Пусть будет во благо, — неуверенно сказала Махидевран. — Только что потом ты будешь делать с ребенком? — Она промолчала, и Махидевран добавила: — Говорят, в вашем государстве переворот. Не опасно ли возвращаться туда?

Вместо ответа Софья вдруг сказала:

— А вы любили Сулеймана, Махидевран-султан?

Махидевран от неожиданности заморгала, и у нее заслезились глаза — никогда и ни с кем она об этом не говорила, потому что у нее здесь не было подруг. Впрочем, у кого они были? Румейса взглянула на Софью в изумлении, а Махидевран ответила:

— Почему ты спрашиваешь? — Только она уже знала ответ. Подумав, она добавила: — Любила. Только это в прошлом.

К огорчению Софьи, эта встреча продлилась целых сорок дней. Было скучно и неприятно терпеть на себе взгляды наложниц из других гаремов, а еще ей чем-то не нравилась Михримах-султан. Софья навлекла на себя ее подозрения своей необычайной любезностью с Махидевран и Румейсой, и Михримах даже устроила слежку, но ничего не добилась.

В отчаянии Софья думала, что быстрее хочет оказаться в Манисе. Когда она находилась там, у нее мелькало странное ощущение, что это ее дом. Там было тихо, уютно, лучше, чем в столице, и даже пребывание враждебной Нурбану неподалеку не отравляло эту атмосферу. Словно исполнив детскую мечту, с упорством маленькой девочки, она обустроила свои новые покои с нуля, велев вместо имеющихся там занавесок пошить новые. С небывалым ранее рвением, заново открыв себе волю к жизни, она заменила даже ковер, выбирала его несколько дней, будто собиралась остаться тут навсегда. Но останется ли? Будет ли ей это позволено?

— Беременность тебе к лицу, матушка. — Софья оглянулась — Елена поймала ее, пока она шла в свою часть дворца. — Поговорим?

— Осталось что-то, что ты мне не сказала, Хафизе-султан? — После молчания Софья добавила: — Посмотри на меня. Разве мое положение может быть еще смешнее? Только не строй амбициозных планов. Неужели ты думаешь, что, если место в Манисе освободится, туда мигом прискачет Баязид?

— Заговорила, как девицы из гарема, — горько усмехнулась Елена. — Возможно ли, что ты так и не узнала меня за эти несколько лет? Я никогда не гналась за титулами.

— Мы просто выживаем, и так было всегда, — хмуро ответила Софья. — Для людей, живущих здесь, нет ничего святого.

— Ты сказала — если? Видимо, ты, наконец, приняла для себя решение и поняла, что то, от чего ты так бежала, все равно настигло тебя, — подумав, она добавила как-то желчно: — Айнишах.

Нурбану озлобилась на весь мир, когда родила девочку. Хоть она с первой секунды полюбила эту малышку, это покрыло ее позором во всем гареме. А если Айнишах родит мальчика?

Вскоре пришли неутешительные вести — пока Софья размышляла и пыталась решиться на какие-либо действия, султан Сулейман казнил шехзаде Мустафу, заподозрив его в измене. Софья от страха обезумела — раскрылись ли их с Еленой имена? Она не справилась, и теперь могла только сочувствовать горю Махидевран и Румейсы. Впрочем, теперь это означало, что все закончилось. Они провалили задание, и больше ничего не имело смысла.

— Пустите меня! Откройте двери! Я Румейса-султан! — послышался суровый крик, а потом двери распахнулась, и в покои влетела Румейса — с таким шумом, словно ее толкали в спину. — А вот и ты! Спокойно пьешь кофе!

Она бросилась к Софье с таким видом, словно собралась схватить за воротник. На ней не было лица — вся бледная и заплаканная, в черном платке набекрень она продолжала кричать в исступлении:

— А ведь я еще защищала тебя перед Махидевран-султан, хотя она говорила, что ты предашь нас, Софья! Она не верила, что ты сможешь, но я доказывала, как ты преданна нам и своей родине!

У Софьи заслезились глаза, и она встала перед ней с гордым видом и ответила:

— Я никоим образом не участвовала в казни Мустафы, Румейса-султан. Я ничего не сделала.

— Я знаю, что не сделала! И именно поэтому он погиб! Махидевран-султан послала ему записку, но, видимо, он не поверил, что отец собирается его казнить.

— Я ничего об этом не знала! — воскликнула Софья. — Разве ты не знаешь, через что я прошла? Смерть Мустафы не была мне нужна! Я бы не поступила так!

— Ты могла бы прискакать туда сама. Я знаю, что ты успела бы везде, если бы захотела, — упорствовала Румейса, не помня себя от гнева. — В такой ситуации ты могла бы открыть свое лицо, но ты не изволила даже пошевелить пальцем, ведь его смерть выгодна твоему шехзаде. Вы с Еленой за эти годы построили здесь настоящую сеть шпионов, и теперь она оборачивается против нас.

— Все случилось слишком быстро. Никто не сообщал мне ни о планах Сулеймана, ни о донесении Махидевран-султан. — Софье было противно от нелепости этих оправданий, но сказать больше было нечего. Она только боялась, что кто-нибудь услышит этот разговор и то, что Румейса называет ее русским именем.

— Идя по трупам, счастье не построишь, — ничего не слыша, продолжала Румейса в слепой ярости. Гордо взмахнув платком, она объявила: — Я сейчас же пойду к Селиму и расскажу ему, какая ты двуличная мерзавка.

Поддавшись злобе, она собралась ударить Софью по лицу, но та перехватила запястье. Судорожно вырвавшись, Румейса бросилась к дверям, и Софье пришлось обогнать ее и преградить дорогу. Она сказала:

— Даже если теперь ты ненавидишь меня, то подумай о Махидевран-султан. Ее и так лишили всего и отослали. Если раскроется заговор, ее казнят. Ты отомстишь мне, но госпожа погибнет тоже. А что будет с тобой?

После той громкой сцены Софья Румейсу уже не видела — она надела траур и ни с кем не выходила на связь. Она послала письма с соболезнованиями ей и Махидевран, но не получила ответа.