Это какой-то неправильный Дом, в нём какие-то неправильные Уизли (джен)

Сфинкс вынырнул из омута сна в сладкую полудрёму, когда ещё не проснулся, но уже чувствуешь, как твоё посвежевшее тело утопает в матрасе, то ли сны, то ли мысли пугливыми бабочками разлетаются при попытке к ним приглядеться поподробнее, голова ещё не забита ежедневной суетой, как подушка, на которой она покоится — пухом, когда в сладкой неге вытягиваешься, не открывая глаз, переворачиваешься и кладёшь руку под голову, чтобы она лежала под оптимальным углом... стоп.

Сфинкс вздрогнул и резко проснулся. Глаза его были плотно закрыты — много лет подряд ночуя на одной и той же кровати и просыпаясь в одной и той же позе, он выработал в себе естественное отвращение к потолку прямо над его ложем и, как следствие, привычку просыпаться с закрытыми глазами. Он прислушался к себе: пробуждение было быстрым, слишком быстрым... Что-то не так. Какая-то мысль разбудила его, и теперь вертится на краюшке сознания, как бы её поймать! Подушка, чёртов потолок, мне кажется или кровать мягче чем обычно, что там ещё было, а, точно, голова, под неё бы что-нибудь подложить, хоть бы и руку... Руку?!

Он распахнул глаза и сразу же их закрыл, но увиденное и без того потрясло его. Он не в Доме! Кроме того — Сфинкс попробовал пошевелить руками — у него есть руки! "Плохи мои дела, — подумал он. — Должно быть, я провалился в Изнанку". Эта мысль несколько подняла его настроение. Изнанка, какая бы она ни была, остаётся Изнанкой, а значит, путь назад существует, и Сфинкс в силах его найти. А если не в силах, ему на выручку обязательно явится Слепой. Этому все тропы в Лесу ведомы, а добраться до Леса Сфинкс и сам сможет.

Юноша(?) несколько раз сжал-разжал пальцы рук, разгоняя кровь, наслаждаясь давно забытым чувством присутствия конечности. Тело охотно отозвалось бурчанием в животе. Это позабавило Сфинкса, отвыкшего есть по утрам и вообще регулярно есть. "Ладно, — сказал он себе. — Надо проверить, куда меня занесло." Оттолкнувшись рукой от кровати (и откуда только навык взялся!), он принял вертикальное положение и только теперь открыл глаза.

Комната бросилась на него обилием ярких деталей, словно здесь побывали Табаки с Леопардом и завалили её всяческим хламом, а поверх залили краской. Стены, обклеенные плакатами, шкафы, заваленные книгами с непонятными названиями и финтифлюшками, плед, явно сделанный вручную, красный, оранжевый, жёлтый... какой-то удивительный, незнакомый и непонятный, но вместе с тем очень домашний хлам.

Это настораживало. Изнанка не была цветной, она была... другой. Кто-то говорил, что Изнанка — их коллективный сон, кажется, это была Ведьма, но Сфинкс не помнил точно. Как положено снам, Изнанка была тусклой, если не серой; Лес был зеленовато-бурым, но тоже не ярким. "Я слышал, — подумал Сфинкс, — что цветные сны бывают у шизофреников. В принципе, я не удивлюсь, если у меня разовьётся психическое недомогание, — от такого-то общества! — но почему так поздно?"

Желудок снова напомнил о себе. "Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, — сказал себе Сфинкс. — Хотя в данном случае скорее 'кто не работает, тот не ест'. Если хочется есть, придётся выяснить обстановку. Начну, пожалуй, с себя."

— Руки-ноги-голова, — сказал Сфинкс вслух и удивился тонкости собственного голоса. "Я что, девчонка?" — вихрем пронеслась мысль, но между ног не было ничего необычного. Сфинкс выдохнул. Он мальчик. Лет двенадцать, щуплый, бледнокожий, непорочный, тьфу, то есть каких-либо пороков не наблюдается. Зеркало он сходу не смог найти, посмотрелся в глянцевую металлическую поверхность какого-то кубка (вроде, не настоящего, сувенирного). Лицо чем-то напомнило ему Лорда, каким он мог бы быть в детстве, только куда более неуклюжее и значительно более контрастное. Поначалу он даже решил, что оно рябое, но тактильный анализ (пощуп руками, проще говоря) показал, что это всё-таки веснушки.

— Я — рыжий, — сказал Сфинкс и прислушался к своему голосу, чтобы привыкнуть. Потом немного подумал и глубокомысленно добавил: — Но не Рыжий.

Он только собрался добавить что-то ещё умное, как за дверью спальни (а это была спальня, его собственная, подумать только, личная спальня!) послышался шум, среди которого выделялись два нестройных голоса, довольно таки фальшиво (Волк бы сказал — микрохроматика) и без общего ритма (Волк бы сказал — полиритмия) скандировавших:

— Рональд Уизли, завтрак подан, а копуши будут воду!

Дверь распахнулась и в комнату влетели два подростка, тоже рыжих и похожих как две капли воды. Не дав Сфинксу осознать произошедшее, они сдёрнули его с кровати (он не сразу удержался на ногах, пол оказался непривычно близко, ноги — непривычно тонкими, Изнанка — непривычно шумной) закидали какой-то одеждой ("По крайней мере мне не придётся выбирать, что надеть," — успел заметить, эм... мальчик), залезли к нему на кровать и выжидательно уставились на него. Видимо, они ждали, что он им ответит и начнёт одеваться, но Сфинкс смешался и только неуклюже вертел футболку в руках. Чёртовы руки! Он как-то привык одеваться без них, а вот как, блин, просовываются конечности в рукава, он забыл. Близнецы переглянулись — кажется, они решили, что он всё ещё не проснулся.

— Тот, кто слишком любит спатки... — начал один и запнулся.

— Сам колдуй себе овсянку! — нашёлся второй. Они хлопнули в ладоши и расхохотались.

— Вмиг покинь свою кровать, или будешь голодать! — реабилитровался первый, и оба они запрыгали по кровати.

— Ладно, ладно, — буркнул Сфинкс, надеясь, что они сейчас уйдут и оставят его разбираться с загадкой футболки. В конце концов он просто бросил её на пол и начал натягивать на себя штаны. "Главное, не забывать использовать руки," — напомнил он себе. Как ни странно, близнецам этого оказалось достаточно, и они с готовностью выбежали из комнаты, обдав его вихрем неуёмной энергии и крикнув напоследок:

— Не копайся там! А то у маман кончится терпение! Ведь мы его уже поиспытывали сегодня!

Хохот удалился, и Сфинкс ужом влез в одежду. Некоторая заминка произошла с футболкой: как оказалось, если надеть её задом-наперёд, при наличии рук быстро развернуть её не получится. В Доме всем было всё равно, надета она нормально или наизнанку, но Сфинкс решил, что здесь лучше не выделяться. Только, похоже, чтобы здесь не выделяться, недостаточно просто ходить серой тенью. Сфинкс мысленно охнул, вышел из комнаты и, спускаясь по лестнице, внезапно вспомнил, что близнецы называли какое-то имя. Ро... Рональд? Ви... Уи...

Сфинкс замер, занеся ногу над ступенькой. Пазл сложился. Он понял, куда он попал.

Соблазнительный план притвориться, будто бы он потерял память (хотя технически это именно так и было, ведь то, что у него есть воспоминания о какой-то другой жизни, можно и не упоминать), Сфинкс отмёл сразу. Слишком подозрительно и привлекает слишком много ненужного внимания. Но и утверждать, что всё в порядке, не вариант — он просто не знает слишком много базовых вещей! Каким заклинанием, например, прогоняются садовые гномы, или как сварить кашу, или, или, или... Слишком много вопросов, слишком мало ответов. Сфинкс обрадовался, что он хотя бы читал Гарри Поттера и примерно себе представляет, что там было. Таак, интересно, какой это курс? Вряд ли первый, может быть, второй или третий... Он дома, видимо, на каникулах, видимо, летом. Ему вообще можно колдовать, он же несовершеннолетний? Это было бы удобно, но надеяться на это не получалось. Он вошел на кухню и увидел уже знакомых близнецов, жонглировавших посудой (это они так накрывают на стол, догадался Сфинкс) с помощью палочек; значит, можно. "Как их там зовут?" — спросил себя Сфинкс, но тут наткнулся взглядом на часы с подписанными стрелками и мысленно поаплодировал.

Молли Уизли колдовала над плитой, но это не помешало ей заметить появление младшего сына.

— Рон, подойди сюда и скорей помоги мне с компотом! — деловито приказала она. Сфинкс оцепенел; он попытался было просчитать, чего от него хотят и как сделать это естественно, но Молли оказалась проворнее.

— Рональд! — она взмахнула руками, и ложки на столе заплясали. — Что с тобой, почему ты стоишь столбом? Ты не заболел?

"Вот оно!" — понял Сфинкс.

— Не знаю... — пробурчал он как можно более вяло. — Не понимаю, что со мной. Голова болит. Есть не хо... — живот предательски забурчал снова. Сфинкс внутренне чертыхнулся.

Фред, конечно же, заметил это противоречие и не преминул съязвить:

— Мысли Ронни гонит прочь, голод силясь превозмочь!

— Крошке Ронни невдомёк, что в еде бывает толк! — подхватил Джордж.

Сфинкс пробурчал что-то неразборчивое, надеясь, что это не слишком его выдаст. Пока Молли пыталась всех утихомирить, он выхватил из рук Фреда (или Джорджа?) тарелку с едой, взял со стола вилку и, едва не сорвавшись в позорный бег, поспешно отступил на лестницу. На втором этаже он позволил себе отдохнуть, но тут открылась дверь и на него буквально наткнулся высокий парень. "Нет, — поправил себя Сфинкс. — Это не парень высокий, это я опять низкий." Парень посмотрел на мальчика, на тарелку в его руках, снова на него, скривился и пошёл вниз. В его комнате, пока дверь не захлопнулась, Сфинкс успел разглядеть стопки книг и документов.

"Перси — ботан, — сообразил он. — У него наверняка есть все необходимые мне конспекты! Это мой шанс, пока он завтракает и его комната свободна!"

С некоторым сожалением посмотрев на свой завтрак (он выглядел весьма аппетитным, чем выгодно отличался от той бурды, которую обычно давали в Доме), Сфинкс быстрым движением поднял тарелку и смёл всё её содержимое себе в рот, затем взял её подмышку и проскользнул в комнату Перси. Она была не в пример чище и упорядоченней его собственной. Шкаф — тот и вовсе напоминал библиотеку, книги расставлены по алфавиту, конспекты по предметам и по курсам, даже карточки с надписями вроде "Обязательные курсы Хогвартса, 3 семестр" торчат. Сфинкс даже восхитился, как это оказалось удобно. Он схватил папки, озаглавленные "Заклинания, полезные в быту" и "То, чему не учат в Хогвартсе", а также книжку, почему-то валявшуюся под столом, — "Магия для самых маленьких". Остальное, сообразил он, можно будет проглядеть в своих учебниках, ту же историю магии и генеалогию чистокровных семей.

Крадучись, Сфинкс вышел из комнаты. Снизу, с кухни доносились голоса и звон посуды. Убедившись, что путь свободен, он бросился себе в комнату, подпёр дверь стулом и жадно набросился на книги. Тарелку, чтоб не мешала, он поставил на пол. Оказалось, что если не задумываться о наличии рук, они не прочь работать сами собой; это уже было немного похоже на волшебство: только подумал, например, хочу взять книгу, перелистнуть страницу, и оно уже сделано. Нет этой вечной возни с дурацкими граблями, нет этой беспомощности, когда грабли тебе в очередной раз сломают. Сфинкс расслабился и позволил себе увлечься книжкой, но тут в дверь постучали.

— Сынок, у тебя всё хорошо? Я войду, — послышался голос мамы. Мальчик лихорадочно заметался по кровати, сгребая бумаги под одеяло, дверь с протяжным скрипом начала открываться, убрав книги, Сфинкс сел по-турецки и на всякий случай попробовал пригладить волосы, и тут стул, который должен был помочь бедняге уединиться с грохотом рухнул на пол. Молли от неожиданности подпрыгнула, а Сфинкс, выругавшись про себя, краем глаза увидел торчащую из-под пледа папку с легко узнаваемым почерком Перси и, не придумав ничего лучшего, бросился на постель, прикрывая её собой.

Стул всё-таки выполнил свою роль и отвлёк Молли достаточно, чтобы она не успела заметить последний манёвр. Подняв стул и поставив его в сторонку, она попыталась приблизиться к кровати Рона, чтобы разобраться, что не так с её сыном, и... наступила в оставленную на полу тарелку. В лучших традициях мультфильмов Уолта Диснея, она подскользнулась, неловко взмахнула руками, но зацепиться было не за что, и её внушительная фигура растянулась на полу. Тарелка негодующе зазвенела и на всякий случай разбилась. В комнату влетели близнецы, чтобы не пропустить столь увлекательное зрелище — конечно, не буквально влетели, но скорость их оказалась недостаточной для манёвра в тесноте маленькой комнате, и они по очереди врезались в мать...

Воспользовавшись суматохой, Сфинкс спихнул книжки вместе с одеялом на пол с противоположной стороны кровати и ногой затолкал их подальше.

Первым воспрял Джордж. Или Фред?

— А малыш-то не простак! Как он раз её растак! — проскандировал он, провернувшись вокруг своей оси, и помог подняться брату.

— Да... может, нам стоит взять его к себе в команду? — смешливо произнёс Джордж, но потом саркастически добавил: — Если, конечно, он сочтёт нас достойными этой чести!

— Не сочту, — мрачно ответил Сфинкс, скрестив руки на груди. Близнецам, кажется, только того и надо было, они нависли над ним с обеих сторон, словно две гадюки, капая ядом.

— Ах, какая жалость, — сказал тот, что справа, и скорчил рожу, в которой ясно читалось, что ему ни капельки не жалко. Левый вторил ему:

— Как же мы теперь будем жить, — и, кажется, хотел что-то столь же язвительное добавить, как позади них возникла разъярённая миссис Уизли, схватила обоих за шкирки и приказала:

— А ну выметайтесь отсюда! Вы что, не видите, Рон заболел, а вы тут со своими приколами! Кыш, кыш! Фред, а ну уходи, кому сказала!

— А я не Фред, я Джордж, — сказал замешкавшийся (вероятно, специально) близнец и ухмыльнулся, но маман испортила ему шутку:

— Неважно, просто вон отсюда!!!

Сфинкс нервно сглотнул. Он не успел придумать способ сымитировать температуру и вообще хоть какое-нибудь недомогание. Молли тяжело опустилась к нему на кровать и приложила ладонь к его лбу.

— Странно, жара нет... может быть, пониженная? Ты чувствуешь слабость, сынок?

Сфинкс с трудом подавил в себе желание яростно закивать в ответ и ограничился слабым движением подбородка. Молли покачала головой.

— Может быть, тебя ночью продуло? Хотя нет, не в плюс тридцать же. Или наоборот, жара так подействовала?

Сфинкс слегка пожал плечами, мол, не знаю, кто здесь опытная мать, разбирайся сама, а я больной ребёнок и ни за что не отвечаю. Мать вздохнула, заставила его открыть рот, высунуть язык, закрыть рот, "сначала засунь язык обратно, а потом закрой рот, что это с тобой такое, простых вещей не понимаешь, а если это шутка, то третьего близнеца мне только не хватало", так что Сфинкс даже немного почувствовал угрызения совести. "Надо запомнить, — сказал он себе. — Обычно я не такой непослушный." В конце концов Молли не обнаружила других следов загадочной болезни, встала и неуверенно сказала:

— Тогда отдохни сегодня, дорогой, отлежись. Может быть, это поможет. Я, конечно, посмотрю в "Справочнике магохозяйки" на предмет чего-нибудь полезного, но говорят ведь, что сон — лучшее лекарство, а гномов, так и быть, прогонишь завтра.

Подумав, она добавила:

— Если что-нибудь понадобится, отправляй записку. Кто-нибудь принесёт, — и Молли вышла из комнаты.

Сфинкс медленно выдохнул. Похоже, у него появилось время разобраться.

Страшно хотелось курить. Какую угодно дрянь, лишь бы затянуться и выдыхать не прозрачный воздух с капельками пара, а элегантный дым, чтобы ощутить знакомую смоль в лёгких, чтобы-чтобы-чтобы... да просто почувствовать себя Дома, в знакомом мирке, пусть даже среди чёртовых Крыс, пусть даже в больничной палате, где он ой как много дней провёл, ой как много напугал медсестёр. Было бы здорово снова обвешаться побрякушками, исколоть губы, уши, что угодно, нанести боевую раскраску, испугать кого-нибудь, прикрыть цветными очками эти чёртовы глаза, у-у-у-у!

Рыжий, нервно шагая по комнате туда-сюда, мельком увидел себя в зеркале и чуть не взвыл. Переселение душ, блин! Вот ведь угораздило! Нет чтоб в какого-нибудь близнеца попасть, там даже амплуа можно было бы особенно не менять, просто брать и наводить по утрам какой-нибудь вопиющий марафет, подбить на то же самое брата и чувствовать себя хоть немного, но в своей тарелке, но нет ведь, надо было оказаться самым заумным, самым образцовым из этой семьи, самым занудой и слюнтяем, и зачем, ведь по закону жанра попаданец должен попадать в какого-нибудь главного героя, или хотя бы приближенного к оному, разве нет? И на закуску — глаза, чёртовы ангельские глаза, преследующие его даже в этом мире!

Бывший Смерть презрительно сплюнул. Он торчал здесь уже две недели, толком ни с кем не общаясь, огрызаясь на нападки Фреда и Джорджа, и говорил всем, что ему нужно учиться. И ведь действительно учился: он уже выяснил, что ему предстоял последний год обучения в Хогвартсе, а после, видимо, работа в Министерстве. Шесть лет школьной программы освоить за два оставшихся летних месяца — это ли не шутка! Не говоря уже о тех десяти, которые этой школе предшествовали, и включали в себя базовые знания любого волшебного ребёнка. Хорошо хоть английския язык доучивать не пришлось! Знания пришли сами собой. Родной, правда, вспоминался немного как в тумане, но это Рыжий выяснил не сразу. Оказалось, местному мозгу привычнее думать в терминах родного для него языка, а не языка какого-то подселенца; если не контролировать его привычки, начинаешь на автомате делать что-то характерное для бывшего владельца тела: чесать нос, поправлять причёску, размахивать руками, думать на английском... Через два дня русский начал забываться. Поймав себя на том, что не помнит, как пишется слово "хронический", Рыжий стал за этим следить и наедине с собой прикладывать дополнительные усилия, чтобы размышлять на русском. Он надеялся, что если предоставить тело самому себе, оно без труда вспомнит и все необходимые сведения (в частности, заклинания), но, увы, не вышло.

Он развернулся, в три шага оказался перед зеркалом и уставился на своё отражение. К счастью, Перси был чистюля и франт, и у него в комнате стояло большое зеркало над комодом. В него Рыжий мог видеть если не себя целиком, то как минимум по пояс, а то и до колена. Он наколдовал себе зелёные очки, пирсинг, причёску "пьяный ёж" и рваную одежду, постоял минут пять, пытаясь узнать в чёртовом зеркале былого себя, вполголоса выругался и развеял морок. Это помогало, но ненадолго.

Бесило всё. Заботливая мать, пассивный отец, вездесущие близнецы, которые сегодня были в особом ударе, Рон, который на него как-то странно сегодня посмотрел, стоя с тарелкой на лестнице, да и на кой чёрт ему сдалась эта тарелка на лестнице?! Невзрачная сестра, от которой не было никакого толку, она только и делала, что ходила сомнамбулой и повторяла "Гарри Поттер, Гарри Поттер". И, самое ужасное, Рыжего люто, бешено бесил он сам.

Страшно хотелось курить. "Надо будет ночью сходить нарвать хоть чего-нибудь в саду, — подумал он. — Подсушу заклинанием, авось сойдёт." Он ещё задумывался о том, чтобы сходить в деревню, обрести себе чего-нибудь огненного, но вспомнил, что волшебные деньги там не оценят, а красть у собственного отца (отчима? или как это нормально нозвать вообще?) магловские фунты, выданные тому по работе, у него рука не поднималась. Кроме того, он не знал, как отреагирует на это мать.

Было ещё одно "но": Рыжий не пил уже две недели, с тех пор, как здесь оказался, и очень боялся, что дорвавшись до алкоголя, сорвётся и наклюкается как свинья. Как вы это себе представляете, а? Чистоплюй Перси, хлещущий водку или виски или что-у-них-здесь-наливают из горла и поющий что-то неразборчивое на кириллице? Он грустно усмехнулся этой мысли. Немыслимо. Конечно, немыслимо.

Но и проводить всё своё время в комнате, занимаясь какой-то ерундой, которую этот амбициозный болван себе придумал, не хотелось совершенно. "Когда там у меня день рожденья, — внезапно подумал юноша. — Может быть, мне уже можно просто брать и колдовать?"

Рыжий задумался, где можно взять эту ценную информацию, затем хлопнул себя по лбу и полез копаться в чужих дневниках. "Двадцать второго августа, — прочёл он и вздохнул. — Не свезло."

Делать было нечего.

"Пойду спать, — решил Рыжий. — Поставлю будильник, чтобы не пропустить обед с ужином, а ночью что-нибудь придумаю."

Ночь хороша тем, что можно хоть немного побыть собой.

Весь день и всю ночь Сфинкс читал, прерываясь лишь на еду и сон. Утром второго июля Молли поднялась к нему в комнату, чтобы оценить его состояние и, удовлетворившись осмотром, спросила, спустится ли он к завтраку. Мальчик ответил утвердительно.

Завтрак прошёл без происшествий, близнецы, похоже, его пожалели и особо не трогали, Перси жевал, уткнувшись в книгу, Артур читал газету, Джинни... Сфинкс старался не сосредотачивать своё внимание на новообретённой сестре, но его поразило, насколько вяло и безжизненно она ковырялась в тарелке. Время от времени она бросала на него резкие, колючие взгляды, но потом неизменно опускала глаза в тарелку и всё время молчала со скорбным, словно вырезанным из камня лицом. "Странное поведение для маленькой девочки", — невольно подумал Сфинкс. Он не мог перестать пытаться разглядеть в ней Рыжую, но ни единой искорки от того огня, которым была его подруга, в камне не было.

Джинни встала из-за стола первой, молча закинула грязную посуду в мойку и ушла. Фред попытался было её остановить, сказав что-то в духе "эй-эй, не уходи, разве ты не хочешь услышать очередную историю Ронни об их приключениях с Гарри Поттером?", но девочка сделала вид, что не услышала. Правда, наблюдательный Сфинкс успел заметить её покрасневшие уши, прежде чем она скрылась за дверью комнаты; похоже, подкол всё-таки достиг цели. Сфинксу стало её немного жаль: нехорошо как-то, когда у девочки нет других увлечений, кроме молодой влюблённости в местного Избранного, которая ещё и осложняется кучей бестактных старших братьев, которые, конечно, все в курсе, а один с этим самым Избранным дружит и наверняка ему всё рассказал в самых издевательских красках. И (Сфинкс вспомнил содержание второй книги) ещё вся эта история с дневником... Есть от чего расцвести комплексам.

Перси смылся вторым, Артур растворился в дверном проёме, чуть не забыв портфель с бумагами, близнецы попытались было слинять, но были пойманы суровой Молли, наказавшей им убрать со стола.

— А ты, Рон, — повернулась она к Сфинксу и резко сменила тон на нежное воркование, — пойди отдохни, полежи.

Сфинкс не преминул воспользоваться предложением и выкинул Джинни из головы. Правда, поднявшись наверх, отдыхать он не стал, а вместо того раскопал свою волшебную палочку, понимая, что теория — это хорошо, но без практики никуда. Палочка была перетянута толстым слоем волшебного скотча.

— Тьфу, — сказал Сфинкс себе под нос. — Совсем забыл.

Как и следовало ожидать, палочка совсем не желала его слушаться. Он попытался наколдовать воды — вымок до нитки, но в кружке так ничего и не появилось. Попробовал зажечь свечу — едва успел потушить кровать. После Вингардиум Левиосы было ощущение, словно по комнате прошёл смерч. Сфинкс не был уверен, насколько во всём этом была повинна именно палочка — могла сказаться его магическая неопытность или даже смена личности владельца. Палочка, она же должна привязываться к личности, не к телу, верно? Как бы то ни было, когда Сфинкс закончил приводить комнату в порядок, настало время обеда, и думать о том, что делать с палочкой, времени не было.

Вздохнув, Сфинкс отправился социализироваться к родным.

Родные не подкачали. Перси и Джинни по-прежнему не разговаривали, зато близнецы болтали за четверых с половиной. Сфинкс стоически жевал свою еду, а после подошёл к матери и предложил помощь в уборке. Молли переживала за него, но обрадовалась предложению и мигом нагрузила его работой по дому. Сфинкс разумно подождал, пока братья куда-нибудь сгинут, и пошёл испытывать домашнюю магию.

Терпение миссис Уизли было велико, но домашняя магия в исполнении Сфинкса оказалась для него слишком.

— Рон! — всплеснула она руками. — Ты что, разучился? Или тебе плохо? Почему ты не можешь наколдовать простейшие вещи?

— Наверное, это палочка, — потупил глаза Рон-Сфинкс. Ему и правда было неловко.

— Глупости! — сказала Молли. — Чарли, когда его палочку надкусил дракон, колдовал как ни в чём ни бывало!

— Но она же не сломалась пополам, — буркнул Сфинкс под нос. Вслух же он сказал другое: — Не знаю, мне кажется, в последнее время с ней что-то не то творится... всё хуже и хуже.

Щенячьи глаза удались на славу. Миссис Уизли сочла объяснение удовлетворительным, но что толку?

— Даже не знаю, что тогда делать, — сказала она. — Сейчас у нас нет ни единого лишнего кната... А в сентябре в Хогвартс. Как ты там будешь справляться? Надо будет попробовать наскрести хотя бы на б/у палочку...

— Я попробую её заклеить получше, — соврал Сфинкс. Он пытался делать хорошую мину при плохой игре, но, во-первых, он понимал — не поможет, во-вторых, ему было очень стыдно за то, что поднял такую неловкую тему. По правде говоря, он забыл. В Доме деньги не имели никакого значения.

Он вызвался помыть посуду и убраться руками. Помимо всяких социальных благ, это давало полезную нагрузку на руки, к которым всё ещё надо было привыкать. Сфинкс задумался: а что, если свою роль в невозможности колдовать играло именно неумение пользоваться руками? Ответа он не знал. С другой стороны, тело хорошо помнило все необходимые рефлексы, стоило только позволить ему работать на автомате, не рефлексируя о том, что делаешь. Непослушная мысль моментально скакнула к рукам, они задрожали, он немедленно попытался сомкнуть пальцы, но они отказались слушаться, и тарелка с оглушительным грохотом упала в раковину. Дверь комнаты отворилась, из неё выглянула Джинни, непонимающе уставилась на брата (глаза её были при этом неправдоподобно широко распахнуты), ничего не сказала и закрылась обратно. Миссис Уизли, хлопотавшая по соседству, только вздохнула.

"Ты криворукий чурбан", — отругал себя Сфинкс. К его собственному удивлению, это сработало, дело пошло споро и без дальнейших происшествий.

Артур появился в камине за полчаса до ужина. Взъерошенный и слегка опалённый, первым делом он бросился к жене и порывисто обнял её, потом взял вышедшую встречать Джинни на руки и закружил по комнате. Похоже, от обуявших его чувств, он не мог вымолвить ни слова. Джинни вяло дёргалась у него в руках, на лице её была смесь непонимания, мольбы и "что этот безумный волшебник себе позволяет".

— Что случилось, дорогой? — спросила Молли, вытирая руки о передник. Тон её был скорее взволнован, чем радостен — видимо, в этой семье скорее привыкли к плохим новостям, чем к хорошим.

Артур поставил Джинни на пол (она немедленно юркнула за дверь своей комнаты, но не стала закрываться, а выглядывала из-за неё, словно прикрываясь от неизвестной опасности), поправил очки, принял торжественный вид, словно красуясь, и тут его сбили с ног опоздавшие близнецы.

— Хочешь попробовать конфету? — предложил Фред (или Джордж). — Новый вкус, чистое удовольствие!

— От неё ничего не склеивается, гарантия производителя, — загадочно добавил Джордж (или Фред). Увы, их старания оказались напрасны.

Мистер Уизли встал, отряхнулся, отодвинул близнецов подальше, залез в свой портфель, достал оттуда распечатанный конверт и протянул жене. Молли с опаской взяла его, словно внутри мог прятаться какой-нибудь ядовитый паук, заглянула внутрь, и глаза её округлились. Рывком сдёрнув конверт, она извлекла из него плотный лист золотистого картона, на котором красовался затейливый текст.

— О, Мерлин, Артур, это правда? — выдохнула она.

— Да! — только и сказал мистер Уизли; кажется, все слова у него просто закончились. Миссис Уизли бросилась ему на шею.

— Семьсот галлеонов, подумать только! — повторяла она. — Мы сможем обновить мебель... покрасить стены... купить детям приличные мантии... палочку Рону!

— Да, дорогая, — промурлыкал мистер Уизли. — Обязательно!

Со второго этажа, наконец, спустился мрачный Перси. Он обвёл всех тяжёлым взглядом, как будто его только что разбудил этот шум, и он пришёл воззвать к совести всех участвующих. Кроме, быть может, Фреда и Джорджа — за отсутствием оной.

— Что здесь происходит? — вопросил он едким, как соляная кислота, голосом. Сфинксу на мгновение показалось, что вокруг него разлилась ядовито-зелёная желчь. Впрочем, настроение мистеру и миссис Уизли это не испортило.

Они отлипли друг от друга, Артур взял в руки картонку, картинно откашлялся и произнёс:

— Дорогие дети! Судьба, столь немилосердно обходившаяся с нами до сих пор, решила смилостивиться над своим покорным слугой — то есть мной, конечно, и, — он наткнулся на ледяной взгляд Перси и решил закончить без лишнего пафоса. — Я выиграл в лотерее "Ежедневного Пророка" семьсот галлеонов.

Артур помахал картонкой в подтверждение своих слов.

Глаза Джинни округлились, Фред и Джордж синхронно охнули, Сфинкс мысленно хлопнул себя граблей (ну не привык человек к рукам, ну что поделать) по лбу, но постарался изобразить радость, Молли светилась, как, наверное, на собственной свадьбе. Перси посмотрел на них всех, сказал: "А-а, ясно," — и ушёл к себе в комнату. Наверное, заниматься.

Молли немедленно достала блокнот и начала расписывать, на какие нужды потратить деньги, Артур и Джинни сидели рядом, изредка что-то вставляя от себя, Фред с Джоржем затанцевали вальс по столовой, чудом не роняя стулья и прочую мебель. Сфинкс стоял, не зная куда себя деть, потом сообразил накрыть на стол. Хоть кто-то же должен позаботиться об ужине? Через некоторое время к нему присоединились Фред с Джорджем.

— Кстати, — шёпотом сказал Сфинкс. — В чём подвох конфеты, которую вы хотели предложить папе? Она со вкусом соплей?

— Неа, — шёпотом ответил ближайший близнец. — Она издаёт пердящие звуки, когда её жуёшь.

— Надо будет подложить Перси за ужином, — зажмурился второй, и оба они захихикали.

С площадки второго этажа показалась голова Перси ("Вспомнишь г..." — пошутил Фред), строго произнесла:

— И не забудьте про поездку к Биллу! — и скрылась.

— Точно, — оторвалась Молли от блокнота. — Можно же съездить к Биллу! Мы сто раз ему обещали...

— Ты уверена? — усомнился Артур. — Мне придётся оформлять отпуск, не знаю, успею ли разобраться... Если нет — придётся идти в неоплачиваемый.

— Глупости, — сказала Молли. — У тебя будет две недели. За две недели можно вырастить помидоры, неужели ты не сможешь оформить отпуск нормально?

Артур вздохнул. Он не был уверен в своих силах.

— А с тобой, — повернулась миссис Уизли к Сфинксу, и он вздрогнул. — С тобой мы завтра отправимся в Косой переулок. За новой палочкой.

Рыжего бесило всё. Отсутствие возможности удовлетворить элементарные потребности (в табаке и алкоголе), неугомонные близнецы, каменная Джинни, рохля Рон, размазня-отец и домохозяйка-мать. Близнецы бесили особенно.

Дело в том, что в плане "спать днём, гулять ночью" обнаружилась здоровенная дыра. Размером с комнату проклятых близнецов, которая располагалась на том же этаже, что его собственная.

Спать не получалось. Ещё бы, когда у твоих соседей всё время что-то падает, взрывается, пахнет… От учёбы уже голова кругом шла, да и зачем ему, казалось бы, учиться? Парню, чьё тело он сейчас занимал, эта учёба, возможно, уже вообще никогда не понадобится, а даже если ему удастся вернуться обратно, придётся изучать всё заново. Тогда смысл? Да нет никакого смысла.Рыжему очень захотелось побиться головой об стену.

“Всё, — сказал он себе. — Сегодня ночью сбегу из дома. И хрен вы меня остановите.”

В полночь, когда громкие звуки стихли, он тихонько приоткрыл дверь своей комнаты (только бы не скрипнула!) и прислушался, оценивая обстановку. Снизу раздавался ладный храп родителей, сверху было тихо, в комнате напротив тихонько переговаривались Фред и Джордж. Наверняка планируют очередную подлянку на завтра, мрачно подумал Смерть. Над Роном, конечно, шутить безопаснее, но старший брат-ботан всегда был для них лакомым куском.

Вздохнув, Рыжий затворил дверь. Через кухню идти не хотелось… что ж, есть старый добрый метод. Заложив палочку за пояс, он достал из шкафа запасные простыни, связал их узлом, подёргал, проверяя на прочность. Добыл откуда-то длинный шнур, добавил в композицию и остался доволен плодами трудов своих. Почесал себе голову, пожалел (в стотысячный раз, наверное) об отсутствии очков; выложил палочку на стол и прикрыл бумагами. “Ни к чему она мне, — подумал он. — Всё равно снаружи колдовать нельзя, а забраться-выбраться я и так смогу,” — и с грацией опытного скалолаза (или малолетнего хулигана-рецидивиста) выскользнул по простыням из окна в темноту.

Земля была ещё тёплой и пахла прелым. Рыжий жадно втянул в себя воздух свободы. “Ещё не свободы, — поправил он себя. — Ещё надо перебраться через забор.” Припал носом к траве, словно собака-ищейка, согнулся в три погибели и так заспешил прочь от дома, как будто боялся, что тот его приманит обратно, как свет заблудшего мотылька.

— Я не мотылёк, — произнёс он вслух, чтобы себя подбодрить. — Я хитрая оса. Я шершень!

Рыжий перемахнул через забор в прыжке, отошёл ещё немного и оглянулся. На первом этаже было темно и тихо. Комната близнецов осталась с другой стороны — на втором этаже было видно только окно его собственной комнаты, настежь распахнутое; ничего необычного — простыни Смерть втянул наверх с помощью шнура и таким же образом рассчитывал вернуться обратно. В комнате Рона горел тусклый свет лампадки, которому Рыжий удивился, но не сильно. Что может малявка делать ночью? Но подозрительная мысль мелькнула в голове и погасла. Его манили поля и далёкие крыши деревни. Как она называется? Он не помнил.

Оказавшись на порядочном расстоянии от дома, юноша раскинул руки и побежал. “Я шершень, — смеялся он. — Большой и хитрый шершень. Огню меня не перехитрить! Не сжечь мои крылышки!”

Добежав до стога сена, Рыжий прыгнул на него с разбегу. Запрыгнуть не получилось, но стог, поднатужившись, покатился. Рыжего это очень развеселило, он катал, пинал, прыгал на него ещё и ещё, потом побежал в какую-то сторону — он не потрудился сориентироваться, в какую, — падал, смеялся, целовал землю, шёл вприпрыжку и бежал снова, пока не забежал в уютное местечко промеж двух стогов и не рухнул на спину, любуясь звёздами.

— Хорошо! — крикнул Рыжий небесным светлячкам и широко зевнул.

Сверху вежливо покашляли.

Юноша нервно дёрнулся, но быстро успокоил себя — своих здесь быть не может. Полевые травы дурили его своим запахом, хотелось валяться в них, словно дикий зверь, втирая запах в шерсть, в данном случае — в одежду… Разве что-нибудь может испортить ему эту ночь? Ни в коем случае!

— Эй, наверху! — пропел Рыжий. — Ты, верно, добрый дух, что сердцу моему принёс покой и сладость?

Мелодичный девичий смех был ему ответом. Небо над ним потемнело — кто-то, свесившись со стога, пытался его разглядеть, в чём, видимо, преуспевал. Рыжий почувствовал недовольство — ему-то как раз ничего, кроме неясного силуэта, видно не было. Но он прогнал раздражение от себя, как надоедливого друга, который не знает, когда остановиться.

— Ну что ты медлишь, — сказал Смерть. — Покажись же мне!

Силуэт заколебался.

— Я не совсем добрый дух, — послышалось сверху. — Скорее, призрак неудачи, что портит людям жизнь.

— Неважно, — ответил Рыжий. — Кто бы ты ни был, я в тебя уже влюблён.

Снова смех. Немного напряжённый, печальный. Недоверчивый.

— Тогда тебя точно ждут неприятности, — произнёс голос.

— Ерунда, — сказал Рыжий. — Больших неприятностей, чем те, с которыми я уже столкнулся, у меня быть не может. Слезай давай.

Сверху послышался шелест, и с него свалилась молодая девушка (лет 15-17, оценил Рыжий); похоже, она собиралась аккуратно съехать по боковой поверхности стога, но не удержала равновесие, неловко взмахнула руками и, в итоге, заехала парню локтем в живот. Тот поморщился, но не издал ни звука.

— Ну вот, — сказала девушка, приняв условно вертикальное положение. — Видишь, уже неудача.

— Ерунда, — соврал Рыжий, переживая за свою печень. Ей же ничего не должно быть из-за одного удара? А вдруг она развалилась на части? Или это ушиб желудка? Что находится справа — печень или желудок?!

Девушка, всем своим видом выражая скорбь и сожаление, села, прислонившись спиной к стогу. Рыжий поспешил к ней присоединиться, тем более что лежать уже не хотелось. Сел по-турецки, охнул, ощупав свой живот, зато, наконец, получил возможность рассмотреть девушку как следует. С поправкой на ночную темноту, конечно же. Длинная, до середины колена, юбка немного приоткрывала ноги — стройные, может быть даже худые, на которых так неуместно смотрелись огромные, явно не по размеру, ботинки с прослойкой свободно болтавшихся на щиколотке носков. Рыжий попробовал разглядеть узор на ткани: то ли цветочек, то ли пейсли, то ли геометрический — и не смог. Цветное зрение тоже ему отказало. Левая рука девушки, тонкая, белая, с какими-то невероятно длинными пальцами, неловко теребила юбку, правая пряталась в куртке. Куртка — здесь Рыжий с трудом удержался, чтобы не обзавидоваться — тяжёлая, кожаная, явно с мужского плеча, скрывала тоненькую фигурку, но Смерть счёл её достаточно ладной. Да и как будто у такой шикарной куртки может быть недостаточно красивая хозяйка…

— Эй, — перебила его мысли девушка. — Ты уже нагляделся или как?

Рыжий смутился и перевёл взгляд на её лицо. Немного вьющиеся волосы, упрямый подбородок, нос пуговкой, тонковатые, требовательные губы… он хотел прочесть её, как открытую книгу, потому что весь её облик лучился свободой, искренностью, а может, ему просто так этого не хватало, что он был готов увидеть их в первом встречном. Он глянул ей в глаза и сказал:

— Да, милый дух. Впрочем, я уже успел убедиться в твоей материальности, — и артистично схватился за бок.

— Извини, — смутилась девушка. — Я не хотела. Я предпочла бы побыть ещё в роли бестелесного духа. — Она покопошилась в куртке (“Там, должно быть, целый арсенал внутренних карманов!” — подумал Рыжий и восхитился), достала оттуда бутылку и протянула Рыжему. — Может быть, ты примешь это в качестве компенсации?

“Почему бы и нет,” — подумал юноша и взял бутылку. Пивная. Крышку он сорвал одним движением, подцепив её клыком, приложился и не смог оторваться, пока не выпил всё. Девушка следила за ним с некоторой опаской.

— Всё, теперь я точно влюбился, — сказал Рыжий, осушив бутыль. Он уже примеривался, куда бы её закинуть, но девушка деловито её забрала и сложила обратно в куртку. Он ожидал, что она в ответ глупо хихикнет, но она воздержалась. — Прости, я должен был тебе оставить глоток или два… но как же давно у меня не было такого славного напитка!

Вот теперь “добрый дух” хихикнула. Правда, отметил Рыжий, получилось у неё не глупо, а очень даже… задорно?

— Не переживай, — сказала она и достала из недр своей куртки ещё пару бутылок. — У меня есть ещё.

— Ты чудо, — сказал Рыжий и с наслаждением приложился к добавке.

— Как звать тебя, дорогой дух? — спросил Рыжий некоторое время спустя. Он чувствовал, что пьянеет, — подумать только, всего с двух бутылок пива! — но приветствовал хмель, словно старого друга. “Похоже этот соплежуй никогда не употреблял, — злорадно подумал он. — Но это мы быстро исправим.”

Девушка неопределённо пошевелила носками своих непропорциональных ботинок. Рыжий не торопил. Если не хочет говорить, то и не надо. Наконец, она решилась:

— Меган.

— А я Рыжий, — кивнул он. Девушка бросила на него быстрый взгляд, но снова уставилась на свои ноги.

— Что, правда, что ли?

В её голосе слышалась усмешка. Рыжий вспомнил, что оплошал, но, с другой стороны, что он теряет? Его семья с маглами всё равно не общается.

— А то, — сказал он. — Понимаю, что сейчас не видно, но меня не зря так прозвали.

О том, что его так прозвали в другом теле и (вероятно) в другом мире, он решил не уточнять. Благо, хоть что-то у них с “этим соплежуем“ совпадало. Помимо чёртовых глаз!!! Рыжий пообещал себе при случае наколдовать какие-нибудь очки.

— А я тоже рыжая, — призналась Меган. — Возможно, поэтому меня так не любят мои родственники.

— Родители? — вежливо уточнил Рыжий. Она покачала головой.

— Дядя с тётей. Я сирота, живу с ними. Они считают, что рыжий — к несчастью. И, кажется, правы…

“Так-так-так, — подумал Рыжий. — Сирота, дядя с тётей… где-то я это уже слышал. Есть у нас один такой. Кстати, если я доживу до осени, придётся ещё и с ним иметь дело….” Он чуть не взвыл.

Кажется, Меган приняла его страдания на свой счёт, и поспешила от него отодвинуться. Рыжий взял её за руку, чтобы удержать.

— Не переживай. Во-первых, это неправда, потому что самосбывающееся пророчество, во-вторых, даже если это правда, неужели ты думаешь, что это действует на таких же рыжих? Вот и всё. Со мной тебе не о чем переживать.

Девушка замерла. Кажется, слова её успокоили, а жест, наоборот, испугал… Рыжий запутался и попросту приложился к бутылке снова. Меган, помедлив, поднесла к губам свою. Когда пиво закончилось, она была ощутимо более расслабленной.

— Так как тебя зовут? — полюбопытствовала она. Рыжий пожал плечами.

— Так и зовут. Рыжий. Раньше ещё Смертью звали, но это давно было.

— Ого, — округлила глаза Меган. — А за что?

— Да болел много, — поморщился Рыжий. Об этом рассказывать не хотелось. Вспомнилась Рыжая… жаль, что Меган её совсем не напоминает. Но всё лучше, чем младшая сестрёнка. — Все всё ждали, когда я умру, а вот фигушки.

— Ничего себе. Ты не местный, верно?

Смерть хотел было сказать что-то очевидное, но прикусил язык, потому что очевидного ответа не было. Вроде бы?— Я оттуда пришёл, — неопределённо махнул он рукой в сторону Норы. “Заодно и узнаем, какой ты магл.”

— А там разве есть дома?

— Я издалека. И вообще, я таинственный незнакомец, овеянный ореолом тайны и всякое такое. — Идти ва-банк не хотелось, но замутнённое алкоголем сознание уже понеслось вперёд, а тормозов у Рыжего изначально не было предусмотрено.

— Ну да, ну да, — рассмеялась девушка. — Ладно, храни свои тайны. А я буду хранить свои, — и подмигнула. “Какие у тебя могут быть тайны, сиротка наша?” — подумал Рыжий, а сам сказал:— Послушай… Мег. Я думаю, тебе тоже нужно какое-нибудь таинственное прозвище. Там, откуда я, так принято, и мне так, если честно, будет проще.

Девушка запрокинула шею, любуясь звёздами.

— Почему нет, — сказала она. — Я буду для тебя добрым духом, да?— Конечно, любовь моя, — сказал Рыжий. Мег хихикнула и, кажется, покраснела. — Ты будешь Келпи.

— Келпи — это хорошо, — Меган прикрыла глаза, представляя себя в обличье лошади. — Они не очень добрые, но тебе, наверное, сойдёт.

— Конечно, — важно кивнул Рыжий. — Много ли нужно для бывшего Смерти?

— Мир, желательно весь, — серьёзно ответила Меган. — Мне, наверное, пора, — добавила она с неохотой. — Завтра с утра опять помогать по хозяйству.

— Ты придёшь ко мне следующей ночью? — спросил Рыжий и с удивлением обнаружил в своём голосе нотки мольбы. Девушка покачала головой, мол, не знаю, и поднялась на ноги. Грустно звякнули пустые бутылки в изнанке куртки. — А куртку ты, видимо, у дяди стащила? — полувопросительно произнёс Рыжий, не зная, как закончить разговор.

— Почти, — уклончиво ответила девушка. — Крёстный отдал.

— А ботинки тоже его? — хохотнул Рыжий. — Они явно не на твою ногу!

— Пф, — надулась девушка. — Это ты моих ног не видел.

И протянула ногу, на, мол, убедись, что по размеру. Рыжий со значением пощупал кожу ботинка, потыкал в носок.

— Да-а… Не Золушка.

— Не Золушка, — согласилась Келпи. — Но и мачеха у меня не злая. Так, суеверная.

Утром Перси не спустился на завтрак, но суматоха и без того стояла небывалая, поэтому про него все просто забыли. Артуру повезло, он быстро смылся на работу (“Не забудь выбить документы на отпуск!” — крикнула ему вслед Молли), а вот Джинни с близнецами были как следует пропесочены на тему “вы уже взрослые, сегодня на хозяйстве (и дальше большой список дел)”. Сфинкс уже запереживал: что в таком случае, будет с ним? — но его просто попросили одеться побыстрее и взять свою старую палочку. Он взлетел в свою комнату, побросал мелких денег, найденных накануне в укромных местах, в карманы, заложил сломанную палочку за пояс, и тут наткнулся взглядом на клетку с Коростой. “Мерлин, — подумал мальчик. — У меня же есть крыса. Живая. Я хоть не забываю её кормить?!"

Короста смотрела на него с живым интересом. Вид у неё был — для крысы — очень интеллектуальным. В кормушке ещё был какой-то комбикорм, но в рацион грызуна обязаны входить свежие овощи, фрукты, мясо, зелень… Вода в автопоилке тоже почти закончилась.

Сфинкс пулей слетел вниз.

— Ма-ам, — крикнул он, пролетая комнату близнецов. Рука, которой он держался за перила, чуть не вылетела из сустава, но Сфинкс этого не заметил. — Мне нужен свежий корм для Коросты!

— Ну почему сейчас?! — крикнула Молли в ответ, и махнула рукой, мол. возьми сам. Мальчик набрал в одну руку обрезки моркови и салата, в другую — чашку, куда набрал воды, и побежал к себе.

— Вот, — сказал он, наливая воду в поилку и накладывая еду. — Надеюсь, ты на меня не обижаешься?

Короста посмотрела ему в глаза. “Что поделать, — читалось в её взгляде. — Тебе и самому тяжко приходится.” Затем неловко поднялась и заковыляла к еде. Сфинксу показалось, что он забыл что-то очень важное, что совершенно необходимо вспомнить, но снизу снова позвали, поэтому он схватил повседневную мантию, рванул вниз и выбросил крысу из головы.

— Скорее, — торопила миссис Уизли, подпихивая сына к камину, от чего Сфинкс обречённо пытался не отпираться. Инстинкт самосохранения никак не хотел отключаться, зарраза. — У нас сегодня много дел!

Дел и впрямь оказалось с избытком. Сфинкс изо всех сил старался не путаться под ногами у матери, но впитывать новую, хлещущую изо всех дыр информацию и мотать её на ус. А мотать приходилось много! Раз за разом Сфинкс вздыхал, что его занесло именно во вселенную ГП. Нет чтобы в Средиземье или Земноморье! Там было бы попроще, да и нравилось ему больше. А тут одних только заклинаний выше крыши. И пассы. И палочка сломанная не слушается. А ещё зубрить генеалогии чистокровных волшебников, историю магии, новейшую историю магии (это после рождения мелкого Поттера, понятное дело), причём в подробностях! И всё просто чтобы не облажаться. Что будет, если он облажается, Сфинкс думать не хотел.

Он послушно таскался за миссис Уизли, носил вещи, подбирал упавшие коробки, тыкал пальцем во что-нибудь, если спрашивали, что ему нравится, а вообще на всякий случай делал вид, что спит на ходу, чтобы его не трогали. Время от времени Молли останавливалась, чтобы поболтать со случайными знакомыми (Косой переулок тесен!), и такая стратегия оказывалась весьма кстати. Наконец, они добрались до цели своего похода — магазина палочек Олливандера.

Глухо звякнул колокольчик, когда они открыли дверь и вошли. Миссис Уизли жестом приказала сыну сесть на стоявший у двери стул, сама осталась стоять, нетерпеливо притоптывая носком ноги. Сфинкс послушно сел, рассеянно озираясь. Магазинчик, казалось, весь состоял из шкафов, снизу доверху забитых коробочками. “Палочки,” — догадался Сфинкс. Слева и справа наверх поднимались две изогнутые деревянные лестницы с резными перилами; мальчик так увлёкся их разглядыванием, что не заметил, как откуда-то из подсобки появился сам мистер Олливандер.

— Добрый день, — тихим голосом произнёс он, и Сфинкс чуть не подпрыгнул. — О, миссис Уизли, это вы! Тис, чешуя русалки, двенадцать дюймов, не так ли? За палочкой для очередного сына? — Мистер Олливандер чуть поправил очки и уставился на мальчика. — Он несколько старше, чем я ожидал.

— Когда Рон поступал в Хогвартс, у нас катастрофически не хватало денег, а собрать ребёнка в школу нынче так дорого, — неловко, будто оправдываясь, ответила Молли Уизли. — Мы ему дали старую палочку Чарли.

— А, Чарли, — расплылся в улыбке старичок. — Шерсть единорога, ясень. Вы смогли подружиться? — обратился он к Сфинксу, но ответ ему, по-видимому, не был нужен. Мистер Олливандер отвернулся к полкам и начал изучать её глазами. Оттуда, повинуясь невидимому жесту, начали выползать некоторые коробочки и стайками слетаться на стойку.

Молли Уизли затаила дыхание. У Сфинкса засосало под ложечкой, но Олливандер продолжал как ни в чём ни бывало.

— Не расскажете, что случилось с палочкой? Сломалась? Ах, какая неудача… Давно? Уже год как?! Бедный мальчик ходил целый год с неисправной палочкой?!! Ох, как славно, что ничего не произошло… Это же очень опасно, понимаете. (“Не понимаю,” — мысленно ответил Сфинкс.) Так-так-так… вот эту надо попробовать… и ещё вон ту.

Миссис Уизли попробовала было заикнуться о финансовых трудностях, но мистер Олливандер остановил её широким жестом руки.

— Дорогая, вот уже несколько десятилетий вы являетесь моими постоянными клиентами, конечно же я мог подобрать вам палочку в рассрочку. Вам нужно было только ко мне обратиться! А вы, молодой человек, — он помахал рукой Сфинксу. — Идите сюда, будем обмеряться и пробовать.

Сфинкса поставили прямо, измерили его рост, размах рук и обхват головы, после чего старичок отмёл примерно половину отобранных палочек. Дальнейшее напоминало некий странный перформанс: старик вручал ему палочки одну за одной, заставлял делать пассы или сразу вырывал из рук, время от времени просил произнести какое-нибудь заклинание (обычно в результате что-нибудь громыхало или падало), недовольно морщился, будто в его расчёты закралась какая-то неожиданная ошибка, и доставал следующую палочку. Через полчаса этих телодвижений Сфинкс начал уставать.

Наконец, гора палочек растаяла. К тому моменту брови мистера Олливандера окончательно сошлись на переносице, а миссис Уизли нервно раскачивалась на стуле. Руки её нервно перебирали подол мантии. Владелец магазина прошёлся туда-сюда, заложив руки за спину, затем остановился перед Сфинксом и произнёс:

— Мда-а… Задали вы мне задачку, молодой человек. Вы уверены, что с предыдущей палочкой у вас получалось колдовать?

Сфинкс похолодел. Неужели этому сухонькому старичку, которого он видит впервые в жизни, что-то известно? Он нашёл в себе силы неопределённо пожать плечами, но в душе ему было неспокойно.

— Ладно, — развёл руками Олливандер. — Ничего не поделать, начнём сначала, — и по его указке из шкафа вылетела вторая гора палочек.

Новые палочки отличались бóльшим разнообразием. Длинные, короткие, тонкие, неуклюжие, с рукоятью, монолитные… Трудно было запомнить их все. Сфинкс махал, выводил восьмёрки, писал в воздухе буквы и чувствовал себя полным идиотом, пока одна из палочек не отозвалась в пальцах приятным холодком. Взмахивая ей, мальчик чувствовал приятную тяжесть в руке, как будто воздух немного сопротивлялся его движениям.

— Вот оно! — воскликнул мистер Олливандер, и Сфинкс услышал, как сидящая у входа Молли облегчённо вздохнула. “Я только подумал, как было бы глупо попасть в мир волшебников, в тело волшебника и — разучиться колдовать, — подумал он и рассмеялся. Затем посуровел. — А какое бы это было разочарование для моей матери…” — Австралийский клён, подумать только, и волос с головы великана. Новейшая разработка, я ещё не понял в точности, чего они требуют от волшебника… — Он наклонился к Сфинксу и заглянул ему в глаза, отчего у того внутри как будто зашевелились змеи, и негромко, чтобы Молли не могла разобрать слов, сказал: — Берегите её, юный волшебник. Кто знает, чем это обернётся… — И добавил уже громче: — Мне будет очень интересно узнать, как у вас с ней всё сложится!

Он проснулся раньше обычного; противное солнце пробивалось в окно, залезало под веки, щекотало зрачки. С тихим (чтобы никого не разбудить) стоном он перевернулся на живот и спрятал голову под подушкой. Проворчал что-то про “бакланов, не умеющих закрывать шторы”, прислушался, ожидая молчаливой поддержки Тени.

Было тихо и пусто. Конь не храпел как конь, не раздавалась сонная тарабарщина Слона, Дронт не сопел оглушительно, и не скрипела кровать под Красавицей. За плечом присутствия Тени не ощущалось.

Он почувствовал, как изнутри поднимается паника. С трудом подавив в себе желание вскочить и заорать на подчинённых (они всё-таки ни в чём не виноваты), Птица дёрнулся и затих.

“Попробую рассуждать логически,” — подумал Стервятник. Из двух альтернатив: полежать и подумать или открыть глаза и выяснить, что происходит, он выбрал первую, потому как открывать глаза решительно не хотелось. — “Для начала, Тень не обязан везде следовать за мной. Да, он обычно это делает, но у него могут быть и свои дела. Поэтому беспокоиться ещё рано. Затем, — он прислушался внимательнее, — кто-то здесь определённо есть. Значит, я ещё не всё проспал. Было бы обидно пропустить событие, где присутствовал даже Слон.”

Стервятник подоткнул ногами одеяло и стал думать дальше.

“Нет, ничего важного в Доме происходить не может, я бы это уже знал. Или это уже было бы слышно отсюда. А если не слышно, значит, всё в порядке. Если бы не это солнце… Кстати, у нас же все окна заставлены растениями, откуда может взяться такое яркое солнце?”

Мысль была логичной, но Стервятнику почему-то не понравилась. Вдобавок он обратил внимание, что кровать как будто мягче, одеяло больше, а больная нога о себе не напоминает.

Вывод напрашивался один, и он Стервятнику не понравился. “Меня украли мои злые родственники, — подумал он. — И накачали лекарствами. Всё сходится: нога не болит, Тень не ощущается. Хорошо, что я вообще проснулся!”

Птица рискнул открыть один глаз. Наволочка встретила его восхитительной белизной. Делая вид, что спит, он приподнял подушку и огляделся.

Комната не напоминала ничего из того, где он бывал раньше. Это не был Дом, но это не был и дом его родственников. Стены сверху донизу были усеяны полками, заваленными разноцветным хламом, который перетекал на кровать и растекался по полу, навевая ностальгические воспоминания о Хламовнике. У окна стоял стол, уставленный химической посудой, вокруг в живописном беспорядке лежали книги. К ним Стервятник пригляделся повнимательнее и ахнул.

Он сел на кровати и огляделся уже без осторожности. “Если это то, что я думаю, то сию минуту мне ничего не грозит,” — сказал он себе. Зрелище привело его в восторг. “Я в Норе! — ликовал он, пока его взгляд перепрыгивал с одного загадочного артефакта на другой. — Я, наверное, волшебник!”

Он вспомнил про то, что не один в комнате, и обернулся. Рядом тихо посапывала долговязая фигура, почти полностью скрытая одеялом. Птица не удержался и приоткрыл лицо соседа; тот, видимо, почувствовал движение воздуха у своего носа, заворчал, схватил край одеяла и отвернулся. “Джордж, не бузи, дай доспать,” — разобрал Стервятник.

“Отлично,” — решил он, — “значит, передо мной Фред. Значит ли это, что я теперь..?“

Птица перегнулся через кровать, нашёл более-менее отражающую поверхность и посмотрелся в неё. На него взглянуло точно такое же лицо, как у спящего.

— Люмос, — шепнул Стервятник, схватил отозвавшуюся палочку и быстро потушил. Внутри назревал настоящий восторг. Он маг! С палочкой! У него есть нормальная семья! Брат-близнец!.. Близнец?

Восторг как рукой сняло. Тени за плечом не было, и это уже не могло быть недоразумением или ошибкой. Мог ли его брат оказаться… в теле Фреда? Кажется таким маловероятным… Но попадание Стервятника в тело Джорджа очень вероятным событием тоже не назовёшь. И разве может быть случайностью то, что он оказался одним из близнецов?

Не может, сказал себе Птица и, кажется, сам себе поверил. Не должно.

Тогда почему Тень назвал его Джорджем, а не Рексом? Разве они не должны быть связаны друг с другом сильнее, чем условности местного мира? Или он попал сюда раньше и пока ещё не знает, что Стервятник тоже здесь? Или, наоборот, попадёт позже?

Сколько вопросов! Стервятник почувствовал, как его голова начинает раскалываться. В любом случае, нужно было проявить аккуратность и не вести себя слишком подозрительно. Загадку второго близнеца нужно будет решить обязательно, но пока можно просто освоиться со своей новой ролью.

Главное — он в любом случае не одинок.

Колдовство далось Стервятнику легко и естественно. В своё время он фанател от вселенной ГП, поэтому заклинания отлетали у него от зубов, да и вообще вхождение в образ заняло удивительно мало времени, точнее, нисколько. Они с Максом даже когда-то играли, представляя себя близнецами Уизли, придумывали шалости, прикалывались над окружающими (иногда им за это хорошенько доставалось) — и вот, на тебе, теперь это его новая реальность. Правда, когда Молли с Роном отправились в Косой переулок, Птица всё же ощутил некоторое облегчение; а то, что работой нагрузили — так это же повод поэкспериментировать.

И он экспериментировал. Он заставлял посуду кружиться в танце (Фред ему ассистировал), ведро — проехаться верхом на швабре, пыль — выстроиться ровными квадратами, а старенький диван — хихикать, когда на него кто-то садился. Джинни недобро на него смотрела, когда он слишком увлекался, но скучную сестру он быстро сбросил со счётов; не для неё старался. Фред изо всех сил старался не отставать от брата, но как будто был немного вялым, может быть апатичным. Конечно, по сравнению со всеми остальными он всё ещё вёл себя как отбитый на голову, но для одного из близнецов Уизли… Стервятнику казалось, что как раз Фред и должен быть главным заводилой в их дуэте и был готов к роли “подпевалы”, и такая внезапная перемена ролей его удивила. Впрочем, не его одного. В глазах Фреда, когда они ненадолго установили зрительный контакт, столкнувшись в кладовке, (в остальное время тот быстро рвал связь, делая вид, что занят чем-то ещё; Стервятник не понимал, почему) Птица успел прочесть удивление, подозрение и… облегчение?!

После этого Птица решил немного сбавить обороты. Освободившуюся энергию он потратил на размышления и пришёл к выводу, что главная движущая сила магии — импровизация и фантазия. Джинни, например, пользовалась только теми “формулами”, которым её учили: определённые слова, определённые движения, никакой любви к искусству. Молли (насколько мог судить Стервятник) тоже отличалась догматизмом, хотя её репертуар был несравнимо больше. Рон не колдовал вообще, что было очень подозрительно, но ему сегодня купят новую палочку, а там посмотрим. Фред… Второй близнец импровизировал, это так. Но было в его усилиях что-то натужное, как будто это давалось ему с трудом. Настоящий Фред не должен так стараться, всё это должно было быть для него естественным, считал Птица. Где-то здесь крылся подвох… Скорее всего, он не тот, за кого себя выдаёт. Неужели… Макс?

Впрочем, подходить и спрашивать напрямик было бы слишком грубо. Стервятник решил дать себе ещё время разобраться и, когда они закончили с утренней частью дел, пошёл разбираться. С настольной лабораторией.

— А ну вставай, соня, обед проспишь! — гаркнули Рыжему в самое ухо. Он попытался спрятаться под подушкой, но её отобрали, а затем сорвали и одеяло. “Мои Крысы себе такого не позволяли,” — с некоторым сожалением подумал бывший вожак, сел и продрал глаза. Едва он это сделал, ему в голову прилетела его же подушка, и пока он соображал, что происходит, близнецы (а это были, конечно, они) принялись громить комнату.

— Сейчас мы у тебя наведём порядок, братишка, — сказал один, подбрасывая листочки с конспектами вверх, так что они разлетелись осенними листьями по всей комнате.

— Чтоб уютно и по-домашнему, — подхватил второй, дирижируя палочкой; шкаф и тумбочки, подчиняясь неслышной музыке, неуклюже вальсировали, теряя на ходу своё содержимое. Пол комнаты начинал напоминать свалку. Рыжий подумал, что ему так даже больше нравится, но необходимость поддерживать образ хорошего мальчика-ботаника взяла верх.

— Придурки! — заорал он, спрыгивая с постели, и мстительно кинул подушкой в ближайшего близнеца. Тот слишком поздно среагировал и не смог увернуться, но, не долетев до него, подушка взорвалась, и мелкие клочки хлопка вперемешку с перьями заполонили комнату. Рыжий собирался сказать ещё что-то, но слова застряли у него в горле, а второй близнец, как ни в чём не бывало, опустил свою палочку (мебель с протяжным скрипом остановилась и затихла), отряхнул её от пуха и нарочито бодро произнёс:

— Неплохо, неплохо, Фред, отличная реакция. И давно ты увлекаешься боевыми заклятиями?

Фред насупился, сложил палочку в карман и принялся отряхивать одежду и волосы.

— Да так, недавно наткнулся на одну интересную книжечку… решил изучить на всякий случай.

К этому моменту Рыжий пришёл в себя, набрал воздуха и крикнул:

— А ну. Пошли. Вон. Отсюда!!! — и гневно взмахнул руками. Близнецы мигом испарились за дверь, и кто-то из них, выглядывая из-за приоткрытой створки, напомнил:

— Обед через двадцать минут, Перси, не будь копушей.

И стало тихо.

Рыжий со стоном упал обратно на кровать. Желудок робко напомнил о себе, мол, действительно, завтрак проспали, а есть-то хочется, но Рыжему было плевать на желудок и его ценное мнение. Фред и Джордж неоднократно его доставали, но сегодня был какой-то перебор. Потом он вспомнил, что Рон с мамой вроде бы в тот день должны были отправиться за новой палочкой, а значит, одним объектом для издевательств у близнецов было меньше. Это как-то объясняло произошедшее, но никак не помогало смириться с разгромом в комнате. “Заставлю их самих это убрать,” — злорадно подумал Рыжий и пошёл раскапывать свою одежду.

Обед прошёл практически в полном молчании. Джинни дулась (видимо, ей тоже досталось) и быстро умчалась к себе, Фред, видимо, переживал из-за растерзанной подушки (или, скорее, из-за взбучки, которую ему устроит маман, когда об этом узнает), Джордж пристально разглядывал брата. Рыжий предвкушал вечерний побег из дома. После еды он поднялся к себе, взял книгу и демонстративно устроился читать на кухне. Фред бросил на него беглый взгляд, но ничего не сказал, только продолжил убирать со стола. Джордж мыл посуду, что-то мыча себе под нос. Можно было бы радоваться жизни, если бы попавшаяся книжка не оказалась Историей Магии для Продвинутых, где описывались методы выживания во время сжигания, четвертования, колесования, утопления, а так же приводились инструкции, как сделать это стильно, с юмором и максимально устрашающе для бедных маглов. Звучит как что-то интересное? Увы, её автор отличался на редкость плохим вкусом, и шутки у него были, в основном, сортирные. На абзаце, где он рекомендовал набить отходами жизнедеятельности мешок, наложить на него иллюзию, чтобы он выглядел как, собственно, объект казни, и подглядывать за своим собственным четвертованием (предполагалось, что мешок под давлением взорвётся и заодно хорошенько удобрит поле) из кустов, Рыжий захлопнул книгу и с трудом удержался, чтобы не приложить её ко лбу. К счастью, в этот момент вернулись Рон с Молли.

— Фред, Джордж, вы оставили нам еды? Рон, помоги мне разобрать сумки, разве ты не видишь, я одна не справляюсь! Нет, это не на кухню, это в подвал. А это на чердак, да. Если упырь не спит, попроси его повыть завтра в семь утра, Артуру завтра надо пораньше на работу. Нет-нет, эту коробку я уберу сама. О, Перси, что такое? Почему ты не в комнате?

Рыжий встал, сделал максимально скорбное лицо, медленно подошёл к матери и произнёс:

— Эти… бестолочи разнесли мне комнату! В этих условиях совершенно невозможно заниматься! Если это продолжится, я от вас куда-нибудь съеду! — сказал он и подумал, что это и вправду было бы неплохо. Было бы ещё на что жить… Не фокусы же на улице маглам показывать. А то Министерство придёт, и явно не по головке погладит…

Молли засуетилась.

— Нет-нет, дорогой, не нужно таких поспешных решений! Сейчас разберёмся, а там вы все в Хогвартс уедете, а у тебя последний курс, потом уже устроишься куда-нибудь… К Биллу на стажировку, может быть…

Рыжий пропустил её слова мимо ушей, поскольку и Хогвартс, и стажировка беспокоили его в последнюю очередь. Миссис Уизли оставила Рона разбираться с вещами, а сама поднялась в комнату старшего сына оценить ущерб. Не прошло и минуты, как раздался её оглушительный крик, переходящий в ультразвук. Смерть с превеликим удовольствием выхватил из общего потока несколько фраз, включая “я вас не для того растила, чтобы вы разрушали всё, к чему притронетесь”, “Перси вас умнее обоих, вместе взятых, а вы с ним как я не знаю что” и “вот ведь пара рукастых, но безмозглых балбесов”. На шум вышла Джинни, посмотрела на снующего туда-сюда Рона, подошла к Рыжему.

— Тебе тоже показалось, что они сегодня как с цепи сорвались? — обратилась она к нему. Тот пожал плечами.

— Может быть. Они тебе что-то сделали? — спросил он в ответ, скорее из вежливости, чем из настоящего интереса. Апатичная девочка его пугала, и он не знал, как с ней обращаться. Он поймал себя на том, что сейчас ни она, ни Рон, ни Молли его больше не раздражают, и криво улыбнулся. То ли вчерашняя прогулка пошла ему на пользу, то ли привкус мести улучшил настроение.

Джинни заметила эту улыбку, видимо, приняла её на свой счёт, поэтому быстро сказала “нет” и снова спряталась у себя. Рыжий выругался про себя; что за неуместное проявление чувств! Сверху раздавались оплеухи (ну, по крайней мере он так надеялся) и приказы “немедленно всё убрать, и дайте сюда ваши волшебные палочки, а то знаю я вас!“ Рыжий повеселел ещё больше; настолько, что раскрыл свою книжку на случайном месте и погрузился в чтение. Он уже давно оценил репутацию “хорошего старшего брата“, которая позволяла ему избегать семейной активности под видом старательной учёбы, и пока не собирался что-то менять.

Если, конечно, не считать побегов из дома. После ужина Молли распорядилась, чтобы Фред, как нарушитель, отдал Перси, как пострадавшей стороне, свою подушку, и оная была торжественно вручена Рыжему, перевязанная ленточкой. Он её принял, презрительно покосившись на провинившегося брата, но, когда родители ушли спать, постучался в соседнюю комнату и отдал её изумлённым близнецам обратно.

— Забирайте, — сказал он, чувствуя себя не в своей тарелке. — Обойдусь без неё.

— Братец, да ты чего, — сказал Джордж. — Мы же от всей души! Нам для тебя ничего не жалко!

— Знаю я вас, — фыркнул Рыжий. — Опять туда чего-нибудь подложили, а мне потом расхлёбывать. Ну уж дудки.

— И вовсе не подложили, — обиделся Фред, на редкость натуралистично изобразив обиженную невинность.

— Так, немножко заколдовали, — радостно добавил Джордж, опережая недоверчивый взгляд Рыжего. — Ничего серьёзного!

— Забирайте уже, — сказал Рыжий, втолкнул подушку внутрь и закрыл дверь. Постоял немного, качаясь с носков на пятки, и отправился к себе, готовиться к побегу. Что-то в поведении Фреда его настораживало, но он не мог понять, что. Впрочем… сегодня ночью у него были дела и поинтереснее.

Келпи ждала его в поле, на вчерашнем месте. Увидев его, она помахала ему рукой, а когда он плюхнулся с ней рядом, протянула открытую бутылку пива.

— Как дела? — спросила она. Рыжий вздохнул.

— Ужасно. Младшие братья порвали подушку, разнесли мне всю комнату и, кажется, стащили или потеряли половину моих записей, которые нужны были мне для подготовки к учебному году. Мать, конечно, заставила их убраться, но пробуждение всё равно было незабываемым.

— Сочувствую.

— Ерунда. У тебя как?

— И вовсе не ерунда! А сколько у тебя братьев? — Келпи проигнорировала вопрос, но Рыжий решил не переспрашивать.

— Ммм… — он привычно изобразил задумчивость. — Двое старших, трое младших, и ещё одна сестра, самая мелкая.

Если он хотел произвести впечатление, ему это удалось.

— Ничего себе! — воскликнула девушка. — Семеро детей! Да ваша мать просто героиня! Твои родители, наверное, очень набожные?

Рыжий поперхнулся пивом.

— Ну… может быть, в каком-то смысле. Только не заставляй меня цитировать Священное Писание, ладно? — попросил он. Келпи фыркнула.

— Надо оно мне. Самой надоело. Ты закуску принёс?

Увы, закуски у Рыжего не было, в чём он немедленно со всем сожалением, на которое был способен, признался. Келпи нахмурилась.

— Что, сложно было купить?

— Эм, тут такое дело… — Рыжий запнулся, подбирая слова так, чтобы не сильно наврать. — Моя семья довольно бедная, и у меня нет карманных денег. Вообще.

— Звучит неправдоподобно даже для сына священника. Пиво, купленное на мои деньги, вон как хлещешь, а совесть твоя где?

— Забыл, — признался Рыжий и заглянул Меган в глаза. В кои-то веки их чарующие свойства ему пригодились!

И ведь сработало. Девушка сухо рассмеялась и позволила ему замять тему. “Надо будет завтра стащить что-нибудь из холодильника, — подумал Рыжий. — А то что это я, правда. А если спросят, скажу, что молодой подрастающий организм требует усиленного питания.”

— Давай я тебе лучше про звёзды расскажу, — сказал он вслух. — Смотри, вон там большой треугольник — это созвездие Лебедя, у него ещё двойная звезда в клюве. А вот эта W — Кассиопея…

Келпи положила голову ему на плечо, и Рыжий почувствовал тепло и умиротворение. Никакой суеты, ни Крыс, ни Уизлей, только он, она и звёзды над головой. Умереть как романтично. Если кто из Домашних узнает, точно засмеют. Он всё говорил и говорил про созвездия, Зодиаки, легенды, с ними связанные, пока не услышал мерное посапывание.

— Эй, — возмутился он и скинул голову Келпи с плеча. — Я для кого всё это рассказываю?!

— Извини, — зевнула девушка. — Но я это всё и так знала.

— А почему не сказала раньше?!

— Ну… ты выглядел таким расслабленным, таким заинтересованным. А ещё под твой голос очень здорово засыпа… ай!

Рыжий ткнул Келпи в бок и обиженно отвернулся. Каким идиотом себя выставил… Стыдоба. Потом он понял, что обижаться было ещё глупее, и повернулся обратно.

— Мир? — спросила Келпи, улыбаясь, и протянула ему мизинец.

— Мир, — подтвердил Рыжий и приложился к бутылке.

Ральф был самым закалённым из всех воспитателей Дома и думал, что уже ничто не способно выбить его из колеи. Но когда его разбудил вопль, похожий на внебрачного сына самого мерзкого из чаячьих криков и сирены скорой помощи, а какая-то женщина, лежащая в его (!) постели, не обратив на это особого внимания, на чистейшем английском пожелала ему удачи на работе и напомнила выбить себе отпуск через десять дней, он решил, что дело зашло слишком далеко и пора увольняться, пока в нём ещё остались какие-то крупицы разума. Поэтому он решительно встал и, будучи полусонным и потрясённым вышеописанным стечением обстоятельств, а потому погружённым в свои мысли и совершенно не замечающим того, что обстановка, мягко скажем, отличается от привычной, побрёл в ванную умываться, где его ждал новый сюрприз.

Нору сотряс ещё один вопль, близкий родственник предыдущего. Молли пробормотала что-то о том, что “старикашка перестарался“, дети перевернулись в своих кроватях, а Ральф стоял над раковиной, зажав себе рот и не в силах оторваться от зеркала. “Это и есть Изнанка?” — с ужасом подумал он. Он, конечно, знал, что в Изнанке всё не совсем так, как в реальности, но ему казалось, что она хоть как-то соотносится с внутренним миром туда попавшего; человек в отражении с самоощущением Ральфа не соотносился вообще никак. Жидкие рыжие волосы, выражение лица добродушного, замученного жизнью кролика — словом, ничего общего. Оставалась ещё надежда на дурной сон, но с тем же успехом можно было верить в то, что вся твоя жизнь тебе только снится. Или, ещё хуже, не тебе, а какому-нибудь сверхразуму с Альфы Центавра. Ральф вздохнул, взял себя в руки и решил действовать по обстоятельствам.

Обстоятельства требовали от него пойти на работу и выбить себе отпуск через десять дней. Отпуск действительно пришёлся бы весьма кстати… но не идти же неизвестно куда в пижаме? Поэтому Ральф вернулся в спальню, порыскал по шкафам, стараясь не шуметь, наконец, нашёл что-то не заношенное до дыр и не жутко старомодное, оделся и выбрался на кухню. “В столовую,” — поправил он себя, оглядевшись, поскольку назвать это помещение, больше похожее на гостиную, кухней язык не поворачивался. Он внимательно осмотрелся в поисках зацепок; в глаза бросилась ухоженная бедность обстановки, уют, но в то же время какая-то расхлябанность, как будто здесь ничего не удаётся довести до логического конца. Отрывной календарь показывал 5 июля, понедельник, и Ральф немного удивился: его субъективное вчера было в начале весны; затем он обратил внимание на часы, и даже подошёл к ним поближе, чтобы рассмотреть.

У них было много стрелок; сильно больше двух. Почти все показывали в одном направлении, но это было не время… а “Дом”. Некто “Билл” был уже “на работе”, а “Артур” колебался у края “Дома”, как будто собирался оттуда уходить. “Интересно, — подумал Ральф. — Что-то мне это напоминает, вот только не могу понять, что…”

На диване валялась газета. Он поднял её, пробежался глазами по заголовкам. Она была на английском, и он уже опасался, что ничего не поймёт, но оказалось, что ему вполне естественно как читать, так и думать на этом языке. “What a strange name for a newspaper: “Daily Prophet”, — отметил он. — Wait, if I can think smoothly in this language, what about talking?”⁽¹⁾ Ральф подошёл к окну, глянул в своё отражение, поправил галстук и попытался произнести небольшую речь на английском. Что удивительно, это ему удалось. Потом он попробовал сделать то же самое на русском. Память услужливо подбрасывала нужные слова, но язык не слушался, и звучали они с ужасным акцентом. “Очень интересно, — подумал Ральф. — Кажется, я с этим телом всё-таки не одно целое.” Это вселяло некоторую надежду, хоть и запутывало окончательно — гипотеза об Изнанке, тем самым, не подтверждалась.

Ральф соорудил себе сэндвич и заварил чай. Проблемы-проблемами, а на голодный желудок не повоюешь. Чай был слишком горячим, чтобы его пить, поэтому он оставил его остывать на столе, а сам пошёл разглядывать семейные фотографии, развешанные на стенах. Первое, что его удивило — почему-то все фотографировались спящими. Впрочем, не все; несколько очень старых, написанных маслом, портретов выглядели вполне естественно, и только как будто бы за ним следили. Ральф знал эту технику, в ней не было ничего необычного: нужно было всего лишь нарисовать зрачок точно по центру глаза, и тогда с любого угла обзора будет казаться, что изображённый смотрит именно на тебя; но эти лица всё равно его нервировали. Он нашёл семейный портрет и направился к нему, жуя бутерброд. На снимке среди спящих шалашиком людей он обнаружил себя, женщину, которая была с ним в постели, — видимо, жену, — трёх подростков, трёх мальчуганов и маленькую девочку. “Вот так проснёшься однажды утром, а ты — многодетный отец, — с каким-то непонятным щемящим чувством подумал Ральф. — Хорошо хоть их всего семь; после Третьей и Четвёртой, вместе взятых — ерунда.” Пока он разглядывал лица на фотографии в надежде их запомнить, девочка проснулась, потянулась, заметила его и (!) помахала ему рукой. Ральф в недоумении потёр себе глаза незанятой бутербродом рукой, но девочка продолжала улыбаться и махать. Воспитатель поспешно отошёл оттуда подальше, вспомнил про чай и чуть ли не бегом бросился к нему. Только осушив кружку до половины и пожалев о том, что не смог найти кофе, он позволил себе посмотреть ещё.

Девочка перестала махать. Напротив, она сложила руки на груди, насупилась, а когда увидела, что Ральф на неё смотрит, скорчила ему рожу и отвернулась. “Я её что, обидел?!” — пронеслось у него в голове. Но отрицать невероятное было уже бессмысленно, тем более что на других фотографиях фигуры людей тоже начали просыпаться и что-то делать. Двигающиеся фотографии… Семеро детей… Младшая — дочь… “Ежедневный Пророк”… Что же это ему напоминает? Ральф просмотрел фотографии ещё раз; все они были чёрно-белые, но он был уверен, что все изображённые на них — рыжие. Прямо как в той книжке, которую он начинал читать, и бросил… как её там?

Время (ему удалось найти нормальные часы в этом странном месте) уже близилось к восьми, надо было торопиться. Он зашёл в спальню, стараясь не шуметь, но мог бы и не напрягаться — жена уже встала и заправляла постель. Ральф нашёл портфель, хотел было в нём покопаться, но решил, что при этой женщине не стоит выглядеть сумасшедшим или дураком, поэтому неловко оправил на себе пиджак, поцеловал её в подставленную щёку и собрался было уходить, как…

— Артур, ты ничего не забыл? — спросила жена голосом нежным, но не лишённый нотки раздражения. Ральф изобразил растерянность, похлопал себя по карманам и неуверенно сказал:

— Да вроде нет…

Жена поджала губы, подошла к его тумбочке, взяла оттуда какую-то продолговатую коробочку и вручила ему. Под её пристальным взглядом Ральф её взял и сложил в карман брюк; только после этого она немного расслабилась и со вздохом сказала:

— Что ж ты у меня такой рассеянный! Прошу тебя, хоть перед начальством не стой столбом, нам очень нужен этот отпуск. Удачи, дорогой…

Ральф вышел из комнаты, чувствуя себя полным идиотом. Женщина вышла следом и направилась в ванную. Отлично, можно быстро посмотреть, что в коробочке, а потом заглянуть в портфель…

Обнаружив в футляре (а это был он) волшебную палочку, Ральф уже не удивился, а в портфеле нашлись и визитки, где было сказано, что его теперь зовут Артур Уизли, и что он сотрудник “Сектора борьбы с незаконным использованием изобретений маглов” Министерства Магии.

Ральф чувствовал себя самым бестолковым попаданцем в мире. Он уже узнал всё необходимое, вспомнил, хоть и с большим трудом, первоисточник, но совершенно не представлял, как он будет добираться до этого Министерства Магии. Оно же спрятано, верно? Значит, чтобы там оказаться, надо либо знать какой-то секрет, либо придётся колдовать. А он совершенно не представляет, как это делается! Вроде бы нужно произносить какие-то слова и махать палочкой, верно? Но что говорить и как махать?

Он вышел во двор и, к своему удивлению, обнаружил гараж, но машины там не было. Вокруг — глухая провинция, сколько оттуда до Лондона — неизвестно. В приступе безысходности Ральф вернулся назад, в столовую, нашёл недопитый чай, тяжело опустился на стул и стал ждать знака свыше. Он не был верующим и к мистике относился с подозрением, но в этот момент только что-то такое могло ему помочь.

Знак не появился, зато сверху спустилась крыса. Заметив его, она вскарабкалась на стул с противоположной стороны, затем прыгнула на стол и заглянула ему прямо в лицо. Ральф вздохнул.

— Я и не знал, что здесь водятся крысы. Или ты домашняя?

Крыса опустилась на четвереньки, крутанулась на месте и снова уставилась на человека.

— Понятно. Ты, наверное, хочешь что-нибудь вкусненькое? Давай посмотрим, что у нас есть…

Ральф поднялся, чувствуя на себе внимательный взгляд крысы, покопался на полках, нашёл половинку какого-то печенья, вернулся и вручил его крысе. Та взяла, обнюхала его, но есть пока не стала, участливо (как показалось Ральфу) глядя на воспитателя. Он смутился, но ощутил потребность что-то сказать.

— Да я вот, понимаешь… на работу мне надо. А я не помню, как это делается, — он подумал, что выглядит как полный идиот, признаваясь в этом крысе, но что он ещё мог ей сказать? “Хорошенькая крыска, миленькая,“ — ..? Но она не выглядела ни миленькой, ни хорошенькой. А вот умной — вполне.

Умная крыска посмотрела на него задумчиво, взяла печеньку в зубы и спрыгнула со стола. Ральф собрался было предаваться дальше своим унылым размышлениям (пока жена не вышла из ванной и не пересчитала ему все кости за избыточную рассеянность), но почувствовал, как что-то тянет его за штанину. Он посмотрел вниз и с удивлением обнаружил крысу, которая чего-то от него хотела. Он встал, и тогда животное его отпустило, подбежало к камину, несколько раз около него подпрыгнуло, как будто пытаясь что-то сказать. Ральф нерешительно встал на то место, где только что была крыса и, не зная, что делать, сказал:

— Хор-рошенькая крыска, умная…

Крыса явственно фыркнула, забралась по его штанине и прыгнула на камин. Убедилась в том, что человек за ней следит, подбежала к какой-то чаше, встала на задние лапки и попыталась передними скинуть с неё крышку, но та оказалась слишком тяжёлой для неё. Ральф подошёл и помог ей. Внутри оказался какой-то голубовато-серый порошок. Ральф вопросительно посмотрел на крысу. Крыса отложила печенье и закрыла морду лапами. Из ванной перестал доноситься шум воды, и Ральф с ужасом понял, что скоро жена будет здесь и станет свидетельницей их с крысой разговора, поэтому шёпотом произнёс:

— Быстрее, крысонька, я тебя прошу… Помоги!

Крыса быстро схватила лапой щёпоть порошка и с размаху бросила в камин, который немедленно вспыхнул зелёным пламенем и тут же погас. Ральф намёк понял, зачерпнул пригоршню в ладонь и кинул сам; зелёное пламя разгорелось и приглашающе затрещало. “Что теперь, — лихорадочно думал он. — Неужели..?”

Крыса почти человеческим жестом приказала ему прыгать в камин, и он, недолго думая, прыгнул. “Надо будет её потом как-то отблагодарить, — наспех подумал он. — А теперь, видимо, надо понять, куда я хочу? Я хочу… на работу!!!”

Огонь успокоился, стал нормального, оранжево-алого цвета, но мужчины там уже не было. Крыса покачала головой, взяла печенье в зубы и убежала наверх. Надо было вернуться в клетку до того, как Рон проснётся.

1) Какое странное название для газеты — "Ежедневный Пророк". Погодите, если я могу думать на этом языке без запинок, может, и говорить тоже?

Вернуться к тексту