Запах Гарри (гет)

После долгого разговора в темной гостиной я уложил ее в своей спальне. Она была миленькой девчоночкой, простой и правдивой, и ужасно боялась секса. Я сказал ей, что секс прекрасен. Я хотел ей это доказать. Она позволила мне, но я оказался слишком нетерпелив и не доказал ничего. Она вздохнула в темноте.

Джек Керуак, «В дороге».

Теперь же попросим Гарри задержать дыхание, чтобы наступила тишина, прерываемая лишь потрескиванием огня. Представим, что это кино. Начинает играть медленная, полная загадочных сочетаний нот музыка, в которой чувствуется некое побуждение к интонационному нарастанию. Камера смотрит на Гарри снизу вверх, чтобы румянец на его щеках казался особенно очаровательным, а сам он — немного величественным. Она движется к нижней части экрана, где расположились его бурые штаны. Не для похабного намека, а из-за того, что штаны достаточно темны, чтобы незаметно перевести их в черный цвет, с которого начинается следующая сцена, да и опускающаяся камера хорошо отражает упаднический настрой предстоящей картины. И вот, штанина темнеет. Опять же, это не из-за того, что Гарри напуган, просто такой кинематографический эффект. Камера начинает скользить вбок, и мы оказываемся в помещении, где таинственная фоновая музыка затухает, уступая место разудалой и мелодичной песне. Здесь тоже, кстати, горит огонь, причем двух различных видов. Один трещит в маленьком камине (можно было использовать перемену сцены посредством погружения камеры в пламя в доме Сириуса и выходом из здешнего камина, но это слишком банально), а второй огонь горит в сердце и паху каждого посетителя, пришедшего сегодня в это заведение. В самом центре стоит помост, высокий настолько, чтобы подбородки сидящих вокруг него за столами мужчин как раз располагались на одной с ним линии. Тем самым девушка, танцующая на помосте, предстает перед затуманенными алкоголем глазами в образе богини, а те из посетителей, которые склонны скорее к подчинению, чем к завоеванию, могут вообразить себе вместо богини кого-нибудь, кого они могут назвать “госпожой”. Прекрасная девушка закусывает губу и иногда дерзко улыбается — достаточно искренне, чтобы обыкновенный человек не заметил подвоха. За это ей приплачивают. Хозяева заведения прекрасно понимают, что выражение лица способно возбудить мужчину гораздо сильнее изящного и ловкого тела. Простеньких кукол сюда не берут.

Девушка обязана танцевать для всех. Каждый должен думать, что она крутится только перед ним и только ради него, и она всегда с этой задачей справляется. Но не сегодня. Сегодня в ней появилось любопытство, которое, к счастью, скрашивает сосредоточенность на ее лице и компенсирует недостаточное количество пересечений взглядами с клиентами (взгляд — это очень важно). Она смотрит на одного из них. Незнакомец сидит, уставившись в бокал. Его равнодушные глаза ее заводят, пробуждают в ней азарт. Этот странный тип не восхищается богиней — удивительное дело!

Для нее, конечно же.

Мы-то знаем, в чем отгадка.

Ой, извините. Камера забыла показать лицо нашего героя, хотя по его одежде мы уже прошлись. Она черного цвета, и с нее начиналась наша сцена. Черты его ничем примечательным не отличаются, кроме разве что носа, длинного и изогнутого, как сабля. Угольно-черные волосы и такие же глаза в сочетании с бледным лицом создают неприятное впечатление, и случайный наблюдатель отворачивается, но лишь для того, чтобы c угрюмым любопытством повернуться обратно. Необычные у него черты, думает богиня. Она уверена, что на улице прошла бы мимо, не обратив на незнакомца никакого внимания. Но сейчас она отчетливо видит, что он отличается от ее обожателей. Не отсутствием внимания к ее персоне, совсем нет. На него почему-то хочется смотреть. Жидкость в его стакане за весь вечер уменьшилась разве что в результате испарения. Мужчина смотрит вокруг, но ничего не видит. Он медленно двигает пальцами, словно по хронической профессиональной привычке...

Ладно-ладно, на такие мелочи богиня внимания не обращает, она все же не чертов Альбус Дамблдор. Ей просто любопытно, хотя она не понимает, почему. Встав на четвереньки, она соблазнительной походкой, на которую не способно (и слава богу!) ни одно четвероногое существо на земле, движется к краю помоста. И на этом вступительная сцена заканчивается, и камера начинает щелкать туда-сюда, по очереди показывая двух собеседников.

* * *

Северус Снейп, а это именно он, заметил богиню, только когда она оказалась совсем близко от его лица.

— Привет, — сказала она.

— Ага, — ответил он.

— Как тебя зовут?

— Северус. — Почувствовав неловкую паузу, Снейп закатил глаза и спросил: — А тебя?

— Черри Дайкири.

Снейп покачал головой.

— Плохое имя ты выбрала для женщины, чья обязанность — кружить головы мужчинам. Вот представилась бы как Двойной Виски, тогда бы у меня встал.

Богиня вспомнила о своих обязанностях и прошлась по краю помоста, заглядывая каждому посетителю в глаза. Затем, вернувшись, продолжила:

— Ладно. Давай начнем сначала. Как тебя зовут?

— Северус. А тебя?

— Необычное имя у тебя, Северус. А меня зовут Двойной Виски.

Снейп сосредоточил взгляд на потолке, прислушиваясь к своему организму.

— Нет, — ответил он наконец. — Извини, не сработало.

Встав, он ушел к барной стойке. Богиня восхищенно смотрела ему вслед.

Снейп грустил. Когда ты роняешь все, что падает тебе в руки, потом начинаешь жалеть себя и злиться на весь мир, а затем, осознав, что вселенной на тебя плевать, уходишь в дебри своих мыслей, тебе остается только грустить. Не от чего-то конкретного, а просто так. Однажды Снейп сглупил и спьяну рассказал какой-то девице свою историю, сдабривая ее фразочками вроде «ты бы такого не пережила» и «тебе никогда не понять, каково это». Так она втрескалась в него по уши и носилась за ним по пятам, пока он со всей убедительностью человека, прослужившего всю взрослую жизнь шпионом, не заявил, что ему нравятся мужчины.

Пронесло, слава Богу Лжецов, если такой существует. А если существует, то привет, папа, я твой сын.

Бармен здесь был хмур и молчалив: единственная рожа во всем заведении, которая продолжала подозрительно озираться на странных личностей в плащах, что иногда сюда захаживали. Остальные давно привыкли к причудам гостей: они тратят здесь деньги, а остальное, включая нелепую одежду, — так, издержки. В том любопытном факте, что местом, где граница между маггловским и волшебным мирами истончалась до самого предела, является стриптиз-бар, есть какой-то ироничный символизм, думал Снейп, но не вполне понимал, какой именно.

Пока размышления шли своим ходом, затмевая собой неприятности внешнего мира, к Снейпу подсела девушка. Таково правило: девушки подсаживаются незаметно, каким бы бдительным ты ни был. Должно быть, их учат этому в Великой Школе Женщин. Строгая преподавательница, чем-то похожая на МакГонагалл, стоит у доски, где нарисован сидящий за барной стойкой человечек. Она тычет в рисунок указкой. Это мужчина, говорит она. Он задумался о своих мужских вещах: о спорте, о быстрых средствах передвижения или о недостаточном размере своего полового члена. (Здесь она вставляет едкое замечание, что мысли о первых двух вещах произрастают из хронической тревожности насчет третьей). Он должен заметить вас сразу же, как только вынырнет из душевных переживаний, говорит похожая на МакГонагалл. Мужчина не должен видеть, как вы подходите к стойке. Вы должны появиться из ниоткуда. Вы — прекрасное наваждение. Образ, мечта, воплотившаяся в реальность, загадка, которую хочется разгадать. Если вы носите волосы распущенными, желательно, чтобы один небольшой локон небрежно падал вам на лоб, закрывая глаз, который расположен ближе к мужчине (жуткая фраза получилась, но преподавательница всегда предпочитала математическую точность музыке правильно скроенного текста). Локон будет покачиваться, когда вы пьете свой коктейль или смеетесь, отмечает она, и добыче будет открываться ваш игривый, шутливый, загадочный и в то же время хитрый, многозначительный и чуточку циничный взгляд.

Надо сказать, эта девушка вела себя именно так.

— Это стриптиз-бар, — сказала она. — А ты не смотришь на шоу и не пьешь. Нелогично.

Снейп не ответил.

— Зачем ты здесь? — спросила девушка. У нее были русые, чуть-чуть рыжие длинные волосы, прямой гордый носик и яркие голубые глаза, блестевшие даже при здешнем тусклом освещении.

— Пришел посмотреть на танцующих полуголых девиц и напиться, — сказал Снейп. — Но ничего не получилось.

— Понимаю. — Девушка улыбнулась и, обернувшись, осмотрела бар. — Ни разу не видела, чтобы в стрипклубе был камин. Тебе не кажется это странным?

Конечно, подумал Снейп. Скорее всего, камин для волшебников, хотя владельцы-магглы могут об этом и не подозревать.

— А ты часто бываешь в стрипклубах? — спросил он.

— Не так чтобы очень. Забот слишком много.

— Не слишком ли ты молода для забот?

В половине случаев, если нужно было отшить очередную слишком любопытную девушку, упоминание возраста в пренебрежительном тоне срабатывало на ура. Почти все люди на земле хотят быть или старше, или младше своих настоящих годов. Суть заключалась в том, чтобы определить, кем хотела быть конкретная девушка, и надавить на больное место. Но на этот раз Снейп прогадал, потому что незнакомка отреагировала совершенно неожиданно:

— Уж точно постарше тебя, мой мальчик, — ответила она, привычным движением прикоснувшись к переносице.

Некоторое время Снейп сидел неподвижно, чувствуя, как досадный стон формируется где-то в глубине горла и готовится вырваться наружу. Реплику, произнесенную им про себя, схематично можно передать так: «Матерное слово! Какого матерного слова ты засунул свое матерное слово в эту матерное слово девушку? Ты что, совсем матерное слово? Я всегда считал, что ты, старое матерное слово, немного матерное слово, но никогда бы не подумал, что ты настолько матерное слово!» Но вслух Снейп произнес:

— Это слишком чудно даже для вас, Альбус.

— Боюсь, Северус, ты не совсем правильно понимаешь смысл слова «чудно». Для него не бывает «слишком». Есть лишь определения вроде «чуть-чуть», «недостаточно» или «сойдет для первого раза».

Девушка подмигнула ему. Снейпу пришлось сдержать рвотный позыв, а это что-то да значило для человека, которому приходится изо дня в день нюхать вонючие ингредиенты и бездарно смешанные зелья.

— Честно говоря, мне надоело слушать ваши якобы мудрые и многозначительные объяснения глупостям, которые происходят вокруг вас и из-за вас, но на этот раз готов сделать исключение. Итак, директор Дамблдор, — Снейп повернулся к девушке, — расскажите, почему вы решили принять столь необычный облик?

На красивом лице проступило задумчивое выражение, подвластное лишь старикам, которые всегда, о каких бы простых и конкретных вещах ни размышляли, находят во всем взаимосвязь и бессмертную житейскую философию.

— Хи-хи, — сказал Дамблдор.

— Прошу прощения?

— За что?

— Что вы сказали?

— Я спросил, за что ты просишь прощения.

— Нет, до этого.

— Хи-хи.

Снейп сделал глубокий вдох. Его терпение можно было сравнить с большой рекой, вроде Нила. Он неторопливый, вялый, равнодушный и бесстрастный, но в определенные периоды разливается бурным потоком, сметая на своем пути деревья и дома многострадальных египтян. Но, в отличие от Нила, бешеный разлив эмоций Снейпа не оставлял за собой слоев плодородного ила. Обычно он вообще ничего за собой не оставлял, кроме выжженной пустыни, на которой не рискнул бы вырасти ни один кактус.

— И что это было? — спросил Снейп абсолютно спокойным и ровным голосом, которым проигравший битву военачальник мог бы обратиться к солдату, чтобы узнать, когда враги готовы сдаться.

— Это было мудрое и многозначительное объяснение, — ответил Дамблдор. Странно было узнавать знакомые интонации в высоком женском голосе.

— Сомневаюсь, — покачал головой Снейп, чувствуя, как разговор начинает тяготить его.

Девушка улыбнулась.

— Готов поклясться собственной бородой, что ты будешь думать об этом по меньшей мере неделю.

— У вас нет бороды.

— Скоро будет.

— И впрямь. — Снейп пригляделся. По лицу девушки пробежала рябь. — Кажется, вы превращаетесь обратно, к моему великому сожалению.

— Приму за комплимент. Но, раз время подгоняет, ограничусь кратким инструкт... кратким изложением своей просьбы.

— Я весь внимание.

Дамблдор стал вмиг серьезным и посмотрел ему в глаза. Редко кто осмеливался смотреть Снейпу в глаза. Звуки бара затихли, превратившись в далекий шорох.

— Мне нужно, чтобы ты переманил как можно больше Пожирателей Смерти и иных прислужников Тома в наши ряды. Или же, по крайней мере, ты должен расшатать их преданность делу Темного Лорда.

— Поразительно, — произнес Снейп, приподняв бровь (левую вроде бы). — Я не слышал от вас столь топорных и прямолинейных указаний уже четырнадцать лет.

— Представь себе, — кивнул Дамблдор, — насколько все серьезно.

— Не сомневаюсь. Но все же для пущей атмосферности хоте...

Левое предплечье настойчиво запульсировало. Беда не приходит одна, как говорится.

— Вынужден попросить у вас прощения, красавица, но меня вызывает большой босс.

Взгляд девушки скользнул по руке Снейпа, как язык коровы по лбу теленка.

— Понимаю. Но мне кажется, мой мальчик, ты скоро поймешь, что это почетное звание заслуживает кое-кто другой.

— Вы слышали о комплексе бога, Альбус? — спросил Снейп.

Дамблдор рассмеялся. Иногда Снейп думал, что он специально ведет любой разговор к моменту, когда сможет рассмеяться. Смех его был похож на нечто среднее между шелестом осенних листьев в парке и ритуальным постукиванием шамана по барабану.

— А кто сказал, что речь идет обо мне?

Метка заискрилась уколами жжения, переходящими в боль: так звенит старинный дисковый телефон утром в воскресенье, когда вы веселились всю ночь и не хотите брать трубку. Темный Лорд знал толк в неприятных ощущениях.

— Пожалуй, я не задам вопроса, на который напрашивается ваша реплика. Но кое-что мне все же любопытно.

— Да, мой мальчик?

— Оборотное зелье позволяет сохранять облик другого человека в течение часа, — сказал Снейп. — Вы появились здесь десять минут назад. Что вы делали в теле молодой девушки остальные пятьдесят минут?

Альбус Дамблдор никогда не краснел. Капилляры, подводящие кровь к его щекам, давно засохли, как русла рек в сезон засухи. Но тело этой девушки не привыкло сохранять каменное выражение лица в любых обстоятельствах. Сильно желая и в то же время боясь услышать ответ, Снейп развернулся и вышел из бара. Бармен подозрительно покосился на дверь, за которой раздался еле слышный хлопок. Ходят тут всякие...

* * *

Темный Лорд так и не освоился в особняке Реддлов и ныне пребывал в удрученном состоянии. Именно «состоянии», а не «настроении» — к похожему на буйную стихию существу хотелось подбирать подходящие термины. Снейп иногда позволял себе поразмышлять о том, Что Тревожит Сами Знаете Кого (отличное название для сенсационно-разоблачительной книги, кстати), и приходил к совсем неутешительным выводам: каждый раз логическая цепочка обрывался в том месте, где создавалось ощущение фальшивости персонажа. В идеале Темного Лорда вообще ничего не должно было волновать, потому что любые мирские заботы как-то ниже его и тех отвратительно-злодейских целей, которые, должно быть, формировались в его голове. Единственным исключением, вписывающимся в образ, являлось желание убить Гарри Поттера, но здесь Снейп вполне мог его понять. Но перед непосредственной встречей с Темным Лордом все рассуждения приходилось прятать в такие глубины разума, откуда потом их не представлялось возможным выудить.

— Северус, — сказал Люциус, когда Снейп вошел в гостиную. — Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Взаимно.

Как бы ни старался Снейп, оставаться равнодушным к Люциусу Малфою никак не получалось. В неуловимо различающихся выражениях его лица всегда таились противоречивые эмоции, которые вызывали или желание его долго и медленно убивать, или стать ему лучшим другом, или же занять у него денег. Люциус сжимал свою трость чуть-чуть крепче, чем обычно, но цепкий взгляд шпиона отметил эту мелочь. Таковы правила игры: секундная слабость, и твои яйца уже в чужом хранилище в Гринготтсе под охраной драконов. Существовали люди, игравшие совсем по-другому, открыто, глаза в глаза, с дерзкой ухмылкой на лице. Такие заранее показывают, что собираются обхитрить тебя, чтобы ты испугался еще до того, как у тебя появится реальная причина для страха. Их еще иногда называют гриффиндорцами. Но Снейп, чье мировоззрение было родом из другой, параллельной вселенной, играл иначе, и именно поэтому сейчас улыбнулся так, как умел только он (впрочем, он только так и умел): легким движением бровей и слегка расслабленным взглядом. Люциус сжал губы.

— Он занят, подожди.

Ждать пришлось недолго: вскоре со второго этажа по лестнице полуспустился-полускатился Эйвери. Он исчез на секунду и появился вновь — словно лампочка мигнула — и, устало вздохнув, упал без сознания на старую софу. Неудачная попытка аппарации добила его.

— Полагаю, ты можешь заходить.

Снейп подозрительно посмотрел на лежащее перед ним безвольное тело.

— Круциатус?

Люциус издал нервный смешок, полностью испортивший его возвышенно-строгий образ.

— Совсем нет. Просто разговор по душам.

— Задание?

— Скорее всего.

Снейп посмотрел на Люциуса, прищурившись и чуть-чуть склонив голову набок: такое выражение лица могло быть у Супермена, когда он впервые учился смотреть сквозь стены.

— И тебе тоже?

Люциус молчал слишком долго — целых две секунды — а потом понял, что пауза затянулась, и Снейп уже знает ответ на свой вопрос.

— Да.

— Поздравляю.

Метка вновь затрезвонила.

— Ну, я пошел.

— Иди.

Снейп поднялся наверх и открыл первую попавшуюся дверь. Сомневаться не приходилось: Темный Лорд окажется именно за той, в которую он войдет. Так и вышло.

— Северус... — В отличие от Люциуса, голос Темного Лорда не был резким и полным тихой угрозы. Он звучал доброжелательно, словно ты для него — давний друг, который неожиданно решил прийти в гости. Да, Темный Лорд точно знал толк в неприятных ощущениях. — Как я рад тебя видеть.

И что на это отвечать? «Я вас тоже, милорд?» Снейп хорошо умел скрывать ложь, но не столь явную.

— Благодарю, милорд. Я к вашим услугам. — А вот это уже ближе к правде. И к услугам, и к прихотям. Хорошо хоть не к утехам.

— Знаешь, Северус, меня многие считают злодеем.

Неужели?

— Да, милорд.

— И, если взглянуть с их точки зрения, они, безусловно, правы.

Здесь уже «да, милорд» не подходит.

— У всех людей есть право на свое мнение. Это единственное, чего нельзя их лишить.

— Не согласен и в первом, и во втором случае, — ответил Темный Лорд и улыбнулся. Да, лучше бы он этого не делал. — Но у людей есть право думать, что у них есть право на собственное мнение, хотя даже насчет этого я готов поспорить. И все же, как бы ни было приятно мне обсуждать с тобой высокие материи, нас ждут дела. Итак, меня считают злодеем. Я и есть злодей и никогда не отрицал этого, но увлекшись своим злодейством, в прошлые годы я окрасил свои руки кровью. Волшебной кровью, которую обещал защищать. А Темный Лорд обязан выполнять свои обещания.

Здесь Снейп вынужден был приложить все усилия, чтобы замедлить время и выручить для себя мгновение для размышлений. Только что Сам Знаешь Кто упомянул, во-первых, об «обязанностях», во-вторых, начал подводить разговор к итогу постепенно, намекая на некую высшую необходимость. А несколько минут назад Дамблдор отдал ему первый за много лет прямой приказ.

Они поменялись ролями.

Не полностью, но чуть-чуть. Вполне достаточно, чтобы Снейп, давно считавший, что ему нечего терять, испугался.

— Милорд, вы ничуть не...

— Хватит, Северус. Я знаю, что ты собираешься льстить, а ты знаешь, что я это знаю. Теперь я собираюсь исполнить свое обещание. Пришла пора действовать хитрее, как и полагается нам, слизеринцам. Ты ведь согласен со мной? Разумеется, ты согласен.

Снейп завис. Сила Темного Лорда заключалась не только в выдающихся магических способностях, но и в умении смущать. Рядом с ним неловко себя чувствовали даже деревья. Ну и страх, трепет и ужас, конечно, куда же без этого.

— Я готов помогать вам по мере своих скромных сил, — произнес Снейп, чувствуя, как от фальши песок скрипит на зубах. «И Оскар получает!.. кто угодно, только не Северус Снейп».

— Ах, Северус. В твоей противоречивой натуре скрыты бездны обаяния! Волшебный мир никак не смог бы без тебя обойтись. И все твое очарование я собираюсь направить в нужное русло. Что ты на это скажешь?

В этот знаменательный момент в окно влетел белоснежный феникс, и время замедлило ход уже вне зависимости от желаний Снейпа. Своим великолепным аналитическим умом он мог бы просчитать сразу несколько самых вероятных мотивов, причин и исходов только что произошедшего события, но мозг, получавший слишком запутанные сигналы от организма, выдал лишь набор бессмысленных эмоций, перемежающихся нецензурной лексикой. Феникс сел на пол между Снейпом и Темным Лордом, чье лицо выражало снисходительную заинтересованность, которую проявляют взрослые к первым результатам творчества детей, вроде нарисованной цветными карандашами радуги.

— Северус, — сказал феникс голосом Дамблдора. — Нам нужно срочно поговорить. Жду тебя в своем кабинете.

Темный Лорд улыбнулся. (Ну зачем он это каждый раз делает? Хоть бы в зеркало на себя посмотрел).

— Кажется, я знаю, что он хочет с тобой обсудить. Не будем заставлять профессора Дамблдора ждать. Отправляйся к нему и запомни все, что он тебе говорит. Я буду ждать новостей. — Феникс вылетел в окно, и Темный Лорд проводил его взглядом. — Но боюсь, директор, на этот раз я вас опередил.

Боюсь, что нет, подумал Снейп, вспомнив девушку в баре и первый за многие годы прямой приказ. Это вас опередили, милорд.