Запах Гарри (гет)

— Конечно! — сказал он с большим убеждением. — Курение и пьянство — ничто, совсем ничто, если мы хотим их бросить.

В этот момент автоматическая кофеварка, в которой кипела вода, издала громкий пронзительный звук.

— Слышишь! — воскликнул дон Хуан с сиянием в глазах. — Кипяток согласен со мной!

Карлос Кастанеда, «Путешествие в Икстлан».

Если твой рот слово в слово повторяет твои мысли, из этого можно сделать два вывода: хороший и плохой. Хороший: ты отличный человек, честный, правдивый и открытый настежь, как форточка в жаркий летний день. Плохой: ты идиот, который не умеет фильтровать и перерабатывать отходы жизнедеятельности собственного разума. Последнее весьма печально.

— Эээ? — подумал Гарри, и, ни секунды не раздумывая, повторил свою мысль вслух:

— Эээ?

— Да, — ответил Сириус. Хедвига слетела с его плеча и унеслась куда-то на второй этаж.

— Что — да?

— Именно так. Искусство обольщения. Самый близкий человеческой природе вид искусства.

— Я должен буду соблазнить Волдеморта?

Сириус встал и прошелся перед камином туда-сюда, прежде чем ответить.

— Мы еще даже не приступили, а ты себя уже переоцениваешь, — произнес он. — Садись и слушай.

Гарри сел. Сириус прочистил горло.

— Началась война, — начал вещать он медленным, потусторонним голосом. — И свет отступает на всех фронтах под натиском тьмы. Волдеморт выигрывает у нас, даже еще не вытащив козырей из рукава. И этому есть объяснение.

— Да, — согласился Гарри. — Их много, а нас мало.

— Верно. Но это причина, лежащая, как говорится, на поверхности. Как девичья попка, которая ярким маяком в морской ночи сразу привлекает к себе внимание. Но почему мы смотрим на попку, Гарри? И почему так много людей смотрит в сторону Волдеморта?

Ни на один из этих вопросов у Гарри не было внятного ответа. Он думал, что понимает, в чем тут дело, но выразить мысли словами оказалось не так просто. Напрашивающийся ироничный комментарий о попке Волдеморта Гарри тоже решил оставить при себе, момент был слишком неподходящий.

— Не знаю, — сказал он.

— Привлекательность, — подсказал Сириус. — Тьма, Гарри, привлекательна. Как манящими к себе тайнами, так и сторонниками.

Ну вот. К «манящим к себе тайнам» можно было прибавить пример про девичью попку, и опять получилась бы неплохая шутка. Но чертова тактичность! Впрочем, вторая часть фразы требовала разъяснений:

— Сторонниками?

— Ты удивлен? — Тень Сириуса, периодически закрывавшего собой источник света, падала Гарри на лицо, превращая недавнее упоминание о маяке в ночи в еще один, на этот раз целомудренный, повод для иронии. На миг он испугался, осознав, что внутри щелкнуло что-то зловещее, и он начал копировать поведение Сириуса. — Конечно, тебе мои слова покажутся безумными, ведь ты видишь в них лишь гнусных злодеев и врагов. Люциус, Драко и прочие ребята, в чьи колеса нам вечно приходится вставлять палки.

Ага, а «палки» в их колеса мы вставляем как раз потому, что они привлекательны? — подумал Гарри и вновь испугался самого себя. Откуда все эти шуточки взялись? Раньше он не был таким!

И вдруг в голове возникли его же собственные слова, сказанные недавно Сириусу: «Раньше ты не был таким». По спине Гарри пробежал холодок.

Что-то изменилось.

— Ты тоже чувствуешь? — спросил Сириус, осматривая комнату, но Гарри был слишком напуган, чтобы ответить. — Мы уже меняемся. — Он встряхнул головой и продолжил говорить монотонным лекторским голосом, хаотично разгуливая по гостиной: — Молодежь ныне не интересуется светом и добром. Раньше девушки мечтали о рыцарях и розах, сейчас же их симпатичные головы заполнены мыслями о плохих парнях, которые могут сохранять злобное и презрительное выражение лица даже во время священного акта совокупления. Они воображают себе темных и загадочных личностей, что похитят их в ночи и будут делать с ними все, что им вздумается, не обращая внимания на слабые и явно наигранные протесты. Время балов и званых ужинов прошло, мой дорогой крестник. Настала эпоха свободы и воинов-одиночек. Кто-то скажет, что раньше трава была зеленее, я же скажу, что отсталый глупец, который так говорит, обречен на провал.

— И что мы должны делать? — спросил Гарри. Хотя прямо сейчас его не очень интересовал ответ, предыдущая реплика была построена таким образом, что вопрос напрашивался сам собой.

— Никому не нужен Гарри Поттер, — пробормотал Сириус. — Кто сочтет привлекательным его дурацкие наивные глаза и мешковатую одежду? А Рон Уизли? Разве обратится в его сторону горящий девичий взгляд, когда рядом есть Драко Малфой? Ты видел, как он поджимает губы? Я знаю этот прием, его Нарцисса, сучка фальшивая, научила! Тебе тяжело будет это принять, но сейчас я открою страшную тайну: девочкам нравится Драко.

Услышав это заявление, Гарри подумал, что всегда подозревал нечто подобное. Но он обязан был спросить:

— Почему?

— Опиши мне его, — сказал Сириус.

Гарри задумался.

— Худой. Светлые волосы. И лицо все время такое, будто лимон проглотил. А еще я заметил, что он смотрит даже на тех, кто выше ростом, как бы свысока, откидывая голову назад.

— Весьма емкое описание. А теперь я предложу тебе альтернативный взгляд. Не худой, а худощавый и стройный. Не светлые волосы, а блестящие и шелковистые. Не «лимон проглотил», а «смотрит на всех с выражением оправданного превосходства». Ухожен, дорого одет, симпатичен. Полный набор.

— Это не может быть правдой.

— К сожалению, может. А как прекрасно тлеет в девичьей душе надежда на то, что она, только она может исправить его, растопить ледяное сердце и отыскать в нем пылающий костер страсти! — Сириус с отвращением пнул журнальный столик и тут же скривился от боли. — Чары Приклеивания, черт бы их побрал! В общем, надо что-то с этим дерьмом делать, иначе оно завалит нас по ноздри. Темные волшебники привлекают внимание переполненной гормонами молодежи и мечтающих о власти стариков. Нам необходимо реабилитировать тускнеющий Свет.

— Ладно. И с чего начнем?

— С разбора полетов.

Устройство, перемещенное Сириусом в гостиную посредством любопытного заклинания «Кикимер-иди-и-принеси», оказалось котлом, больше походившим на ночной горшок какого-нибудь эксцентричного великана. Впрочем, вряд ли великан стал бы царапать руны на своем горшке, если не допускать, что для удерживания великаньих отходов внутри какого-либо сосуда необходима могущественная магия. А Гарри, рассматривавший котел, сразу определил, что магия в нем весьма серьезная. Он давно понял, что солидное волшебство многим отличается от посредственного. Первое и самое существенное отличие: солидное волшебство выглядит солидно. А котел именно таким и был.

— Омут памяти, — объявил Сириус, будто это название что-то значило для Гарри. С таким же успехом он мог сказать «кракозябра» или «поцелуй страха». — Эта штука позволяет просматривать воспоминания. Как видеомагнитофон, только круче. Дорогая вещь. Его Дамблдор нам подогнал, и строго наказал, что надо его беречь как самого себя. Старый дурак. Как будто я сам себя берегу! Подойди-ка.

Гарри повиновался, думая о том, что это начинает входить у него в привычку.

— Подумай о встрече с Мег. — Сириус приставил палочку к его виску, как пистолет. — Вспомни, о чем вы говорили, где сидели, как она выглядела.

— Готово, — сказал Гарри с уверенностью. Дело ведь было сегодня, хотя казалось, что прошла целая вечность.

— Замечательно...

Ощущения от того, как из твоей головы в прямом смысле вытягивают воспоминания, оказались впечатляющими. За миг пережив все свое утреннее приключение заново, Гарри схватился за ширинку, чтобы, кхм, как бы выразиться поприличнее, «удобно встать». (Даже в мыслях Гарри старался по возможности избегать слов с сомнительно пристойным звучанием, особенно когда бывал смущен).

— Что стоишь? — спросил Сириус. — Твое воспоминание, твоя девчонка, тебе и нырять первым. Просто засунь голову в Омут.

В котле кружилась подозрительно переливающаяся перламутром вода: так могла бы выглядеть Мантия-Невидимка, если бы стала жидкой. Гарри поднес лицо к поверхности и, задержав дыхание, опустил голову в туманную муть.

— Гарри? Гарри Со Шрамом?

Солнце, парк, Мег — все как сегодня. Да, эта штука и в самом деле круче видеомагнитофона, но вряд ли она сгодилась бы для просмотра веселых фильмов по вечерам всей семьей.

— Посмотри на свое лицо, — сказал Сириус, тыкая палочкой, как указкой, в глаз Гарри. Не самого Гарри, а того, другого. — Знаешь, что на нем читается? Испуг. Смущение. Страх. Я уже видел такое лицо у тебя, правда, тогда мы находились в Воющей Хижине, и ты думал, что я собираюсь тебя убить. Посмотри на свои руки. Тебе или врезали между ног, или ты испытываешь настоятельную потребность сходить в уборную. Другого объяснения этой позе я не вижу.

Гарри вдруг обнаружил, что копирует жесты Себя Из Воспоминания, и расцепил руки. Жаль, что мутно-зыбкий Гарри на скамейке не сделал того же. Признаться, выглядел он жалко, но Мег волшебным образом этого не замечала, с присущим уверенным в себе девушкам снисходительным интересом осматривая его с ног до головы, снова и снова. Гарри, наблюдавший сейчас за их в определенной степени односторонним разговором, делал то же самое. Мег была совсем-совсем худенькой, словно в один прекрасный момент села на диету, занялась фитнесом и перестаралась. Но это ей только шло (хотя Гарри вряд ли мог сейчас оценивать ее внешность объективно).

— Нет, нет, нет, — сокрушенно пробормотал Сириус, услышав очередное «ага, точно» от Гарри из воспоминания. — Я больше не могу. Пошли отсюда.

Мир окутался дымом, и они оказались в реальности.

— Что случилось?

— Все гораздо сложнее, чем я ожидал. Ты ведь знаменитость! Как ты до сих пор остался таким... таким... неумелым?

Гарри задумался. Чем он занимался с тех пор, как узнал о Мальчике, Который Выжил? Сначала был Квиррелл с затылком-барельефом в виде лица Волдеморта, потом василиск с Наследником, Петтигрю, дементоры, Турнир...

— Да как-то, знаешь ли, руки не доходили.

Должно быть, в его голосе чувствовался привкус яда, судя по реакции Сириуса. Он осунулся, возвышенное выражение лица сменилось на унылое.

— Но у меня должно быть хоть что-то, с чем можно работать. Я не могу заново учить тебя говорить «Привет».

— Это я и так умею, — сказал Гарри. — Привет. Видишь?

— Талантище, — восхищенно проговорил Сириус. — Полагаю, начать надо с внешнего вида, а по дороге попытаемся прощупать азы.

— Пойдем покупать одежду?

— Не без этого. Но внешний вид, Гарри, это не только дорогие шмотки и стильная прическа. Это твой образ. То, каким тебя видят люди, а в нашем случае, то, как нам необходимо, чтобы тебя видели люди.

Гарри не сразу переварил последнюю фразу, но решил избежать неловкой паузы, задав самый универсальный наводящий вопрос в мире:

— И?

Сириус взял его за плечи, усадил в кресло спиной к камину и сам встал напротив, освещенный играющими отблесками.

— Посмотри на меня. Что ты видишь?

— Нуу... — протянул Гарри. — Тебя.

— Великие боги! Прояви фантазию! Что бы ты сказал обо мне, если бы встретил меня в первый раз?

— Что тебе нужен доктор.

— Нет. Ты врешь себе. Постарайся избавиться от всех представлений. Ты не знаешь Сириуса Блэка, нет вообще никакого Сириуса Блэка, есть лишь незнакомец.

Гарри пригляделся. Прищурился, склонил голову набок и пригляделся тщательней. Огонь приятно трещал, помогая думать. Возможно, на самом деле треск горящего дерева даже мешал думать, но сама мысль о том, что он сидит рядом с огнем в таинственной полутьме и размышляет о вещах, о которых можно в любой момент перестать размышлять, и от этого не будет зависеть твоя судьба, убеждала Гарри в том, в чем он сам хотел убедиться, а именно в том, что треск дров в камине помогал ему думать. Может показаться, что такие закрученные и не несущие информационной значимости умозаключения производить бессмысленно, но Гарри Поттер всегда был необычным мальчиком, а если кто в этом сомневался, сенсационные новости в газетах, невероятные злоключения, что с ним происходили, и искрящиеся глаза Альбуса Дамблдора могли бы убедить любого. Северус Снейп, кстати, тоже с готовностью подтвердил бы его необычность, правда, выразился бы несколько иначе, нежели Дамблдор. К тому же, подобные размышления пригодятся Гарри в будущем, хотя он об этом еще не знает.

— Возможно, — сказал Гарри, напрягая все свое воображение, — ты немного похож на рок-певца. Или на байкера. Или на хулигана-переростка. Причем во всех трех случаях ты словно бы не тот, кем должен быть.

Сириус счастливо улыбнулся.

— А ты небезнадежен! Мне нравится, давай еще. Представь, что ты девушка, и посмотри на меня заново.

С понятием «девушка» у Гарри ассоциировались тихие перешептывания, внезапные приступы беспричинного хихиканья и почему-то расчесывание волос перед зеркалом по утрам. Любое другое поведение или какие-либо выходящие за пределы этих стереотипов действия представителей противоположного пола выбивали его из колеи.

Сириус поворачивался вокруг своей оси, демонстрируя ему все, на что был способен в состоянии молчания и полной одетости. Наблюдая за тем, как он корячится, Гарри с грустью покачал головой:

— От тебя так и несет отчаянием, Бродяга.

— Да! — вскричал Сириус. — Именно этого я и добиваюсь! Ты начинаешь прозревать, что не может не радовать. Молодец!

Гарри на всякий случай встал и спрятался за креслом.

* * *

В мире гриффиндорца Гарри Поттера существовали темы, которые нельзя было обсуждать. Гермиона, например, часто заводила о них разговор.

— А почему профессор Дамблдор не запер дверь в комнату с Пушком покрепче? А почему он оставил дверь и не построил вместо нее стену, чтобы никто не догадался, что там вообще есть комната? — бывало, спросит она между делом.

— А почему профессор Дамблдор не стер ту кровавую надпись на стене рядом с туалетом?

— А почему тебе сразу не сказали, что Сириус — твой крестный? А как теперь ему живется, когда он знает, сколько всего тебе пришлось пережить? А сможет ли он вернуться к нормальной жизни?

Гермиона Грейнджер была очень любопытной девочкой, и ее неудобные вопросы каждый раз пугали. О таких вещах говорить было просто-напросто неловко и неприятно. Гарри вообще был довольно благоразумным человеком, который не любил, когда его вытаскивают из зоны комфорта. Другое дело, что эта зона не включала в себя разговоры по душам, но вполне уверенно охватывала смертельные драки с разнообразными плохими людьми и существами. В общем, если бы кто-то в шутливом, легкомысленном или каком-нибудь отличающемся от трагичного тоном заговорил о том, сколько всего перенес Сириус Блэк в Азкабане, Гарри тут же шикнул бы на этого человека и приложил бы палец к губам. Но когда сам Сириус показывает отношение к собственным несчастьям, которое метафорически можно представить в виде обезьяны, демонстрирующей свою самую яркую часть публике... Короче, Гарри был несколько смущен.

— Нет, просто послушай. Я отсидел кучу лет, месяцев и дней в Азкабане. Все считали, что я негодяй, предатель и маньяк. Потом я сбежал, пытался найти тебя, нашел, рассказал правду, опять убежал и скрываюсь от властей. И вдруг — здесь я немного забегаю вперед — выясняется, что я невиновен. В газетах появляется скандальная статья, меня, последнейшего наследника благороднейшего дома Блэков, оправдывают. Я произношу пару загадочных речей для публики и ухожу в тень — зализывать душевные раны. Что начнут думать люди?..

— Наверное, им станет тебя жалко.

— Да, если я разрыдаюсь перед колдографами и журналистами. А если я буду держать себя гордо, немного воинственно, всем своим видом показывая, что буду защищать своего крестника и сражаться со злодеями до последней капли крови, несмотря на всю несправедливость, что перенес из-за Системы?

Гарри молчал.

— Я вижу, ты все понял, это хорошо. Чувствуешь, как этот маленький мир дрожит перед нами, парень? — спросил Сириус. Гарри скорее чувствовал, как дрожат его колени, но храбро кивнул.

— Мне надо немного отойти от сегодняшних новостей, проникнуться идеей, так сказать. Завтра буду готов. Правда, все равно мне это кажется слишком самонадеянным планом. Люди переходят на темную сторону не только из-за ее привлекательности, но и из-за убеждений, — угрюмо сказал Гарри. — Они могут и не поддаться эмоциям. Голова-то на плечах у них все же есть.

— А вот для этого, мой дорогой друг, и нужны мы. Нужно сделать так, чтобы они не смогли различить, где у них чувства, а где мысли.

— Ты меня пугаешь, — признался Гарри.

— Ты меня тоже, — ответил Сириус. Нельзя просто так произносить бессмысленные фразы и ожидать трепетной реакции от собеседника, но Гарри был вынужден признать, что у Сириуса это получается. Что еще хуже, ты непроизвольно начинал искать тайный смысл в его абстрактных высказываниях. Что вообще ужасно: этот смысл часто находился.

— А во мне что такого пугающего? — спросил Гарри.

— Потенциал. — Сириус бросил на него взгляд бесконечной житейской мудрости. — В тебе есть огромный потенциал, и тот факт, что ты его не осознаешь, играет тебе только на пользу.

Тогда зачем мне об этом сообщать, если незнание мне бы помогло, подумал Гарри. Ему не нравилось, когда его хвалят: обычно под комплиментами прятался подвох.

— Нельзя ли как-то упростить задачу? — с надеждой спросил он. — Может, есть заклинание какое-нибудь заковыристое, или зелье, пробуждающее, ну, сексуальное влечение?

Сириус вздохнул.

— Возможно, Дамблдор возлагает на тебя слишком много надежд.

Вполне вероятно, что это было сказано специально, чтобы пробудить в нем злость и желание доказать свою состоятельность как героя — во всех смыслах. Но вот что удивительно: одна мысль о возможности продуманного характера последней реплики наполнила Гарри — да-да, вы правильно догадались — злостью и желанием доказать свою состоятельность как героя. Осознав эту мысль, он безнадежно вздохнул.

— Что ж, посмотрим, Бродяга.

Если Гарри Поттер и умел действовать эффективно, так это в тех случаях, когда его загоняли в угол. Как раз в тот момент, когда Гарри гневно наполнял свои легкие воздухом, мимо невидимого для чужих глаз особняка Блэков проходила благодушная и мирная старушка. И ей совершенно неожиданно захотелось перекреститься.