Ronald Weasley and the Time of The Universe (гет)

Ярким слепящим светом оказалось ясное погожее утро. Черт, не люблю так просыпаться. Солнце, гребаный ты люмос, потухни к чертовой матери!

Но светило, не услышав мои отчаянные мольбы пополам с недовольными матами, нещадно палило мне в глаза. Чтоб я сдох, так не хочу вставать! Давно я не чувствовал себя настолько здоровым: голова не болит, кости не ломит, да и признаков похмелья, давно ставших привычными, я не наблюдаю. Что ж, плюс, несомненный плюс. Только вот...

Случайная мысль заставляет меня буквально подскочить на кровати. Черт возьми! Я ведь должен быть мертв!

Впрочем, мне-то откуда знать, как именно это бывает? Я мертвым никогда раньше не был. Так, Уизли, вздохни глубже и успокойся. Со всеми проблемами будем разбираться по мере их поступления. Только вот какого хрена я так и не могу сосредоточиться? От мыслей о своем возможном спасении (хотя кому я нужен?) отвлекает нечто рыжее, мельтешащее вокруг меня. Поворачиваюсь и обнаруживаю на стенах ярко-оранжевые плакаты с "Пушками Педдлс". Сердце предательски екает. Я делаю еще пол-оборота, и тут уже сердце не только пропускает удар, но и ухает в сделавший тройное сальто желудок. Из зеркала на меня смотрит высокий щуплый пацаненок лет двенадцати. Его растрепанные со сна волосы ярко рыжеют в лучах солнца и почти что сливаются с оранжевой стеной. Глаза мальчишки выпучены, словно от шока, а рот приоткрыт — ну точь в точь умственно отсталый.

Я поднял левую руку и показал зеркалу средний палец. Отражение повторило за мной, а зеркало завопило "Эт-то еще что такое!".

— Иди на х*й, — буркнул я детским голоском и уселся на кровать, вцепившись в волосы.

Итак, что мы имеем: я вроде как склеил ласты — ведь если смешать зелье Сна-без-сновидений с алкоголем, то выделяется токсин, от действия которого может спасти только оказанная в течение двадцати минут помощь (испытал из-за собственного идиотизма на своей шкурке как-то — приятного мало). Моя же доза могла завалить не только лошадь, но и дракона. Я помню свой посмертный выброс магии, потом я таки отлетел от тела и должен был попасть, как рассказывал Гарри, "на вокзал Кингс-Кросс". Но почему-то оказался в далеком детстве, а именно в своей комнате. Никакого тебе тумана, только лишь дебильное солнце, немилосердно палящее в глаза. Никто не встретил — ни Гермиона, ни Гарри, ни, на худой конец, Дамблдор. Вывод какой: либо я с ума сошел, либо кто-то там сверху со мной сыграл не очень хорошую шутку. Не утешительно.

Я завалился на кровать, положив руки под голову. Первый и самый сильный шок прошел, и мысли теперь текли вяло, настроение было на грани пофигистического. А что я могу сделать? Я неведомо где, неведомо, каким образом, стал маленьким и, похоже, застрял в этой гребаной комнате. Аб-зац.

Надежду принесли шаги, раздавшиеся на лестнице. Я даже не пытался привести себя в порядок: а зачем это, спрашивается, на том свете-то? В дверь постучали:

— Рональд, уже час пополудни, немедленно вставай! — так, тормозим, вопросик возник: с какого бодуна тут объявилась моя мать?! Когда я пил зелье, она была жива, так что никаким образом не может меня встретить на том свете. Убиться башкой об стену...

Я был слишком занят обдумыванием сложившейся ситуации (что-то вроде: "Мать моя ведьма, помогите кто-нибудь разобраться в этом бреде, один я ни за что не справлюсь!!!"), чтобы следить за происходящим. Тело же мое, похоже, и само знало, что делать. Вот я оделся, вот спустился вниз. Все как в моем прошлом — на кухне пахнет чем-то аппетитным, мать суетится у кастрюль. Отец шумит в своем гараже, Перси наверняка читает очередной учебник, а с улицы в открытое окно доносятся звонкие веселые голоса близнецов и Джинни — никак, гномов гоняют.

Все настолько нелепо и в то же время реалистично, что... В горле встал комок. Кое-как прожевав безвкусную (мама готовит отлично, это я почти ничего не почувствовал) яичницу, я пулей вылетел во двор, оттуда, не обращая внимания на оклики близнецов, полетел в сторону леса. На ту поляну ноги вынесли меня сами; я вдруг вспомнил, что в детстве, когда мне было особенно одиноко и обидно от чего-либо, я всегда приходил сюда, вскарабкивался на дуб, прятался в листве и мог просидеть так до самого позднего вечера.

Сейчас я просто уткнулся в теплую от солнечных лучей кору. Мысли метались в беспорядке, горло словно тисками сдавило, и я не мог дышать. Гермиона, где ты? Мне так нужна сейчас твоя помощь!

Пару часов я просидел у корней дуба, раскачиваясь взад-вперед. Меня откровенно трясло. Да, бывало, я напивался так, что видел то ли чертей, то ли ангелов. Но допиться до такого состояния, что появились галлюцинации про то, что я вернулся в прошлое?.. Господи, Мерлин или кто там есть! Почему? Почему вы мне не дали просто умереть?!

Не знаю, сколько я так просидел, уткнувшись в колени и рыдая. Только вот отвлекло меня то, что кто-то накрыл мои плечи не то пледом, не то просто большой курткой. Я вздрогнул и поднял голову. Рядом со мной на корточках сидела светловолосая девочка, чем-то напомнившая мне Луну Лавгуд. С тем лишь отличием, что она была черно-белой, как старые фильмы, которые показывала мне Гермиона.

— Привет.

— П-привет.

— А почему ты плачешь? Тебе плохо? — спросила она с той детской непосредственностью, которая бывает только у тех, кто жил в безопасности и доверии, не боясь неосторожным словом или действием оттолкнуть близких.

Ответа на ее вопрос я не знал, зато задумался: а плохо ли мне? Нет, определенно нет. Я рад снова видеть всю свою семью. Билл наверняка сейчас в Египте, и Сивый еще не изуродовал его лица. Фред жив, Джордж не впал в депрессию. Жива Джинни. Наверняка с Гарри и Гермионой тоже все в порядке... Оставалось только надеяться на то, что это не плод моей больной фантазии.

— Это все реально, Рональд, — улыбаясь, сказала девочка. — Уж не знаю, за какие такие заслуги, но тебя отправили в прошлое. Твое прошлое, — она покровительственно потрепала меня по волосам. — Правда, ты уж извини, сомневаюсь я в том, что ты сможешь что-то поменять.

Стало обидно от того, что какая-то незнакомая маленькая девочка смеется надо мной и пытается унизить, выражая свое сомнение в моих силах. Та, что занимала сейчас мои мысли, хихикнула:

— Во-от он, тот Рональд Уизли, который приглянулся тем, кто выше. Сохрани этот настрой до конца. Докажи мне, что те, кто выше, не ошиблись.

— А в противном случае что?

— Поверь мне, — глаза девочки вдруг стали черными, а голос стал взрослее, — ты не хочешь этого знать.

Еще раз потрепав мои волосы, она поднялась и направилась в сторону чащи, где вскоре буквально растворилась. А я проснулся от того, что вдруг похолодало. Только вот плечи мои еще хранили тепло от пледа, которым меня укрыла девочка.

Странным образом этот сон помог мне принять произошедшее, успокоиться и найти в себе силы встать и пойти домой, чтобы разобраться во всем.

Когда я вернулся, все переживали. Конечно, я получил нагоняй от мамы, поддерживаемой отцом. Потом меня все-таки усадили ужинать, попутно спрашивая, где я провел весь день.

— Я гулял, — я пожал плечами и продолжил трапезу. А мама продолжала сердиться:

— С каких это пор ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы куда-то уходить, не предупредив меня, свою мать?!

— Да куда я отсюда уйду-то? Не к Лавгудам же!

Есть резко перехотелось, так что я отмахнулся от издевательски хихикающих близнецов и прошел к себе в комнату. В планах на вечер стояло определение сегодняшней даты. Что, учитывая то безобразие, которое творилось в моей комнате, было чем-то на уровне "охренеть, как трудно". Черт, я знал, конечно, что мне в детстве аккуратность не привили — не до того предкам было, но, мерлинова борода, быть таким раздолбаем?! Минут десять я в шоке осматривал то, что творилось у меня в полочках стола и там, где, по идее, должны были стоять книги. Нда... Итак, вспоминаем все, чему нас когда-то давно учила родная жена...

Итогом полуторачасовой уборки стала куча мусора у двери. Отдельной стопкой лежала макулатура, в том числе и раздражающие плакаты со стены. На прибранной кровати лежало цветастое лоскутное одеяло, которое собственноручно сшила мама и которое когда-то я просто затолкал его в шкаф и благополучно забыл, но сейчас оно мне чертовски нравилось. Стены "сияли" старенькими потертыми обоями, но это можно будет поправить в скором будущем. У окна стоял стол, в его полочках были аккуратно сложены все письменные принадлежности, на углу стопочкой возвышались доставшиеся от братьев книги за первый курс и новая книга по ЗОТИ авторства Кветина Тримбла — этот поганец Квиррел уже в школе.

На стене у книжной полки висит отцовский самообновляющийся календарь. Сегодня у нас двадцать шестое августа тысяча девятьсот девяносто первого года. Через неделю я еду в Хогвартс, где встречу тех, кто мне очень дорог. И я сделаю все, чтобы их печальные судьбы не повторились.