Забытая жизнь (гет)

Однажды утром Гермиона услышала, как Лаванда бормочет во сне. Это было на третьем курсе, но уже тогда у них с Гарри и Роном было слишком много секретов, которые можно вот так выболтать. И девушка тем же вечером пошла в библиотеку и прочла о заглушающих чарах все, что смогла. С тех пор она каждый вечер накладывала их на кровать.

Сейчас она не была уверена, что не говорила во сне. Судя по тому, что все девочки спали, ночь прошла спокойно. Что же это было? Гермиона поискала глазами Живоглота, того не было видно. Скорее всего, он спал в гостиной у камина.

Гермиона была уверена — то, что ей привиделось ночью, не было сном. Это... воспоминания: профессор Снейп, Живоглот, она сама... Тогда почему профессор стирал ей память? И почему воспоминания вдруг появились опять? Почему именно сейчас? Если память была просто заблокирована, кто или что открыло ее этой ночью? А ведь она видела, что Снейп стирал память не только ей, еще были Гарри и Рон, а на четвертом курсе — целая группа студентов и Крауч-младший. Знают ли Гарри и Рон? Они тоже вспомнили? А остальные? Ответов на все эти вопросы у девушки не было. Но она не будет Гермионой Грейнджер, если во всем не разберется.

Как выяснилось за завтраком, ребята ни о чем не вспомнили и ничего не подозревали. Гриффиндорка кинула взгляд на Малфоя — тот о чем-то переговаривался с Паркинсон, они выглядели как обычно. Выходит, что воспоминания вернулись только к ней. Это добавляло еще один естественный вопрос: а почему?

Гермиона решила пока ничего не говорить Гарри и Рону.

«Это хорошая мысль», мелькнуло в голове. Девушка очень медленно поднесла вилку ко рту.

«Ты — мой внутренний голос? У меня уже шизофрения?» — она осторожно проглотила кусочек бекона.

«Возможно», немного подумав, ответило подсознание сразу на оба вопроса.

«А почему мой внутренний голос напоминает мне голос профессора Снейпа?»

Гермиона налила себе апельсиновый сок.

«А ты посмотри», посоветовал собеседник.

Девушка подняла голову и взглянула на учительский стол. Дамблдор закусывал лимонными дольками утренний чай. МакГонагалл, поправляя очки, что-то рассказывала Спраут, а Снейп... Снейп смотрел на нее из-за завесы черных волос. Слова, прозвучавшие в голове, отлично сочетались с его усмешкой: «Десять баллов Гриффиндору за неразглашение, мисс Грейнджер». Отвернувшись, зельевар продолжил пить кофе. Он был невозмутимым, спокойным и таким... обыкновенным, что Гермиона засомневалась в реальности мысленного диалога «Наверное, показалось. Надо будет зайти к мадам Помфри. Из-за этих снов меня уже клинит на профессоре...». Гермиона отмахнулась от глупых мыслей, помотав для верности головой, и неосмотрительно глотнула сока, за что тут же и поплатилась, поперхнувшись от фразы:

«А вы даже в мыслях называете меня профессором?»

Симус кинул на нее удивленный взгляд, а Лаванда и Парвати захихикали. Она быстренько сообразила Чистящее заклинание и возмущенно фыркнула:

«А как прикажете вас называть?»

«Как у вас, у гриффиндорцев принято: Ужас, Летящий на крыльях ночи, сальноволосый бэтмен, Кошмар Хогвартских подземелий... Кто из нас должен лучше знать?»

Гермиона сделала вид, что задумалась.

«Ну, хорошо. Скажите, пожалуйста, Кошмарный ужас, летящий из хогвартских подземелий, что вы делаете у меня в голове?»

Настал черед профессора давиться кофе. Он откашлялся и, поднявшись, зашагал к выходу.

«Пожалуй, остановимся на «профессоре». Чтобы ответить на ваш вопрос, мне необходимо встретиться с вами после уроков. Отработка. В семь».

«За что, профессор?! Я же ничего...»

«Мыслите шире, мисс Грейнджер. Не «за что», а «для чего». А насчет «ничего», это мы еще посмотрим».

Снейп вышел из Большого зала. Гермиона с сомнением покачала головой. Прозвучало очень даже зловеще. Она только что договорилась со Снейпом об отработке?! «О встрече», поправила она себя, «День обещает быть интересным».

«Непременно, мисс Грейнджер» — прозвучал в голове голос зельевара.

«ААА!!!» — Гермиона чуть не подпрыгнула от неожиданности, — «Профессор, вы же ушли! Как же мы можем?..»

«Объясню все при встрече. Пока что, мисс Грейнджер, постарайтесь не думать так громко, или не думать вообще. Хотя о чем это я, вы же Грейнджер...»

Записывая лекцию МакГонагалл, девушка еще долго думала обижаться на это или нет.

* * *

Весь день был для Гермионы, сплошной черной полосой. Голова раскалывалась от боли, обрывками мелькали мысли Снейпа:

«Тупые, безмозглые идиоты! ... Двадцать баллов с Хаффлпаффа!»

«Как это можно нарезать так? Это же волосы! ... Как это вообще можно нарезать?»

«... Черт. Новая партия котлов. Была новая. Нет. Была партия».

«Убейся об стенку, Малфой! Смотри под ноги, мантикору тебе в ...»

И Гермиона не очень хотела видеть выражение лица профессора в эти моменты.

Оставался последний урок — Зелья. Девушка со смешанными чувствами подходила к кабинету: ей было очень любопытно, что придумает профессор, чтобы назначить ей отработку. «Я буду зрителем в театре одного актера», иронично усмехнулась Гермиона. Из соседнего коридора доносились голоса.

— Блейз, заткнись, и без тебя тошно!

— Малфой, вот скажи мне, чем надо было смотреть, чтобы врезаться в декана и еще наступить ему на ногу? Что он тебе сказал?

— Сказал, что не замечал во мне хаффлпаффской тупости и гриффиндорской неотесанности.

— М-да, Малфой, ты попал...

— Блейз, заткнись, и без тебя тошно!

— Повторяешься, дорогуша! — двое слизеринцев вышли из-за поворота: Драко, злой как тысяча пикси, и довольно ухмыляющийся Забини. Они прошли, не заметив Гермионы.

В голове опять прозвучал голос Снейпа:

«Мисс Грейнджер, поправьте сумку».

«А что не так с моей сумкой, профессор?»

Короткий смешок. Взмах черной палочки из-за угла. Лопнул ремень и все учебники и пергаменты вывалились на пол.

«О, профессор, вы так изобретательны!» — что ж, ехидства ей было не занимать.

«Простое Reparo вам незнакомо, мисс Грейнджер?». Профессор зашел в класс, дверь за ним тяжело захлопнулась.

«Знакомо, но, по вашей милости, я опоздала на урок!». Перья разлетелись по всему коридору, и Гермиона все еще собирала их.

«Вот именно, мисс Грейнджер, опоздали» — зельевар явно развлекался вовсю.

Гермиона возмутилась: «Но за опоздания не назначают отработок!»

«Ну же, мисс Грейнджер, зайдите в класс. Это только начало» — за дверью был слышен тягучий голос зельевара, он уже начал лекцию.

Усмехаясь, Гермиона постучалась, а затем вошла в кабинет. Студенты уже переписывали с доски рецепт очередного зелья. Гарри и Рон, повернувшись, в шоке уставились на нее: Гермиона никогда не опаздывала на уроки, и тем более на Зелья.

— Простите за опоздание, профессор. Можно? — девушка смотрела на профессора. Немного дерзости — она же из Гриффиндора; капля страха и вины — всё же она опоздала на урок; толику уважения — профессор как-никак и совсем немного отвращения — это же Снейп. Профессор запахнул мантию и окинул гриффиндорскую выскочку презрительным взглядом «Эта-жаба-сдохла-три-дня-назад».

— Мисс Грейнджер, какая честь, лицезреть вашу, несомненно, драгоценную персону в этих стенах. Поведайте нам, смертным, — он, ухмыляясь, оглядывал класс, — что же вас задержало?

Гермиона опустила голову, чтобы скрыть дурацкую улыбку. Ну профессор, ну актер!

— Простите, сэр!

Зельевар насмешливо вскинул бровь и тихо произнес:

— Что ж, очень жаль. Мисс Всезнайка не может ответить на такой простой вопрос. Двадцать баллов с Гриффиндора. Садитесь, Грейнджер.

Гриффиндорцы возмущенно зашептались. Снейп наградил студентов еще одним убийственным взглядом.

— Молчать! Кто неправильно выполнит задание, отработка у мистера Филча в семь. Кто не успеет сделать, — зельевар выразительно посмотрел на Гермиону, — отработка у меня, также в семь. Вам ясно, мистер Лонгботтом? — профессор, даже стоя в нескольких шагах от парты, умудрялся нависать над несчастным парнем.

— Д-да, п-проф-фесор С-снейп!

— Замечательно. Вопросы?

Ответом ему стало бульканье котлов и мерное постукивание ножей. Через полтора часа зельевар обошел класс и подвел итоги.

— Мистер Финниган, мистер Томас, мистер Поттер. Филч. Семь вечера. Отработка. Доступно?

Три гриффиндорца ответили ему презрительными взглядами. Снейп посмотрел на зелье Гермионы: оно было только на второй стадии.

— Боюсь, мисс Грейнджер, вам придется доварить. Здесь, так же, в семь вечера.

* * *

В шесть часов Гермиона собрала записи по трансфигурации и, к немалому огорчению мальчишек, поднялась в спальню девочек. На кровати спал Живоглот. Девушка поставила учебники на полку и присела на одеяло, рядом с книззлом. Протянув руку, она запустила пальцы в густую шерсть, за что удостоилась довольного урчания. Вытянув лапы, Живоглот, не мигая, внимательно смотрел на хозяйку. Его зеленые глаза с вертикальными зрачками светились, будто хотели что-то сказать

* * *

POV Живоглота.

Под лапами шуршит сухая газета, какая-то старая бумага. Рядом миска, разделенная на две части: в одной половине вода, а в другой — кусочки мяса. Иногда здесь дают рыбу, но очень редко. Только когда приходили детеныши на двух ногах, когда солнце садилось раньше, когда наступала осень. Детеныши приходили шумной, разноголосой толпой. Они выбирали сов, жаб, изредка змей, — тех несчастных, которые всю оставшуюся жизнь были связанны магией с волшебниками. Почти никто из них не понимал глубинной магии фамилиаров, поэтому животные служили домашними питомцами или разносчиками почты. Птицы и жабы погибали уже через несколько лет, из-за маленьких глупых созданий, которые, не умея правильно держать палочку, бездарно тратили запасы животной магии на доставку бессмысленных записок и пакетиков конфет.

Когда дети подходили к отделу рептилий, змеи поднимали головы, начинали яростно раскачиваться и бросались на стеклянные стены ящиков. Наглые толстые пальцы моментально исчезали, а детеныши громко визжали. В такие моменты толстый котяра с приплюснутой мордой удовлетворенно прищуривал глаза.

Редко, очень редко кто-то из детенышей пробирался через ораву пушистых котят и ухающих сов в его угол, к огромной металлической клетке с толстыми прутьями. Это был особенный мирок. Во-первых, сюда почти не проникал солнечный свет. Лишь на закате, перед тем, как их поглотит ночь, пара лучиков слабо и тревожно проскальзывали сквозь небольшое узкое окно. Тогда бурая в темноте шерсть ненадолго вспыхивала огненно-рыжим оттенком и, словно пугаясь своей дерзости, гасла.

Владелец зоомагазина, мистер Филипс, приобрел этого кота около двадцати лет назад. Его нашли в лесу охотники, когда он, грязный, с переломанными передними лапами и всклоченной шерстью, лежал под сосной. Его тщательно подлечили, и, благодаря регулярному питанию, за полмесяца книззл окончательно восстановился.

Кроме мистера Филипса, животное никого к себе не подпускало. А если вдруг случалось, что покупатель не понимал тихое угрожающее шипение и прижатые уши как сигнал к отступлению, после нескольких глубоких царапин понимание чудесным образом приходило. Со временем вокруг тяжелой чугунной клетки естественным образом сформировалась «мертвая зона».

* * *

Из всех разумных существ на земле, только человек может подумать о себе: «Я — это я. Я человек». Все остальные создания, если они вообще умеют думать, останавливаются на мысли: «Это я».

Временами книззл поднимался и начинал нервно метаться по клетке. В такие дни он оставался без еды, потому что мистер Филипс боялся за сохранность конечностей и близко не подходил. Книззл же, наоборот, яростно бил хвостом, рвал в клочья подстилку, истошно выл и переворачивал миску с остатками воды.

В голове проносились мысли, которых не должно быть у животного.

«— Вы слышали? Он назвал меня папой!» — от всплеска положительных эмоций даже шерсть на загривке вставала дыбом.

«— Мини, дорогая...» — а перед глазами вставал женский силуэт, разум вытаскивал из разных пластов памяти ароматы той ночи, звуки знакомого голоса, тепло мягких объятий.

«— Том, мы справимся, только постарайся выжить в этой мясорубке...»

«— Никогда моя семья не будет служить тебе! Ты убийца!» — книззл раздраженно затряс головой, и мысли потекли по привычному для него руслу. Детеныши, магия, мясо, клетка...

* * *

Однажды его все же взял себе один из маленьких двуногих. Это была девочка. Такая же пушистая, как и он сам, только не такая рыжая. Книззл был очень недоволен: его вытащили из клетки, которая уже стала его домом, его посадили в другую, поменьше, без еды, и вынесли на улицу. Это было очень большим минусом. И еще ему дали имя. Отличное имя (жаль, что животные не умею язвить). Теперь всю оставшуюся жизнь рыжий будет гордо называться Живоглотом.

Но спустя какое-то время Глотик, так называла его маленькая хозяйка, осмотрелся и почувствовал, как что-то в его сознании принимает все перемены и даже соглашается с ними. И животное, все инстинкты которого вопили об обратном, стало потихоньку привыкать к маленькой волшебнице. Сейчас всё, что было хорошего в кошачьей жизни, прочно ассоциировалось с образом ведьмочки с ореховыми глазами и нежными розовыми пальчиками. Они дарили невероятное удовольствие, посылая волны мурашек, когда потихоньку зарывались в шерсть и гладили его за ушами, по спинке, по животу и иногда даже разминали его неправильно сросшиеся после перелома лапы.

* * *

Удовлетворенно урча, Живоглот вытянулся под искусными поглаживаниями девушки. Гермиона устало вздохнула и, приласкав книззла напоследок, вышла из комнаты. Полседьмого, её ждет отработка у профессора Снейпа.