Еще один мальчик (джен)

Если Бобби Грейнджер не любил Первое сентября, то Фред Уизли этот день просто обожал.

Он обожал, как сказал бы Бобби, "впустую тратить время": бежать на вокзал, обскакать весь перрон в ожидании поезда, загрузиться в уютный школьный вагон и катить до Хогвартса долгие восемь часов... И он вовсе не считал, что при этом зря тратит время.

Он же встречается с одноклассниками, с друзьями, смотрит, как они изменились за лето, рассказывает, как провел лето он сам, а потом слушает, как провели они; он общается, это же так интересно!

Он бежит смотреть на новичков, которые приходят в школу каждый год, заводит новые знакомства. Зачем еще нужна школа, если не для общения, — для уроков, что ли?!

Да, если бы Бобби Грейнджер всё это понимал, его жизнь сложилась бы иначе...

Фред очень любил и дальнейшую "потерю времени": как их встречают в Хогвартсе. Кареты без лошадей, Хагрид с лодками, полный людей праздничный Большой Зал, пир, Распределение... Он вообще считал, что первый день в Хогвартсе — самый лучший. (Кроме последнего, конечно. И кроме дней квиддичных матчей.)

Нынешний Первый день доставил ему и неожиданную радость: за слизеринским столом пустовало место Бобби Грейнджера, и ни на платформе, ни в поезде его не было.

Фред заметил, что не он один косится на пустое место. Профессор Лемерсье за преподавательским столом выглядела очень расстроенной, Грейнджер был один из ее любимых учеников. Она даже шепнула что-то на ухо Слагхорну. Спросила, где Паинька, что ли?

Слагхорн что-то ответил, Лемерсье кивнула и занялась ужином. Веселее она не стала.

От радости, что носач наконец-то убрался из Хогвартса и их ждет спокойный год, Фред чуть не станцевал на гриффиндорском столе.

— Фред, перестань кривляться и веди себя прилично. Ты уже не маленький, школу кончаешь, — немедленно отреагировала Лили Луна.

Фред кивнул:

— Да, дорогая.

Вольные деньки, когда можно было дурачиться как угодно, кончились, Фреда почти окольцевали, но он был этому рад.

Лили Луна, правильная и серьезная девушка, взялась перевоспитывать его весьма основательно — с неменьшим пылом, чем раньше пыталась перевоспитать Бобби Грейнджера.

Фред готовился остепениться и превратиться под руководством Лили в хорошего мужа и отца, и его это устраивало.

Собственно, это всех устраивало. Узнав, что неуместный и неудобный роман Лили с Бобби Грейнджером закончился, две семьи вздохнули спокойно, а потом и радостно, когда Лили представила своего нового жениха. Наконец-то Лили нашла хорошего человека. Да еще всеми давно любимого Фреда Уизли.

Родители Лили приняли его как родного и сразу дали согласие на свадьбу.

— Фред, перестань корчить рожи, я сказала.

— Слушаю и повинуюсь!

— Я видела, куда ты сейчас смотрел.

— Лили, да забудь об этом, — поморщился Фред.

— Забыть? Жаль. Я как раз хотела поговорить с тобой на эту тему, и очень серьезно, — непреклонно заявила Лили. — Мне никогда не нравилось, как вы прикалывались над Грейнджером, и сейчас я продолжаю так думать. Не пора ли прекратить дурачиться? Вы уже школу кончаете, по-моему, вы давно выросли из этой глупости.

— Всё, с Грейнджером покончено, — сказал Фред и отсалютовал бокалом.

— Я серьезно. Вы сами себе больше вредите этими шалостями, чем ему.

— Теперь, когда у меня появился ангел-хранитель, шалить я не буду никогда, — галантно сказал Фред.

Если Фред надеялся никогда больше не видеть Бобби Грейнджера, то его надежды не сбылись.

Проснувшись на следующий день, Фред пошел на урок и за первой же партой наткнулся на ненавистную носатую физиономию.

Фред спокойно посмотрел на нее и пошел дальше. Лили права: он вырос из той детской истории. Теперь он ничего не чувствовал к Бобби Грейнджеру, кроме мысли, что победил его по всем статьям.

Бобби Грейнджер был всего лишь носатой карикатурой, жалким лузером.

И это видел весь Гриффиндор.

Больше Бобби Фреда не интересовал.

... А Бобби Грейнджера вообще ничего не интересовало.

Его тело вставало, садилось, ходило на уроки, а дух был далеко; он даже сам сомневался, здесь ли он?

Бобби старался не думать об этом, автоматически продолжать функционировать. Но как он ни пытался избежать крамольных мыслей, вообще не думать Бобби не умел, и его мозг все равно задавал вопрос: что я здесь делаю? Зачем я здесь?

Теперь Бобби проклинал безумное упрямство, заставившее его остаться в Хогвартсе. Слепой гнев, заставивший его гнуть линию: "Нет, им не удастся меня выжить!", "Я им покажу!", "Я не сбегу, я не сдамся!" — привел на этот путь; но теперь, воплотив свой план воочию, он спрашивал: а оно того стоило? Кому и что он собрался доказывать? Кому нужны его доказательства?!

А ведь мог бы сейчас спокойно учиться в Дурмстранге...

Зачем он вернулся в Хогвартс — чтобы убедиться, что здесь его никто не ждал? Что здесь он никем не любим и никому не нужен?

Он ходил на занятия со всеми, а затем запирался один в лаборатории, и между обоими состояниями своей хогвартской жизни он не видел разницы. Там один и здесь один. Один — это навсегда один. Даже в шумной и веселой толпе учеников.

Кажется, он доказал себе сейчас только одно: он хотел убедиться, что хоть кто-то поддержит его и осудит Фреда Уизли? Что ж, он убедился, что вся школа на стороне Фреда Уизли. А он теперь — в полной изоляции. Он сидит и как мазохист смакует свое поражение...

Странно, что если с людьми Бобби разговаривал теперь неохотно и односложно, то в одиночестве, в тишине запертой лаборатории, язык его развязывался, и разговаривал он долго и охотно.

Размышлять вслух — очень приятное занятие. В конце концов, если не с кем поговорить, можно поговорить и с самим собой. Во всяком случае — с умным человеком...

— Вот интересная вещь крестраж, — размышлял Бобби вслух однажды, промывая в лаборатории груды пробирок.

— Хорошо быть крестражем. Кожа у тебя будет толще, чем у слона. Никакой дубиной не проймешь. Никаким заклятьем не поразишь — даже Авада отскочит... Хоть семь раз подряд.

Крестраж, в принципе, это гарантированный путь к бессмертию. Хочешь быть бессмертным — или сам штампуй крестражи, или стань крестражем кого-то другого.

Странно, почему никому не приходило в голову сделать крестражем человека? Это же ничуть не хуже крестража-предмета. Вот Темный лорд сделал крестражем животное — и то он один экспериментировал. Никто больше до животных не додумался.

А может, с Лордом всё впереди, он и до человека когда-нибудь доберется.

Человек-крестраж — это любопытное явление.

Полное бессмертие и неуязвимость.

Правда, в голове у него будет торчать чужой ум, а в теле — чужая душа, но придется потесниться. Некоторый дискомфорт — как плата за привилегии.

и почему же присутствие другой личности в тебе непременно дискомфорт? Один ум — хорошо, а два — лучше, — философски продолжил Бобби.

— Теоретически, при этом тебе передадутся все возможности и таланты оригинала, только умей пользоваться. Вот Темный Лорд знает змеиный язык — и его крестражи должны владеть парселтангом.

— И связь душ — ты всегда будешь на связи с Лордом, знать, где он и что делает... Если он не закроется окклюменцией, конечно. Но здорово — иметь постоянный доступ к мыслям нашего милого Лорда... Все его планы перед тобой — как на ладони. Прелесть.

И вообще ты будешь неуязвим перед ним — ведь он это ты. Все его заклятия от тебя отскочат в него же обратно. Или вообще не подействуют. Если он ставил какое-то заклятие против всех, кроме только себя, то тебя оно пропустит. Ведь ты — это он. Ты сможешь, как он, пройти в Тайную комнату, может, тебя даже признает василиск... Особенно если ты поговоришь с ним по-змеиному... А может и нет, ведь василиск признает только одного хозяина.

Вот милорд проклял должность профессора ЗОТИ — и никто не смог удержаться на этой должности больше года. Только сам Лорд смог бы. И профессор Поттер, он же у нас Избранный...

На парселтанге говорит, семь Авад отразил, в мысли Темного лорда проникает... Только победить его никак не может...

Чудо природы...

И тут Бобби ахнул и резко замолчал.

В алхимической лаборатории тоже произошло чудо: впервые в своей безупречной карьере Бобби Грейнджер выронил поднос с пробирками.

Рядом кипел оставленный без внимания котел, на полу блестели осколки стекла, но Бобби было плевать.

Его ноги подкосились, и он сел а пол посреди осколков, схватился за голову и зашептал:

— Нет, этого же не может быть... О Мерлин...

Он только что нашел Седьмой крестраж Темного лорда.