Сад голубых пионов (гет)

Пиона ступает осторожно, не опускает пятки на мягкий ковер, будто так может наделать страшного грохота, и ведет носом, прислушиваясь к тишине. Полночь приближается густой темнотой, в которой едва видны очертания белых напольных часов и трепещущих на слабом ветру занавесок. Мягкий запах цветов окутывает, ложится на плечи и забирается под волосы, щекоткой оглаживая кожу на голове. Пиона крадется подобно хищнику, выслеживает жертву и не отрывает глаз от рассыпавшихся по подушке белых в ночном мраке волос.

От тишины звенит в ушах и кажется, что перед глазами рябит и мелькают серо-черные пятна как на потерявшем сигнал телевизоре. Густой ворс ковра проминается под босыми ногами, и Пиона кутается в него, будто прячется в зарослях от подозрительных глаз. В темноте вовсе не видно, вздымается ли грудь Люциуса, ужас захлестывает на мгновение, а затем отступает, и Пиона клонит голову набок, прислушиваясь к его дыханию.

Ночь правит балом, пускает картинки в тенях и шепчется в занавесках, и кажется, что все вовсе остановилось. Будто мир замирает, вдохнув полной грудью, и щелкает заводной ключ.

Пиона присаживается на край тонкого одеяла, кладет ладонь на грудь Люциуса и только теперь ощущает, что она взаправду вздымается. Густой комок мешается в горле, и она ведет пальцами по мягкой ткани ночной рубашки, путается в ней и неловко касается теплой кожи. Пиона вздрагивает, но руку не убирает, опускает голову и протяжно вздыхает, так что звук этот разносится эхом в темных углах.

Люциус перехватывает ее руку, щурится в темноте и растягивает губы в сонной улыбке, а Пионе хочется вцепиться в его запястье, закатать рукав и выжечь с корнем чужую незримую метку.

— Ты когда-нибудь убивал?

Голос ее звенит в тишине колокольчиками, и Пиона пугается их внезапного грохота. Люциус смотрит на нее исподлобья, целует косточку на большом пальце и тянет к себе, заставляя улечься сверху. Он не отвечает, потому что Пиона не примет уловок и глупых ужимок, жмурится, когда она, должно быть, слишком сильно давит ему локтем на грудь, и быстро рвано кивает, скрывая в складках ночи признание.

На мгновение Пионе чудится, будто она смотрит на него изнутри, а затем расслабленная улыбка возвращается на лицо Люциуса, и он едва ощутимо прижимается губами к ее виску.

— Хочешь устроить ночь откровений? — Люциус мягко смеется, а Пиона смотрит, не отрываясь, в его глаза, кажущиеся черными в темноте. — Я тоже могу спросить что-нибудь личное?

— Есть что-то, чего ты не знаешь?

Пиона чувствует животом тепло его тела, ощущает прохладный ветерок на спине и вздрагивает, когда лопаток касаются мягкие пальцы. Люциус забирается под ее платье, ведет по коже, и следом за его прикосновениями расползаются волнами мурашки. Пиона упирается ногами в матрас, путается в складках тонкого одеяла и, пытаясь изо всех сил не свалиться, ощущает себя непередаваемо глупо. Впрочем, мысли из ее головы напрочь выветриваются, когда Люциус подается вперед, кладет ее руку себе на щеку и сладостно прикрывает глаза.

Мгновение спустя Пиона лежит на спине, а волосы Люциуса, падающие с одного плеча, касаются ее щеки. Между ними треклятое летнее одеяло, напрочь запутавшееся в ногах, и ощущение сквозящего ветерка, искрами оседающего на коже.

— У Гарри опять лихорадка, — выдыхает Пиона, и кажется, будто где-то разбивается зеркало.

Люциус делает глубокий вдох, опускается сверху, придавливая Пиону к кровати спиной, и выдыхает ей в волосы. Пиона обвивает его спину руками, утыкается носом в сгиб шеи и думает, что готова бросить все к чертовой матери.

Она изучает темную магию уже почти четыре года и так и не находит ни единого выхода. Иногда Пиона чувствует на себе пронзающий взгляд, будто вонзается между лопаток молчаливый приказ, и тогда нутро ее упрямо взвивается. Гарри наконец-то находит общий язык с Маленой, общается с ней и Драко по отдельности, будто становится буфером между ними, и оттого, наверное, Пиона считает, что без него все попросту рухнет.

Пиона понятия не имеет, кем бы была без маленького Гарри Поттера — ребенка, доставшегося ей по наследству от младшей сестры. Пиона вдыхает запах кожи Люциуса, чувствует тяжесть его тела и замирает, прислушиваясь к собственным ощущениям.

— Авада Кедавра ведь убивает душу? — Пиона бормочет едва ли разборчиво, мажет губами по шее Люциуса. — Если две души заключены в одном теле, можно ли уничтожить только одну?

Пиона чувствует, как Люциус вздрагивает всем телом, и с губ ее срывается тяжелый смешок. Они лежат, замерев, какое-то время, а затем Люциус переворачивается набок и прижимает Пиону к себе, зарываясь носом ей в волосы. Прохладный ветер по-прежнему шевелит занавески, но теперь они кажутся призраками, затаившимися в тенях, и оттого Пиона старается поскорее уснуть, хоть на мгновение позабыв о тревожащих мыслях.