Сад голубых пионов (гет)

— Я считал тебя кем-то навроде домашней зверушки, — Мортимер машет опустевшим стаканом в воздухе и глухо смеется, — все ждал, когда интерес иссякнет, и тебя выставят за порог.

Они сидят в маленькой гостиной в поместье Ноттов, пока мальчишки шумной гурьбой раскрывают подарки на дни рождения. Праздники их тянутся один за другим, так что решение отпраздновать вместе — приходит само по себе. Сейчас они в самом конце цепочки, чествуют родившегося в августе Теодора, и громко обсуждают, что в следующем году надо сделать все то же самое, только три раза.

Люциус занят делами и обещает объявиться к вечеру, когда придет время застолья, так что Мортимер развлекает Пиону как может — рассказывает о прошлом и пьет огневиски. Рассказы его, впрочем, Пионе нравятся, потому что вытянуть откровения из Люциуса и Нарциссы порой кажется решительно невозможным.

Оттого, наверное, Пиона молчит, боясь спугнуть напавшую на Мортимера неторопливую говорливость.

— Люциус всегда был послушным ребенком, беспрекословно следовал воле отца, так что я считал вашу дружбу проявлением его подростковой бунтарской натуры, — продолжает Мортимер, покачивая стакан в воздухе, — но когда к вам присоединилась Нарцисса, уверенность моя несколько пошатнулась. Знаешь, что она ответила, когда я спросил о тебе?

— Что я непроходимая идиотка? — Пиона хихикает, представляя хмурую малышку Нарциссу, все еще не разобравшуюся в собственных чувствах.

Мортимер буравит ее долгим взглядом, осушает стакан одним глотком и со стуком опускает его на журнальный столик. Обстановка в этой гостиной чудится Пионе совершенно неподходящей, будто сам Мортимер никогда не мог приложить к ее обустройству руку, и она склоняет голову набок, разглядывая цветочный пейзаж у него за спиной.

— Что ты глупая и совершенно ничего не знаешь о волшебном мире, — Мортимер сглаживает слова, цепко следит за реакцией Пионы и растягивает губы в ухмылке, — как варвар, чудом оказавшийся в цивилизованном обществе. Этакая нелепая диковинка, развеивающая многослойную скуку.

Пиона продолжает вежливо улыбаться, но нечто внутри нее неприятно, обидчиво колет. Она прекрасно знает, что все было именно так, что Нарцисса воспринимала ее не более, чем забавное украшение, инструмент, который нужно было только направить, чтобы добиться собственных целей. Как ее воспринимал в детстве Люциус, Пиона отчего-то знать не желает, потому что осколки ее лиловых очков, кажется, все еще неровными пятнами красят картину перед глазами.

Пионе все еще кажется, будто главное то, что она волшебница, а чистота крови и происхождение совершенно не имеют никакого значения. Впрочем, думает она, в мире магглов расовые конфликты тоже не редкость, так что и в этом плане колдунов нельзя назвать единственными и неповторимыми.

— Мои убеждения разбились об истину в конце вашего пятого курса, — Мортимер продолжает, точно не замечая, что дальше слушать Пиона совершенно не хочет, — все вокруг думали так же, как я, но узнай кто о ваших истинных чувствах…

Мортимер проглатывает слова, не договаривает, но Пиона прекрасно осознает, что он имеет в виду. Тогда власть Темного Лорда была в самом расцвете, и он бы ни за что не оставил без внимания увлечение сына одного из своих ближайших последователей. Пиона знает, что смерть ее ждала долгая и мучительная, вполне возможно — от рук самого Люциуса, и оттого спазм давит горло, мешая дышать.

Пиона хочет спросить, почему вообще волшебники пошли за подобным лидером, и Мортимер, точно прочитав мысли у нее на лице, подливает себе огневиски и продолжает.

— Отец рассказывал, что в сороковых влияние идеологии Гриндевальда было как никогда сильно. Ты ведь знаешь, кто такой Гриндевальд? — Мортимер щурится, буравя Пиону насмешливым взглядом.

Мерлина ради, хочет ответить Пиона, во время поездок в Хогвартс-экспрессе Люциус устраивал ей многочасовые лекции о чистоте крови и великих темных волшебниках, так что не знать этого имени она просто не может. Вот только на лице ее собеседника читается очередная подначка, и Пиона молча кивает, не желая вестись на очевидные провокации.

— Хоть он никогда не проводил активных действий в Британии, многие чистокровные поддерживали его, ожидая момента, когда можно будет доказать собственное превосходство, — Мортимер задумчиво смотрит куда-то Пионе за спину, — и вот появляется он — змееуст, наследник самого Слизерина, готовый вести за собой армию. Разумеется, горделивые аристократы тут же поддержали его, в шутку окрестив собственным лидером. Затем было длительное затишье, вызванное падением Гриндевальда.

Мортимер протяжно вздыхает, будто переходя от прошлого к настоящему, и Пиона окончательно замирает, цепенеет от повисшей тревожности. Иссохший страх вьется под потолком, собирается в клубы едкого дыма и падает на плечи, придавливая собственной тяжестью.

— Он вернулся другим, стал опасным и сильным, карающим и убивающим без разбору. Впрочем, среди чистокровных было много готовых отбросить человеческий облик ради мгновений триумфа, — Мортимер сделал глоток, опустил стакан на столик и ухватился за горло бутылки, — не уверен, что все понимали, на что идут, многим его идеи казались легкомысленным развлечением. Сейчас я могу сказать, что, в отличие от Гриндевальда, Волдеморт тешил свое эго, привязывал к себе страхом и клятвами, а не верой, и убивал всех неугодных независимо от происхождения. Стоило сделать шаг в сторону, и жизнь обрывалась, словно не было ни в ней, ни в чем-то еще никакой значительной ценности.

Мортимер закатывает рукав на левой руке, проводит по предплечью с нажимом, и толстые красные полосы расчерчивают чистую кожу. Пиона знает, что там тлеет клеймо, невидимое, выжженное на самой душе, всматривается в толстые синие вены, будто пытается увидеть рисунок, и оглядывается в сторону двери. Отсюда радостные визги мальчишек она услышать не может, но отчего-то представляет, как на мгновение замирает, выпрямившись в струну, Гарри, втягивает носом переполненный магией воздух и возвращается в норму, как учуявшая след ищейка, не дождавшаяся приказа хозяина.

— Что ты сделаешь, если он снова вернется? — Пиона говорит тихо, и голос ее эхом отражается от стен и звенит в воздухе.

Ей отчаянно хочется знать, пальцы мелко подрагивают, и густое предвкушение охватывает с головой, словно его ответ — вовсе не ступенька на виселице. Пиона ожидает ответа, ведет носом и вздергивает подбородок, и Мортимер смотрит на нее в упор жестким пронзительным взглядом.

— Я присоединюсь к его армии.

Ответ застывает в воздухе густым киселем, дрожит и лопается, но Пиона не вздрагивает. Она не шокирована ответом, не удивлена ни крохотной капельки, и Мортимер улыбается, впитывая ее отчаянное спокойствие.