Метаморфоза (джен)

Было это очень и очень давно. Вина изводила Фелис из-за погибших миров и тех, кто их населял, и чтобы справиться с болью, она отправилась в путешествие.

Так, однажды, слегка запутанный маршрут, проложенный на пьяную голову, привел ее в маленькую темную таверну в каком-то дремучем уголке Шотландии.

Какие-то мрачные крестьяне или работяги бухали по углам, в одном из которых она заметила красноглазого демона. Абеларк был одним из немногих, с кем она уже сталкивалась и кто ушел после живым. Этот демон обладал редкостным для их вида качеством: он был способен держать язык за зубами. А еще с первого раза запомнил, что в желто-зеленых глазах именно этой невысокой и хрупкой девушки он уже разок видел свою медленную и мучительную смерть. Абеларк вежливо кивнул ей и продолжил свою работу: запудривать мозги забулдыгам и заключать десятилетние сделки на души.

Мрачно-сонный трактирщик плеснул в кружку, грязноватую по краям и с жирными следами на ручке, довольно мутного пойла и равнодушно толкнул к ней, отчего содержимое едва ли не на половину разлилось по столешнице, начав стекать на колени пьяному мужчине слева от нее.

— Эй, — недовольно вскрикнул тот и отскочил в сторону. — Какого хрена?

Его мутные глазки, где уже почти на серединной отметке плескалось местная выпивка, уткнулись в Фелис, и мужик внезапно застыл.

Плюс и минус быть Богиней в обществе последнего из проектов Локха — людей — был в том, что Фелис могла видеть их души. Задумка была, по обыкновению, не слишком удачной, хотя и значительно веселила своего Создателя какое-то время. Так вот, способность видеть их начинку было и плюсом, и минусом потому, что не оставляла никакой загадки о сути человека.

Но то, что произошло с этим забулдыгой, с его душой, Фелис наблюдала впервые. Почти потухший бледно-голубой шарик, покрытый сероватым налетом грехов, внезапно засиял ярче. В нем словно вспыхнули искорки, чтобы ярким роем разлететься по всему телу.

Было и впрямь красиво, и это заставило Фелис улыбнуться. Несколько подобрев, она полностью повернулась к соседу и мягко произнесла:

— Я сожалею, мистер, что мой заказ доставил Вам неприятности. Позволите угостить вас в качестве извинения?

В ответ на ее слова произошла вторая вспышка. Человек рвано вздохнул, а после его душа вспыхнула еще разок.

— Спсиб, — неразборчиво пробормотал он, неловко отведя взгляд.

Фелис перевела взгляд на трактирщика, улыбнувшись и ему, вот только совсем другой улыбкой. Видевший ее из своего угла Абеларк с трудом подавил резко появившееся желание перекреститься и пересел, чтоб только не замечать эту жуткую женщину и краем глаза.

Тем более шокирующим для демона стало то, что спустя два-три часа к нему за стол подсел тот, кого зеленоглазое чудовище взялось угощать. Мужчина выглядел довольно-таки живым, хотя и нервным: он все время отводил глаза, чтобы посмотреть на кого-то и неловко ерзал на стуле.

— Я слышал от ребят, что ты обещаешь выполнить любое желание, даже самое неисполнимое.

Демон подобрался.

— Да, все так. Любое желание в обмен на душу через шесть лет.

— Просто отдать душу и все? — мужчина недоверчиво покосился на него. — Не денег не попросишь, ни дом?

— Да, все верно, только душу — ничего не стоящую малость, — Абеларк внутренне довольно ухмыльнулся, наслаждаясь, что его собеседник такой недотепа. Он любил работать по мелким городкам и деревням, собирая души всяких простаков.

Мужчина поманил демона поближе, и тот нагнулся.

— Добавь мне три дюйма, — шепотом произнес тот. — Три дюйма ниже пояса. Я так хочу ей понравиться.

На этих словах мужчина снова куда-то отвел глаза и покраснел, а Абеларк призвал всю свою выдержку, чтобы не обернуться. Не может же этот человек с такой нежностью смотреть на ту зеленоглазую жуть?

* * *

Фелис выяснила забавную закономерность: душа этого человека особо ярко полыхает, если его погладить или поцеловать.

Они вышли из трактира сразу после того, как он поставил какой-то крестик в бумаге, подсунутой демоном. Это Фелис не сильно заботило, в конце концов, демоны поставляли ей примерно треть всей силы, а от чего она шла — плевать. Пакостят Локху — и ладно.

Мужчина, с которым она пошла прогуляться, на удивление ей понравился. От его души исходило очень необычное свечение, сам он был забавным, а еще рядом с ним становилось на удивление спокойно. Было в нем какое-то волшебство, почти как в ее созданиях, но — другое. Это завораживало. Она видела в этой душе оттенки личности, но ничего подобного она раньше не встречала: жестокий и ранимый, злой и страдающий, заботливый, но при этом преимущественно ленивый и равнодушный.

Ей нравилось, когда и он осторожно касался ее в ответ, так что, хорошенько пошарив в памяти, она вспомнила, чем полагалось заканчивать этот ритуал ухаживания. Забавные человеческие привычки. Ангелы и левиафаны ничем таким не занимались, да и Боги создавали своих детей через смешение сил, а не из частичек плоти.

Фелис была совсем не против пройти все этапы до конца, а особенно ей хотелось посмотреть, как будет меняться интенсивность свечения и окраска его души от тех или иных ее действий.

При входе в невысокий покосившийся от времени деревянный домишко она различила сделанную углем надпись: «МАСТИРСКЙА МКЛАУДА».

* * *

Безоговорочный бонус того, что ты — Бог, это отсутствие похмелья. Потому что, будь это не так, утро не задалось бы еще сильнее: воздух был холодным, то, на чем она спала — жестким и колючим, а вдобавок еще мышцы слегка ныли, ведь эти человеческие ритуалы оказались сложнее, чем она предполагала.

После всех антиволшебных выступлений в этом мире, она решила не облегчать свое состояние магией, а потому готовилась с кряхтением выползти из-под тонкого и жесткого одеяла навстречу со своей холодной одеждой.

Стремительный и безоговорочный ее уход был неожиданно прерван. До полного облачения оставались лишь сапоги, когда хрипловатый голос со стороны кровати тихо произнес:

— Не уходи.

Фелис обернулась на звук.

Мужчина, имени которого, присвоенного ему другими людьми, она еще даже не запомнила, сидел на кровати, прислонившись спиной к стене и по пояс накрывшись одеялом. Его душа ослепительно сияла, так, что налет было уже и не разглядеть, но отчего-то болезненно пульсировала. От такого и ей становилось как-то не по себе.

— Умоляю, — продолжил он шепотом и рот его болезненно скривился. — Я сделаю все, что захочешь. Стану таким, каким захочешь. Только не бросай меня. Не уходи.

Фелис поставила сапоги на пол и вернулась к лежанке. Когда она касалась его, этот шарик божественного света сиял куда как приятнее. Значит, мужчину надо погладить.

Она забралась обратно на узкую постель, в которой спала эту ночь, и осторожно взгромоздилась на одеяло где-то в районе бедер человека, расставив колени по разные стороны от него для устойчивости. После прикоснулась обеими ладонями к его щекам.

— Я не могу остаться с тобой, — сказала она, глядя ему в глаза и наблюдая через них, как едва утихнувшее мерцание в груди возобновилось.

— Прошу тебя, — мужчина не делал никаких попыток ее удержать. Только смотрел и говорил. — Я ни о чем другом тебя не прошу. Просто останься. Со мной. Здесь.

Фелис взвешивала «за» и «против».

Основное «за» было в том, что, если подумать, пока ей совершенно нечем заняться. Оставшиеся миры жили обособленно, регулируемые созданными ею региональными божками. Здесь она тоже запустила стабильную систему подачи ей энергии хаоса, и, возможно, именно от безделья маялась хандрой.

«Против» заключалось в том факте, что ей предлагалось жить с человеком. То есть частью замысла Локха для этого мира. Совершенно странное создание, архангелы были куда как понятнее. С другой стороны, возможно, если бы она лучше их изучила, то могла бы нарастить масштабы творящегося беспредела себе на радость.

— Лет пять, не дольше, — сдалась она.

Душа этого человека засияла так ярко, что было просто больно смотреть, а потом сжалась в комочек.

— Пятнадцать, — с робкой надеждой смотрел на нее мужчина.

— Хм, — она поудобнее устроилась на нем, с удивлением отметив, что даже на это простое действие в его груди разлетелся фейерверк. — Шесть.

— Двенадцать, — он уже слабо улыбался. Ну-ну.

— Четыре.

Фелис, не сдержавшись, громко рассмеялась, глядя на обалдевшее лицо человека.

— Пожалуйста, — он бережно обхватил ее за талию. — Хотя бы десять лет, если я вообще проживу столько.

— Ладно, — что такое десять лет из ее вечности.

— Сделка? — подозрительно прищурился мужчина.

— Сделка, — внезапно самой Фелис стало чертовски легко и свободно. Такое чувство она испытывала лишь тогда, когда вместе с Гавриилом разыгрывала Локха и других архангелов в саду.

Продолжая удерживать лицо мужчины в ладонях, она потянулась к нему и бережно поцеловала в губы. Тот ощутимо расслабился и слегка пошевелился, намекая, что неплохо бы лечь обратно.

— Отличный способ подтверждать заключение сделки, — хмыкнул человек, ложась рядом.

— Между мужчиной и женщиной — наверное, но как быть со сделками между мужчинами? — Фелис вопросительно подняла бровь.

— О, — он хохотнул. — Это даже забавнее. Вот же были бы у них рожи.

* * *

Фелис жила с этим человеком уже несколько месяцев и с интересом наблюдала за изменениями в нем. Такое ощущение, что ему внезапно жить захотелось. Как она поняла, он зарабатывал деньги себе на еду тем, что делал другим людям одежду. Что ж, получалось у него на редкость неудачно, но только до сих пор.

Она так и не поняла, как это взаимосвязано, но после получения от нее согласия на совместное проживание, человек начал стараться сделать то, что ему поручили, покрасивее. Он шил одежду, ходил ее продавать, предлагал свою работу тем, кого она могла заинтересовать. Кажется, ему это даже понравилось. По крайней мере, его душа ярко и равномерно сияла всякий раз, когда он приходил по вечерам и рассказывал ей о том, что сделал за день.

У этого мужчины обнаружился ребенок, маленький мальчик лет, может быть, пяти-шести. Фелис была не сильна в определении возраста человеческих отпрысков на глаз. Дитя было маленьким, очень худым и напуганным. Больше всех ребенок боялся своего отца, но теперь их общение вроде бы становилось лучше. Мужчина шутил, ребенок смеялся, и тогда человек трепал его по голове.

Фелис же осваивала непростую роль женщины-человека. Как она поняла, свои дни люди женского пола проводили за готовкой и уборкой, стиркой, присмотром за скотом или детьми, в зависимости от того, у кого что было, и много чем еще.

Человек, у которого она поселилась, держал свое обещание и в основном делал все сам. Вот только готовить он не успевал. А ели люди, как она поняла, постоянно, и чтобы их тела нормально функционировали, как минимум пару раз в день их было желательно насытить. Особенно важным это было для отпрыска.

Без волшебства, увы, еда чаще сгорала, чем готовилась, но Фелис старалась, как могла.

Так они и жили, пока однажды Богиня не заметила, что кожа ее человека значительно горячее, чем была раньше, а душа светилась куда как слабее. Она даже поругалась с ним, но добилась-таки того, чтобы он лежал до тех пор, пока ему не станет легче.

Но ему так и не стало. Ребенка на всякий случай Фелис отправила жить в дом старой женщины, которая время от времени за ним присматривала.

На третий день на его душе проявились какие-то символы, которые лишь на пятый стали понятны достаточно, чтобы она похолодела от ужасающего понимания: самая гадкая тварь этого мира, Локх, отметил его как внеочередную цель Жнецов.

Этот интересный человек, ее человек, умирал, а она ничего не могла с этим сделать. Несмотря на все, чего она достигла в борьбе за выживание, Жнецы ей все еще были неподвластны.

Факт собственной неминуемой смерти она однажды восприняла куда как спокойнее, но в этот раз ей было намного, намного больнее.

Фелис никогда не понимала человеческие ритуалы, но вот открыла уже второй из них — слезы. Боги не плачут, ангелы не плачут, про левиафанов и демонов лучше в этом плане вообще молчать, но вот она сидит, держит руку такого неожиданно ценного человека, слушает, как он хрипит при каждой попытке вздохнуть и не может прекратить рыдать.

А ведь до сих пор не выучила его имя.

Будь это обычная болезнь, через пару секунд Фелис поставила бы его на ноги. Она и пыталась, сразу же, как поняла, что для людей не полезно нагреваться так сильно. Тем не менее, всем, чем она смогла помочь, были слезы и вливаемые ему в душу капельки своей силы, чтобы мужчина протянул до того момента, когда Лох придет сюда позлорадствовать. В этом поступке местного Создателя она не сомневалась.

Время невыносимо медленно тянулось, и вот на исходе шестого дня пожаловал Бог.

Фелис молчала, желая сначала выслушать, что скажет этот... ее сводный брат, прежде чем выкрикнуть ему в лицо все придуманные за эти дни оскорбления.

Он прошелся по домику, кривя свое холеное лицо, а затем подошел к ней. Сотворил стул щелчком пальцев, явно красуясь. Хотя Фелис не могла не отметить, что стул вышел вполне такой симпатичный, с прямой высокой спинкой, резными подлокотниками с головами львов, шишечками, завитками и даже какой-то раздавленной птичкой на изголовье.

Она ожидала обычную мерзко-пафосную речь, но то ли Локх был не в настроении, то ли и впрямь вырос за прошедшее время, потому что такой краткости она за ним припомнить не могла.

— Ты и только ты виновна в болезни и грядущей смерти этого человека.

Фелис подняла взгляд от бледной руки с едва бьющейся жилкой, лежащей у нее на ладони.

— Каким образом?

— Ох, разве и так не ясно? Ему было предназначено умереть от старости и пьянства, в нищете, в грязи и все в таком духе. Но тут появляешься ты. Как всегда — ты. Вечно портишь мои планы! Это животное продает свою душу демону, а после всего начинает работать и пытается стать лучше, добрее общается с сыном. Это в корне меняет все, что я определил для этих людей!

— Ты же говорил, что не вмешиваешься в жизни людей, что у них всегда есть выбор.

— В мелочах — конечно. Но в целом все предопределено, а я не собираюсь терпеть выходки еще и твоих возможных полубожественных ублюдков! — Локх почти что взвизгнул.

— Чего ты хочешь? — Фелис постаралась отогнать еще одну давнюю болезненную мысль. Она не могла выбраться из этого мира, а значит, не могла завести семью с другим, адекватным богом. Дети, да? У нее никогда не будет детей. А ее потомки от не-бога всегда будут в опасности, особенно в этом мире. Так что, да, у нее вообще и никогда не будет семьи и детей.

— Я, дорогая, хочу, чтобы все шло своим чередом. Уходи отсюда и никогда не возвращайся. Без твоего разрушающего влияния этот человеческий отброс наверняка вернется к лени и беспробудному пьянству, а значит, все будет точно так, как я хочу.

— Но перемены все равно произошли. Проданная душа, например.

— Это несущественная деталь. Его мать — ведьма, он пил и бил своего маленького сына. Попал бы в ад в любом случае.

Фелис пожала человеку руку за кисть, за которую держала, и положила на кровать, укрыв одеялом. «Не смей плакать», сказала она себе.

— Итак, я ухожу отсюда сразу же, как ты снимешь свою печать и позволишь ему жить своей жизнью.

— Да-да, но ты не просто уходишь, а еще и не возвращаешься, пока этот человек будет жив. Как умрет, милости прошу, можешь делать с ним что в голову взбредет.

— Идет.