Великий Дракон (джен)

Тай Лунг медленно и плавно открыл сёдзи. Практически бесшумно скользнув в разные стороны, они открыли вид на скромно обставленную комнату, окно которой было приоткрыто, а рядом с ним стоял бонсаи. Неподалёку лежал футон, у противоположной стены стоял низенький столик, у стены напротив окна стояла красивая чёрная ширма с золотым рисунком сакуры. Барс медленно вошёл в комнату и закрыл за собой сёдзи достаточно быстро. Он немного постоял, рассматривая свою комнату, и неспешно направился к ширме. Справа в углу, в корзине для грязного белья, уже лежало дорожное синоби сёдзёку.

Тай Лунг глянул в окно, а затем и встал у него. Листья уже опадали, открывая голые ветки и вид на такой же поредевший лес. Из-за своего пути, коротких стычек с демонами и крюка во дворец микадо, чтобы забрать шестерых воинов, ниндзя пропустили праздник Момидзи-гари, хотя всё-таки любовались клёнами по дороге домой. И теперь они дома, в клане Белого Тигра.

Неожиданно холодный ветер принёс запах прелой листвы и дождя, моросившего с утра. Тай Лунг посильнее запахнул белое кимоно с красной сакурой и символом клана и остался на месте. Он смотрел на деревья, на лес, на падающие капли и думал, как сильно затянулась эта война с демонами. Нет, не так. Война с демонами никогда не прекратится, это борьба добра со злом, света с тьмой. Она вечна. А вот эта битва действительно затянулась — клан Феникса ещё охотился за оставшимися они и Джоро-Гумо. Одно было приятно осознавать: Камень Первого Они был уничтожен Великими Духами, а Камень Хунга хранится в безопасности. Хоть и здесь. От одного простого воспоминания о Камне Хунга Тай Лунга передёрнуло.

Барс закрыл окно и медленно побрёл к ширме. Ниндзя после дороги с наслаждением погрузились в горячую воду, каждый в свой срок, и долго мылись, смывая не только грязь, но и усталость. Спина барса последние дни ныла из-за дождливой холодной погоды и жёсткой неудобной земли. Хоть он и был приспособлен к тяжёлым условиям, и ему был необходим отдых в нормальных условиях. Тай Лунг задвинул ширму, закрывая себя со всех сторон, и положил на небольшой столик аккуратно свёрнутое красное кимоно с белой сакурой и символом клана. С давних пор в клане Белого Тигра существовала эта традиция смены кимоно: идти мыться нужно было в красном, а выходить чистым — в белом.

Ниндзя посмотрел на сложенную рядом на столике чистую одежду, свою отмытую красную гатану и свой ниндзято, полученный при посвящении в ниндзя клана. В голове был какой-то туман, не хотелось ничего делать, просто сидеть и созерцать красоту природы, слушать хокку и наслаждаться сэнча. Тай Лунг медленно развязал пояс и медленно, лениво стянул с себя кимоно. Он знал, что осенью многие впадают в меланхолическое состояние, но то, что он чувствовал сейчас, нельзя было назвать меланхолией, скорее умиротворением.

Тай Лунг встряхнулся, распушив густую шерсть, аккуратно сложил белое кимоно и положил его по середине столика. Как хорошо быть чистым! За окном капал дождь, мерно стуча каплями по постройке, ветер был слабым и не мог прорваться сквозь закрытое окно, не мог напустить холода и сырости. В комнате было тепло и уютно. За стенами никого не было, а вот снизу доносилось какое-то шуршание: тигры и тигрицы сновали по делам, возможно, Хидео вернулся с тренировки. Барсу вдруг пришло в голову, что наставница — да и Акира — не обрадуется, если узнает, что он, распаренный после бани, долго стоял в прохладной — а с этим всё-таки не поспоришь — комнате без одежды.

Но торопиться, спешить, вообще двигаться быстро не хотелось. Тай Лунг всё так же медленно надел бельё. Он очень устал после дороги и хотел отдохнуть, но, поскольку сразу уснуть после бани он не мог, приходилось одеваться. Неторопливо он взял тёмно-красные хакама и неспеша надел их, лениво завязывая пояс. Постояв пару минут с абсолютно пустой головой, он повязал на пояс гатану и ниндзято. Кажется, теперь он был полностью готов. Оставалась лишь одна деталь: белая полупрозрачная накидка. Со стороны могло показаться, что Тай Лунг практически спит: настолько медленно он оделся в неё.

С чистой одеждой в голову постучались свежие мысли. Поправив накидку и оглядев столик с вещами, ниндзя отодвинул один из краёв ширмы и подошёл к своему бонсаи. Слева от него стояла мисочка со связкой палочек благовоний. Тай Лунг зажёг одну и, едва закрыв глаза, погрузился в медитацию.

* * *

Звук гонга разнёсся по всему дому главы клана Белого Тигра, ему вторили гонги в каждом доме поселения — настало время ужина. Тай Лунг нехотя вышел из транса. А ведь он уже почти очистил голову от тяжести. Мужчина убрал палочку для благовоний и вышел из своей комнаты. Ужин начался в самый неподходящий момент, и душой барс хотел вернуться к себе и продолжить медитацию. Но живот настойчиво требовал нормальной, горячей еды, её разнообразия. Что ж, в этот раз не стоило испытывать себя и лишаться настоящего ужина, о котором последнюю неделю путникам столько грезилось. А медитацию ведь можно продолжить и после ужина. Однако где-то в глубине сознания Тай Лунг понимал, что после сегодняшнего ужина он сможет сделать лишь одно — уснуть на нормальном футоне.

На лестнице его ждала Акира — хоть немного пройтись вместе перед ужином. Барс видел, что любимая тоже устала, и спросил, что она делала. Тигрица рассказала про сорванную медитацию, и барс с улыбкой сказал, что его медитацию тоже прервал звук гонга. Они сели за один стол, как раньше, но теперь они сидели за ним не просто как соученики, а как пара.

Оглядевшись, они увидели всех, кроме наставницы. Аромат еды пробивался даже через закрытые сёдзи и щекотал носы присутствующим. Тора появилась как раз в тот момент, когда тигрицы начали разносить еду и сэнча. В этот день ужин состоял из супа-мисо, суши, небольшого количества имбиря, медовых булочек и, разумеется, сэнча. Хотя разнообразие было маленьким, порции были больше, чем обычно. Вернувшиеся ниндзя, сильно проголодавшиеся за время пути, и Гадиан, соскучившаяся по пище смертных, после слов: «Итадакимас!» — быстро приступили к еде.

Закончив ужин и сказав соответствующие слова, наставница и ученики не спешили вставать из-за стола, а поскольку другие ниндзя ещё ели, они могли спокойно посидеть и поговорить. Акира поинтересовалась, как себя чувствуют остальные десять участников похода, и Тора ответила, что тигрята после бани сразу завалились спать, тигрицы начали приводить в порядок свою шерсть, чтобы она была гладкой и блестящей, а тигры медитировали, и только Рио рассказывал друзьям о походе.

— Не удивлюсь, если все они так же быстро закончили с едой, как и мы, — добавила Гадиан, допивая последний глоток сэнча. — Ну а как вы?

— Наши медитации прервал гонг, — ответила Акира. — Надо было мне поменьше в бочке сидеть, — добавила она, почти смеясь.

— Зато ты отдохнула в горячей воде, — заметил Тай Лунг.

— А как твоя спина? — поинтересовалась наставница.

— Очень хорошо, горячая вода пошла ей на пользу.

— В комнаты уже положили более тёплые одеяла, потом вам принесут утеплённые синоби сёдзёку, а вот хакама, рубашку и накидку я советую вам поменять, скоро могут начаться заморозки.

— Я уже привык к своей полупрозрачной накидке. Что же, мне тёплую плотную белую надевать?

— А почему нет? Тем более у тебя больная спина, её нельзя застужать, — сказала Акира.

Тай Лунг хотел что-то возразить, но передумал. В самом деле, холодало, спину ему необходимо беречь, а спорить с двумя тигрицами бесполезно. Да и глупо.

— Сегодня тихий и свободный вечер, — сказала Тора, — полагаю, медитировать перед сном у вас не получится, поэтому предлагаю немного позаниматься оригами.

Ученики согласно закивали и вместе с наставницей стали подниматься в одну гостевую комнату, которая была отведена духу белой тигрицы на время её присутствия в клане. Гадиан сказала, что у неё не должно быть постоянной комнаты, потому что она может по несколько лет отсутствовать в клане, и тогда комната, которой может кому-то не хватить, будет пустовать.

В комнате наставницы, которая была очень маленькой, находились только бонсаи, футон и небольшой столик со множеством бумаги, баночкой туши и связкой палочек для благовоний. Трое крупных воинов едва разместились в комнатке, сев очень близко друг к другу. Тора положила бумагу так, чтобы каждый мог до неё дотянуться, и кошачьи принялись складывать журавликов, котят, лягушек. Уже давно было известно, что оригами и успокаивает, и немного улучшает здоровье, и ниндзя иногда засаживались за него всем кланом, а для детей даже устраивались соревнования на лучшую поделку.

Тай Лунг снова окунулся в умиротворённое состояние. Он ни о чём не думал, голова была пуста, а пальцы сами делали складки и разглаживали бумагу. Барс чувствовал наслаждение от самого процесса. Всё это было похоже на медитацию, хотя за оригами можно было подумать о чём-то, решить проблему, спланировать день, пофилософствовать или что-нибудь посочинять. Правда, нужно было всё-таки следить за процессом, чтобы не ошибиться, но всё время фокусироваться на нём было необязательно.

Фонарик разливал оранжевый свет по комнате, и только от этого было тепло. Дождь всё ещё шёл, барабаня в окно и стены, деревья шелестели остатками листьев на ветру. Снаружи было темно, промозгло и неуютно, а здесь царили спокойствие, тишина и тепло. Все трое радовались, что успели добраться домой до наступления холодов и теперь могли спокойно отдохнуть.

Акира постепенно стала клевать носом, хотя упорно отказывалась это признавать и продолжала заниматься оригами. В конце концов Тай Лунг просто обнял её за плечи одной рукой, а второй остановил её руки, делающие уже не то журавлика, не то тануки. Девушка не стала сопротивляться и просто расслабилась в его руках.

— Пора спать, — сказала Тора.

Убрав поделки, женщина проводила учеников в их спальни. Во всём здании тигры ложились спать, постоянно шуршали сёдзи, а шаги постепенно затихали. Засыпая, барс думал о том, как ему хорошо здесь. Японский образ жизни изменил его, и Тай Лунг не скучал по Китаю, по Нефритовому дворцу, по Шифу. У него были клан, дом, занятие, которое соответствовало его желанию и предназначению. Он был здесь счастлив, и теперь, когда Акира была с ним, когда его чувства были взаимны, ему больше ничего не требовалось. Тайные мечты о клане Феникса могли никогда и не сбыться, но барс не расстроился бы из-за этого — у него был клан Белого Тигра, где его любили и уважали. И он знал, что будет скучать по всем этим тиграм, если ему когда-нибудь придётся покинуть клан.