Памблчук (Pumblechook) (гет)

Легкость – я легче воздуха. Я – ветошь, несущаяся по воле ветра. Я невесом. Я – мотылек. Я – прозрачный призрак, плывущий в пустом пространстве. Сосредоточьтесь на полете – посмотрите, я парю.

Он парил. Плавно поднял сухую руку к виску и попытался массажем прогнать головную боль. Его глаза были плотно закрыты, так что он не знал, где находится, чувствовал только, что летит, и в этом не было ничего необычного, так что он не обращал на это внимания, просто наслаждаясь поразительным ощущением невесомого полета.

— Чууууууууууууууки! – нежно пропела Миртл, как мать, пытающаяся разбудить малыша. — Чуууууууууууууууки!

— Хммм? – ответил он сонно.

— Чуки, пойдем со мной, — проворковала она, прикасаясь к его руке и направляя вверх, ладонью, такой холодной и влажной, что под ногтями вполне могли бы расти водоросли. Он застонал, представив себе это зрелище – при мысли о столь скользкой эротике в нем снова пробудилась страсть. Она ласково нашептывала инструкции ему на ухо: – Прямо к свету. Продолжай двигаться прямо к свету.

Он вздрогнул и распахнул глаза, когда они поднялись выше самой высокой башни замка Хогвартс. Черные грозовые тучи заклубились, образуя воронку похожую на ворота, ведущие сквозь штормовое небо к кругу божественного света – такого манящего. Памблчук достаточно знал о загробной жизни, чтобы понять, что это — дорога мертвых. Он бешено закрутился в воздухе, пытаясь развернуться и вернуться обратно к разрушенной оранжерее, где среди обломков лежало его безвольное тело, похожее на смятый мешок для мусора. Гермиона была рядом и рыдала над ним, и Северус склонился к нему, сочувственно положив руку на плечо девушки.

Ему никак не удавалось повернуть вспять, отвертеться от восхождения на Небеса. Он болтался в воздухе, хлопая руками, как взбесившийся птенец, и отчаянно пытался изменить направление. Бесполезно.

— Брось, Чуки. Не надо сражаться, — умоляюще сказала Миртл, снова разворачивая его лицом к яркому сиянию Небес. – Это будет так чудесно. Ты и я, вместе, в вечном блаженстве, на нашем собственном маленьком облачке… — она вздохнула так тоскливо и драматично, что случись ей пробоваться в Королевском Шекспировском театре, она мгновенно получила бы роль трагической Офелии.

— Но… — он не договорил, ахнув от ужаса. Их засосало в водоворот света и заболтало в широком туннеле из отвратительных конфетно-розово-полосатых вращающихся стен, а затем вышвырнуло, довольно грубо, на другую сторону – прямо в кольцо грибов, непонятно как выросших в щелях булыжной мостовой. Удар был сильным – тело болело.

Кривые ногти его ног заскребли по разнокалиберным булыжникам. Несмотря на боль, он заставил себя подняться и попытался сфокусировать зрение на панораме старой викторианской улицы, на которую они приземлились. Слева не было ничего, кроме бесконечной булыжной дороги, пустой, ровной и безукоризненно чистой. Справа было то же самое. Небо над ними было индигово-синим, безоблачным – отвратительно идеальным.

Миртл первой поднялась на ноги, и глаза Памблчука расширились от ужаса. Вместо своего обычного легкого и бесплотного, как вывешенная сушиться новая занавеска, тела, Миртл обрела вполне материальную фигуру. Расцвеченное красными прыщами бледно-розовое лицо украшали унылые очки в черепаховой оправе. Длинные хвостики сухих мышастых волос, бессильно свисающие на спину, казались тусклыми и растрепанными в ярком солнечном свете. Словом, она по-прежнему была красивой, несмотря на отсутствие прозрачности.

– Мы сделали это! – возбужденно закричала она. – Наконец-то я здесь! Чуки, мы действительно, действительно здесь!

— Здесь – это, собственно, где? – сдержанно пробормотал Памблчук, прижав к груди ноющие колени и пытаясь взлететь. Оказалось, что преодолеть силу притяжения он больше не может – подняться в воздух ему так и не удалось. Он пошатнулся, когда кривые, костлявые пальцы его ног снова коснулись булыжников. Стоять на ногах и ходить – ему уже очень давно не приходилось этого делать.

Его подруга вздохнула.

– Это дорога на Небеса. Ты отлетел в лучший мир, Чуки, а я проскользнула сквозь твой портал. Свой я упустила – была слишком озабочена местью этой противной Оливии Хорнби и не полетела на свет. Но сейчас мы здесь. Я в восхищении! Мы вместе навечно. Только подумай, какие нас ждут развлечения!

Памблчук застонал от этой отвратительной мысли. Он не был восхищен и не желал ни секунды развлечений, не говоря уже о вечности, до краев заполненной ими. Потупившись, он смотрел как Миртл, напевая веселую мелодию, поскакала от него прочь по вымощенной булыжником улице, ведущей в никуда. Он решил, что его девушка нравилась ему гораздо больше, когда плакала. Это место было ему не по вкусу. Оно было слишком ярким и чистым, пахло цветами, и заставляло его возлюбленную вести себя странно. Быстро подавив предательский порыв возликовать, он поковылял вслед за Миртл, ворча, что сомневается в том, что в раю найдутся пепельницы.

Внезапный хлоп заставил Памблчука подпрыгнуть, а Миртл взвизгнуть. Рядом с бесконечной дорогой возникла рыночная палатка, ломящаяся от небесных товаров и предметов первой необходимости для попавших в рай. Привязанная к концу длинной плетенной джутовой веревки ангорская коза взбрыкивала, пытаясь добраться до лавровых венков, подвешенных аккурат за пределами ее досягаемости. Крашенная вывеска, гордо возвещавшая: «РАИЛОВА ЛАВКА – 1000 мелочей из Месопотамии», была частично закрыта полудюжиной белых тог, колеблющихся на теплом, напоенном ароматами цветов ветерке. За прилавком, забитым загробным снаряжением настолько, что Памблчук с трудом мог что-либо разглядеть, суетился карлик, одетый в лоснящуюся кожаную мантию, с лицом, полускрытым большим капюшоном.

Миртл радостно подбежала к лавке и заахала при виде изобилия бесполезного мусора, особенно восхитившись парой самоклеящихся ангельских крыльев. Ее бледно-розовые пальцы пробежались по белым перьям.

— С добрым утром! – поприветствовал их хозяин лавки, протянув руки в широком объятии. У него был глубокий, гортанный голос и сильный, вкрадчивый арабский акцент. – Добро пожаловать, друзья, на дорогу к… — он сделал паузу и бросил быстрый взгляд на улицу, словно пытаясь сориентироваться, — …спасению. Вы должны простить мое краткое замешательство – у меня есть торговая точка и на дороге к погибели. – Он пожал плечами. — Что я могу сделать? Я путаюсь, не зная, где я сейчас, и где буду через секунду.

Памблчук прекрасно понимал чувства лавочника. Карлик повернул голову, уставился на Памблчука, и подозрительно сузил глаза.

– Вы уверены, что впервые попали в загробный мир? Ах, ну конечно, да! Вы должны внимательно ознакомиться с моими эксклюзивными товарами – лучшими в вечной жизни. Впрочем, сказать честно, это единственное, что есть на продажу в вечности – у меня нет конкурентов! – Он рассмеялся рокочущим безудержным смехом, взмахом полной, унизанной золотыми кольцами руки указал на прилавок и лучезарно улыбнулся им во все свое перепачканное круглое лицо.

— Арфу? – осведомился он, пощипывая струны небольшого инструмента, висящего в окружении пятидесяти точно таких же. – Один в один как у самого Гавриила, или это был Метатрон(1)? Неважно – играют они одинаково.

Миртл рванулась вперед и схватила арфу. В ее больших расширенных зрачках горела алчность. Засунув ее под подбородок, она ласково погладила струны. Подкрутила колки и, отчаянно фальшивя, забренчала и запела «Зеленые рукава»(2). Памблчук молча смотрел на лавочника, не впечатленный его предприимчивостью.

Карлик невозмутимо наклонился к дерюжной занавеске, драпировавшей края прилавка, вытащил сияющую косу в подарочной обертке, перевязанную изумрудной лентой, и медленно, искушающе протянул ее Памблчуку. – Возможно, друг мой, — произнес он своим вкрадчивым голосом, — ты предпочтешь что-то во вкусе Вельзевула?

Он действительно был искусным торговцем, точно знающим, чего желают его клиенты — в этом не было никаких сомнений. Памблчук затрепетал, его истлевшая рука независимо от него потянулась к сверкающей косе и была уже в нескольких дюймах от полированной эбеновой ручки, когда дементор отдернул ее назад.

– Я не принадлежу Небесам – настойчиво заявил он. – Я никак не могу умереть сегодня. У меня есть друзья, нуждающиеся в моей немедленной помощи. Скажи мне, лавочник, как я могу вернуться?

— Отчего ты умер? – прервал его карлик, изучая Памблчука от капюшона до края мантии.

— Обширные разрывы и взорвавшийся зад, — объяснила Миртл, поскольку Памблчук от ответа воздержался. Она продолжала рассеянно терзать арфу.

— Разрывы – вещь весьма и весьма непростая, — заметил лавочник, поджав губы и тряхнув головой. – Однажды я видел мужчину, которого разорвало надвое. Его правая сторона прибыла сюда через двадцать минут – неплохая скорость, с учетом того, что большая часть воздушных трасс была в тот день закрыта. К его сожалению, его вторая половина прибыла только в следующую пятницу. Он просидел здесь, прямо вон там, в канаве, девять долгих дней. Из его глаза лились слезы, и он все время стенал, что никогда больше не почувствует себя целым. Было совсем не смешно, когда этот глупый сын писаря пытался скрестить ноги и терял равновесие.

Памблчук начал терять терпение.

– Ты должен сказать, как мне вернуться назад. У меня есть друзья, дорогие друзья, и я нужен им позарез. Северус пропадет без моего руководства, и Гермиона, ну да, я полагаю…

— А, я слышу отказ? – лавочник вздохнул и покачал головой. – Ты отказываешься, мой разорванный друг. Где-то здесь у меня была брошюрка… Он отвернулся и стал рыться в стоящем на деревянном табурете обшарпанном кожаном портфеле, выбрасывая пергаменты и глянцевую рекламу. – Вот оно! – воскликнул он, вытащив сложенный втрое иллюстрированный буклет «Как принять жизнь после смерти – узнай об этом больше сейчас, когда тебя больше нет». Протянул буклет Памблчуку. – Здесь информация, которую никто не сообщит тебе там, — он быстро оглянулся через плечо. Постучал пальцем по кончику носа и сказал: — Они называют это запрещенной излишней информацией, чинуши! Им не нравится пропаганда.

Он протянул пухлую ладонь:

— С тебя два шекеля.

Памблчук взглянул на брошюрку, потом снова на лавочника.

– Они не пускают тебя туда, верно? В рай, я имею в виду. Я чувствую твою обиду.

Карлик смутился, стал сгребать свои вещи и с усилием запихивать их обратно в портфель.

– Я сам решил уйти оттуда, — пробурчал он себе под нос.

В это мгновение раздалось пение небесного хорала, и в нескольких футах от лавки возникли огромные золотые ворота. Ярчайший мистический свет лился из божественного портала и Памблчук вынужден был прикрыть ладонью глаза.

— Убирайся отсюда! – устрашающе загремел командный божественный голос. – Забирай свои побрякушки и никудышнее тряпье. Чистилище – не место для торга, Азраил!

Памблчук затрясся от страха. По щелчку его пальцев тоги слетели с вывески, открыв полное, не прикрытое название торговой марки – «АЗРАИЛОВА ЛАВКА». За всю его бесконечную скорбную жизнь Памблчука смогли по-настоящему испугать всего две вещи. Одной из них был мстительный падший ангел Азраил, другой – ванна, полная ароматической пены. Схватив Миртл за непривычно плотное запястье, он потянул ее за собой, и они бросились бежать со всех своих костляво-хрупких и нежно-розовых ног. Памблчукова мантия развевалась за его спиной, а вслед неслись крики лавочника:

– Может быть, мы встретимся снова, вы и я, на другой дороге? Они убегали все дальше и дальше, как можно дальше от райских врат.

Миртл, хвостики которой летели за ней как уши настырного кокер-спаниеля, учуявшего добычу, обошла Памлчука на три корпуса. Ее волновала не скорость их побега, а исключительно его цель. Ее крик: «Где мы?..» сменился испуганным визгом, когда Памблчук втащил ее в магическое кольцо грибов, и яркие огни рая стали вращаться.

— Сегодня неподходящий день для смерти, — провозгласил он, бросив Миртл на землю, и накрыв ее сопротивляющееся тело своим. Она упорно пыталась выкарабкаться из грибной гирлянды. – Мы не завершили миссию. Мы должны избавить мир от чудовищной угрозы, исходящей от разделенной темной души. И, что еще важнее, Гермиона и Северус никогда не признаются в своей очевидной любви друг к другу без нашей помощи.

Булыжная мостовая вздрогнула и разверзлась, всосав парочку обратно в божественный водоворот и выбросив прямо над территорией Хогвартса. Дружно кувыркаясь, они полетели по холодному ночному воздуху. Тело Миртл поблекло, стало прозрачным и снова приобрело ту невесомость, которая вызывала у Памблчука ассоциацию с изготовленными лучшим кондитером слоеными пирожными.

Их падение сопровождал свист ветра, заглушивший протестующие вопли Миртл, задравший мантию Памблчука выше его талии и раздувший ее за спиной на манер парашюта. Памблчук оказался нагим – этого зрелища было довольно, чтобы молоко скисло, а кентавры испуганно разбежались – если бы только смогли его увидеть. Однако привидения были практически невидимы, особенно на такой не позволяющей сфокусировать зрение скорости, на которой они спикировали к оранжерее.

С глухим стуком он обрушился обратно в свое тело и в порядке эксперимента провел по влажному компосту кончиками пальцев. Повернувшись набок, он попробовал сесть, но голова отозвалась жуткой болью, а оранжерея (вернее то, что от нее осталось) завертелась перед глазами. Горло пересохло, и он закашлялся, пытаясь его прочистить. Лунный свет отражался в битых стеклах, раздражая глаза, заставляя опустить голову. Он слизнул комочки небесной почвы, прилипшие к его капюшону.

— Ненавижу тебя, Памблчук! – завопила Миртл откуда-то сверху. – Как же я тебя ненавижу! С нами все кончено! Ты вытащил меня из рая, отобрал мою собственную арфу и выбил мое пушистое белое облачко у меня из-под ног. Там БЫЛО облако с моим именем, и НЕ СМЕЙ сомневаться в этом, Памблчук! А ты будешь гореть в аду целую вечность, тебя ждут страдания и отчаянье. И знаешь что? Ты ЗАСЛУЖИЛ это, ты жалкий призрак – заслужил это!

Памблчук криво улыбнулся. Втайне, он был доволен, что Миртл снова вернулась к стонам, перестав быть утомительно оптимистичной, окрыленной юной леди, в которую она превратилась на дороге к спасению. Теперь все вернулось на свои места… кроме разрушенной оранжереи профессора Спраут.

Сплюнув, все еще пытаясь избавиться от ощущения кактуса, застрявшего в горле, Памбл заставил себя поднять голову и посмотрел на свою девушку, расположившуюся на одной из уцелевших балок. Он снова закашлялся, когда облако закрыло луну и призрачная, слабо светящаяся фигура Миртл, погасла.

— Арктическая сирена, полярная принцесса… Я заслужил это, — сказал он ей, приняв соблазнительную позу, лёжа среди мертвых нарциссов. Миртл скрестила руки на груди и отвергла его заигрывания, отвернувшись и уставившись на замок.

Когда маленькая теплая рука дотронулась до его ключицы, он вздрогнул.

– Он жив! – закричала Гермиона, пытаясь схватить его за плечи и приподнять. – Северус! Он жив!

Профессор был всего в двух шагах от девушки. Он быстро перевел взгляд с Гермионы на дементора, все еще возлежащего на ложе из цветов, все в той же соблазнительной позе.

– О, радостный день, — ехидно прокомментировал Снейп. – Осанна, он воскрес.

Памблчук уселся и потер шею.

– Я тоже рад тебя видеть, Северус… и тебя, Гермиона. Я не мог вас покинуть.

Гермиона перевела это сообщение. Северус и Памблчук позволили ей это, понимающе переглянувшись, пока девушка говорила. Ее голос выдавал облегчение и душевное волнение.

Он снова прокашлялся, на этот раз сильнее, и Гермиона присела и постучала его по спине.

– Ну, ну, Памблчук, ты пережил ужасное приключение, — к его удивлению, она погладила его лоб противными, теплыми, розовыми пальцами. – Мы не нашли хоркрукс и профессор Спраут вне себя. Директору пришлось дать ей успокоительное. Я… мы зашли в тупик.

Памблчук снова кашлянул. Всегда джентльмен, он прикрыл рот ладонью, как раз в тот момент, когда из его горла вылетел сложенный кусочек пергамента. Гермиона умолкла, взглянула на пергамент, потом на приблизившегося Снейпа. Памблчук открыто протянул смертным свою высохшую руку. Гермиона дрогнула и отошла. Северус отвернул полу мантии и вытащил палочку. Уверенно направил ее на пергамент и командным тоном произнес:

– Открой свои секреты!

Миртл подлетела поближе, забыв про капризы в свете загадочного послания, каким-то образом во время их приключения попавшего в глотку Памблчука. Они с Гермионой подались вперед и увидели, что пергамент развернулся, и четыре ровных рукописных строчки засверкали зеленым.

Мистер Р.А.Б., вот вам куплет — вы действительно поэт:

Л. Лавгуд

— Лавгуд? – воскликнули одинаково ошеломленные Миртл, Северус и Гермиона.

Северус дернулся, бросив взгляд на Миртл.

– А ты что здесь делаешь?

С неожиданным лукавством Гермиона ответила вместо приведения:

— Ее туалет связан с ирригационной системой. Я подозреваю, она услышала шум и явилась выяснить, что происходит.

— Шум, да, – согласилась Миртл, быстро закивав головой и глядя овечьим взглядом на грозного профессора.

Северус согласился с их версией, и решительно вернулся к основному вопросу.

– Похоже, Лавгуд наткнулся на чашу Хельги Хаффлпафф и одарил ею ничего не подозревающую юную леди.

— Подождите, — перебила Гермиона, тряхнув головой так, будто пыталась прогнать непрошеную картинку, возникшую в ее воображении. – Какой Лавгуд? Чаша была у Луны? Она подарила ее девушке?

— Нет, не у Луны, — проницательно поправила Миртл. – Это, наверное, был ее отец, Лоренц. Он встречался с мамой Луны на шестом и седьмом курсе. Время от времени заходил ко мне и рассказывал что-то о морщерогих кизляках и о своей девушке – маме Луны – с одинаковым воодушевлением. Как этот парень попал в Равенкло, для меня загадка!

Гермиона вскочила, забыв, что поддерживает Памблчука. Тот свалился на кучу компоста во второй раз за вечер.

– Но… Мама Луны погибла… экспериментируя… ох!

Взгляд Северуса стал серьезным.

– Экспериментировала с подарком, полученным много лет назад? С чашей Хаффлпафф? Слишком много совпадений, чтобы считать их случайными. Как неудачно, – он развернулся, взметнув пыль полами зимней мантии. – Пошли, — позвал он через плечо. – Мы должны попасть в Оттери Сент-Кэчпол как можно скорее. Памблчук, ты можешь лететь?

— Не лучше, чем мошка, попавшая в снежный буран, начальник, — простонал он, по-прежнему распростертый среди увядших цветов. – Я целиком и полностью вымотан. Мы застряли здесь до тех пор, пока я не восстановлюсь.

— Мы не можем терять столько времени, сэр. Может быть можно вызвать поезд? – спросила Гермиона. – Или «Ночного рыцаря»?

— Сейчас почти полночь, канун Рождества, — напомнил Северус, снова повернувшись, чтобы увидеть Гермиону. – Этот бесполезный оборванец не может ни пользоваться каминной сетью, ни аппарировать. – Он посмотрел на Памблчука. – Кажется, мы и в самом деле застряли… разве что привязать этого несчастного к метле и отправить на юг.

Гермиона промолчала, размышляя о чем-то. Потом на ее задумчивом лице расцвела усмешка, сменившаяся широкой улыбкой.

– Сэр? – спросила она заговорщицким тоном. – Возможно ли, что вы умеете водить мотоцикл?

Северус фыркнул. – Не думаю, что моя растраченная молодость…

— Нет, сэр! – настойчиво сказала Гермиона, быстро шагнув вперед и сметя при этом Миртл. – Мне действительно нужно знать, сможете ли вы вести, вернее, пилотировать мотоцикл.

Соображал Северус быстро.

– Пилотировать? Я уверен, что знаю только один мотоцикл, который можно пилотировать, и он принадлежал Блэку, — последнее слово он произнес так, как будто съел кожуру лимона. Он снова отвернулся ото всех и стал пробираться через развалины оранжереи, словно пытаясь от чего-то уйти. Памблчук не совсем понял, что произошло, но был очень рад, что перестал быть объектом бессмысленных и грубых шуток. У каждого есть собственная гордость, даже если этот каждый по уши в компосте.

— Он здесь, — крикнула вслед ему Гермиона. – Мотоцикл Сириуса стоит в сарае Хагрида. Мы сможем быть у Луны к утру. И все закончится… — она сделала шаг в его сторону. – Вы будете свободны.

Северус остановился, опустил голову и, казалось, попытался в чем-то себя убедить. Вернулся обратно, резко отодвинул девушек, и наклонился, поднимая Памблчука на руки.

– Скажи кому-то, что я нес тебя на руках, — предупредил он, шагая к хижине Хагрида с прижатым к груди дементором, — и я завяжу тебя морским узлом и использую как половую тряпку. А потом оттащу в самое глубокое и темное подземелье. Запру на замок, прикую за ноги головой вниз и вытяну всякую надежду на избавление из твоих паршивых костей.

— Ты шутишь! – ответил Памблчук, прильнув к плечу Северуса. – Ты действительно сделаешь это?

Северус промолчал.

На пару шагов сзади, но в пределах слышимости, за ними следовали Миртл и Гермиона.

– Еще одна поездка? – спросила Миртл, не очень разобравшаяся в происходящем.

— Да, правильно, — дружелюбно ответила Гермиона. – Похоже, мы проведем Рождество у Луны Лавгуд. У нее дома есть нечто, что поправит здоровье Памблчука, и подвинет нас еще на шаг ближе к цели.

Гермиона умолкла, когда Миртл, восторженно взвизгнув, бросилась догонять Снейпа. Памблчук выглянул из-за плеча Северуса и увидел Гермиону, рассматривающую яркие огни северного сияния.

– Значит, будет праздник и на улице равенкловцев, — тихо прошептала она.

Прим. переводчика:

(1) Метатрон — верховный ангел смерти, которому Бог ежедневно дает указания относительно того, какие души забрать в этот день.

(2) «Зеленые рукава» – Баллада "Greensleeves" – одно из самых знаменитых и популярных произведений английского фольклора, относящееся примерно к началу 16-го века.

Иллюстрации:

http://www.pichome.ru/DZr