Змеиная паутина (гет)

Комнаты Кэрроу нахожу Поисковыми Чарами — по следам крови Лайзы Турпин. И, не задерживаясь, выношу Бомбардой. Как и дверь в спальню.

— Что? — Амикус подскакивает на постели. Как и…

Как и его сестра Алекто.

— Что ты себе позволяешь? — Алекто выхватывает палочку, но я быстрее. Я начал произносить невербальный Экспеллиармус еще до того, как вошел, и палочки обоих Кэрроу прилетают ко мне в доли секунды. А хорошая оплеуха посохом опрокидывает ее вновь на кровать.

Оглядываю голых извращенцев.

— Слушай меня внимательно, выкидыш флоббер-червя, — говорю Амикусу. — Если твой вонючий член еще раз встанет не на твою сестричку, а на кого-то из школьников, я лично отрежу его тупым маггловским ножом. И отрежу медленно и очень больно — я медик, я знаю, как это сделать. А потом разберу на ингредиенты то, что от тебя останется. На Темные ингредиенты.

— Ты… как ты посмел! — рявкает Амикус, но я влепляю посохом ему между ног. Амикус воет, зажимает пах руками.

— Неверно, ублюдок. Как ты посмел.

— Лорд об этом узнает… — шипит Алекто, но я лишь вздергиваю бровь.

— Да, узнает, — оскаливаюсь. — Я лично сообщу ему, что твой брат и по совместительству твой любовник думает только членом. Думаю, Лорду охренеть как понравится решать проблемы с родителями изнасилованных и убитых детей, которые пошлют по пиз… все договоренности, потому что терять им будет уже нечего. Полагаю, он лично наградит вас. Посмертно. Потому что я убью вас раньше.

Кэрроу замолкают, лишь глядят на меня с ненавистью.

— Хочешь развлекаться — выйди наружу и найди себе любую магглу, — говорю Амикусу. — Но школьников — не тронь.

— Ты пожалеешь!

— Может быть, — фыркаю, ощущая ледяное спокойствие. — Только тебе жалеть будет уже нечем.

Палочки оставляю на разнесенном вдребезги пороге.

* * *

По возвращении выпиваю подряд две склянки Успокаивающего. Меньше на меня просто не действует. Сажусь за стол и роняю голову на руки.

— Вы в порядке, мистер Крам? — приводит меня в чувство голос мадам Помфри.

Мадам Помфри?

— Как там мисс Турпин? — вскакиваю. — Вы оставили ее одну?

— С ней все в порядке, — колдомедичка выставляет руки. — Там Сара и Ловис. А ваши реанимационные Чары будут работать еще долго — вы туда столько силы влили, что Магистр бы обзавидовался.

Сажусь обратно и закрываю глаза. Вдох, выдох.

— Я рада, что с вами все в порядке, — вздыхает мадам Помфри. — А что там… с?..

— Жив, — бурчу, не открывая глаз. — Пригрозил член отрезать и на Темные ингредиенты разобрать.

Мадам Помфри сглатывает, а потом робко интересуется.

— И вы… это правда сделаете?

— Сделаю, — киваю.

— И не?..

— И совершенно не буду мучиться угрызениями совести, — заканчиваю фразу и добавляю: — Ни разу.

Мадам Помфри снова вздыхает.

* * *

Лайза Турпин приходит в себя через два дня. К счастью, она совершенно не помнит, что с ней произошло. Я применяю легкую Ментальную Магию, чтобы она этого и не вспомнила наверняка.

— Мисс Турпин пострадала после пыточных заклятий Кэрроу, — говорю Тэрри Буту, который в очередной раз явился ее навестить, но зашел в мой кабинет. — Если вы посмеете проговориться, что с ней было на самом деле…

— Не проговорюсь, — тихо говорит Бут. — Я не идиот.

— Надеюсь, — фыркаю.

— И… спасибо вам, мистер Крам, — еще тише добавляет парень. — Мадам Помфри сказала, что если бы не вы…

— Это моя работа, — качаю головой. — Идите. Посидите с Лайзой. Вы ведь к ней пришли.

Бут рвано кивает и выходит.

* * *

Кэрроу ведут себя тихо. По крайней мере, никто из опрашиваемых учеников и учениц не жалуется на домогательства Амикуса. Но я держусь настороже.

Просматриваю медицинские карты учеников. Первый курс, второй, третий… седьмой. И везде вписано рядом с именем «Статус крови». Чистокровные, полукровки. Грязнокровки. Так и написано — «грязнокровки».

От этого слова коробит, но я не переправляю. Термин официально утвержден Министерством, а значит, Лордом.

Гриффиндор. Седьмой курс.

Попадается карта отсутствующего Рональда Билиуса Уизли, затем Гарри Джеймса Поттера. И…

И карта Гермионы Грейнджер.

Ее я открываю не сразу. Какое-то время сижу, смотря на обложку. На имя, фамилию, на «Статус крови — грязнокровка», на дату рождения… На все, что имеет отношение к моей родной девочке.

Гермиона Грейнджер.

Листаю пергаментные листы, всматриваясь в каждую строчку. Первый курс.

От упоминания нападения тролля, кажется, у меня прибавляется седых волос. Еще больше их становится, когда читаю про василиска, дементоров… Что за школа, где происходит подобное?

Четвертый курс. Пятый. Шестой.

Глаз цепляется за запись от начала сентября прошлого года.

«Маточное кровотечение».

Я бы и внимания не обратил на эту строчку — у многих девушек в медкарте можно прочитать такие слова, но рядом всегда стоит пояснение «ежемесячное». У Гермионы этого пояснения нет.

Читаю дальше описание лечения, которое было проведено, и понимаю, что да, это не были обычные месячные — слишком много Кроветворного, «синее» Кровоостанавливающее — оно сильнее, чем обычное, «красное»… и перечень Чар. Характерных.

У Гермионы случился выкидыш.

Отодвигаю карту, не в силах читать дальше. Июнь, июль, август… Пальцы загибаются сами собой.

Это мог быть мой ребенок.

Придвигаю карту снова, впиваюсь глазами в данные от Диагностических Чар… Размер матки…

И понимаю, что не «мог быть». Он был моим.

18 недель.

Пергаментная тетрадка разлетается веером листов, ударившись о стену. Следом еще одна, и еще одна.

Если бы ты не ушла… Я бы сделал все, чтобы тебе помочь. Я ведь колдомедик. Я бы заметил, я бы уберег. Ты бы пила нужные зелья — я сам бы их варил, не доверяя никому. Или заказал бы у лучших зельеваров. Не доедал бы, магглов грабил. Но ты получила бы самое лучшее…

А мама уже нянчилась бы с внуком… или внучкой…

— Мистер Крам, мистер Крам! — в кабинет влетает мадам Помфри и мгновенно бледнеет, когда я поворачиваюсь к ней.

— Виктор… — тихо говорит она, делая шаг назад. — Тихо… что такое?

— Вы знали? — сжимаю в руке палочку. — Вы знали, что Гермиона приехала в школу беременной?!

Мадам Помфри икает, хватается за сердце.

— Нет! Мерлин свидетель, Виктор! Не знала! Клянусь!

— Почему?!

— Потому что… — говорит колдомедичка, и меня внезапно опутывают веревки. — Так… Успокоительное…

Мадам Помфри бросается к шкафчику, достает нужную склянку, откупоривает дрожащими руками.

— Выпейте, мистер Крам. Пожалуйста. Прошу.

Послушно открываю рот, глотаю противную жидкость.

— Ну вот… Так, тихо, все хорошо…

— Ничего не хорошо, — дергаюсь, но больше для проформы — Успокоительное уже начало действовать, и гнев вместе с болью в душе немного утихли.

— Послушайте… мы сделали, что могли, — оправдывающимся тоном тараторит мадам Помфри. — Девочка выжила. Мы дежурили рядом с ней и днем, и ночью…

Глаза жжет.

— Да, мистер Крам, я помню, что вы были дружны с ней на Турнире, — продолжает колдомедичка. — Я понимаю. Вы переживаете за нее. Но не стоит. Девочка прекрасно себя чувствовала весь год… жаль, что она не приехала в этом году, но… может, оно и к лучшему…

— Это был мой ребенок, — выдавливаю, скинув кое-как путы. Мадам Помфри вскидывает руку с палочкой, но я лишь опускаю голову, сгорбившись. — Это был. Мой. Ребенок.

Воздух в кабинете можно резать ножом.

— Я видел ее последний раз в июле, в том году, — говорю, не зная зачем. — После этого… она узнала, что у меня Метка. И… Она сказала, что директор Дамблдор может помочь… но он меня прогнал, запретив с ней встречаться. Я не знал. Она не сказала. Если бы я знал, то забрал бы ее отсюда. Из вашей сраной Англии. Мама была бы рада. Она бы полюбила Гермиону, как дочь. Там бы она не была грязнокровкой. Я бы сделал все, чтобы…

Продолжать не могу. Горло сдавливает.

— А мисс Грейнджер ни слова не сказала про вас, — тихо говорит колдомедичка, когда я пытаюсь сдержать слезы. — Ни слова про отца ребенка.

— Я… пойду прогуляюсь, — говорю, рванув на груди мантию. Сидеть в душном кабинете нет ни сил, ни желания.

— Будьте осторожны, мистер Крам, — напутствует меня мадам Помфри.

* * *

Ветер на улице освежает. Я бегу по расчищенному школьному двору, сам не зная куда. Обегаю Хогвартс и замечаю белый обелиск.

Подбегаю и обнаруживаю, что это могила.

Могила Дамблдора.

Гнев возвращается с новой силой.

— Значит, не смей встречаться? — спрашиваю у белого мрамора по-русски. — Значит, убирайся прочь?

Вскидываю палочку, направляя Бомбарду, но заклинание рикошетит, не оставляя следов на памятнике, и врезается в снег, взметнув вихрь.

— Ты ведь знал, старый хрыч, что она носит моего ребенка, знал! — кидаю еще одну Бомбарду, которая опять отражается. — Ты не мог не знать! Ты видел! Ты слишком сильный волшебник, чтобы не увидеть! Она сказала, что ты самый сильный волшебник! Ты чайник из кармана доставал, урод! Ты ведь знал! Ты знал, сволочь! Будь ты проклят в своем посмертии! Чтоб ты покою не видел вечность!

Ноги не держат. Валюсь в разворошенный снег вперемешку с грязью, прижимаюсь лбом к земле.

— Будь ты проклят…

Я не знаю, сколько так стою.

— Мистер Крам? — чужой женский голос окликает меня.

Ухожу в сторону перекатом, выхватывая палочку.

Профессор МакГонагалл.

Опускаю палочку.

— Что вы здесь делаете? — сухо интересуется преподавательница.

— Не ваше дело, — вщелкиваю палочку в кобуру, поднимаюсь на ноги.

— Это место не для вас, — ледяным голосом говорит МакГонагалл. — Пожалуйста, уйдите.

— Да пошла ты, — говорю старой женщине по-русски, сплюнув на снег. — Дура.

МакГонагалл ничего не отвечает, но я вижу, как она напрягается.

Разворачиваюсь и ухожу прочь.

* * *

Зимние каникулы проходят мимо меня. Как и следующий триместр. Я лечу школьников, но от моего сердца словно откалывается еще один кусок — первый отколол Дамблдор. Впрочем, и этот второй — тоже он.

Только мысль, что Гермиона еще жива, что у меня есть шанс встретится с ней, заставляет меня жить. Я почему-то надеюсь на нашу встречу. Надеюсь, что она еще любит.

На весенние каникулы планирую пополнить запасы зелий в Хогвартсе, но мои планы нарушает Лорд, велев прибыть в Малфой-мэнор.

Лорд долго расспрашивает меня о моей деятельности в Хогвартсе. Рассказываю ему все. Про Кэрроу тоже.

— Лайза Турпин, значит, — задумчиво говорит Лорд, когда я заканчиваю. — Ее отец работает в Министерстве. Птица невысокого полета. Проблемы с ним были бы некритичны, но все же досадными. Ты правильно сделал, что осадил Амикуса.

Молчу.

— Хорошо. Я вижу, ты справился. Возвращаться в Хогвартс тебе нет больше необходимости. У меня на тебя другие планы.

Склоняюсь в поклоне.

— Ты и другие члены Внутреннего Круга должны за предстоящий месяц полностью посвятить время тренировкам. В мае я должен войти в Хогвартс. Правда, подобно входу в Министерство не получится, — Лорд усмехается, берет со стоящего рядом стола пергаментный лист, — но тут ситуация другая. Поэтому до мая твоя задача сварить зелья. Количество и названия — вот.

— Да, мой Лорд, — отвечаю единственно верным образом.

* * *

Зелья — так зелья. Какая разница, что я буду делать. Лечить, убивать...

Ничего уже не изменить. Это мой крест. Мое наказание. Те, кого я когда-то убил, тоже были чьими-то детьми, родителями. Близкими и любимыми. И теперь я знаю, каково это — потерять своего ребенка. Пусть он еще и не родился, но…

Сейчас ему было бы год. Он бы уже учился ходить. Я бы сам сделал ему детскую метлу… Мама бы учила его говорить.

А еще я ничего не говорю Анне Фоминичне. Я должен пережить это сам. Это моя расплата. Мои муки.

Через пару дней какие-то замызганные егеря вместе с бешеной Беллатрикс притаскивают кого-то в мэнор. Я полагаю их очередными магглами. Они совершенно не вызывают у меня интереса, но внезапно в криках одного из пытаемых я узнаю что-то очень знакомое.

Вылетаю из своей комнаты, бегу на крик.

Крики раздаются не из привычного подвала, а откуда-то со стороны Большой Столовой. Добегаю до нее… и в истерзанной жертве узнаю Гермиону Грейнджер. Она лежит на полу, по всей видимости ужебез сознания.

— А, малыш Крам! — оборачивается Беллатрикс. — Не смог устоять перед развлечением?

Какое, к черту, развлечение…

— Почему нет? — старательно изображаю из себя дурачка. — Отдашь?

Беллатрикс делает вид, что сомневается, но потом кивает.

— Хорошо, малыш! Пусть девочка узнает настоящего мужика!

Не слушаю. Подхватываю измученную девушку и мчусь обратно, в свою комнату.

* * *

Гермиона приходит в себя не сразу. Я даже успеваю сбегать за зельями.

— Осторожно, — говорю девушке, когда она пытается подняться, обводит пространство еще мутными от боли глазами.

— В… Виктор? — ее взгляд фокусируется на мне.

— Да, — отвечаю, протягиваю флакончик с Антикруциатусным. — Выпей.

Гермиона смотрит на меня, не отрываясь, но делает глоток. Ее лицо розовеет, она шумно вздыхает.

— Как ты? — задаю идиотский вопрос.

— Хреново я! — выпаливает она, откидываясь на подушку. — Сам не видишь?

— Прости, — опускаю голову. — Вижу.

Так же послушно она выпивает следующие два флакончика — слабенькое Бодрящее и Обезболивающее.

Протягиваю руку, чтобы погладить Гермиону по волосам, но она отстраняется.

Убираю руку.

— Тебе легче? — задаю еще один идиотский вопрос.

— Да, — Гермиона не смотрит на меня.

Повисает напряженное молчание.

— Я видел твою медкарту в Хогвартсе, — тихо говорю, нарушая лед молчания. — Гермиона… почему ты не сказала мне?

Гермиона молчит.

— Пожалуйста… — прошу. Ее молчание невыносимо. Опускаю голову, смотрю на блики света на полу.

— А что бы ты сделал, Виктор? — с неожиданной ненавистью говорит она. — Убил бы меня так же, как убил моих родителей?

Ее слова хлещут по моей душе, действуют хуже Круциатуса.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, — говорю. — Гермиона… Беллатрикс Лестрейндж истязала их почти неделю. И продолжала бы истязать дальше. Они никогда не вышли бы из камеры там, в подвале. Я пытался найти способ вывести их… но не смог. И видеть, как они страдают, было невыносимо.

— Ты. Их. Убил, — четко разделяя слова, произносит Гермиона. — Ты.

Сглатываю.

— Гермиона… неужели лучше было бы оставить их дальше страдать?

Гермиона отворачивается.

— Я просто… ускорил неизбежное, избавляя их от лишних мучений, — оправдываюсь, понимая, как жалко звучат мои слова.

— Поэтому не было смысла, — глухо говорит Гермиона. — Зачем он был нужен?

— Ты могла бы поговорить с твоим директором, — тяжело произношу. — Мне он отказал… но тебе бы помог.

— Он и помог, — Гермиона фыркает, складывает руки на животе. — Помог решить проблему.

Непонимающе вскидываю голову, но потом до меня доходит.

— Ты… сделала это специально? — произносит кто-то в комнате моим голосом.

— Ну да, — Гермиона спокойно кивает. — Зелье Лонга.

Зелье Лонга. Специализированное зелье для потенции, применяется только мужчинами. Женщинам пить его нельзя из-за побочных эффектов. Особенно беременным.

Чистокровные и полукровки про него знают. И знают, что никто из магов не будет убивать своего нерожденного ребенка. Любой ребенок — это Дар Магии, ее благословение. Любой чистокровный маг примет свое дитя, неважно, от кого оно родится. Примет с матерью… или без нее, если он ей так категорически не нужен. Конечно, потребовалось бы выплатить виру, но я бы нашел деньги. Столько, сколько бы она сказала. Тысячу, две. Пять или пятьдесят. Многие девушки, не особо беспокоящиеся о своей репутации, заботились таким образом о собственном благополучии. И среди моих предков есть такие бастарды.

И только магглы, которым не надо ни благосклонности магии, и которым неважны ее проклятия, могут поступать, как животные.

Я хочу сказать все это Гермионе, хочу объяснить, что она наделала…

Но смысла уже нет.

Что бы я ни сказал, что бы я ни сделал…

Она грязнокровка.

Ты был дебилом, Виктор. Ты видел в ней человека, равного тебе мага. Но она никогда им не была и не будет. Потому что не хочет. Потому что ее маггловское видение она считает самым верным. Ты должен был уже насторожиться, когда она бегала со своим ГАВНЭ… Но не насторожился. Посчитал милой шуткой. А ведь она всерьез думала, что эльфов надо освобождать.

Она гордилась не тем, что такой же маг, как ты. Она гордилась тем, что ты способен быть наравне с магглами. Она чувствовала не свою причастность к миру магии, а твою — к миру магглов, когда ты сидел у нее дома и общался с родителями.

А Дамблдор… Дамблдор ей «помог». Потому что тоже один из них — из грязнокровок. Даже если и сам родился в семье магов.

Я был слепым идиотом, когда считал политику Лорда неправильной. Он прав, миллион раз прав. Только чистокровные могут считаться полноценными магами. Те, кто соблюдает традиции и помнит о законах Магии. И магглы ничуть не равны. Как и грязнокровки.

Поднимаю палочку. Силенцио. Инканцеро. Мобиликорпус.

Выхожу из комнаты, волоча за собой висящее в воздухе тело, иду в Большую Столовую.

— Забирай, — перекидываю нить заклинания Беллатрикс Лестрейндж.

— Мальчик развлекся? — Беллатрикс довольно оскаливается.

— Да, — киваю.

— Тебе оставить на потом?

— Нет, — качаю головой, не смотря в сторону Гермионы. — Делай, что хочешь. Грязнокровка — твоя.

— М-м-м… — Беллатрикс облизывает губы, косится в сторону мужа и деверя. — Мальчики, вы как?

Реакции Рудольфуса и Рабастана я не дожидаюсь. Шагаю наружу. На улицу, в весеннюю сырость.

* * *

Я не знаю, сколько я стою под мрачным сырым небом. Я не помню, как оно темнеет, свидетельствуя о наступлении ночи. Я ничего не осознаю.

— Виктор! — окликает меня мужской голос, в котором я моментально узнаю Лорда.

— Мой Лорд, — опускаюсь на одно колено.

— Полагал, что в такую погоду мало кому хочется не то, чтобы долго гулять, но и вообще выходить из дому, — произносит Лорд. — Но, видимо, я ошибся. Можешь встать.

Но я встать не в силах.

— Что такое? — настораживается Лорд.

— Мой Лорд… — глухо говорю. — Я… Я… Тогда, три года назад… Я не был искренним. Позвольте… позвольте мне снова принести вам клятву.

Лорд молчит какое-то время, но потом кивает.

— Хорошо. Я слушаю.

— Клянусь хранить верность Темному Лорду. Клянусь выполнять все его приказы, — слова льются сами. — Клянусь, не сопротивляясь, принять от него любое наказание и даже смерть. Моя жизнь и смерть, моя душа и тело, моя магия и кровь принадлежат Темному Лорду…

Последние звуки клятвы звенят в воздухе. Я по-прежнему стою на одном колене, согнувшись в поклоне. И вздрагиваю, когда моей головы касается чужая рука.

— Я принимаю твою клятву, мой друг, — говорит Лорд и добавляет совершенно по-простому: — Ну теперь-то ты встанешь?

Встаю, но взгляд не поднимаю. Это исправляет Лорд, аккуратно приподняв мой подбородок.

— Это была самая искренняя клятва, которую я когда-либо слышал, — мягко говорит Лорд. — И самая ценная для меня.

Молчу. Темные глаза Лорда похожи на два бездонных колодца, затягивающих куда-то прочь из этой реальности.

— Многие, кто приходит ко мне, клянутся в верности, но все их обещания распадаются пылью, когда речь заходит о деле. Многие хотят получить какую-то выгоду, рассчитывая на свои делишки за моей спиной. Мало кто действительно готов служить. И может это делать. На кого я могу положиться.

Голос Лорда звучит со всех сторон.

— И я рад, что не ошибся в тебе, Виктор. Пусть тебе и потребовалось три года, чтобы прийти к верному решению.

— Спасибо, Повелитель, — решаюсь назвать Лорда так, как требует мое сердце.

— И тебе спасибо, Виктор, — говорит Лорд, отпуская мое лицо. — Ты по-настоящему порадовал меня сегодня.

— Я постараюсь не огорчать вас в дальнейшем, — позволяю себе улыбнуться, и вижу ответную улыбку Лорда.

— Ладно. Пойдем назад, а то тут холодно, — Лорд вскидывает палочку, накладывая на меня Согревающие.

Киваю.