Изменяя все (гет)

— Я устала от всего этого! — с порога заявила Гермиона и, обойдя Северуса, совсем не грациозно плюхнулась на диван.

— Что ты здесь делаешь? — сердито спросил он, захлопывая дверь. — Мы договорились, что следующая встреча будет...

— ...в субботу! Да, я все помню: встречи на выходных, только у тебя, никому ничего не рассказывать, работать в полную силу и так далее. Но я так не могу, Северус!

Он промолчал, с трудом сдерживая колкости, готовые сорваться с языка. Не стоило тратить драгоценное время редких встреч на выяснение отношений. Тем более что отношения эти и так были далеки от идеала.

Вот уже три месяца они изо всех сил пытались вернуть то теплое взаимопонимание, что связывало их раньше, — и терпели в этом оглушительное поражение. Семь лет, проведенные раздельно, давали о себе знать. И он, и особенно Гермиона сильно изменились за это время. Они старались держать себя в руках и терпеливо привыкать друг к другу — вновь, но ссоры между ними и мелкие дрязги возникали буквально на пустом месте с завидной регулярностью. Неужели одной любви было недостаточно, чтобы быть счастливыми?

В первую же встречу они с подачи Северуса установили вполне разумные правила, позволявшие свести к минимуму его влияние на жизнь Гермионы: встречаться редко и только в его доме, не обмениваться письмами, никому не рассказывать о том, что он жив, не менять стиль и ритм жизни. Словом, Гермиона должна была продолжать жить так, будто Северуса в ее жизни по-прежнему не было. И его это вполне устраивало: после долгих лет одиночества даже несколько часов в неделю в компании любимой женщины казались ему щедрым подарком судьбы. Только вот любимая женщина, похоже, его мнение не разделяла.

— Так жить нельзя! Все заметили, что я стала даже более нервной, чем раньше, — бушевала она. — Конечно, мне ведь приходится постоянно врать и выкручиваться, где я была, почему не успела доделать работу, с какой это стати не могу прийти на ужин в Нору.

— Но мы встречаемся всего лишь раз в неделю! — возразил Северус.

— Ты просто ничего не знаешь о моей жизни, — обиженно покачала головой Гермиона. — У меня каждая секунда на счету. Выпадение из жизни на три часа в субботу потом сказывается на всей рабочей неделе. Это как снежный ком, превращающийся в лавину.

— Тогда, возможно, будет лучше и вовсе прекратить эти встречи, — зло прошипел Северус. — Чтобы ты не выпадала из жизни.

Гермиона пристально на него посмотрела:

— А ты только этого и ждешь, верно? Уже сам жалеешь, что послал мне тогда это чертово зелье?

Он устало прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. В самом деле, так жить нельзя.

— Что ты хочешь от меня? Ты сама согласилась со всеми правилами.

— Я была в эйфории от того, что ты жив! — воскликнула Гермиона. — К тому же я была уверена: пройдет время, и ты сам осознаешь всю абсурдность этих правил. И я так и не поняла, зачем нужна эта скрытность. Не думаю, что сейчас хоть кто-то захочет тебе мстить, узнав, что ты жив. Столько лет прошло, Северус! О войне с Вольдемортом уже никто и не вспоминает.

— Если ты не выполнила все, что должна была, нас может ожидать кое-что похуже кучки народных мстителей, — холодно возразил Северус.

— И что же, мне теперь всю жизнь убиваться на работе только потому, что у меня судьба такая? — вскинулась она, и Северус понял, что зря заикнулся о предназначении. — Кто установил мне такую судьбу, Северус? Кто? Я не давала свое согласие на это и вольна жить так, как пожелаю! И если я желаю провести вечер в объятиях любимого мужчины, а не с годовым отчетом о работе Отдела, то так и будет!

С этими словами Гермиона решительно встала и, подойдя к Северусу, крепко обхватила его руками и изо всех сил прижалась к нему. Он приобнял ее за плечи в ответ и легко провел по непослушным волосам. Несмотря на положение в обществе и успешную карьеру, она все еще была капризным, упрямым ребенком. Так ему казалось, по крайней мере.

— Я люблю тебя, Северус, — пробурчала она ему в свитер. — И я хочу проводить с тобой больше времени. Хочу по вечерам жаловаться на сотрудников-идиотов и хвалиться тем, как продвигаются дела в лаборатории. Хочу зарываться в тебя после тяжелого дня. Хочу уговаривать тебя сходить на ужин к Джинни и Гарри. Хочу завести с тобой кота. Хочу возмущаться из-за того, что ты разбрасываешь носки.

— Я не разбрасываю носки, — ухмыльнулся он.

— Тогда я хочу хвастаться подружкам, что ты не разбрасываешь носки.

— У тебя нет подружек.

— Я заведу их специально для того, чтобы хвастаться!

Гермиона подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза.

— У нас ничего не получится, если мы будем видеться раз в неделю, Северус. Мы просто не сможем привыкнуть друг к другу и не научимся опять доверять друг другу. Ты же тоже видишь, что сейчас... это не работает.

Да, он видел, но не хотел заострять на этом внимание. Не хотел думать, что зря все эти годы надеялся на счастливую жизнь — с ней. Жизнь научила Северуса преодолевать сложности, сражаться за жизнь, терпеть боль и лишения, бороться с врагами, но у него не было никакого опыта в построении отношений. Он просто не знал, как это делается. В прошлый раз всем руководила Гермиона, да и обстоятельства постоянно заставляли их быть настороже и отвлекали от размеренности существования. Вот и сейчас было намного проще придумать какие-то препятствия — борьбу с судьбой, например — нежели просто работать над отношениями.

— И что ты предлагаешь? — осторожно спросил он и почувствовал, как в груди растеклось тепло от улыбки, мгновенно появившейся на губах Гермионы.

— Давай для начала навестим твоего старого знакомого.

* * *

— Изволь напомнить, что ты сама этого хотела, Гермиона.

Северус спокойно, даже несколько отстраненно смотрел на нее. Если он и начал испытывать раздражение, то не собирался этого показывать. Как не собирался и брать инициативу в свои руки.

Они стояли возле неприметной двери, спрятанной в бесконечных лабиринтах Отдела тайн. Гермиона с трудом добилась от Кингсли разрешения прийти сюда, едва выпросила у Гарри мантию-невидимку для Северуса, несколько недель убеждала последнего в необходимости разговора с Дугальдом — и теперь, оказавшись у цели, просто стояла, невидяще глядя на табличку «Исследование времени», не решаясь зайти внутрь.

— Я боюсь, Северус, — тихо призналась она. — Боюсь того, что он скажет. Что, если он снова начнет убеждать тебя в необходимости твоей смерти?

— В прошлый раз он ни в чем меня не убеждал, — бесстрастно ответил Северус.

Его внешняя невозмутимость не могла обмануть Гермиону: она догадывалась, что он сопротивлялся походу сюда именно из-за опасения услышать от Дугальда приговор. Конечно, можно было просто плюнуть на все и наслаждаться жизнью. Хотя отношения между ней и Северусом были далеки от идеальных, Гермиона верила, что постепенно все наладится и напряжение и неловкость между ними сойдут на нет. Если он откажется от своих дурацких правил, конечно. Но страх перед неизвестностью не давал ей расслабиться и просто получать удовольствие от воссоединения с любимым. А вдруг снова начнутся неприятности и несчастные случаи? Что, если она еще не успела выполнить все то, что было на нее возложено? Вдруг судьба решит, что Гермиона еще недостаточно настрадалась?

Сам факт существования какой-то там судьбы и предопределенности жизни казался Гермионе возмутительным. Она-то, наивная, всегда верила, что сама несет ответственность за свою судьбу. Была уверена, что все зависит только от нее. Если же все решено заранее, зачем вообще жить? Зачем мучиться, принимать тяжелые решения, делать выбор? Зачем испытывать желания, мечтать и бороться? Теперь жизнь казалась бессмысленной. Поэтому Гермионе так важно было прийти сюда на откровенный разговор с Дугальдом. Она хотела убедиться в том, что жизнь имеет смысл. Что Северус в прошлый раз просто не понял старика. Или что старик заблуждается. Или... Мерлин, ей просто надо было хорошенько поспорить с кем-нибудь!

Но, оказавшись здесь, перед этой дверью, она вдруг стушевалась. А вдруг разговор со стариком сделает все только хуже?

— Ладно, раз уж мы сюда пришли...

Гермиона нервно сжала руку Северуса и, решительно постучав, толкнула тяжелую дверь. Не было никакого черного бесконечного пространства и миллиарда звезд образов прошлого и будущего. Это был обычный министерский кабинет, заставленный шкафами с пылящимися в них папками. За столом сидел сгорбленный старик, который медленно водил пером по пергаменту, низко склонившись над ним. На посетителей он, казалось, вовсе не обратил внимания.

— Мистер Дугальд? — неуверенно спросила Гермиона, закрывая за собой дверь. — Меня зовут...

— Я знаю, кто вы, — внезапно проскрипел старик, ни на миг не отрываясь от своего занятия. — Более десяти лет я пристально слежу за вашей судьбой.

— Именно поэтому мы здесь. Я бы хотела...

— Я не смогу дать ответы на ваши вопросы, мисс Грейнджер.

Дугальд поднял наконец голову. Он значительно постарел с тех пор, как Гермиона видела его на суде. На вид он был таким дряхлым, что, казалось, рассыплется в труху от малейшего прикосновения. Взгляд его водянистых глаз лениво скользнул по Гермионе и остановился на Северусе. Дугальд нахмурился.

— Вы не помните меня? — догадался Северус.

— Боюсь, что нет. Мы встречались ранее, мистер?..

— Северус Снейп. И да, мы встречались несколько лет назад, очевидно, в другой реальности. Вы даже показывали мне ваше пространство реальностей.

Дугальд выглядел удивленным.

— Вероятно, для этого должна была быть веская причина. Посторонним не дозволено видеть варианты сущего.

— В прошлый раз вы показали мне грандиозное будущее мисс Грейнджер. И довольно доходчиво объяснили, как мое присутствие в ее жизни угрожает этому будущему.

Дугальд по-прежнему не сводил недоумевающий взгляд с Северуса. Вдруг он поднялся из-за стола и двинулся к одному из шкафов, чуть слышно бормоча: «Северус Снейп... Северус Снейп...». Порывшись в шкафу, он достал одну из папок и принялся неторопливо изучать пожелтевшие от времени пергаменты, непрерывно хмыкая и кряхтя.

— Хм... Стало быть, вы умерли, мистер Снейп? — спросил наконец Дугальд, ставя папку на место. — Или должны были умереть. Хотя, в сущности, это одно и то же.

— В прошлый раз вы убеждали меня, что моя смерть не была предопределена, — сердито возразил Северус.

— В самом деле? Впрочем, нельзя винить старика за редкие сентиментальные порывы. И все же очень, очень странно.

Северус и Гермиона обменялись раздраженными взглядами. Этот разговор начинал казаться бессмысленным.

— В деле замешан хроноворот, не так ли? — спросил Дугальд, возвращаясь за стол. — Да, эти маленькие приборы всегда доставляли нам немало проблем. Одно-единственное использование хроноворота всегда создает множество нестабильных реальностей. А в условиях нестабильности может произойти все, что угодно. Даже самые невероятные вещи. Например, кто-то может помнить о разговоре, которого никогда не происходило, — Дугальд пристально посмотрел на Северуса. — Но реальность не может долго оставаться нестабильной. Как только петля времени замыкается, реальность вновь остается в одном-единственном варианте — лучшем из возможных.

— Лучшем для кого? — с вызовом спросила Гермиона.

Она пока мало что понимала в витиеватых объяснениях Дугальда, но желание поспорить с ним на тему судьбы по-прежнему клокотало в ней.

— Лучшем для всех, разумеется, — пожал он плечами.

— И что же, по-вашему, является лучшим для меня? — продолжала наступление Гермиона.

— Полагаю, только вы можете дать ответ на этот вопрос, мисс Грейнджер.

Гермиона чувствовала себя сбитой с толку. Если Дугальд вел себя так всегда, как Северус мог прийти к каким-либо выводам после прошлого разговора с ним?

— Послушайте, мы пришли к вам с конкретным вопросом, — сердито начала она, — и мы надеемся на конкретный ответ.

— Выбор есть всегда, — внезапно сказал Северус, что вызвало едва заметную улыбку Дугальда. — Вы говорили это в прошлый раз: выбор есть всегда.

— Именно поэтому я не могу дать ответ на те вопросы, с которыми вы пришли. На них и не может быть конкретного ответа, ведь, как правильно заметил мистер Снейп, выбор есть всегда, и ни я, ни кто-либо другой не осмелился бы лишить вас этого выбора, — подтвердил Дугальд. — Но я могу попытаться ответить на вопросы, которые вы не собирались задавать, — если вы того захотите.

Едва ли не первый раз в жизни Гермиона чувствовала себе самым глупым человеком в комнате. Эти двое, казалось, прекрасно понимали друг друга, в то время как она по-прежнему не понимала ничего из их разговора. О каком выборе они говорят? И что значит «лучший вариант реальности»? Почему старик просто не может ответить на простой вопрос — и даже не позволяет задать его?

— Вы меня запутали, — честно призналась она. — Северус говорил, что есть предопределенные события, которые непременно происходят во всех вариантах реальности, а теперь вы говорите, что реальность всего одна и в ней у каждого из нас есть выбор?

— Именно так, — склонил голову Дугальд. — Вы видите здесь противоречие, мисс Грейнджер?

— Конечно, я вижу здесь противоречие! — возмутилась Гермиона.

— Видите ли, события, входящие в каркас сущего, никак не зависят от выбора каждого из нас. Хотим ли мы того или нет, они произойдут в любом случае. Кто-то или что-то — называйте это судьбой, роком, богом — подталкивает нас к исходной реальности, в которой все развивается по наиболее гармоничному пути с минимальными затратами. Но решение о своих поступках всегда принимаем мы сами. У нас всегда есть выбор.

— Кажется, в прошлый раз я так этого и не понял, — тихо сказал Северус.

— Отчего же? Вы ведь сейчас стоите передо мной — живой и невредимый. Что это, если не последствие вашего выбора — как, полагаю, и выбора мисс Грейнджер?

— Вы сказали, что использование хроноворота создает множество реальностей. И в каждой из них мы делаем выбор, правильно? — Дождавшись кивка Дугальда, Гермиона продолжила: — Значит, к тому моменту, когда петля времени должна замкнуться — к моменту запуска хроноворота — возникает много вариантов реальности. Какой из них остается в качестве «лучшего из возможных» и куда деваются все остальные?

Старик некоторое время молчал, беззвучно шевеля морщинистыми губами. Наконец он откинулся на спинку стула и задумчиво уставился на потолок.

— Это сложный вопрос, мисс Грейнджер. В лучшей реальности должны одновременно присутствовать лучшие обстоятельства — и лучшие мы, способные сделать лучший выбор. Увы, не всегда оба этих фактора присутствуют в одной реальности. И тогда судьбе приходится... импровизировать: брать обстоятельства из одной реальности, а некоторых из нас — из другой. Полагаю, в вашем случае произошло именно это. Вы с мистером Снейпом, вероятно, были перенесены из другой реальности, которая перестала существовать в тот момент, когда был запущен хроноворот. Но точно так же прекратили существовать и ваши двойники из реальности, в которой мы сейчас находимся. Благодаря использованию хроноворота мироздание протестировало великое множество вариантов развития событий и такое же множество Северусов Снейпов и Гермион Грейнджер — чтобы остановить свой выбор на той реальности и на тех людях, которые поспособствуют лучшему развитию событий в будущем. Вероятно, подменить Северуса и Гермиону из этой реальности вами было для мироздания легче, чем добиваться от них принятия правильных — с точки зрения исходной реальности, разумеется, — решений.

— В прошлый раз вы говорили, что я ничего не значу для мироздания, — сказал Северус. — Значение имеет только Гермиона.

— Если бы это было так, передо мной сейчас стоял бы ваш двойник из этой реальности. Или, вероятнее всего, этого разговора и вовсе бы не было.

— Стало быть, вы меня обманули?

— Либо сказал то, что вам нужно было услышать. В конце концов, я тоже всего лишь делал выбор, который казался мне правильным.

Из кабинета Дугальда они вышли в задумчивом молчании. В молчании же они выбирались из Отдела тайн и аппарировали к дому Северуса.

— Он нам так ничего и не сказал, верно? — сказала наконец Гермиона.

Они оба сидели на диване, завороженно глядя на мерцающий огонь в камине, только что разожженном Северусом.

— Ничего определенного, как всегда, — кивнул он. — Дугальд лишь напомнил, что мы сами несем ответственность за все наши поступки и решения.

— И какое решение мы примем сейчас? — осторожно спросила Гермиона, посмотрев на Северуса.

— В этой версии реальности мир не знает, что я жив. А она была выбрана мирозданием лучшей из возможных.

Гермиона понимала его сомнения: он не хотел, чтобы из-за него вновь оказались в опасности все, кто его окружает. А ведь вероятность того, что так и будет, все еще существовала.

— Но вместе с тем мы вольны делать любой выбор, — тихо сказала она, накрывая его руку своей. — Мы с тобой помним прошлое, помним о том, что между нами было, — и это ведь тоже имеет значение? Тебе страшно, Северус, потому что ты не знаешь, что нас ждет. Но ведь это нормально — не знать своего будущего. Все так живут, но при этом заводят семьи, строят карьеры, совершают ошибки и радуются счастливым моментам. В этом же и есть прелесть жизни.

Северус пристально смотрел на нее, словно взвешивая каждое ее слово. Он не спорил, и это воодушевило Гермиону:

— Ты имеешь право на собственное имя, Северус, даже если кому-то не понравится то, что ты жив. Все должны знать, что это именно ты создал антиликантропное зелье, как и все те зелья, которые ты еще обязательно создашь в будущем. А еще все должны знать, что из всех женщин на планете ты выбрал именно меня.

Сказав это, она почувствовала, как краска заливает ее лицо. Подобное заявление прозвучало слишком самонадеянно, слишком горделиво и тщеславно. Северус мог воспринять это... да как угодно превратно!

— То есть... я не имела в виду... я не собиралась заявлять свои права на тебя или что-то в этом роде. Ты же, в конце концов, не моя собственность, и мы с тобой еще даже не заговаривали о... Мерлин, какая же я идиотка, — принялась было оправдываться она, но Северус прервал поток ее слов, накрыв пальцами ее губы.

— Полагаю, гораздо большим шоком для всех будет то, что из всех мужчин на планете ты выбрала меня, — мягко сказал он. — Даже я до сих пор недоумеваю по этому поводу. Признаться, я списывал это твое помешательство на превратности судьбы, но сегодня меня убедили в том, что выбор мы всегда делаем сами. Так неужели, мисс Грейнджер, бывший Пожиратель, мерзкий преподаватель с отвратительным характером, — это ваш лучший выбор?

— Нет, мой лучший выбор — это гениальный ученый и храбрейший мужчина. Просто так вышло, что отвратительный характер идет к нему в довесок, — улыбнулась Гермиона. — Хотя у меня характер тоже не подарок. Уверена, все мои никчемные подчиненные будут жалеть именно тебя.

— Мы еще даже не начали жить вместе, а ты уже начинаешь жаловаться на подчиненных? — проворчал Северус, но, тем не менее, приобнял ее и крепко прижал к себе. Немного помолчав, он добавил: — Жить будем у меня, даже не думай, что я смогу находиться в той свалке, что ты называешь своей квартирой.

— Эй! Когда это был в моей квартире?

— То есть с тем, что она похожа на свалку, ты даже не споришь? — насмешливо приподнял бровь Северус и тут же перехватил острый локоть, нацелившийся было на его ребра. — Говорю же, все эти годы я присматривал за тобой... на всякий случай.

— Я хорошо себя вела? — преувеличенно серьезно спросила Гермиона.

— Лучше всех, — ответил Северус, целуя ее макушку.

Гермиона с удовольствием прижалась головой к его плечу и переплела пальчики с его тонкими изящными пальцами. Они вновь замолчали, но на этот раз тишина между ними была уютной. Казалось, напряжение между ними наконец исчезало, уступая место гармонии и умиротворению.

— Я только одного не могу понять, — нарушила молчание Гермиона. — Что было бы, если бы я тогда не воспользовалась хроноворотом? Получается, ты бы не выжил, мы бы никогда не полюбили друг друга, ты никогда бы не инсценировал свое самоубийство, я бы не умирала от горя, а потом не решила бы поменять жизнь и не взялась бы за работу, как умалишенная. Как в таком случае мироздание привело бы меня к тем событиям, которые были предопределены? Или все же, решив воспользоваться хроноворотом, я изменила саму исходную реальность? Изменила все?..