Игры разума (джен)

— Войдите! — резкий выкрик, казалось, разошёлся эхом даже по другую сторону класса.

Стараясь не сбиться с дыхания от волнения, Гарри дрожащей рукой открыл дверь и вошёл в кабинет.

— Прошу прощения за опоздание, сэр, — как можно вежливее произнёс он, не глядя на преподавателя.

— Минус пятнадцать баллов с Гриффиндора, — бросил зельевар после мучительной паузы. Повернувшись к классу он, видимо, продолжил рассказывать об очередном зелье, название которого уже было отражено на доске.

Что ж, могло бы быть и хуже. С другой стороны, что может быть хуже этой кошмарной иллюзии?

Стараясь не шуметь, чтобы лишний раз не злить зельевара, Гарри чуть было не сел за первую парту, где привык сидеть в той реальности, но, вовремя опомнившись, поспешил сесть к друзьям, с которыми всё ещё не стремился разговаривать. Всё-таки... ему хотелось домой.

Рон и Гермиона облегчённо переглянулись и обратили своё внимание к Снейпу, вещавшему о воздействии "Костероста", судя по записи на доске.

— Длится от восьми до двенадцати часов и протекает болезненно, — негромко говорил он, медленно передвигаясь от одной стороны доски в другую. — Многие маги, принявшие состав, впоследствии описывают ощущения как "множество игл вонзающихся в кожу изнутри". — Несколько студентов перекосило, видимо, от представшей перед их мысленными взорами картинки.

Гарри тоже поморщился, вспоминая, как после неудачной попытки горе-профессора Локхарта срастить ему кости ему пришлось целую ночь мучиться от боли... в одиночестве.

— В рецепт входят серые пауки, так как эти представители паукообразных обладают ферментами, способствующими быстрому формированию новой кости; растительной составляющей является клыкастая герань и китайская кусачая капуста из-за своих стабилизирующих и формирующих твёрдую основу свойств, а также порошок костей приматов как закрепляющий элемент. Почему избирается последний ингредиент данного типа, поймёт каждый, кто обладает минимально развитым логическим мышлением, — Снейп презрительно оглядел класс, словно сомневался, что в аудитории присутствуют те, кто хоть как-то способен мыслить. — Впрочем, в некоторых древнейших трактатах упоминается, что внесение в состав вместо последней составляющей осколка кости Василиска, значительно усиливает и смягчает эффекты зелья. Но это исключение вряд ли когда-нибудь пригодится кому-либо из вас, — продолжил он лекцию.

Память тут же услужливо подкинула Гарри воспоминания, связанные с его вторым курсом. Такие чёткие и ясные, словно это было лишь пару недель назад: его отчаянное желание спасти Джинни, неожиданная правда о Томе Реддле и, конечно же, страх перед огромной змеёй, выползшей из трубы. Гарри боялся, что не справится с ними, но ему так хотелось помочь сестре Рона, что испуг отошёл на задний план. Тогда, после её спасения, их окружила почти вся семья Уизли, сильно беспокоящаяся за свою дочь, за Рона и... за Гарри тоже, хотя, наверное, не так сильно. Гарри в тот момент даже представил себе, что сейчас откроется дверь и в комнату войдёт какой-нибудь взрослый, который будет также сильно волноваться о нём, о Гарри. Но откуда взяться такому взрослому? Ни Сириуса, ни Ремуса он ещё не знал.

Сразу после воспоминания в голову закралась неприятная мысль о том, что про Снейпа-отца и их счастливые года ему ни разу ничего не вспомнились. Было множество эмоций: неверия, осторожной радости, настороженности. Всё, что присуще человеку, оказавшемуся в нестандартной для себя ситуации, человеку, который впервые понял, что значит любовь взрослого.

Возможно ли, что эта реальность правдива, а та — плод его больного воображения? Нет, до последнего он не поверит в это! Потому что, если поверит — его мир разлетится на множество кусочков, которые вряд ли склеятся вновь. Гарри опять останется один. Конечно, у него по-прежнему был крёстный (о котором он почти ничего не знал), постоянно держащий всех в напряжённом состоянии, ибо авроры до сих пор разыскивали его, грозя поцелуем дементора. Был Лунатик — доброй души человек, впрочем, воспринимаемый Гарри как друг его отца. Наверное, дело было в болезни Люпина, держащей близких людей на внушительном расстоянии от него. Были Уизли, у которых, помимо Гарри, на попечении находилось ещё семь своих детей.

Ну почему у Гарри нет никого из взрослых, кто бы мог его любить как Гарри, заботиться о нём. Только о нём. Чтобы его мир крутился лишь вокруг Гарри.

"Перестань! У тебя есть такой человек", — мысленно сказал он сам себе.

Снейп из той реальности. Из настоящей реальности. И наплевать, что он ничего не помнит. Главное, что Гарри любим, что у него есть отец, готовый на всё ради сына.

"А как ты объяснишь, что в этом мире помнишь буквально всё?" — противный голосок внутри не желал утихать и заставлял его сомневаться. — Ты помнишь своё детство, первые года в Хогвартсе. Ты помнишь почти каждую мелочь. А что ты помнишь в том мире? Не со слов Снейпа, а сам?"

"Заткнись!" — огрызнулся Гарри.

Рассерженный взгляд наткнулся на читающего лекцию зельевара. Лицо его было мрачным. Впрочем, как и всегда. Только Гарри знал, каким тот бывал, когда снимал свою маску. Он видел тёплую улыбку, расслабленность в движениях, бесконечную любовь в чёрных, казалось бы, непроницаемых глазах. Чёрт возьми, он даже видел его не в чёрных одеяниях! Разве мог бы придуманный мир дать ему разглядеть всё это? Ведь долгое время Гарри считал Снейпа первым своим врагом после Волдеморта. Охотнее верилось бы в то, что в придуманном мире Снейп бы стал самым близким приспешником тёмного мага и лично бы принёс голову Гарри ему на блюдечке. Вот такой бы сценарий точно указывал бы на настоящий мир. Зачем Гарри добровольно делать профессора Снейпа самым надёжным человеком, Мерлин его раздери?

— За работу! — резко закончил зельевар. — Настоятельно рекомендую каждому повысить уровень внимания к процессу приготовления, если у вас нет желания до конца года сменить свой досуг на отработки, — тихо и холодно добавил он, затем развернулся и направился к своему столу.

Ученики молча начали подниматься из-за парт, чтобы взять из шкафов необходимые ингредиенты.

Гарри последовал за остальными, но набирал ингредиенты механически, даже не глядя на них. Повезло, что рядом оказалась Гермиона и помогла ему выбрать нужные. Вернее, она просто со вздохом убрала обратно в ящик всё, что он набрал, и дала ему новые, правильные. Во время этого она заметила, как Гарри болезненно морщится, беря коробочки с порошками в повреждённую руку. Сделав большие глаза, она уже хотела что-то сказать, но Гарри лишь отмахнулся и поспешил отойти. Физическая боль сейчас его интересовала в последнюю очередь.

Когда они вернулись за парту, подруга предусмотрительно выбрала Гарри в напарники. Рон отнесся к её инициативе с поразительным пониманием и не стал настаивать. Ну да, друзья считали его неадекватным психом, за которым необходим глаз да глаз, а иначе он взорвётся. Гарри и не ждал ничего другого.

Он позволил Гермионе подготовить ингредиенты к работе, а сам продолжил витать в своих мыслях. Так почему же Снейп оказался именно тем надёжным человеком, который так нужен ему? Гарри возвращался к этому вопросу снова и снова… и не находил ответ. Гермиона добавила в кипящую воду какие-то корешки, привлекая внимание к зелью. А что, если он опять где-нибудь ошибётся и снова перенесётся в тот мир, где его любят? Хотелось бы ему? Конечно же, хотелось. Однако вряд ли фокус сработает дважды. Тогда они варили совершенно другое зелье, а сейчас... гриффиндорец даже не знал, что они сейчас варили. Он так упорно присматривался к Снейпу, пытаясь найти сходство с тем зельеваром, которого он смог полюбить как отца, что совершенно не слушал его речей. Неприемлемо? Возможно. Гарри упорно сопротивлялся ужасающей правде, которая медленно, но верно убивала его, той правде, где тот мир был лишь плодом его воображения, вызванный ошибкой в приготовлении зелья. Так, кажется, сказала Гермиона.

Боль разъедала его, хоть внешне он пока ещё оставался спокоен. Срыв неизбежен, Гарри знал это, до последней грани его удерживала только слабая надежда, что всё-таки Гермиона не права, но с каждым взглядом на зельевара, с каждым его движением, особенно резким и холодным высказыванием эта хлипкая надежда рушилась, уступая место страшному осознанию.

"Нет, я не хочу в это верить. Не хочу". — Отчаянно замотал Гарри головой.

— Постарайся сосредоточиться на зелье, — шепнула Гермиона, умоляюще глядя на него.

В классе стояла тишина. Снейп, кажется, не смотрел в их сторону.

Гарри молча кивнул, но его расфокусированный взгляд явно говорил о том, что до правильного приготовления зелья и вообще до зельеварения ему не было никакого дела.

Некоторое время всё так и продолжалось. Несколько раз подруга то выхватывала из-под руки Гарри новый ингредиент, нарушающий порядок добавления, то резко вскидывала палочку, убавляя под котлом внезапно вспыхивающий огонь. Когда она в очередной раз хотела подать нужный компонент вместо неверного, их котёл накрыла тень.

— Думать своей головой для вас уже слишком утомительно, мистер Поттер? — вкрадчиво спросил Снейп.

Гарри не ответил. Он будто не слышал вопроса зельевара. А может, действительно не слышал, поскольку удерживающие его от срыва щиты были очень уязвимы. Одно неверное слово со стороны Снейпа, и Гарри сломается, потонув в поглотившей его боли.

— Инцидент на прошлом уроке вас ничему не научил? — приподнял бровь профессор, скрещивая на груди руки. — Сколько раз вам нужно наступить на грабли, прежде чем вы сможете прийти к очевидным выводам о глупости подобных действий? — продолжил он тем же тоном.

Внешне вопросы звучали вполне безобидно. По крайней мере, если бы их задала, к примеру, МакГонагалл — они бы вызвали смущение и желание упорней приступить к дальнейшей работе. Да и сам зельевар обычно формулировал такие вопросы более колко. Но что же тогда сейчас не так?

Почти сразу же Гарри нашел ответ на свой вопрос. Если раньше в черных глазах Снейпа пылала нескрываемая ненависть к сыну заклятого врага, то сейчас они были холодны как лед и не выражали ничего, кроме отвращения. А может быть, не было и отвращения. Пустота и глубокая незаинтересованность.

Снейпу было плевать на Гарри.

У парня неприятно закололо под ложечкой. Этот Снейп не просто никогда не полюбит его. Он никогда не посмотрит на него более мягким взглядом. Не улыбнётся ему. Почувствовав, что слишком долго пялится на зельевара, и ощущая при этом ужасную резь в глазах от подступающих слез, Гарри отвел взгляд.

— Этого больше не повторится, сэр, — потухшим голосом отозвался Гарри.

Неестественная тишина разливалась по классу: ни шёпота, ни звука не было слышно. Словно все замерли, как и Гермиона, которая лишь кусала губы, беспокойно переводя взгляд то на друга, то на преподавателя. А профессор тем временем спросил:

— Довольно странно слышать столь невыполнимые обещания из уст представителя того факультета, который привык славиться своей честностью, не так ли? — вопрос явно был риторическим, поэтому спустя пару мгновений он продолжил:

— Вы не выполнили и пятой части сегодняшней работы, поэтому у меня не остаётся иного выхода, как поставить вам "ноль" за сегодняшний урок, мистер Поттер. По вашему мнению, это достаточно справедливо?

— Да, сэр, — последовал механический ответ.

И к этому Гарри должен вновь привыкнуть?

Вопреки ожиданиям, Снейп больше ничего ему не сказал и перевёл взгляд на Гермиону:

— Мисс Грейнджер, — та вздрогнула, — минус десять баллов с Гриффиндора. Мне нет необходимости пояснять своё решение или мысли за двоих не дают вам возможность правильно понять его причины?

— Не нужно. Извините, сэр, — выдохнула гриффиндорка.

Бесшумно развернувшись, не бросив даже короткого взгляда на Гарри, Мастер зелий отошёл от них, и время словно возобновило бег: послышались звуки работы над котлами, негромкие ругательства тех, кто увидел результаты своего отвлечения, шелест пергамента и редкие шепотки, большей частью от слизеринцев, в очередной раз довольных своим деканом, сумевшим усмирить гриффиндорцев, даже не повышая голоса.

Гермиона сочувственно посмотрела на друга и вернулась к их общему зелью. Гарри же опустился на стул и невидящим взглядом уставился на котёл. Ему не было смысла больше пытаться что-то сварить, ведь всё равно получил "ноль". У Гарри возникло двоякое ощущение: с одной стороны, он опасался ненависти профессора и того, что не сможет выдержать её наплыва, особенно, после того, что произошло в больничном крыле. А с другой стороны, на сегодняшнем уроке зельевар вёл себя так, будто ему всё равно, будто его нисколько не проняло то, что он увидел в воспоминаниях парня. И это было значительно хуже, чем открытая ненависть. Неужели Гарри стал ему настолько противен, что теперь не заслуживает даже ненависти? Неужели Снейпу претит сама мысль о том, что он мог любить Гарри Поттера и быть ему отцом? От страшного осознания хотелось кричать, крушить... лишь бы привлечь внимание зельевара, увидеть снова пылающий огонь в глазах.

Раньше Гарри наоборот был бы рад, если бы Снейп начал его игнорировать. Однако теперь, когда гриффиндорец познал то, каким "другим" может быть профессор, ему становилось жутко при мысли, что он ничего не значит для Снейпа. В это невозможно было поверить. Не после того, как Гарри смог открыть свою душу перед ним, не боясь быть высмеянным. Не после того, как они сидели в квартире зельевара вместе с крёстным и отмечали успех Гарри в окклюменции...

Ах, чёрт, это же было в другом мире! Мерлин, он скоро сойдет с ума!

Холодными от переживаний руками Гарри дотронулся до, как ему казалось, пульсирующих висков и постарался подумать о чём-то постороннем. Труднейшая задача, учитывая, что его в данный момент больше ничего не волнует.

До звона колокола осталось не так много времени, поэтому вскоре Снейп объявил о сдаче образцов зелий. Очистив пару котлов при помощи "эванеско" и едко высказавшись об их обладателях, в конце концов приняв все пробирки, он скрылся за дверью, до завершения урока так ни разу и не посмотрев в сторону Гарри...

Ученики начали собираться на другие занятия, потихоньку переговариваясь между собой: кто-то радовался окончанию этого "жуткого" урока, кто-то сетовал на несправедливое отношение Снейпа, а кто-то уже позволил себе задуматься о долгожданном отдыхе. Гарри молча собрал свою сумку и поспешил покинуть мрачные подземелья, не дожидаясь Рона и Гермионы.

Но всё-таки ребята догнали его в одном из коридоров.

Некоторое время никто не решался проронить и звука. Погружённые в свои мысли, они просто шагали прямо без всякого направления. Когда студентов в коридорах стало попадаться всё меньше, а эхо шагов начало отражаться от стен всё громче, трое вышли к Астрономической башне.

Стоя у парапета и вдыхая февральский морозный воздух, Гермиона в конце концов не выдержала и, наложив на площадку согревающие чары, негромко обратилась к Гарри:

— Могу я взглянуть на твою руку? — её голос звучал очень мягко и ненавязчиво.

Гарри, не сразу поняв, что обращаются к нему, молча кивнул и протянул пострадавшую руку подруге.

Забота друзей грела его, хотя и не очень хотелось вдаваться в подробности того, как он вышел из себя и отбил руку в приступе гнева.

— Ого! А что это с ней?! — не удержался от восклицания Рон, глядя как Гермиона аккуратно ощупывает повреждения, которые выглядели весьма скверно. Спустя пару минут она вновь обратилась к Гарри:

— Я смогу уговорить тебя сходить к мадам Помфри? — и, получив в ответ отрицательное качание головой, со вздохом произнесла, — у тебя довольно сильный ушиб. Кости не задеты, но дня два-три стоит мазью от ушибов обрабатывать. Я дам тебе её гостиной.

Вновь склоняясь над рукой Гарри, она добавила:

— Сейчас могу только пару обезболивающих чар нанести, но они не длительного действия… — и принялась нашептывать заклинания.

Гарри наблюдал за манипуляциями Гермионы и вспоминал, как ещё совсем недавно Снейп тоже нашёптывал различные обезболивающие чары и мазал его руку с отвратительной надписью "Я не должен лгать" специальным кремом. А теперь эта кровавая надпись вновь напомнила о себе. Пусть и не болела пока что, но взгляд к себе приковывала, вынуждая всякий раз краснеть от стыда и гнева. Пусть и Гермиона, и Рон уже видели её, ему по-прежнему было неловко.

— Это выше меня, — тихо проговорил он, привлекая внимание друзей. — Я постоянно отрицал реальность, ссылаясь на сильную игру воображения во сне. Но чем больше я играю, тем сильнее вижу действительность.

Он замолчал, ощущая, как жжёт глаза от осознания правдивости своих слов. Он столько времени отказывался замечать очевидное, мечтая подольше находиться в выдуманной реальности. Дыхание сбилось. Ещё немного и он расплачется прямо при Роне и Гермионе! Но у него почти не осталось сил держать все переживания при себе.

— Значит, — медленно проговорил Рон, — ты нам веришь? И больше не считаешь, что... то, что ты нам рассказал — правда?

— Я всё ещё... сомневаюсь, — дышать было трудно. — Но теперь эти сомнения ничтожны. И от этого совсем не радостно. Я хотел бы, чтобы та реальность оказалась правдой.

Гермиона сочувственно посмотрела на Гарри и перевела взгляд вниз, на несколько первокурсников, играющих в снежки у стен замка. Беззаботный смех поднимался вверх и распадался в воздухе серебристыми искрами, совершенно не сочетаясь с той невесёлой атмосферой, что окутывала ребят на площадке Астрономической башни.

Рон тем временем глубоко вздохнув, сложил руки на парапете, опустив на них голову.

— Никогда не задумывался о том, насколько сильно тебе может не хватать кого-то взрослого рядом, — грустно произнёс он. — Мои родители всегда были со мной, да и множество братьев никогда не давали почувствовать себя одиноко, — он скорчил рожицу, — по-дурацки — да, но не так... — и вдруг выдохнул:

— Извини, дружище.

Гарри не ответил, он тоже смотрел на веселящихся первокурсников, всё сильнее и сильнее ощущая себя одиноким. И не только потому, что рядом не было никого из взрослых, принадлежащих лишь ему одному.

— Тот мир был идеальным, — продолжил он говорить, ни к кому конкретно не обращаясь. — Там я познал, что значит, когда меня любит родитель. А ещё успех в качестве преподавателя ЗОТИ... Я был так счастлив, когда Чжоу ответила мне взаимностью. Мне казалось, что я совершенный неуч в любовных делах.

Гарри посмотрел на внимательно слушающих его друзей и грустно улыбнулся.

— И за вас я был очень рад, ребята.

— Ээ-э... чего? — Рон поднял голову и непонимающе уставился на друга. — В смысле "рад за нас"?

— Ну, так мы же почти одновременно предложили девчонкам с нами встречаться. Я — Чжоу, а ты — Гермионе, — Гарри казалось, что он говорит очевидные вещи, но, посмотрев на обалдевшие лица друзей, он смущенно улыбнулся. — Простите! Сказал лишнее. Видимо, я ещё долго буду путаться.

В голосе звучали печаль и смирение с неизбежным.

— Охренеть... — тихо пробормотал Рон, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Гермиона хотя сильно покраснела и некоторое время отводила глаза, всё-таки пришла в себя гораздо быстрее. Глубоко вздохнув, она отметила:

— На занятиях АД ты уже показываешь себя отличным учителем. Ну, а что касается Чжоу, ты нам говорил, что звал её в Хогсмид на день Валентина. Ты ей точно нравишься, так что этот момент не настолько катастрофичный и вполне может быть восстановлен.

— Зато другие вещи — нет, — еле слышно отозвался Гарри.

Холодный порыв ветра подхватил его слова и унёс вдаль, где блеснули последние лучи закатного солнца, перечёркивая небо красно-оранжевыми линиями и уступая место опускающимся сумеркам.

Задумчивую тишину нарушил Рон:

— Вот Гермиона вроде объясняла, — на имени подруги он слегка запнулся, но продолжил с почти невозмутимым видом, — но я так и не понял... почему ты всему этому поверил?

— Неудивительно, что не мог, — мрачно заметил Гарри. — У тебя всегда были рядом любящие тебя родители, братья и сестра. Я же с самого детства не знал, каково это, когда о тебе заботятся, когда читают сказки на ночь. Дурсли всю мою жизнь ненавидели меня и старались держать как можно дальше от себя. Да, едва я попал в тот мир, для меня было дикостью, что самый ненавистный мной профессор способен любить и любит именно меня как своего сына. Я долго не верил, всеми силами отгораживался, несмотря на ваши уговоры... то есть на уговоры "местных" Рона и Гермионы. Но Снейп окружил меня заботой... он даже стоял на шухере, когда я проводил занятия с АД! Я не мог оставаться равнодушным к нему, если он всегда был рядом.

Сказав последнюю фразу, Гарри вновь погрузился в приятные, но такие печальные воспоминания.

— То есть там абсолютно все поддерживали... эту версию? Если это так похоже на обычный сон, где всё сбывается по твоим желаниям, то почему сначала показалось диким?

— Но ты же сомневаешься изначально, когда тебе снится то, что ты хочешь, но в непривычной для обычной жизни форме? — подключилась к объяснению Гермиона. — И тогда ты либо соглашаешься на это, либо понимаешь, что всё — сон, и просыпаешься.

Например, во сне ты становишься королём какой-нибудь страны, но из своей жизни ты знаешь, что тебе только пятнадцать, да и всем требованиям для этой должности явно не соответствуешь. Тогда подсознание, чтобы реализовать желание быть королём, подключает ещё какой-нибудь элемент или ситуацию. Например... — нахмурившись, она принялась задумчиво рисовать рукой в воздухе круг. — К примеру, сон творит картину, что ты женился на старой королеве и от этого стал королём...

— Эй, чего это вдруг?! — возмущённо перебил её Уизли.

— Это же гипотетическая ситуация. К тому же, — усмехнулась подруга, — я привожу пример кошмарного сна, который тебя бы точно разбудил. — Но через мгновение более ровно добавила: — А если бы этим элементом была молодая красивая девушка, тогда бы твой сон длился дольше и не вызывал отторжения.

— Но это не было совсем идеальным сном, — вклинился в её объяснения Гарри. — Встречались и плохие моменты. Вначале я очень сильно поругался с Сириусом. Он тоже не одобрял Снейпа в качестве моего приемного отца. И Волдеморт в том мире тоже жив-здоров, а если следовать логике того, что это просто идеальный мир в хорошем сне, то там его быть не могло. В идеальном мире вообще должны были выжить и жить со мной мои родители.

— Но ты и не совсем спал, — ответила Гермиона. — Алихоция пробуждает сознание, а лунный камень наоборот — успокаивает его и даёт доступ к скрытым мотивам. Как результат, в этом дурмане ты мог быть либо на грани реальности, либо... умереть.

Ребята мрачно переглянулись.

— Поэтому, чтобы спастись, твоё сознание выбрало первый вариант и создало вполне логичную картинку, основанную на твоих желаниях и совмещённую с реальностью настолько, насколько это возможно. Видимо, подсознательно ты увидел, что я и Рон могли бы принять ситуацию, что профессор Снейп является твоим опекуном...

— Мерлин, как это странно звучит, — перебил её Рон. — Но как э-э-э... подсознание Гарри смогло бы это уловить? Я до сих пор в шоке от того, как он смог это придумать!

— Если ты дослушаешь, то тебе не понадобится переспрашивать! — недовольно посмотрела на него Гермиона. Потом вздохнула и продолжила:

— Так вот... Мы бы могли это принять, так как в общем и целом у нас нет настоящих поводов ненавидеть профессора. Он, конечно, неприятно себя ведёт...

— Мягко сказано! — пробормотал Рон.

— ...но ничего угрожающего безопасности лично нам не делал. К тому же, сыграл ещё и тот факт, что Гарри нам доверяет и чувствует, что мы желаем ему добра. А потому в его подсознании мы приняли его сторону, когда он захотел иметь любящего родителя.

— Сириус не принял Снейпа, — Гарри посмотрел на Гермиону. — Почему?

— Потому что ты знаешь о том, что они сильно враждуют ещё со школы, но не ведаешь, какие на самом деле отношения их связывают. Поэтому их твоё подсознание и взяло в такие рамки.

Она ненадолго задумалась.

— К тому же, полагаю, Сириус выступил для тебя неким защитным механизмом, олицетворяющим ту часть тебя, которая также не согласна с кандидатурой профессора Снейпа на роль твоего приёмного отца. Ведь ты только после ссоры с ним смог окончательно во всё поверить?

— Получается, что так. Если бы все было идеально, я бы задумался... — Гарри запнулся, — наверное. Сложно судить, когда в твоей жизни наконец происходит что-то хорошее. Что-то, чего ты больше всего жаждешь. Вот только... почему именно Снейп?

Гарри не раз и не два задавал себе этот вопрос. Однако ответа на него так и не нашёл. Возможно, Гермиона сможет помочь ему?

— В том то и дело, что твои механизмы защиты не могли позволить тебе задуматься. Смею предположить, что именно поэтому иллюзия началась и закончилась уроком зельеварения, и так, что ты даже не сразу понял, когда она началась и закончилась. Но первое и последнее занятия были про разные зелья, так?

Гарри смущенно взглянул на подругу:

— Честно сказать, я не обратил внимания...

Та неодобрительно покачала головой.

— Твоя невнимательность и позволила всему этому случиться. — Но почти сразу напряжённо добавила:

— Хотя, может быть, именно это спасло тебе жизнь.

— Моя невнимательность спасла мне жизнь? — не понял Гарри.

— Да. Будь ты более внимательным, ты бы сразу увидел все несоответствия, и тогда бы твои внутренние системы, отвечающие за выживание, могли бы не выдержать и не удержать на той самой грани между иллюзией и реальностью. В итоге, если бы ты не погиб, то мог просто сойти с ума, ведь неизвестно, что тогда бы выпустило твоё подсознание. Тут реализовались твои желания, а ведь мог активироваться другой полюс...

Звучало достаточно жутковато. Гарри с интересом и затаённым ужасом слушал подругу, ожидая продолжения.

После некоторой паузы она закончила:

— Могли активироваться и усилиться все твои страхи, но зелье не позволило бы проснуться.

Постоянно пребывать в кошмарах, не имея возможности проснуться? Это действительно страшно. Гарри представил себе, как раз за разом ему приходится сражаться с Волдемортом, и каждый раз он терпит сокрушительные поражения и подвергается пыткам и унижениям со стороны Тёмного мага. А что, если ему придётся смотреть на мучения своих друзей? Это ведь ещё хуже.

Неудивительно, что от таких снов можно умереть.

Но кто сказал, что видеть постоянно счастливые сны и знать, что они никогда не осуществятся в реальности, не было кошмаром?

Тишина на некоторое время снова заполнила площадку Астрономической Башни.

— Что же касается твоего другого вопроса... — Гермиона вновь перевела взгляд на Гарри, — на этот счёт у меня нет никаких гипотез.

Она растерянно пожала плечами.

Гарри сразу как-то поник. Он очень надеялся, что умная Гермиона может ответить на любой вопрос.

— Но ведь должно же быть какое-то объяснение тому, почему именно Снейп стал моим родителем? Я никогда не видел его расслабленным или улыбающимся, но в том мире он был... совершенно другим. Не похожим на себя. И все его объяснения... им хотелось верить. Они звучали очень правдоподобно.

— Действительно, почему? — вклинился Рон, то ли обращаясь к ребятам, то ли к самому себе.

Гермиона сочувственно посмотрела на Гарри.

— Наш разум при желании может дать объяснение чему угодно. Именно поэтому многие неволшебники создают себе религии или верят в инопланетян.

— Ино... кого? — переспросил Рон.

— Инопланетян. Я потом тебе расскажу, — пообещала Гермиона Рону и снова повернулась к Гарри. — А на свой вопрос сможешь ответить только ты. Что такое ты видишь в профессоре Снейпе, чего нет в остальных, кого ещё бы можно было выбрать на роль твоего отца?

Гарри задумался. Что же такое есть в Снейпе, чего нет в других людях, которые могли бы стать его семьей?

Все они любили или восхищались Гарри. Если бы не кровная защита его матери, которая была наложена на дом Дурслей, все они готовы были усыновить его.

Все, кроме Снейпа.

Зельевар ненавидел Гарри. С самого первого урока профессор высмеивал его, с презрением говорил о его... избранности. Он мог даже снять баллы с Гриффиндора лишь потому, что Гарри посмотрел не в ту сторону. Просто потому, что Снейпу был противен сам факт его существования.

Эта мысль сильно ранила Гарри. Пусть всё было неправдой, но он всё равно видел другого Снейпа! И отчего-то верил, что тот может быть именно таким.

Может, вопреки словам Гермионы, он всё же сошел с ума? Интересно, а как сходят с ума? Он никогда не терял контроль над разумом, во всяком случае, над большей его частью.

Встряхнул головой, отгоняя пугающие мысли.

— Я никак не могу понять! Только одна идея приходит в голову: Снейп единственный, кто ненавидит меня. Просто за то, что я Гарри Поттер, — ответил Гарри, умолчав о мимолетной мысли о своём предполагаемом сумасшествии и о той боли, что причинили ему размышления о Снейпе.

Гермиона кивнула:

— Думаю, что в этом есть часть ответа. Профессор, возможно, единственный человек, который позволяет себе говорить с тобой без привилегий, и это может тебя привлекать, если учитывать, что ты не любишь свою популярность.

Пока она задумалась над следующим вопросом, Рон выступил со своим:

— Почему не Сириус или Ремус? — в глазах горело дикое непонимание, а волосы на затылке встали торчком. Если бы не серьёзность вопроса, его вид бы вызвал непреодолимое желание рассмеяться.

Действительно, почему не Сириус или Ремус? Оба хорошо относятся к Гарри, оба близкие друзья его отца. Гриффиндорец любил их обоих и не раз в своих снах видел их в роли его опекунов. Тогда что же помешало тому миру воплотить его мечты?

Сириус мог бы стать идеальным отцом. Даже слишком идеальным. Он бы был лучшим другом, поощрял любые идеи Гарри, радуясь его успехам. Как тогда, когда только-только узнал о занятиях АД. Гарри легко вспомнил, как сиял от гордости Сириус, едва Гарри рассказал ему о том, что творится перед самым носом злобной жабы Амбридж. А ещё то разочарование и укор, который был написан на лице у Гермионы. Её недовольство тем, что Сириус ведёт себя как ребёнок и совершенно не думает о благополучии крестника. Гарри в тот момент не придавал значения её словам, а сейчас задумался.

Был ли Сириус таким идеальным, каким видел его Гарри?

Ещё одна вещь не давала ему покоя в поведении крёстного. Бродяга постоянно говорил Гарри о том, что тот удивительно похож на своего отца. Сириус верил, что тот станет таким же, как Джеймс, и первый шаг к этой цели, по его мнению, уже сделан: Гарри — самый молодой ловец в квиддичной команде Хогвартса, а также самый молодой участник Тремудрого турнира. Сириус гордился им, повторяя, что он — вылитый Джеймс Поттер.

Но хотя бы раз говорил ли Бродяга о том, что гордится им потому, что он просто Гарри? Гарри всегда кивал и улыбался на его утверждения о том, что он — Джеймс, ведь Сириус так радовался этому факту. Почему? Потому что Гарри боялся разочаровать единственного родственника, сломать то хрупкое доверие, которое образовалось между ними в этой ностальгии по отцу Гарри.

Любил бы Сириус Гарри, если бы тот больше походил на маму или на кого-то из дальних родственников?

Ответ на этот вопрос Гарри мучил давно, но признаться себе в этом он боялся. Потому и привык идеализировать крёстного.

А Ремус... Он был полной противоположностью Сириуса: тихий, ответственный, осторожный. Он всегда направлял Гарри, выбирая для него самый безопасный путь. Он был добрым и заботливым. Из него бы получился замечательный родитель, но... но что-то отталкивало Гарри от того, чтобы полностью признать это. Что-то не давало покоя.

Он поделился этими мыслями с друзьями.

От накатывающего понимания Рон заметно помрачнел. Гермиона же кивнула, будто нашла соответствие каким-то своим догадкам, а затем спросила, внимательно глядя на Гарри:

— А что ты чувствуешь, находясь рядом с Ремусом?

— Неуверенность, — после небольшой паузы отозвался Гарри.

— Она проявляется постоянно или только в присутствии кого-то?

— Постоянно. Словно я не доверяю Ремусу, опасаюсь его сущности волка. Но это не так!

— А в присутствии других магов усиливается или ослабевает? — продолжила она свой странный опрос.

Рон переводил озадаченный взгляд с Гарри на Гермиону, не совсем понимая, к чему та клонит.

Гарри тоже не понимал, но продолжал отвечать:

— Наверное, усиливается... там не только Ремус, там и другие. От них тоже идет давление.

Гермиона глубоко вздохнула и перевела взгляд на уже заметно потемневшее небо. Вид у неё был печальный. Когда же пауза начала затягиваться, Гермиона негромко произнесла:

— У меня есть некоторые мысли по этому поводу... — она облокотилась на парапет и провела волшебной палочкой по той его части, где лежал снег, и из него тут же поднялся маленький человечек. Он встал перед ребятами и застенчиво помахал им беспалой ручкой. — Мы все знаем, что у Ремуса есть определённая проблема, которая очень сильно осложняет ему жизнь. — Человечек внезапно задрожал и начал оглядываться, и через несколько мгновений из снега сформировался волк, по размеру раза в три превосходящий человечка, и стал медленно к нему подходить, после чего встал на некотором расстоянии. — Если оценивать ситуацию поверхностно, то она не кажется препятствующей тому, чтобы Гарри мог рассматривать Ремуса на место отеческой фигуры в своей жизни. Но если смотреть глубже... — с другой стороны из снега появилась фигурка человечка меньшего размера, чем первая, к которой стала подходить. Взрослая фигурка уже намеревалась распахнуть объятия, но вдруг волк начал движение из-за её спины. От зверя не исходило явной угрозы, будто он просто следовал за своим хозяином, но при этом больший человечек начал отходить от меньшего и прогонять волка, в итоге оказавшись на большом расстоянии и оставляя последнего одного, в замешательстве делающего то шаг вперёд, то возвращаясь назад.

Гермиона отвела палочку, оставляя фигурки в застывшем состоянии, и посмотрела на друзей:

— Дело в том, что Ремус настолько сильно опасается своей болезни и не принимает её, что создаёт вокруг себя весьма ощутимый барьер. Неуверенность, что ты чувствуешь, Гарри — это не только твоя растерянность, но и неуверенность самого Ремуса в том, что он безопасен для себя и окружающих. Когда вы находитесь ещё и среди других людей — это чувство усиливается, потому что к нему добавляются его опасения того, что он может быть не принят в обществе, в котором находится. И эти опасения настолько сильны, что люди это также улавливают и неосознанно создают дополнительное давление, потому что какой-то частью своей сути тоже начинают сомневаться в возможности свободного контакта.

Она печально улыбнулась и закончила:

— Возможно, если бы Ремус принимал своего внутреннего волка, то всего бы этого не было. А твои… иллюзии, Гарри, могли бы стать иными.

Гарри поражённо уставился на подругу, которая как всегда была крайне наблюдательна.

— Я никогда об этом не думал, — признался он, — даже не задумывался. Для меня было важно, что Ремус рядом, как и Сириус. Вся эта неуверенность... я игнорировал её, не замечал. Но, похоже, моё подсознание всё запоминало и ощущало.

Попытка вспомнить, как он вёл себя с близкими друзьями отца в том мире. Если чувства к Сириусу почти никак не изменились, то про Ремуса он даже и не вспоминал, словно отстраняясь от его заботы. Это было неприятно осознавать.

— И всё равно. Вокруг меня много людей, помимо Снейпа. Однако я выбрал именно его в качестве отца. Вернее, моё подсознание. И, чёрт возьми, оно оказалось настолько право.

Сказано было с горечью и сожалением. Не хотелось уже ни о чём-то думать, ни строить каких-то странных гипотез. Что это изменит? Как поможет ему забыть и перестать чувствовать эту острую боль от одиночества и разочарования?

Чёрное небо, нависающее над замком, усиливало ощущение тяжести. Холодало так, что даже согревающие чары Гермионы не особо помогали. А может, дело не в погоде?

— Самое дурацкое во всей этой ситуации, как мне кажется, это то, что, хотя подсознание Гарри выбрало Снейпа, тот-то Гарри не выбирал, — внезапно высказал Рон общую идею, которая до сих пор витала в воздухе не озвученной и давила куда сильнее всего прочего.

От этих слов Гарри дёрнулся, будто от пощечины. Действительно, Снейп не выбирал Гарри на роль своего сына и, видимо... никогда не выберет. С теми предрассудками, что имелись у зельевара относительно гриффиндорца, у того не было ни шанса завоевать его доверие или хотя бы расположение.

Гарри всегда это знал, ещё с первого курса, когда Снейп ясно дал понять, как относится к нему. Тогда Гарри было всё равно, поскольку для него имел значение только открывшийся ему мир магии и его новые друзья. Уже на втором и третьем курсе сопротивляться одиночеству стало значительно труднее: яркий пример Молли Уизли постоянно маячил перед глазами, показывая, как на самом деле родители должны любить своих детей и чего Гарри был всегда лишен. Затем появились Ремус и Сириус, близкие друзья его отца, которые, несмотря на доброе отношение к Гарри, не позволяли тому приблизиться. Вернее, получается, что сам Гарри не хотел этого делать. Он мечтал, он верил и надеялся, но держался на незаметном никому расстоянии от крёстного и Лунатика, считая, что этого ему с лихвой хватит для самообмана. До последнего Гарри считал, что это предел, потолок того, что можно позволить себе, старался не обращать внимания на все ещё яркий пример родителей Рона.

Однако, попав в тот мир, Гарри осознал, насколько сильно заблуждался. Снейп, как отец, всегда находился рядом с ним. За столь короткий срок ненависть превратилась в осторожную детскую привязанность, в робкую надежду.

И в один миг всё рухнуло. Стоило поверить и прочнее ухватиться за соломинку. Иллюзия исчезла, оставив перед ним горькую правду.

Не успел Гарри опомниться, как предательская горячая капля скатилась по замерзшей щеке.

"Мерлин, только не сейчас. Не при Роне с Гермионой. Пожалуйста".

Но чем больше Гарри просил, тем сильнее катились слезы и противный ком всё плотнее становился в горле, мешая нормально дышать. Хотелось спрятаться в своем маленьком мирке, лечь в позу зародыша и никогда не вставать. Никогда.