Эффект Пилота (гет)

Где я? Что со мной случилось? – таковы были мои первые мысли, когда я начал приходить в себя.

Я допускал вариант того, что погиб и оказался где–то… там. Но раздавшиеся звуки выстрелов и взрывов, совмещенные с четырехэтажным матом на английском, убедили меня, что отойти в мир иной мне пока не удалось.

Горло немилосердно першило. Я только и смог из себя выдавить:

— Воды…

Как ни странно, мою просьбу тут же выполнили. Губ коснулось горло фляжки, заполненной водой.

Напившись, я наконец–то разлепил глаза. Первое, что я увидел, было радостное лицо смутно знакомого человека.

Помучившись с секунду, я вспомнил, где видел этого человека. Это же парень из отряда космодесантников, что прибыли вместе со мной.

Приподнявшись, я спросил:

— Вы все таки успели?

Ответ пришел из–за спины.

— В самый последний момент. Еще секунда — и тебе бы уже никакой панацелин не помог бы.

Развернувшись я обнаружил младлея Гарно, стоящего с винтовкой наперевес.

— Какова ситуация? Долго я провалялся?

Лицо командира помрачнело.

— Минут двадцать, панацелин умеет творить чудеса. А ситуация – хуже некуда. Батаров реально много, и они теснят нас прямо к батареям ПКО. Хорошо хоть танков у них больше нет. Ты встать можешь?

На секунду я прислушался к ощущениям. Вроде все в порядке, нога и бедро отзываются с неким трудом, но передвигаться можно на уровне.

— Могу, но моя винтовка…

Лейтенант сдернул с плеча свой «Богомол» и передал мне со словами «Тебе нужнее», после чего пошел к баррикадам.

С появлением космодесанта дела пошли куда как веселее. Я мог спокойно лежать и стрелять по арбузикам. Арбузиками служили головы батарианцев. После N-ого убиотого за сегодня противника я воспринимал убийство как рутинную работу и выполнял ее без эмоций и каких-либо мыслей.

Держаться под таким плотным огнем нам пришлось еще три часа. За это время батары предприняли пять попыток прорваться к системам ПКО, но наши саперы поработали на славу, собрав из мусора целое минное поле, доставившее кучу веселья четырехглазым ребятам.

Затем наступило затишье, противник потерял слишком много сил, а подкрепления не было.

Я лежал на земле, замыленным взглядом осматривая вражеские позиции, как вдруг в комлинке зазвучал чей–то веселый голос.

— Сиерра-Один – космодесанту. Подсветите вражеские позиции, чтобы могли доставить рождественские подарки.

Напряжение, державшее меня уже с десяток часов, как-то внезапно спало. Если есть поддержка с воздуха, то это может значить только одно – Флот прибыл.

Я мгновенно переключил винтовку на режим целеуказания. Лазерное пятно уперлось в здания на другом конце площади. Эхх… сейчас будет фейерверк.

— Сиерра – Один. Целеуказание принял. Заходим на цель.

Спустя пяток секунд над вражескими позициями пролетело звено тяжелых истребителей. А потом полыхнуло.

Зажигательные боеприпасы не оставили батарианцам ни шанса. На несколько секунд местность, где упали бомбы, превратилась в локальный филиал Ада.

Я поднялся с земли и уселся, оперевшись на стенку здания. Наступило то, что многие называют «Отходняком». Хотелось просто сидеть и ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться и не волноваться.

В таком вот меланхоличном состоянии я просидел до того момента, пока за нами не прибыл десантный челнок, который увез нас с этой несчастной планеты.

Уже сидя в челноке, я заметил на себе уважающие взгляды. Я оглядел себя. Сиявшая металлическим блеском броня теперь запылилась и поцарапалась, на правом бедре и ноге были видны дырки от пуль, сквозь которые просвечивали залепленные панацелином ранения.

Тишину нарушил сам младлей.

— Джефф .

Я поднял голову

— Это было честью драться с тобой плечом к плечу.

Пожимаю плечами.

— Как и мне.

И тут народ прорвало. Меня захлопали по плечам, пожали руку буквально все ребята из 213. Оказывается, я сам того не зная дрался вместе с ребятами из легендарного 213 взвода морских пехотинцев.

На «Гасконии» нас встречали сами Вайдер и Андерсен.

Когда я вылез из челнока, Вайдер самолично подошел ко мне и пожал руку, сказал лишь одно слово – «Спасибо», после чего пошел к своим солдатам.

Меня к себе подозвал Андерсен.

— Джефф, я всегда знал, что ты псих. Но чтоб настолько…

Я напрягся.

— Но сэр…

— Расслабься, я тебя не отчитывать пришел. Скорее наоборот. Во-первых, поздравляю – тебе присвоен ранг N–4, такой как и у Кассандры, кстати. Во-вторых, поздравляю с внеочередным званием старшего сержанта. Твои действия высоко оценили наверху. А в-третьих – тебя переводят.

Последние слова Андерсена вызвали у меня ступор.

— Как переводят? Куда?

— На орбиту Элизиума. Ты будешь служить под моим началом на «Айзенкуре».

Элизиум? Он сказал Элизиум? Мрачное настроение сменилось радостью, оттого что я буду поближе к Шепард…

Андерсен рассмеялся, показывая, что он ожидал подобной реакции. После чего он отправил меня лечиться в лазарет с приказанием явиться к нему на корабль через три дня.

Все еще немного ошарашенный я поплелся в лазарет.

* * *

Я всегда знал, что на космических кораблях самые страшные люди – это врачи. И сегодня я получил тому подтверждение.

Эти… эти… ИЗВЕРГИ продержали меня в своих застенках полтора дня, всячески истязая и издеваясь над моей бренной тушкой. К концу моего заключения я стал подозревать, что они откачали половину моей крови и сейчас проводят обряд жертвоприношения для Бога Крови.

К счастью, я не один так мучился. Вся десантная группа без исключения попала в цепкие лапки корабельных эскулапов. И что характерно – все соглашались с моим мнением.

Но спустя тридцать шесть часов мучений я вышел на свободу. Еще пару часов после этого я потратил на то, чтобы добраться до «Баварии», где у меня остались все вещи.

Успевший стать таким родным авианосец встретил меня деловой суетой. Вокруг сновали техники таща за собой обрывки кабелей и пачки новых.

Как я узнал у сослуживцев, битва в космосе была жаркой. Наш авианосец получил достаточно серьезные повреждения, но все же смог продержаться до прихода подкрепления.

Зайдя в родную казарму я почти сразу помрачнел…

Из двадцати с лишним коек, людьми заняты были только восемь.

Минутой позже я выяснил, что все было не настолько плохо, но и хуже одновременно. После моего безумного прорыва, батарианцы как с цепи сорвались и поперли в ближний бой. Это, конечно, сыграло нам на руку, вот только в горниле этой адской мясорубки погибли восемь наших и Парнс…

Оказалось, что один из фрегатов четырехглазых, будучи поврежденным, решил пойти ва-банк. Они пошли на таран крейсера, предварительно покинув всем экипажем корабль.

Парнс со своей частью взвода, прикрывавший крейсер, не мог этого допустить, поэтому под прикрытием из истребителей своего взвода он зашел за фрегат и вогнал в место, где должно было располагаться ядро, весь арсенал, а потом и свой истребитель.

Получившийся взрыв и добил остатки взвода, заодно повредив второй фрегат…

С горя мне хотелось пойти и напиться, но мне не дали.

Оставшийся народ, во главе с Круффи, простым и доступным способом, с применением передовых психологических техник мне объяснили, что я не прав и винить себя мне не положено.

Проще говоря, мне набили морду.

Вернувшись из санчасти еще через полчаса (— Да, да, доктор. Я шел, подскользнулся, упал и ударился головой и так четыре раза. Нет, все было именно так!), меня завалили вопросами по поводу того, что я делал на поверхности.

Народ впечатлился моим кратким пересказом (ну что поделать, это действительно звучит так, будто я аки старикан Чак устроил Экстреминатус неверн…батарианцам), но затем огорчился, услышав новость о моем переводе на орбиту Элизиума.

Нет, никакой зависти или злости не было. Не такой народ тут собрался. Просто мы все крепко успели сдружиться за то время, пока мы служили вместе. Скажете, что пара месяцев на такое дело, это слишком мало?

На гражданке – да, но не во время боевых действий. Когда закрываешь машину товарища своей, тут не до сантиментов. И как мне кажется, такая дружба, скрепленная кровью и потом, проходит сквозь века.

Хотя отбой был часов в одиннадцать, спать мы улеглись далеко за полночь.

«Утром» я быстро собрал свои немногочисленные вещи и поспешил на присланный за мной челнок.

Все эти три дня на Интай’Сей висела большая часть флота, видимо, опасаясь повторной атаки, которой, естественно, не последовало. По первым оценкам, ущерб, причиненный пиратами оценивался в несколько десятков миллионов кредитов, и это если не считать потерянных людских ресурсов и подмоченной репутации.

«Айзенкур» оказался совершенно типовым фрегатом, построенным уже после ВПК. Конечно, с маневренностью у фрегатов все гораздо хуже, чем у корветов и истребителей, но на кой нужна такая высокая маневренность, если у тебя есть фрегат?

Капитаном сего славного корабля был не менее славный полковник Андерсен. Он лично встретил меня, затем представил экипажу и показал новое рабочее место.

Я получил нехилое повышение. С истребителя – сразу на фрегат. Вот это я понимаю…

Если я до этого просто уважал Андерсена, то теперь я его чуть ли не боготворю, как и вся остальная команда, впрочем.

Также меня крайне позабавил второй пилот. Парень, ненамного старше меня, с лычками младлея, носил фамилию Гагарин и имя – Ахмед.

Когда второй пилот представился, только мое чувство самосохранения позволило мне не заржать в полный голос.

Уже потом, сидя за штурвалом, я спросил кому в голову пришла столь… оригинальная идея. Ничуть не обидевшись, он ответил, что мама была выходцем с Востока, а отец – русским. Вот и родилась столь примечательная комбинация.

Мы с ним сошлись на том, что я зову его по фамилии, а он меня «Джокер».

От разговора меня отвлек голос Андерсена из динамиков:

— Джокер, курс на Элизиум.

— Принято, капитан. – после чего я повернул голову к навигаторам. — Кто-нибудь, рассчитайте мне курс туда, а с меня тогда пиво.

Народ заулыбался. Как меня просветили, на этом корабле действует правило. В не боевой обстановке, при отсутствии посторонних лиц, всем на этом корабле, включая старпома и капитана, ПЛЕВАТЬ на субординацию. И мне это чертовски нравилось.

На самом деле курс до Элизиума рассчитывать даже не надо было. Это практически прыжок в один конец, по прямой.

Я повел корабль к ретранслятору, на ходу проверяя уровень напряжения двигателей, датчики системы перегрева и сверяя транзитную массу с имеющимися у меня данными.

Многие недоумевают, зачем сверять массу корабля перед входом в поле ретранслятора. Если это не делать и послать ретранслятору неправильную массу корабля, он разгонит корабль ровно до той скорости, которая необходима, чтобы корабль именно с посланной массой появился в паре километров от ретранслятора. А если вес вашего корабля меньше, то вы не остановитесь… или остановитесь не там, а, скажем, где-нибудь в районе центра черной дыры.

В любом случае – приятного мало. Поэтому проверка транзитной массы является важнейшей операцией перед прыжком.

А вот и сам ретранслятор. С замиранием сердца посылаю откорректированные данные и подхожу к масс–реле.

Прыжок!

* * *

В сверхсветовом прыжке мы провели три часа. Слава богу, ретранслятор соединял Интай’Сей и Элизиум напрямую, без дополнительных изменений курса.

Все это время я провел за пультом управления, попивая принесенный для меня лейтенантом Стивенсон чай. Чай был вкусный, цейлонский. Я такого не пил со времен моей жизни на Арктуре. Эта мысль подняла волну мрачных эмоций в моей душе. Все это время, все эти три с лишним года я нагружал себя работой, учился, дрался, но старался не думать о них.

Что сказал бы папа, узнав чем я сейчас занимаюсь? А мама? Кто его знает. Надеюсь, они довольны своим сыном.

Мои самокопания были прерваны механически — женским голосом ВИ. Он предупреждал о скором выходе со сверхсветовой скорости.

Я отбросил мрачные мысли, с головой уйдя в работу.

Так, что там у нас? Заряд ядра – в пределах нормы. Температура корабля – норма. Связь, орудия – в норме. Экипаж – тоже вроде.

Открываю общий канал коммуникатора.

— Внимание, до выхода со сверхсвета осталось две минуты.

Через объявленные две минуты наш корабль вышел из прыжка, после чего я практически мгновенно включил компенсаторы и реверсивные двигатели, стремясь уменьшить пройденное на остаточном эффекте расстояние.

На оранжевом экране системы управления (— Почему оранжевый? Я хочу зеленый, зелеееееный, слышишь, автор! — Тсс… не пали контору, я тебе и так контрабанду поставляю) мигала цифра в тысяча шестьсот пятьдесят восемь километров.

— Корабль в системе Ветус. Дрейф в пределах тысячи семисот.

Второй пилот с уважением глянул на меня и сказал.

— Тысяча семьсот, это уже показатель. Не зря тебя сюда Андерсен послал.

Я гордо приосанился, излучая важность и самодовольство в неприличных количествах. Похвала – вещь приятная. Похвала – от знающего человека – приятна вдвойне.

Спустя полчаса неспешного полета, я наконец–то смог разглядеть планету. Даже с орбиты Элизиум поражал своей странной красотой. Когда–то «Голубой планетой» люди называли Землю, но это было до колонизации Элизиума – Жемчужины Короны Человечества. Планета более чем на 80% покрытая океаном, более достойна называться «Голубой планетой», чем кто-либо другой.

Самая красивая и густонаселенная Колония Альянса. Но и защита у колонии ого–го. На орбите Элизиума расквартирован Пятый Флот Альянса под предводительством Стивена Хаккета.

Я вышел на связь с диспетчерской. Теперь можно и расслабиться, самое трудное уже позади.

По прилету Андерсон объявил всей команде увольнительную на несколько дней.

Сам же капитан отправился на встречу с начальством, предварительно отловив меня перед комнатой дезинфекции. С улыбкой он сообщил мне, что дал Шепард увольнительную и попросил придти к казармам, после чего скинул мне координаты казарм и был таков.

Я фигею с этого мира и с Андерсена в целом.

Впрочем, все эти мысли я додумывал, уже сорвавшись на бег. Ноги сами, независимо от мозга несли меня вперед к цели.

Скучал ли я по Шепард?

Глупый вопрос, я вам скажу. Скучал, но не замечал этого. И от осознания скорой встречи с ней становилось тепло на душе.

Я не замечал ни людей, ни пейзажей. Я бежал буквально по навигатору, встроенному в мою головушку. Оттого расстояние от космопорта до казарм космодесанта я преодолел в рекордно маленькие сроки.

Уже оказавшись на месте, я принялся оглядываться.

Перед входом в казармы находилась немаленьких таких размеров площадь, сейчас заполненная разумными различных рас, национальностей, социальных статусов и религий. Если приглядеться, вполне можно было заметить парящие розовые тела ханаров или же мощные туши медлительно–неторопливых элкоров. И это не говоря о турианцах, азари, волусах и людях.

Шанс найти кого-то знакомого в этой толпе, катастрофически быстро стремился к нулю.

Я огляделся по сторонам. Площадь была окружена зданиями, в которых находились магазины, на столбах висели камеры наблюдения…

Стоп! Камеры наблюдения? А что если...?

Я мгновенно подключился к сетям наблюдения, используя для входа коды оперативников N (Использование служебного положения в личных целях и все такое… бла — бла), и аккуратно начал задавать алгоритм поиска по лицам.

— Джеееефф?

Я меееедленно обернулся. А потом застыл, как парализованный. Я конечно слышал, что человек можно внезапно измениться за несколько месяцев (и пластические хирурги тут не причем), но как то не особо этому верил. А теперь придется…

Моему взгляду предстала молодая, загорелая девушка с копной длинных, медно–багрового цвета волосами и безмерным удивлением, вперемешку с радостью в глазах.

Всего моего хваленого красноречия хватило на то, чтобы выдавить из себя.

— Нет, Тень отца Гамлета.

За что я получил мощный удар под дых.

Поднявшись спустя пару секунд, я вопросительно посмотрел на Кассандру.

— Это за плохие шутки!

После чего последовал второй удар, уже по печени.

А вот это уже реально больно!

— Это за то, что ты вытворял на Интай’Сей!

Второй раз я вставал с немного большим трудом, ибо мышечные усилители и биотика – это зло! Я набрал в грудь побольше воздуха, дабы произнести облечительную речь…

… Меня резко обняли, после чего резко заткнули жадным и страстным поцелуем.

Я выпал из реальности. Ушел в Нирвану и не вернулся. Когда тебя целует девушка, которая тебе нравится, это… это… непередаваемо!

— Это за то, что вернулся живым, – прошептали мне на ухо, после чего поцеловали во второй раз.

Когда мы, из–за недостатка воздуха покрасневшие до корней волос, оторвались друг от друга я услышал одобрительные хлопки и улюлюканье.

Оказывается, наша милая встреча собрала довольно большое число зрителей всех возрастов и рас. Я заметил одобрительно улыбающуюся нам пару турианцев. Я один не понимаю, откуда тогда все эти приколы про расизм и недоверие?

— Ты знаешь место, где можно спокойно посидеть?

Без каких-либо объяснений меня схватили за руку и повели куда-то вглубь улочек колонии.

Спустя какое–то время таскания за руку я был притащен к небольшому, уютному ресторанчику с простецким названием «Тушенка Крогана».

Усевшись за свободный столик в углу, мы заказали кофе и легкие закуски.

Шепард, все еще красная, но довольная, словно мартовская кошка, вдруг сделала «нахмуренное» лицо и менторским тоном приказала мне:

— Рассказывай. А я уж решу, быть тебе прощенным или нет.

Рассказ вышел… длинным. Меня как будто прорвало, и я принялся рассказывать все, вплоть до мельчайших подробностей. Каждый день, каждую минуту — я описывал и рассказывал все.

Я видел, как менялась в лице Шепард. Злость сменялась радостью, гнев – жалостью, а сочувствие – яростью.

Для меня время летело незаметно. Я был погружен в свои воспоминания прошедших пары месяцев.

Я рассказал, каково это было – идти в боевой двойке с инструктором, рвя в клочья пиратские истребители. Я рассказал, про страх смерти, который преследовал меня, когда я удирал от обломков взрывающегося фрегата. Каково это – понять, что от тебя зависят десять миллионов человек на поверхности аграрной планеты, поведал о своей безумной, самоубийственной идее, о ее исполнении. Безнадежный бой в одиночку против целой бригады казавшихся бесконечными врагов. О ранении, а затем о том, что Парнс умер…

Когда я закончил рассказывать, я как будто очнулся. Я ощутил десятки направленных на меня взглядов. Чего в них только не было – сочувствие, уважение, гордость, страх, злоба. Все смешалось в этом доме Облонских, породив непередаваемый обычными словами коктейль эмоций.

Посмотрев на свои руки, я обнаружил, что они сжаты в кулаки. С чего бы вдруг? Мои мысли были прерваны тихим голосом Кассандры:

— А говорят, мужчины не плачут…

Пару секунд у меня ушло на осознание всего сказанного, после чего я не веря приложил руку к щеке и почувствовал мокрую дорожку, оставленную слезой.

Почему? Что со мной творится? Я никогда так не реагировал, а сейчас вдруг?

Как же я опозорился-то…

Шепард встала со своего места и села рядом со мной, обняв меня. После чего, шепнула:

— Я тут подумала… ты прощен.

А на душе сразу стало как то тепло и хорошо…

* * *

В общем счете всю свою увольнительную я провел вместе с Кассандрой, как впрочем и следующую, и следующую, я вообще все свободное время проводил с ней. Ночевал я тоже у нее, и нет, ничего такого мы с ней не делали. Как-то, боялись мы преступить черту. Чувствовали, что еще рано для нас. Многие мои сослуживцы крутили пальцем у виска, когда я говорил что у нас с Шепард ничего не было. Крутили и завидовали моей удачливости (если это вообще можно назвать удачей, а не чем–то самим собой разумеющимся, как думали мы с Кассандрой).

Меж тем события в Галактике текли своим чередом. Батарианская Гегемония так и вела свою партизанскую войну, снабжая пиратов новейшим армейским вооружением и насылая их на наши колонии. На такую политику Альянс ответил наращиванием собственной военной мощи, путем создания сотен новых крейсеров и фрегатов. Были обновлены корабли всех флотов, от Первого до Пятого, также было начато строительство дредноутов для Шестого и Седьмого флотов.

Совет Цитадели вяло пытался остановить этот конфликт, но ничего путного у него из этого не выходило. Как ни пытались азарийские дипломаты договориться с батарианцами и людьми, ничего не выходило.

Мы буквально жили на оранжевом уровне тревоги, который понижали до зеленого лишь на короткие промежутки времени.

Поскольку наш Айзенкур числился приписанным к Андерсену и Пятому Флоту в целом, никаких боевых вылетов не было. Пятый флот стабильно держался на орбите Элизиума, так сказать во избежание.

Как раз таки в этот спокойный (для меня с Шепард) промежуток времени я получил первого унтера. Патент, конечно был полевым, но у Андерсена и его кодлы (а знакомых у капитана было.. много, и многие из них просиживали штаны в верхах) на это глядели сквозь пальцы.

Так что жизнь была хорошей, с поправкой на объективную реальность, но хорошей. У меня была любимая девушка (правда, в том, что я ее люблю, я признаться боялся), хорошая, высокооплачиваемая, любимая работа (Как оперативникам N7, нам еще и приплачивали к стандартному окладу), жилье (квартира была Шепард, но мы-то знаем…). Казалось бы, ничего не предвещало беды…

Обычно с таких вот фраз начинаются самые кровавые заварухи, что могут произойти. Но на этот раз предзнаменований было вагон и маленькая тележка. Ну, начну с малого.

Где–то с полгода назад батарианцы внезапно прекратили все свои вылазки, направленные на устрашение колоний. В Скиллианском пределе было как-то непривычно, неприлично и подозрительно тихо.

Дураки, которым свойственно залезать на самые вертикали власти, немедленно затрубили о своей безоговорочной победе над «трусливым противником». Они назвали это «идеологической победой военной машины Альянса над разрозненными дезорганизованными группами противника». Ребята из Совета Цитадели радостно вторили им, называя это своей «Победой мирного слова над диктатурой оружия».

Первый флот, прошатавшись несколько месяцев по пустому космосу, свернул свои действия и отправился в глубь материнского пространства людей, поближе к Арктуру и Земле.

Таким образом, Пятый Флот оказался на острие возможной атаки со стороны батарианцев. Но несколько лет бездействия привели к некоторой расхлябанности в действиях флота, что чуть не стало роковой ошибкой для всех нас.

Последние несколько дней перед атакой меня не покидало ощущение надвигающейся бури. Шепард была со мной солидарна.

Как два параноика мы везде ходили в бронекостюмах с оружием наперевес, благо статус оперативников N7 позволял. Люди на нас удивленно оглядывались и смотрели как на безумцев (ну да, июль месяц, а мы в металлокерамике, толщиной сантиметров в пятнадцать). Лишь более опытные сослуживцы кивали головами и начинали протирать боевое оружие с утроенной силой.

Мы ждали бури… и она пришла.