Ангел и Демон (гет)

— Ребята, поприветствуйте вашу новую сестру — Лику Соммерс. Ей семь лет, с этого момента она будет жить с вами. Не обижайте её, она не может говорить.

Том, стоя в конце шеренги, почувствовал на себе взгляд. Подняв голову, он встретился глазами с новенькой. Та открыто улыбнулась ему. Риддл несмело приподнял краешки губ. В глазах девчонки появились задорные искорки, она потянула за рукав миссис Коул и что-то показала ей пальцами. Начальница непонимающе нахмурилась. Тогда Лика достала из кармана листок и что-то написала на нём карандашом.

— Потом ты всё сама узнаешь, милая. А теперь — обед. Строимся парами...

Тому не досталось пары, он одиноко стоял в самом конце колонны. Джонни Бишоп злобно на него оглянулся. Том хотел было сказать ему что-нибудь колкое, как в его руку скользнула маленькая прохладная ладошка. Рядом стояла новенькая, вопросительно на него глядя. Риддл пожал плечами и чуть улыбнулся в ответ.

— Тили-тили-тесто, — пропел кто-то. Теперь уже вся колонна уставилась на Тома. Тот отобрал руку и отвернулся, чуть покраснев. Соммерс тронула его за рукав. Том не поворачивался. Потом он увидел перед собой клочок бумажки.

"Тебе очень важно их мнение? Извини, я не хотела так".

Том удивлённо воззрился на Лику. Та пожала плечами.

Ребята поняли, что немного отстали от строя. Догнав, они пошли спокойным шагом.

— Да нет, то есть, не очень, то есть, не совсем, то есть... Да. — Скомкался мальчик. Соммерс усмехнулась и снова взяла его за руку. Том улыбнулся. Лика кивнула ему и посмотрела вперёд, стараясь запомнить дорогу. Том с удивлением понял, что он кому-то хочет помочь. Он стал рассказывать:

— За этой дверью у нас прачечная. Тут, справа — госпиталь. Во-он там, дальше — кабинет миссис Коул, ты наверняка его знаешь. Лестница ведёт в комнаты, а вот здесь спят воспитательницы. Это — кабинет экзекуций, — Тома передёрнуло, — Надеюсь, что ты никогда не увидишь его изнутри. Тут — класс рукоделия. Ну, а это, конечно, столовая.

Все расселись за столом в форме буквы "П" — на самом деле, это были несколько соединённых вместе столов. Соммерс увидела суп с перловой кашей и улыбнулась, как будто получила самый прекрасный подарок на Рождество. Том заметил, что свой кусочек хлеба она положила в кармашек. Он задался вопросом, где она жила до этого.

Первой свой суп съела Лика и воззрилась на миссис Коул.

— Добавки, милая?

Лика посмотрела на Тома и достала из кармана листочек, на котором шрифтом печатной машинки было написано: "А ты не хочешь?" — Том удивлённо покачал головой. На них опять все смотрели. Лика счастливо улыбнулась миссис Коул и кивнула, для пущей утвердительности достав из кармана ещё одну машинописную записку: "Да, пожалуйста". В глазах начальницы приюта появились слёзы, поспешно утёртые коричневым фартуком.

Второй кусочек хлеба незаметно отправился к первому, как и третий. Том очень глубоко задумался.

* * *

На полдник подавали свежие булочки и тёплое кипячёное молоко в эмалированных кружках. Соммерс застенчиво посмотрела на Риддла. Тот кивнул, и Лика села между ним и Райтом — одиннадцатилетним верзилой. Когда Лика потянулась за булочкой, тот незаметно для окружающих сильно ткнул её под рёбра пальцами. От боли в глазах девочки заблестели слёзы, но она-таки дотянулась до еды дрожащей ручонкой.

— Мадам, — громко сказал Райт, — а Соммерс прячет еду в карман!

Миссис Коул благосклонно на него посмотрела, а затем подошла к Лике, склонившись над ней.

— Милая, мы кушаем в столовой, не нужно уносить еду отсюда. Ты накрошишь.

Соммерс мотнула головой и отвернулась, обхватив себя руками. Булочку она положила перед собой на тарелку, больше вообще к ней не прикоснувшись. Молока Лика даже не отпила.

Когда большинство ребят ушло, Том наклонился к её уху.

— Может быть, ты всё-таки поешь?

Лика снова мотнула головой. Том вздохнул.

— Но молоко-то попьёшь?

Пожав плечами, Соммерс залпом опорожнила кружку. Том только хмыкнул, дожёвывая её булочку.

Лика встала из-за стола и ушла к себе в комнату.

Том сидел в своей  комнате и читал книжку про Иисуса, его собственность с шести лет — подарок от приюта. К слову, больше никаких книжек в приюте не читали, да их и не было. Скоро нужно было идти на вечерний чай, но ему никуда не хотелось. Мальчик снова обвёл свою скудно обставленную комнатку тоскливым взглядом, зевнул и потянулся, потерев кулачками глаза. Книжка жутко надоела за семь лет сознательной жизни — два года были неосознанными. Он мог рассказать её наизусть и описать каждую картинку, составить по ним историю и использовать как иллюстрации к своим сказкам... У Тома даже была тетрадка с собственноручно написанными историями. Риддла уже тошнило от этого.

А ещё он уже несколько ночей подряд не спал — если бы заснул, его бы чем-нибудь испачкали, или сделали бы какую-нибудь гадость, вроде поставленной над головой жестяной кастрюли — кричишь, человек просыпается и бьётся об неё лбом. Так что глаза слипались, а в силу молодости мешков под глазами пока что не было.

В дверь громко постучали.

— Не заперто, — буркнул Том. Как же! Он бы заперся, ну-ну. От миссис Коул, как же.

— Риддл, — недовольная начальница встала перед ним, уперев руки в упитанные бока.

— Да?

— Тебе просили передать вот это. — Миссис Коул подошла ближе и протянула Тому свёрнутую трубочкой бумажку. — Я сделала это только потому, что шла мимо.

— Спасибо, миссис Коул.

— Не забудь, что скоро чай и молитва, Риддл, — она, проигнорировав благодарность, скрылась за дверью. Послышались удаляющиеся шаги. Том с тяжёлым вздохом перевёл взгляд на бумажку, осторожно её развернул.

"Дорогой Том,

Если тебе станет грустно, можешь приходить ко мне в комнату №7.

Лика".

Почерк был ровный, буквы почти не "подпрыгивали". Маленькие и аккуратные, они были будто живые и даже тёплые. Том задумался: "Наверное, это оттого, что она не может говорить... Она показывает, каким тоном бы сказала эти слова". Том ещё на раз перечитал записку и улыбнулся, вложив её в книжку про Иисуса. А потом сунул под подушку. Он теперь знал, для чего будет её использовать.

Лика сидела на кровати, поджав под себя ноги, и не по-детски задумчиво смотрела в окно. На подоконнике на тонкой бумажке (стоимостью один пенс за двадцать листов) сушились аккуратно порезанные перочинным ножиком  кубики ржаного хлеба, ловя чуть тёплые лучи весеннего солнца.

— Привет, — Том прикрыл за собой дверь. Лика обернулась и радостно улыбнулась ему, кивком приглашая сесть рядом — она, конечно, могла предложить стул, но на нём лежали перья и бумага. По сути, стул служил тумбой и письменным столом.

Том прислонился спиной к стене. Лика пододвинула "стол", окунула перо в чернильницу и написала на листе: "Как тебя зовут?"

Том рассмеялся.

— Том Марволо Риддл, — сказал он. — Можно просто "Том".

"Мне нравится это имя".

— Странно как-то... Мне казалось, что ты меня знаешь.

"Да нет," — Лика улыбнулась, — "Мы совсем ничего друг о друге не знаем".

— Предположишь что-нибудь интересненькое обо мне?

"Интересненького не обещаю. Предположу, что ты жил здесь всегда".

— Верно. Одежда?

"Да. Ещё, думаю, ты устал".

— Да.

"Хочешь, я дам тебе книгу почитать?"

— С удовольствием, — глаза Тома загорелись. Лика наклонилась и достала из-под кровати небольшой томик в коричневой обложке, и, улыбнувшись, протянула его Тому.

* * *

Пока Том читал, Лика всё что-то писала на одном из листов.

— Чай, — в дверь, без стука, вошла миссис Коул. Тут она заметила Тома, сидящего на кровати рядом с Ликой. — О, неужели Риддл. Как неожиданно, — голос начальницы был полон яда. — Хочешь испортить нормального ребёнка?! — Взвизгнула она. — Мало тебе Стаббса, Бишопа?!! Ты всех, всех испоганил, маленький гадёныш!

Том невольно сжал кулаки. Он побледнел от злости. Но тут произошло нечто неожиданное для всех...

Тоненькие ручки обвили его шею. Лика придвинулась ближе и невесомо поцеловала его в щёку, невинно глядя на миссис Коул, потерявшую дар речи.

— Мисс... Мисс Соммерс, прошу, отойдите от Риддла.

Лика, не отпуская шеи опешившего Тома, свесила босые ноги с кровати. Невинный взгляд сменился на вызывающий.

— На чай, Соммерс, Риддл, — поджав губы, сказала миссис Коул и вышла за дверь.

Том повернул голову и посмотрел в голубые глаза. Лика улыбнулась и подмигнула, только сильнее стиснув руки на его шее.

Столько нежности и любви по отношению к себе Том не получал никогда.

Всё ещё было впереди.

Том с трудом разлепил веки. Первым порывом он хотел сесть, однако разум придушил этот инстинкт, заставив глаза посмотреть, нет ли над головой какой-нибудь сковородки, не прицеплено ли к кровати какое-нибудь дурацкое устройство. 

Что удивило, их не было. Но ещё более удивительным было то, что вместо кухонной принадлежности над Томом склонилась миссис Коул, о чём-то яростно крича. Первой реакцией мальчика была защита, однако, подумав, он прислушался... И не услышал ни словечка. Присмотревшись вновь, и наступив страху на толстый пушистый хвост, Том обнаружил, что лежит под тонкой серебристой, даже перламутровой, переливающейся и мерцающей полусферой. Миссис Коул, попытавшаяся было просунуть руку внутрь неё, завопила (было видно, хоть и не слышно, что даме очень больно), отскочив на пару метров назад.

Приподнявшись на локтях и убедившись, что защита (для чего же ещё может быть нужна эта штука) не сдвинулась и прикрывает его спину, Том осмотрелся. Самые противные мальчишки, которых он так не любил, стояли рядом с круглыми от страха глазами, а Бишшоп прятал за спиной обугленную кастрюлю. Риддл ухмыльнулся и протянул руку к тонкой серебристой плёнке. Его пальцы прошли через неё насквозь, нисколько не повредившись. 

Тускло сверкнув, полусфера исчезла. Миссис Коул, захотевшая было выговорить нерадивому воспитаннику своё более чем негативное мнение о произошедшем, посмотрела на свои покрытые ожогами ладони, молча поднялась с пола и ушла. Парни ещё с десяток секунд постояли, краснея от усилий и открывая-закрывая рты, чтобы что-то сказать, но ничего не придумали и впятером скрылись за дверью вслед за начальницей приюта.

Риддл сладко зевнул, прикрыв ладонью рот, потянулся и, подойдя к любимому платяному шкафу, принялся одеваться, думая о том, что все странности в его жизни начались именно с момента прибытия Соммерс в приют. Нет, Том и сам мог творить самые разные вещи — говорить со змеями, насылать на людей порчи, нагревать воду в стакане при помощи рук, двигать вещи взглядом, но чтобы сделать нечто такое...

Том задумался, подбирая определение. Его рука зависла над незастёгнутой манишкой. О, точно! Защитное. Он никогда не делал ничего защитного. Усмехнувшись, Риддл оправил одежду и, вспомнив кое-что, сам себе дал мысленно сильный пинок — Воскресенье! 

Лика наверняка не знает, что сегодня — поход в церковь. "Но ведь миссис Коул должна была её предупредить!" — возразил Тому тонкий голосок в голове. Но у Лики может быть такая же штуковина над кроватью, как и у него, а миссис Коул всегда сначала обходит верхнее крыло — один раз поднимается, а потом только спускается (Тому эта логика казалось странной, но он молчал), и она уже была научена горьким опытом обращения с магией.

С сожалением глянув на ботинки, пожертвованные одной из сердобольных посетительниц приюта, Том принялся застёгивать те, что надевали все воспитанники на воскресную службу — классические чёрные потёртые сапоги, закрывающие голенище и колено. Серые брюки либо заправлялись в них, либо оказывались поверх, являя миру лишь носки сапог. По воскресеньям их заправляли. Том просто ненавидел это и считал кошмарным, вызывающим жалость. Это при том, что его всегда ставили собирать милостыню! Он вообще любил церковь только за красивое женское пение, а иногда, когда удавалось отойти от надоедливых сверстников, наслаждался службой и атмосферой — если на него не бросали сочувствующие взгляды.

Особенно противно было собирать деньги! Том ненавидел, когда ему подают. Ладно бы ему! Он же миссис Коул всё отдаёт в конце — она всё забирает, до последнего фартинга! Для приюта выпрашивать Тому категорически не хотелось. Он бы вместо этого пошёл работать фокусником. Фокусники нравятся всем, а у Тома есть способности, которые дадут фору любому факиру! И все бы его уважали, и шиллинги бы рекой текли в его шляпу! Может быть, он бы отдавал с десяток таких монет миссис Коул — самый натянутый, притянутый за уши максимум, что может собрать приют в лице детей за одно воскресенье. А остальное...

Тут Том вспомнил про Лику, ойкнул, распахнул дверь и побежал вниз по лестнице, по дороге чуть не столкнув возвращавшуюся с девчоночьего этажа начальницу.

* * *

Том угадал — Лика спала под перламутровой полусферой. Он подошёл поближе и с опаской протянул руку к защитной границе. Рука свободно прошла сквозь неё, хотя Том ощутил лёгкое покалывание. Осторожно тронув девочку за плечо, обтянутое красивой пижамой, Том прошептал:

— Лика, проснись! Сегодня церковь!

Сказав это чуть громче, Том добился желаемого результата — плюс сонная, зардевшаяся девчонка в комплекте.

— Хэй, ладно, я зайду минут через десять. Идёт? Просто миссис Коул побоялась тебя будить. А если бы ты опоздала, то... Не скажу, но вышло бы не очень приятно. Поверь мне.

Лика смущённо кивнула, а Том исчез за дверью. Через пару минут Соммерс её снова открыла — такая же сонная, с отпечатком подушки на щеке, но почти полностью одетая.

Дети, что с самого раннего детства жили в приюте, носили приютскую форму. Конечно же, кроме тех вещей, которые жертвовались посетителями — для начальницы, как и для воспитанников, они являлись чуть ли не святыней, их не смели украсть или даже дотронуться, до чужой-то Личной Вещи. А "отданные" дети ходили в своей одежде, пока не вырастали из неё, или пока у миссис Коул не заканчивались средства на их воспитание, что, впрочем, по времени равнялось первому случаю.

В приюте также выдавали "карманные" деньги — по шиллингу в месяц на лицо старше десяти лет. В месяц, следующий за днём рождения сего "лица" ему выдавали шиллинг и шесть пенсов. Каждый тратил свои деньги на то, что хотел, однако старшие очень часто не давали такой возможности младшим ребятам, и тем приходилось врать, что они потеряли свои пенсы...

— Это ты мне защиту поставила? — спросил Том, разглядывая простое, но довольно качественное на вид одеяние девочки. Та вопросительно приподняла бровь, и мальчику пришлось пояснить, — Я сегодня проснулся, а миссис Коул стояла рядом и пыталась что-то сказать, но надо мной висел странный непроницаемый для голоса купол, весь такой сияющий, как у тебя, ты его видела, вот. И когда миссис Коул захотела до меня дотронуться, она обожглась. А почему я не обжегся, когда дотронулся до твоей защиты?

Лика задумалась и укусила нижнюю губу. Медленно развернувшись, она прошла к стулу-столу, взяла чистый листок и сложила из него довольно кривой самолётик. Рассмотрев творение рук своих, Лика недовольно сморщила нос и скомкала листок в бумажный шарик, запустив им в Тома, который изначально попробовал защититься, однако вспомнил, что ни бумажка, ни Лика ему вреда не принесут, и расслабился.

Сверкнул голубой щит, а бумажка спокойно пролетела сквозь него. Причём щит был не такой огромный, как раньше, а маленький, с крышку канализационного люка. Теперь пришла очередь Тома выгибать брови. Лика улыбнулась и кивнула на бумажку.

Том недоуменно развернул её и принялся читать записку, которой не было там минуту назад.

"Ты доверяешь мне, я доверяю тебе, он защищает нас".

— То есть, теперь они меня не тронут? — решил уточнить он самое главное.

На бумажке в мгновение ока появилась новая строчка: "Разве что ты станешь доверять им".

Том ещё с пару десятков секунд ошарашенно рассматривал проступившие из страницы чернила, а потом довольно рассмеялся — Лика оказалась такой же "странной", как и он сам.

— Да не в жизнь! — воскликнул он. Лика улыбнулась снова.

Автобус был пыльным, в нём удушливо пахло машинным топливом, Тома тошнило; посмотрев на Лику, он увидел абсолютно несчастное выражение на её личике, посадил рядом с собой и показал, как дышать через мокрый рукав. Лика благодарно улыбнулась и тут же заснула, склонив голову на его плечо. Миссис Коул только неодобрительно покачала головой на это.

— Ох, Риддл. Доиграешься ты когда-нибудь, помяни моё слово. Девочка-то хорошая...

Лика во сне причмокнула губами и легонько сдвинула брови к переносице. Миссис Коул умилилась. Том хмуро уставился в окно и обиженно засопел, собственнически прижав к себе девочку, как куклу. Он совершенно не собирался уступать миссис Коул Лику. Лика открыла глаза и осторожно провела ладошкой по волосам Тома, успокаивая его.

— Ой, тили-тили тесто, жених и невеста, — прогундели с первого ряда.

— Повторяешься, — хмыкнул Том, в кои-то веки почувствовав себя на высоте положения. Стаббс (а это был он) быстро замолчал.

И так автобус доехал до церкви.

Все повалили на выход, толкаясь; Том с Ликой спокойно спустились последними, причём Том помог ей спрыгнуть со ступенек на мостовую, усыпанную камешками размерами с детский кулачок. Возле церкви толкались цыгане с детьми, выпрашивая милостыню.

Лика потянула Тома за рукав, и они сумели ускользнуть из-под бдительного взгляда миссис Коул, нырнув в одну из узеньких улочек. Отдышавшись, Том выглянул из-за угла. Их отсутствие не заметили, и край юбки младшей воспитательницы, к слову, такой же невыносимой, как миссис Коул, исчез за тяжёлой деревянной дверью. Тому как-то даже вздохнулось свободнее; он выжидающе посмотрел на Лику, которая, покопавшись в рюкзачке, вынула три листика белой бумаги. Повинуясь её желанию, листики сложились в оригами-птиц, трёх белых голубей, и полетели за хозяйкой.

Пол-улицы сошлось посмотреть на это чудо. На просьбы продать птичек Лика только качала головой. Том усмехнулся и достал откуда-то из своего рюкзака бутылку, отвинтил крышку и мысленно приказал воде вылететь оттуда. Медленно над стеклянным тёмно-зелёным горлышком появился большой прозрачный водяной шар. Публика восторженно ахнула. Том, не отвлекаясь от воды, снял с головы и положил на пол кепи, в которое тут же посыпались шиллинги.

Том заставил воду закипеть, замёрзнуть, принять форму огромной снежинки. Он использовал всю свою фантазию. Между тем бумажные птички начали чирикать, как настоящие.

Люди сходили с ума. Они свистели и ахали, окружив ребят тесным кольцом.

Том сообразил назвать адрес кафе, располагавшегося неподалёку от приюта, и сказал, что завтра в то же время они будут там. Ссыпав в рюкзачок деньги, он пообещал Лике по приезду в приют их поделить пополам.

Том был абсолютно счастлив, не замечая по-чёрному завистливых взглядов цыган, которыми их с Ликой провожали до церкви.

Сегодня он на секундочку стал для кого-то чудом.

Том, держа за руку Лику, спокойно и как-то брезгливо смотрел на дородных дам с маленькими, безвкусно-дорого одетыми капризными детьми.

Он думал, что все эти напомаженные мамочки обожают своих прилизанных деточек; Том даже признавался себе в том, что сам не прочь побыть таким ребёнком, о котором заботятся, которого любят; ради этого можно было бы потерпеть завистливые взгляды воспитанников приюта. Он огляделся; ребята в серой форме стояли, чинно держа в руках свечки и склонив головы. Скоро им надо будет петь.

Случайно перехватив взгляд начальницы, направленный на Лику, Том понял по горящим алчностью глазам, что она просто жаждет заполучить себе "это юное неокрепшее создание". В то же время Лика подняла на него глаза, улыбнулась своей доверчивой улыбкой и обняла за пояс, уткнувшись носом в грубую куртку. Том почувствовал, как его потихоньку наполняет каким-то тёплым-тёплым чувством, которое он ни разу не ощущал за всю свою маленькую жизнь; прикрыв глаза, он стал наслаждаться чистым ангельским пением церковного хора.

А потом, случайно посмотрев на всех тех разодетых "малышей", как он их назвал про себя, Том осознал, что ни за что не променял бы свою жизнь на их. Он бы ни за что не отдал свой противный, промозглый, холодный и сырой приют ни за какие деньги, потому что только в его жизни и только в его приюте была Лика. Это было маленькое сокровище, которое он бы не променял ни на какие другие.

И ребята начали строиться, чтобы начать петь. Том дотронулся до плеча Лики, вздёрнувшей подбородок и посмотревшей на него с вопросом.

— Мне надо уйти петь...

Лика, на мгновение стиснув кольцо рук сильнее, тут же отстранилась и кивнула. Тому было трудно отходить от неё хоть на секундочку, но он поборол себя и пошёл вместе с другими на мостки, чувствуя за спиной злорадство начальницы. Он ничего не мог с этим поделать и только скрипнул зубами от безысходности, когда слащавый голосок миссис Коул позвал: "Девочка моя, пойди сюда!"

Том подумал, что если хоть раз в жизни кто-то обратится к нему "мальчик мой", этот кто-то тут же об этом сильно пожалеет.

Пока они шли, Бишопа дёрнула за рукав одна из малышек, и протянула ему надкусанную повидловую булочку, снабдив это действо полным жалости взглядом. Сама она тоже была полная, но не жалости, а просто полная, как отметил Том. Бишоп заискивающе посмотрел в глаза мамочки малышки. Та, как ей казалось, сострадательно, а на деле лишь брезгливо, кивнула. "Какой позор", — пронеслось в голове у Тома, и он титаническим усилием воли подавил желание подойти и врезать Бишопу крепкий подзатыльник; впрочем, не стесняясь, это сделал один из старших ребят. Он же рывком вернул Бишопа в строй, и шествие продолжилось. Том пропитался чуть ли не обожанием к этому старшему и пообещал себе поговорить с ним после пения; в крайнем случае, в приюте.

Лика, стиснутая в объятиях миссис Коул, выдавливала из себя милые улыбки окружающим.

Том очень сильно разозлился, поклявшись отомстить начальнице приюта. Не сейчас, да. Когда-нибудь.

Обязательно.

Том извлёк Лику из объятий начальницы, отряхнул её одежду, заботливо предложил воды. Лика не отказалась. То, что она немая, думал Том, глядя, как девочка жадно пьёт, а вода тоненькой струйкой течёт на её одежду, не даёт никому права так по-свински с ней обращаться. Он взял Лику за руку и повёл за собой в автобус.

Два свободных места оказались рядом с тем самым старостой, как по волшебству. Том сел и помог устроиться Лике. Парень смотрел на него с дружелюбным интересом.

— Привет, — сказал Том.

— Привет, — откликнулся он, протянув свою большую ладонь Лике. Лика беспечно пожала её и улыбнулась. Парень тихо рассмеялся и посадил её к себе на колени. Лика тут же прилипла ладонями к окну, глядя на то, что творится за стеклом.

— Я хотел сказать тебе спасибо, — Том улыбнулся.

— Да не за что. Он сам нарвался. Меня зовут Джеймс Рэндом-Блэк, я тут недавно.

— Том Нарволо Риддл. Очень приятно. Только сразу предупреждаю, мы у начальницы не на самом лучшем счету.

— А что так? Всё настолько плохо? Эта девочка — милейшее создание. Я не думаю, что она бы подружилась с нехорошими людьми. Правда ведь? — Лика посмотрела на Джеймса и кивнула.

— Её зовут Лика Соммерс, — поведал Том, — а меня начальница совсем не любит. Я, по её мнению, испортил чудесных мальчиков Билли Стаббса, Джонни Бишопа...

— Солнечная Лика, Лучик Солнца, а? — Джеймс улыбался. Лика была очарована. Джеймс обратился к Тому: — Бишоп — это тот бедный изголодавшийся? Меня чуть не стошнило. Как ведь бывает, а? Раз, — и ты душу за булочку продать готов...

Лика запустила руку в карман курточки и протянула Джеймсу смятую бумажку.

"Миссис Коул ненавидит волшебство. Мы с Томом волшебники, и она злится".

Джеймс усмехнулся и откинул длинную черную чёлку со лба. На кончиках его пальцев появились маленькие синие огонёчки. Лика просияла, Том тихо хмыкнул.

— Бедная миссис Коул, — с похоронным выражением лица, пряча бурную радость, сказал он. Джеймс рассмеялся.

Лика тронула Джеймса за рукав, глазами указывая на бумажку.

"Ты не учишься?"

— Нет, — Джеймс покачал головой. — Я бастард рода Блэк. Кое-кто не смог удержать своё хозяйство в штанах, — с отвращением сообщил он Тому. Том издал звук, похожий на хихиканье. — Я серьёзно. Ненавижу их, предков этих. Теперь я обучаюсь сам.

Том усмехнулся. Он бы тоже хотел обучаться самому, чтобы не оставлять Лику. В принципе, он потом с удовольствием спросит у Джеймса его способ. Но в тот момент Тому жутко хотелось что-нибудь рассказать, чтобы Джеймс понял, что они с Ликой тоже не просто живут и злят начальницу.

— А мы магией деньги зарабатываем, — свистящим шёпотом похвастался он.

— Здорово, — Джеймс улыбнулся. — Можно с вами? В приюте всё равно тоскливо.

— Конечно, — Том широко улыбнулся. — Мы всегда рады новым фокусникам в нашей труппе, правда, Лика?

На губах Лики играла радостная улыбка. Она кивнула и протиснулась на стык сиденьев между Джеймсом и Томом, положив голову на плечо Тома. Скоро Лика спала.

— Любит тебя, — прошептал Джеймс. — Ты её приручил.

Том молча кивнул, даже если он был не совсем согласен с формулировкой. Том подумал, глядя в окно водителя, что это ещё не ясно, кто кого приручил.

Том сидел на кровати, слушая стук дождя по оконному стеклу. Для него этот стук был каким-то приятным звуком, обозначающим перемены, потому что после дождя природа делается чистой и новой. Под подушкой, рядом с Евангелием, в тряпичном кисете лежало около ста фунтов стерлингов — Том был чертовски богат для девятилетнего мальчишки, такой суммы ни один из приютских не мог даже представить. Да что там... Средний житель Великобритании столько не зарабатывал за несколько лет труда, сколько Том получил играючи за пару дней в парке.

Но сейчас Том думал не про деньги. Он шевелил пальцами босых ног и щурился на скупой солнечный свет, представляя, как ему придётся уйти в волшебную школу и оставить Лику. Сама мысль об этом казалась ему неправдоподобной, неправильной и невозможной. Лика была немой, и Том клял себя за то, что он так противно, обескураживающе здоров. Нет, он не здоров, — он, как всегда весной, болеет простудой, но простуда пройдёт дней через десять, а может, днём раньше или позже... Простуда была несерьёзной.

Том, обхватив себя за плечи руками, принялся качаться из стороны в сторону, перебирая данные ему Джеймсом и Ликой знания о волшебных школах. "Лика может учиться только тем предметам, которые не требуют заклятий", — говорил Джеймс, а потом с ухмылкой добавлял: "Потому что обычно немые маги бывают сильнее. "Умные" министерские чиновники решили так обезопасить людей. Попросту говоря, они трусы, потому что не хотят получить себе идеальных бесстрашных и верных воинов, защитников или лекарей, а вместо этого давят их таланты в детском возрасте. Но мы ведь сможем доказать им, что они неправы, да, Лика?.."

Том достал из кармана платочек и отстранённо высморкался. Он доверял Джеймсу. Он верил в Джеймса. Джеймс мог всё. Впрочем... "Может, Лика пока не хочет говорить", - сказал как-то парень, глядя на летающих по комнате бумажных птичек. "Они ведь чирикают", - задумчиво добавил он непонятную фразу. Том только что понял её значение. Лика могла имитировать голос, но, видимо, это было нелегко.

Раздался стук в дверь. Том закрыл глаза и повалился на бок. Он знал, что пришла Лика.

— Войдите.

Это оказались и Лика, и Джеймс, заботливо держащий её за руку. Том повеселел. Лика подошла и протянула ему толстые шерстяные носки.

— У меня ноги в них потеют, — буркнул Том, отводя взгляд. Лика нахмурилась, глянула на Джеймса. Тот прокашлялся и приподнял брови в вопросе. Лика протянула Тому бумажку. — И я плохо вижу.

Джеймс совершенно неуместно расхохотался.

— Лика, скажи нам что-нибудь. Потом, конечно, будешь отлёживаться, но Томми-бой без этого не выживет. Вон, видишь, слепнет от горя...

Лика просияла и положила на колени покрасневшему от стыда за "Томми-боя" мальчишке носки.

— Выздоравливай, — шепнула. Голос был тихим, нежным. Том обрадованно улыбнулся.

— Всё, дорогой, наше дело закончено, — сказал Джеймс. — А то придёт миссис Коул и отберёт нас у тебя снова.

— Пока, — сказала Лика в полный голос, и у неё подкосились ноги. Джеймс расстроенно крякнул и легко подхватил её на руки. Том пообещал себе, что тоже научится так делать.

— Знаешь, Том, она потихоньку совершенствуется. Скоро перестанет терять сознание от трёх слов.

— Да, — согласилась Лика и уснула. Том открыл рот, но передумал говорить и улыбнулся. Джеймс осторожно вынес девочку из комнаты. Потом он вернулся один и сел на кровать Тома.

— Слушай, Том... У тебя сколько денег?

— Сто фунтов примерно, — гордо сказал Том.

— Ну-ка, — Джеймс достал из кармана кошелёк. — Бери свои деньги, давай считать.

Том достал из-под подушки кисет и развязал его, вытащив наружу свёрнутые в рулончик банкноты. Джеймс запер дверь и вытащил деньги из своего кошелька, разложив их на кровать Тома и переместившись на пол. Он сел на колени и принялся пересчитывать деньги.

— Двести шестьдесят девять фунтов с копейками. Практически двести семьдесят.

Том тоже принялся пересчитывать деньги.

— Сто сорок восемь, — удивлённо проговорил он. — Тоже с копейками. Откуда это, Джеймс? Я не мог позабыть треть денег.

— Странно... Может быть, ты просто не посчитал вчерашний доход?

— Да! — Том кивнул. Он не запомнил их спонтанное представление с доставкой груш в коробку. Какой-то старичок тряс грушевое дерево, но сил у него не хватало, и груши падать отказывались. Джеймс предложил ему помочь, а старичок ещё и денег им отвалил немало — "за зрелище". Потом их попросиа сделать так же бабушка — соседка старичка. — Слушай, Джеймс, а давай мы сбежим? А потом изменим внешность, Лика научится говорить, и когда мне будет одиннадцать — мы вернёмся. И нас будут уважать. А, Блэк? Как смотришь?

— Жить негде, — коротко ответил Джеймс, поджав губы. — А тут мне не нравится только атмосфера.

— Слушай, ты же Блэк, да?

— Да, — скривился Джеймс. — У меня нет ничего, кроме этих денег, я уже сто раз говорил.

Том отмахнулся:

— Я не об этом. Слушай, а можно понять, может, я тоже какой-нибудь Робертсон или Рэммидон, или ещё кто-нибудь, а? Или Лика? У нас должен быть какой-нибудь дом.

— А это идея, можно, — Джеймс загорелся идеей и сбегал куда-то, принеся перо и чистый бумажный лист. Том подпрыгнул и хлопнул в ладоши. — Будем составлять план. Итак, нам надо в Косой Переулок...

— Да ладно, всё просто! — Том яростно отмахнулся, возбуждённо расхаживая взад-вперёд по комнате: — Мы скоро в Лондон в парк поедем.

Джеймс усмехнулся и принялся радостно строчить что-то на листке. Том разложил деньги по кошелькам, убрал свой и сел рядом, морально поддерживая друга. Минуты две спустя Джеймс почесал шею и рванул листок вверх. Том вытер сопли платком и приготовился слушать.

— Итак, план "Побег в неизвестность", пункт первый...

Надежда, зародившаяся в сердце Тома в тот вечер, осталась с ним и на следующее утро. Встав, он почувствовал себя абсолютно здоровым и захотел выпить чёрного чаю. Солнечный свет проникал сквозь окно, жёлтым квадратом падая на пол. Том крадучись прошёл к двери, осторожно выглянул наружу. Пол неприятно морозил ноги. Выскользнув и тихо закрыв за собой дверь на ключ, он босиком по мягкому ковру неслышно добрался до лестницы, снова посмотрел направо и налево, убедился, что поблизости нет ни души и прошмыгнул в коридор второго этажа, отсчитав номера комнат. Том прильнул к замочной скважине двери комнаты Лики. Лика не спала, — она сидела на кровати, что-то увлечённо рисуя на листке бумаги, лежащем на её коленях. Из-под пижамных штанин было видно её голые лодыжки и маленькие ступни. Том распрямился и коротко стукнул в дверь, тут же прислонившись к ней ухом. Послышалось шлёпанье босых ног по полу, и он вовремя отклонился. Лика улыбнулась и обняла Тома, пропустив его в комнату.

— Сделаешь мне чаю? – попросил Том. Лика пожала плечами, закрыла дверь на ключ и достала из платяного шкафа бутылку с водой. Том сел с краю на её кровать и взял в руки листок бумаги. Там чернилами были нарисованы бабочки. – Красиво, — прокомментировал он.

— Дунь, — коротко сказала Лика. Сначала Том опешил. Собравшись с мыслями, он посмотрел на рисунок. Прищурившись, поднёс его к губам и, скосив глаза на Лику, легонько дунул. Бабочки взмахнули узорчатыми разномастными крыльями и стали настоящими – тёмно-синие, чернильного фиолетового цвета, они всем скопом взлетели и рассыпались прахом, поднявшись к покрытому трещинами потолку комнаты. Том радостно рассмеялся. Лика украдкой улыбнулась, положив в стакан несколько засушенных листиков чая. Том не любил крепкий. Сосредоточившись на кипячении воды в полёте, она наклонила горлышко бутылки к стакану. Чай заварился – парок донёс до обоняния Лики прекрасный аромат. Пальцы начало жечь. Том, наблюдающий за этим процессом, подошёл и, обернув руку рубашкой, забрал стакан у Лики.

— Спасибо, — сказал он, осторожно поставив чай на подоконник. Солнечный свет, отражаясь от граней стакана, озарил комнату своим сверканием. Лика прижалась к Тому боком. Том взял в руки чистый лист бумаги. – Что ты думаешь о словах Джеймса?

«Это интересно. Если всё пройдёт так же здорово, как он рассказал…»

«Я надеюсь, Лика».

«У нас есть возможность сделать что-то неожиданное…»

«Это в любом случае беспроигрышный вариант – исчезнуть отсюда ненадолго».

«Да».

Лика, встав на ноги, открыла платяной шкаф. На нижней полке лежали в несколько стопочек аккуратно сложенные пара тёмных брюк и джемперов под горло. Среднюю полку она опустошила, взяв с неё какой-то свёрток и протянув его Тому.

— Что это?

Лика улыбнулась, сделав вид, что что-то разворачивает в воздухе, и указала на свёрток.

В дверь постучали.

— Лик, — это был Джеймс. – Лик, я чай хочу, — громким шёпотом сказал он.

Лика открыла и ему. Джеймс вошёл и увидел Тома, рассматривающего свёрнутую бумагу в своих руках, вертя её и так, и этак. Не глядя повернув ключ в двери, он подошёл поближе.

— Карта? – он развернул эту бумагу целиком. – Карта Большого Лондона, — с придыханием сказал он. – Да какая, чёрт возьми! Круче некуда… Как? – обратился он к Лике. Лика отвернулась, пряча очередную загадочную улыбку. Джеймс покачал головой.

Том пожал плечами, а Лика как будто виновато улыбнулась и налила чай во второй стакан. Джеймс перехватил его и прислонился спиной к стене. Стакан парил в воздухе перед ним, источая насыщенный запах – Джеймс пил крепкий чай.

Том взял с подоконника свой стакан: чай немного остыл. Было забавно наблюдать вцепившегося в карту Джеймса: он вертел её и так, и этак… В конце концов он оставил её в покое, привёл стакан в более надёжное положение и радостно прижал Лику к себе, чуть не придушив.

— Солнышко, — прошептал Джеймс. – Я идиот, полный идиот. Как без карты-то… Они ведь все в доступности… и план этот мой детский… Спасибо тебе, умничка, золото…

Лика обхватила его руками за талию. Джеймс аккуратно свернул карту по заломам и спрятал её под рубашку, погладив Лику по голове. Том отвёл от них взгляд и отхлебнул чай. Лика снова полезла в шкаф. На плечиках висели две рубашки без рукавов. Она вылезла абсолютно счастливая и легла на кровать за спину Тома.

Джеймс размешал чай пальцем и сделал глоток.

— Крепкий, — задумался он.

В дверь кто-то сильно долбанул кулаком несколько раз. Ключ в скважине задрожал. Том подлетел к двери и взялся за него. Джеймс сделал знак, чтобы он не вынимал ключа, и подошёл поближе, прислушиваясь к происходящему за дверью. Он отчётливо услышал сиплое дыхание начальницы приюта и закусил губу. Стук повторился. Джеймс сглотнул тугой комок паники и беспомощно посмотрел на Лику. Лика подбежала к ним и указала на кровать. Джеймс намёк понял и в течение двух секунд забрался в безопасное место, наложив на кровать лёгкое отвлечение внимания – всё, что успел сделать. Том, дёрнувшись направо и налево, залез в шкаф, набросив на себя кофты Лики. Лика, сдерживая смех, повернула в замке ключ и обычным невинным взглядом посмотрела на начальницу.

Миссис Коул, презрительно посмотрев на Лику сверху-вниз, окинула взглядом ничем не примечательную кровать, два стакана чая на подоконнике и на стуле и распахнула шкаф.

Лика подлетела к ней, стиснула в объятиях и заплакала.

Миссис Коул опешила. Лика, непринуждённо захлопнув дверцы шкафа, потянула её за руку к кровати и вручила один из стаканов. Пружины кровати заскрипели, Джеймса хорошенько придавило к полу. Он отполз ближе к стене, спугнул трёх пауков и невольно передёрнулся от отвращения. Длинные волнистые волосы собрали всю пыль и паутину. Джеймс слушал.

Том, который чуть не потерял сознание от страха, чувствовал, как колотится его собственное сердце. Мышцы начали потихоньку затекать в столь неудобном положении. Он напрягал слух, чтобы вникнуть в то, что говорит миссис Коул, а кончики его нервов как будто кто-то опустил в кипяток: таким злым Том не чувствовал себя никогда.

— Всё у тебя хорошо, девочка моя? – слащаво начала миссис Коул. Звук отодвигаемого стула. – Я просто зашла… Мальчики так плотно общаются с тобой… Может быть, они докучают тебе своим излишним вниманием… Если тебе вдруг надоест потакать их глупостям, ты всегда можешь прийти ко мне и поделиться этим… Они будут наказаны.

Ледяное спокойствие вдруг охватило и Тома, и Джеймса. И если секунду назад они хотели разорвать начальницу приюта на клочки, то в данный момент они поняли окончательно: Лика не скажет ничего из перечисленного миссис Коул. Она с ней не поделится. Никогда. Даже если её будут пытать. Может быть, эту мысль как-то передала им Лика, но их спокойствие было неисчерпаемым. Джеймс ровно улыбался, подавляя желание потыкать пальцем в пружины. Миссис Коул молчала. Лика, конечно же, молчала тоже. Джеймс гадал, чей чай пила миссис Коул. Том думал, что его чай Лика выпьет сама.

— Вкусный чай, — сказала, наконец, начальница приюта. – Утром это не полезно, девочка моя. Давай, я заберу его у тебя, чтобы соблазна больше не возникало.

Лика что-то нацарапала пером на бумаге.

— А, так у тебя больше нет? Ладно, хорошо, — она поставила стакан на подоконник.

Джеймс ухмыльнулся. Он был готов поставить все свои заработанные деньги на то, что миссис Коул просто-напросто понравился чай, и она решила его забрать себе, чтобы точно так же выпить как-нибудь вечером с младшей воспитательницей и прачкой за обсуждением новой моды.

— Спускайся на завтрак, девочка моя.

Том нахмурился. Ему хуже горькой редьки надоело это выражение.

Наконец, дверь хлопнула, и миссис Коул своей тяжёлой походкой направилась дальше по коридору. Её грузные шаги заглушал мягкий ковёр.

Джеймс вылез из-под кровати и взял листик, на котором Лика писала миссис Коул. Лика подошла к шкафу и помогла бедному Тому встать на ноги. Джеймс довёл его до кровати, попутно повернув ключ в двери. Лика взяла расчёску и протянула её Джеймсу. Тот сначала не понял намёка, но когда на лист бумаги нападала пыль с его волос, он вручил его Тому и, поблагодарив Лику за расчёску, встал у зеркала вычёсывать грязь. Том опустил глаза и невольно улыбнулся, прочитав оправдание Лики: «Джеймс принёс попробовать вчера».

— Заложила меня, — встретившись в зеркале смеющимся взглядом с Томом, фыркнул Джеймс. – Теперь мне устроят ревизию ipsum factus*.

Лика скорчила мордашку в ответ на их дружный смех.

_________________________

*по факту (обвинения)

Джеймс вычесал из головы пыль, лег на живот на пол и расстелил перед собой карту большого Лондона, внимательно ее изучая. Том, сложив под себя ноги, сел рядом. Лика снова заварила выпитый миссис Коул чай Тома. Джеймс, подогрев и отхлебнув свой чай, принялся негромким голосом вносить коррективы в свой план; на бумаге все тоже менялось под его диктовку. Все стало гораздо более понятно.

— А если что-то случится? — вдруг спросил Том. Он не боялся. Том с пеленок привык к крайней осторожности во всех своих действиях, какими бы они продуманными ни были. Джеймс задумался. Он пытался представить, что же может пойти не так, и никак не находил ни одной лазейки в своем плане. В его жизни в основном действовал девиз «Семь раз отмерь — там видно будет», поэтому с нахождением лазеек он помочь особенно не мог. Том пожал плечами, однако мысль о том, что все может пойти не так, из его головы не выходила.

С одной стороны, у них было огромное преимущество — владение магией. Само то, что Джеймс мог скрыть их от ненужных взглядов, было уже плюсом, и дальше они тоже могли пробраться незамеченными. С другой стороны, был Статут о Секретности, нарушение которого являлось угрозой жизни магического мира — закон, принятый в семнадцатом веке, после которого весь магический мир ушел в подполье. Если мы будем хоть немного неосмотрительны, может случиться много непредвиденных и ненужных шумных вещей, думал Том. Но, возражал он сам себе в сотый раз одним и тем же аргументом, нужно будет всего лишь дойти до паба. Он просто слишком глубоко залазит в это дело.

Еще раз продумав все это про себя и немножко успокоившись, Том уставился на что-то толкующего Джеймса и понял, что опять все прослушал. Джеймс только рукой на него махнул.

— Одежду покупать пойдем. Тебе же надо что-то приличное к новым ботинкам подобрать.

Том потупился. Лика строго посмотрела на Джеймса. Джеймс пожал плечами:

— Пойдем, или как? — спросил он, поднявшись с пола и свернув карту. — Твои приключения, Томми, начались еще с момента рождения, просто ты о них не знал или не хотел узнавать. Поэтому, будь добр, следуй им, и вообще… Какая разница, пока ты счастлив?(1)

Лика, как ни в чём не бывало, спускалась на завтрак, когда Джеймс и Том осторожно просочились через продырявленную сетку, служившую ограждением приюта от остального мира. Грех было хоть одному старшему воспитаннику про эту лазейку не знать. Том про неё тоже знал, но по своим причинам, однако изобразил искреннее удивление открытым. Сейчас они шли одни, чтобы не подставлять Лику, — да и зачем брать девчонку с собой, пусть позавтракает, а они из города привезут что-нибудь интересненькое.

Они сели на автобус и заплатили по пенсу за проезд. Автобус шел из города к вокзалу достаточно долго.

На перроне Том было пошел к кассе, но Джеймс схватил его за руку и нарочито-строго погрозил пальцем:

— Нет, дружище, не стоит зря тратить средства, — шутливо пропел он, кивая на лоток с мороженым.

На этой станции стоял единственный лоток с мороженым на весь их городок.

У Джеймса была бежевая пузатенькая плетеная шляпа с узкими полями, как влитая сидящая на его смоляно-черных локонах. Джеймс выторговал эту шляпу у какой-то старушенции, а заодно помог ей наколоть полешки. Тому она ужасно нравилась. У самого Тома была обычная приплюснутая кепка, она была ему как родная и тоже являлась подарком от посетительницы. Эту кепку Том носил лихо заломленной на затылок, и ему она тоже очень шла.

В ответ Том только горестно вздохнул, возвещая о своем безвыходном положении в этом ужасном заброшенном мире. Джеймс уже тащил его к лотку.

— Будешь пломбир или шоколадное?

Том в ответ на "пломбир" утвердительно кашлянул в кулак.

Мороженое продавала светленькая молодая женщина с кучерявой шапкой волос, блестящими глазами и ямочками на щечках. Джеймс обменял деньги на мороженое и вручил Тому холодный бумажный кирпичик в дюйм толщиной. Кирпичик закрывал всю ладонь Тома и половину второй. Том принялся увлеченно распаковывать бумажную обертку, не сразу заметив, что Джеймс молча и медленно двинул вдоль поездных рельс, разворачивая свое мороженое тоже. Том поспешил за ним.

Внутри пергаментной обертки, похожей на ту, на которой Лика сушила хлеб, было нечто белое, пахнущее сливками, которые Том пробовал только однажды, единственный раз в своей жизни пробравшись на приютскую кухню. Том вдохнул этот запах и понял, еще даже не укусив плитки, что это будет самое божественное лакомство в его жизни. Джеймс тем временем потыкал плитку мороженого пальцем и засунул её в карман. И, попробовав укусить мороженое, Том понял, почему Джеймс так поступил: мороженое было ужасно твердым. Тогда Том откусил самый краешек и позволил ему таять во рту, остальное тщательно завернув и сложив в карман. Он даже на мгновение остановился — так это было вкусно.

Джеймс обернулся на Тома, поймал его взгляд и повел подбородком в сторону обочины. Услышав гудок поезда, они приняли совершенно независимый вид, прохаживаясь взад-вперед по перрону.

Поезд начал сбавлять скорость. Том делал вид, что он незнаком с Джеймсом, ну ни секунды не знаком. Ему было легко это делать, потому что поступок с проездом без билета его нисколечки не устраивал, он был слишком абсурдным, ведь, когда у тебя есть деньги, ты имеешь право купить билет и, как все порядочные люди, проехать, сидя в теплом вагоне.

— Но порядочные люди ведь не сбегают из приюта, не правда ли? — прошипел ему на ухо незаметно подкравшийся со спины Джеймс. Том вздрогнул:

— Я, что, вслух это сказал?

— Да.

— Ну, и что? Я действительно так считаю, — прошипел Том. — Тем более, мы не просто сбегаем, мы возвращаемся туда, где нам место. Так правильно, понял? — Он постучал костяшками пальцев себе по лбу, — и правильно ездить с билетом.

— Дьявол, Риддл! — Джеймс был немножко раздражен.

— Это не значит, что я не собираюсь проехать так, как сказал ты, — мирно сказал Том со свойственным ему отсутствием улыбки. — Просто мне не нравится способ передвижения, избранный тобой.

Джеймс плюнул ему под ноги и пошел к кассе.

______

(1) Цитата из романа «Трилби» Джорджа Дюморье (1894)

В Лондон они приехали, вопреки громким сомнениям Джеймса, достаточно рано для того, чтобы совершить покупки. Встав возле таблички с названием станции, Джеймс развернул карту, насколько хватало рук. Том быстро нашел место, где они находились, а Джеймс нашел, как пройти куда-нибудь подальше из этого места. Том даже думать не хотел, что было бы, предложи он сесть в двуколку и доехать до магазина одежды. Джеймсу хотелось приключений.

И приключения подкараулили Джеймса как раз на выходе с железнодорожного вокзала. Первым делом его облила какая-то проезжая бричка: в Лондоне недавно прошел дождь. Джеймс невозмутимо отряхнулся и применил очищающее заклятие.

Дождь пошел снова. Тому не хотелось мокнуть и, почуяв запах еды, он зашел в помещение, названное Джеймсом «кофейня». Джеймс последовал за ним. Приветливо звякнул дверной колокольчик. Сняв головные уборы, мальчишки осмотрелись. Стоящие неровными рядами столики были заняты только наполовину, за многими из них шли неспешные беседы. Было тепло. В поезде и на улице было практически одинаково холодно, Джеймс успел проехаться по ушам Тома насчет этого несколько раз подряд, и Том, замерзший не меньше его, теперь разминал тыльную часть и кисти рук. Но в поезде не было дождя, с чем Джеймсу пришлось невольно согласиться. А здесь, в этом помещении, удивительно пахло чем-то пряным. Джеймс расправил плечи и прошел к столику около окна.

На столе лежал список различных лакомств. Том прошел за плечо Джеймса, взявшего этот список, чтобы прочитать. Тут Тома толкнул какой-то полный джентльмен с пушистыми усами. Он окинул Тома неодобрительным взглядом, снял с одного из прибитых к стене крючков свое серое и явно дорогое пальто, взял подпирающий стену зонт, послал Тому еще один грозный взгляд и вышел вон. Джеймс, улыбаясь, смотрел на ошалевшего Тома, хотя тот выглядел всего лишь недовольным.

— Сядь, я тебе передам меню, как только прочитаю его.

Том обошел стол, отодвинул стул и сел, уставившись в окно. Джентльмен с усами, не вполне прикрываемый зонтом от настойчивых капелек влаги, спешил к карете. Том смотрел как он залазит внутрь, и как двуколка, не дождавшись пока он сложит зонт, отъезжает. Видимо, кучеру тоже было не очень интересно работать в такую погоду. Том никогда не выбрал бы профессию, ему не интересную; во всяком случае, он быстро бы бросил это дело. Он хотел работать фокусником в свое удовольствие. Может быть, думал он, когда я уеду в этот Хогвартс и немножечко подучусь на настоящего волшебника, я выберу какое-то другое, не менее интересное дело.

А пока что его все в жизни устраивало.

Джеймса, получившего большую горячую булочку с какой-то коричневой прослойкой и огромную глиняную кружку горячего шоколада, тоже все устраивало. Он дал Тому откусить кусочек булочки с приправой, которую он назвал «корица». Тому «корица» понравилась, и он заказал себе такую же булочку с ней, но немного поменьше, и чашку с напитком под названием «бруснично-имбирный морс». Ему принесли такую же глиняную кружку, как у Джеймса, которую невозможно было обхватить двумя руками, и она была больше похожа на пивную кружку или маленькую бочку. Напиток обжигал горло и был очень жгучим, он прогрел тело Тома до самых кончиков пальцев. Джеймс сказал, что жгучести ему придает «имбирь». Том таких тонкостей не знал, ему просто нравилась кислинка тех красненьких плавающих ягодок, пристающих к краешку кружки. Видимо, они назывались «брусника». Джеймс сказал, что их, ягоды эти, можно найти во влажных лесах, которые он назвал «нормальными» и разъяснил, что «тропические», в которых растут всяческие пальмы и фикусы, являются «ненормальными», хотя они тоже влажные.

Том наелся и напился от души. Он согрелся снаружи и изнутри. В этом месте, похожем на столовую, но чем-то сильно от нее отличающемся, продавали сушеный имбирь, но Джеймс прошептал Тому на ушко, что его можно найти дешевле в любом магазине. Дождь закончился, и они отправились по холодной мокрой улице в умеренно дорогой магазин одежды.

В этом магазине пахло тканями. На длинных перекладинах висели один к одному отличные костюмы. На полках покоились идеально ровными стопочками сложенные свитера и джемпера самых разных оттенков бежевого, коричневого и серого. В оппозиции этим полкам были перекладины с брюками тех же цветов. Тут и там стояли наряженные, но ненастоящие мужчины с застывшими, какими-то фарфоровыми лицами. На столиках были стопки сорочек и кладези самых разных бабочек. У дальней стены рядами стояла кожаная обувь.

Нетрудно догадаться, что у мальчишек сразу же разбежались глаза. По крайней мере, у Тома. Джеймс взял его за руку, снял свою шляпу и принял вид заботливого папочки, прижав эту шляпу к груди. Он уверенно подошел к седенькому старичку-консультанту, выражение лица которого до ужаса напомнило Тому крысиное. Этакое выражение истинного торговца. Том на мгновение испугался. Он предостерегающе сжал руку Джеймса, и Джеймс ободряюще сжал руку Тома в ответ. Подняв голову вверх, Том увидел его лицо, переполненное спокойствием. Видимо, Джеймс уже неоднократно посещал подобные заведения, проскользнула мысль в голове Тома, и ему на секунду показалось, что этот самый Джеймс что-то от него скрывает. Иначе откуда ему знать, что такое «имбирь» и «корица»? Ладошка Тома вспотела. Том вдруг начал развивать свою мысль внутри себя, тщательно следя за тем, чтобы, как на перроне, случайно не проговориться.

— Здравствуйте, мистер…

— Гордон, сэр, — ослепительно улыбнулся Джеймс. — Отвратительная сегодня погода, — сказал он, прижал Тома к себе и потрепал его по голове:

— Нам нужно прикупить наряд моему братцу-оболтусу. Родители днями на работе пропадают, даже не видят, в чем он ходит. (1)

Том внезапно понял, что его одежда приняла другой, какой-то темно-коричневый цвет, а бирка с названием приюта пропала, как не было. Это было чертовски предусмотрительно с стороны Джеймса. Теперь Том был похож на обычного дворового мальчугана. Мужчина снял с кончика носа очки для дальнозорких, старых людей, и приподнялся со стула, обойдя Тома со всех сторон. Том покрутился на месте, чтобы ему было виднее.

— Стой спокойно, мальчик, — сказал торговец, шмыгнув своим красным носом (скорее всего он был красным из-за нюхательного табака, ведь миссис Коул тоже нюхала табак, и нос у нее был такой же, весь опухший из-за постоянного чихания). — Да, и что же вы хотите?

— Брюки, чтобы их можно было заправлять в эти башмаки, теплый свитер, шапочку и джемпер, сэр.

— А с оттенками вы уже определились?

Джеймс посмотрел в глаза Тому.

— Я бы подобрал что-нибудь в тон глазам. А ты?

Том глубоко вдохнул и посмотрел вправо и влево. Глаза разбежались в этот момент окончательно.

— Я… Я не знаю, — сказал он.

— Ты же можешь выбрать все что хочешь, — подмигнул ему Джеймс, тот Джеймс, которого Том знал. Тот самый Джеймс, которого он считал своим почти что старшим братом. И Том вдруг поверил в то, что сам только недавно говорил. В то, что он может ездить с билетом, как порядочный человек. В то, что он может носить нормальные вещи и есть нормальную, вкусную еду. И, набрав в грудь как можно больше воздуха, Том выпалил:

— Я хочу сорочку, сэр.

— Сорочку? — торговец смотрел на Джеймса. Джеймс пожал плечами:

— Все, что он захочет. Отец обожает его больше жизни.

Торговец улыбнулся Тому. Он улыбнулся так широко, что превысил все возможности и грани ширины улыбки; Том не знал, что можно улыбаться ТАК широко.

— А цвет какой, мальчик?

— Чтобы была точно под глаза, — ответил Том.

Скоро он уже стоял перед огромным зеркалом, отражающей поверхностью от пола до потолка. Он впервые видел такое огромное зеркало и впервые мог рассмотреть себя целиком, с ног до головы. Желтоватый свет делал все вокруг таким благородным, чинным и возвышенным, таким непривычно волшебным, что Том подумал, что волшебство и сама магия должны начинаться именно с этого. С такой одежды и, наверное, с хороших манер (он вспомнил толстого мужчину в кафе и смутился). Взгляд упал на тяжелый бархатный полог за собственной спиной. И еще с самоуважения, добавил про себя Том. Он подошел поближе к зеркалу и стал пристально сравнивать цвет рубашки с цветом своих глаз. Продавец появился за его спиной, и Том обернулся.

— Ну, что вы решили, молодой человек?

— Какой это цвет? — только и спросил он. Видя, что продавец не понял вопроса, Том решил переспросить. — Как этот цвет называется, сэр?

— А-а, этот цвет… Это цвет морской волны, мистер Гордон.

Значит, мои глаза цвета морской волны, подумал Том. Значит, вот так выглядит морская волна.

— Мои глаза немного светлее, — сказал он вслух. — Еще я хочу брюки. Подберите, мне, пожалуйста, какой-нибудь красивый цвет.

Дождавшись, пока продавец задернет шторки, он снял свои старые брюки и поворачивался так и этак перед зеркалом, рассматривая свои ноги отовсюду. Кое-где портили вид кожи синяки. Он не хотел задирать сорочку, потому что знал, что там его не ждет ничего красивого и особенно целого. Но любопытство — как же оно все-таки смотрится со стороны? — пересилило. Том, зажмурившись, расстегнул сорочку, сделал шаг вперед и резко открыл глаза, исследуя свою шею, грудь и живот.

Услышав шаги торговца, Том стал судорожно застегивать пуговицы на сорочке.

— Войдите, — сказал он. Торговец распахнул шторы и представил вниманию Тома брюки, ровно три пары. Они висели, перекинутые через его руку. Том внимательно присмотрелся к оттенкам. Торговец заулыбался:

— Наденьте их, мистер Гордон, и посмотрите. Должны неплохо на вас сидеть.

Одни брюки, зауженные к концам брючин, Тому, в целом, показались подходящими. Он поправил их на талии и посмотрел на торговца.

— Вам не хватает только подтяжек к ним, — сложив ладони в умиленном жесте, сказал тот.

— Так несите мне их, — усмехнулся Том.

Когда они выходили из магазина (Том шел первым, в своей старой одежде, неся большой бумажный пакет в руках), торговец успел шепнуть на ухо Джеймсу про некий магазин с прочными парусиновыми брюками, и что-то про неописуемо подходящие к фигуре Джеймса (тот прикупил брюки и себе) «лекала».

— Что такое «лекала»? — спросил Том.

— Ты же видишь, что у брюк есть ниточные швы, так? Моделями деталей являются выкройки, это детали в бумажном виде. А выкройки делают по линейкам и лекалам, это специально изогнутые линейки у портных.

— А почему они подходят именно тебе? — не унимался Том.

— Мужская фигура отличается ужиной бедер и шириной плеч. Видимо, мои бедра узкие ровно настолько, насколько требуют того лекала портных той фирмы, и подходят под их запросы. Мне интересно примерить парусиновые брюки, потому что они не в пример прочнее остальных и не в пример удобнее, — мирно отвечал Джеймс.

И Том решил, взяв Джеймса за руку, что тоже купит себе приличные парусиновые брюки.

До того магазина они дошли к одиннадцати тридцати пополудни. По дороге Джеймс рассказал Тому много всяческих интересностей про Лондон и историю магии, про средневековье у магов и маглов, и про ведьму, которой нравилось гореть на костре. Том купил Лике удивительный шерстяной платок, увиденный им случайно в торговых рядах. Удивительным он был из-за светлого цвета и пушистости. Платок был немножко колючим, но Джеймс сказал, что эта колючесть лечебная.

Парусиновые брюки они себе все же купили, и когда Джеймс вышел из магазина в новых брюках, Том то и дело слышал за спиной девичьи шепотки. Ему это так понравилось, что они вернулись в этот магазин и Том заставил Джеймса купить еще одну пару.

У Тома же были только приютские брюки, поэтому он тоже взял себе две.

Джеймс увидел сарафан в витрине магазина одежды из парусины и сказал, что этот сарафан в морском стиле должен неплохо смотреться на Лике. Том не мог с ним не согласиться. Он решил вернуться сюда позже, с Ликой.

Они шли по просторной холодной улице, Джеймс держал в руках чашку какао на вынос — за два фартинга. Воздух вокруг был свежим-свежим, Том с таким наслаждением не гулял ни разу в жизни. Он смотрел во все глаза на эти огромные кирпичные дома, так качественно сложенные, и тротуары, видимо, постоянно подметаемые, без единой мусоринки, с чистыми углами и этими местами возле стен домов, где скапливаются обыкновенно всяческие веточки и прочий сор. Тут и там стояли лотки с мороженым, выпечкой, напитками. Джеймс назвал это место «улочкой для туристов» и растолковал, что, конечно, центр города всегда чистый, и это не особенно зависит от количества туристов в нем, но всяческие развлекательные шатры и прочее стоят именно для них на наиболее посещаемых улицах вроде этой.

Том не заметил много прохожих, он видел двух или трех человек спереди и столько же, знал, идут позади. Кто такие туристы, спрашивал он у себя, и по характеру рассказа Джеймса понял, что речь идет об иностранцах и гостях.

— Расскажи о своей семье, — попросил Том, когда Джеймс наворачивал очередное лакомство. И тут же принялся выстукивать эту вкусность из Джеймса, потому как тот сразу же поперхнулся. — Мне интересно, потому что я иду и молчу, а ты говоришь и говоришь много всяческих вещей. Не придумал же ты их сам!

— А, ну, тогда слушай, — Джеймс улыбнулся. — Моя мама меня очень любила, и поэтому сохраняла в секрете от отца. Всячески меня лелеяла и обожала. Это был самый светлый человек на планете. Я жил у деда, у ее отца, он был полукровка и знал все о маглах и о магах, и вообще все про жизнь. Мы много гуляли, каждый день часов по девять, а то и до самой ночи, и он рассказывал мне все эти вещи. Пока я был малюткой, мать выдавала меня за племянника своей подружки, и, чтобы не придумывать всяческих Гордонов и прочих, она придумала мне эту забавную фамилию «Рэндом», потому как она всегда была «случайная». Во всяком случае, это официальная версия происхождения моей фамилии. (2) Отца я особенно не знал, да и не хотел знать. А с дедом прекрасно проводил время, научился магии и чтению газет, вообще всему, что учат дети в школах магии.

— И, не так давно, — отхлебнув какао из бумажного стаканчика, продолжил он, — когда мне стукнуло шестнадцать, и я стоял на входе в Косую Аллею, чтобы отметить день рождения со своими товарищами, ко мне подошел мой папаша, Каднус Блэк, положил руку на плечо и сказал: «Что мы теперь будем делать?». Я немного струхнул, потому что, обернувшись, увидел почти точное свое старшее отражение. Но, получается, предки моей мамы были красивее, чем его. Во всяком случае, нос у него был кривоват, губы тонковаты и разрез глаз у меня лучше, а в остальном я очень на него похож, — иронично добавил он.

Том сделал еще одну заметку о том, что в собственной непогрешимости и красоте Джеймс уверен, как никто другой.

— Ну, да ладно. Итак, отшатнувшись от него и в шутку перекрестившись, я спросил, что ему нужно. Он сообщил мне, что я являюсь его наследником и после шестнадцати он узнал о моем существовании при помощи магии родового дерева. И тут же популярно разъяснил, как я ему не нужен, и что лучше бы я пошел далеко и надолго, и чтобы не смел являться, как последняя бездарность, требуя денег на свою никчемную жизнь. Я ему сказал, что не претендую ни на его паршивые деньги, ни вообще на что-то, связанное с ним, потому как тоже вот только что узнал о его существовании, и вообще, шел бы он от греха подальше, и пожелал ему в следующий раз, если такое случится с какой-нибудь другой женщиной... — тут Джеймс смутился, вспомнив, с кем разговаривает. — Ой.

Том только покачал головой; Джеймс счел это знаком, что ему можно продолжать.

— Видимо, магия как-то отреагировала на наши признания, потому что этот человек кивнул и ушел, сказав, что мы обо всем поговорили и больше он меня видеть не желает. Тогда я заорал ему вслед, что предпочел бы вообще не встречаться. В общем, знакомство с отцом прошло успешно, — подытожил Джеймс. — А дед в последнее время стал жаловаться на сердце и сказал, что дом он мне завещает, но пусть уж я в приюте поживу и устроюсь в жизни, чем останусь один с больным и немощным стариком на руках.

— То есть ты сказал неправду насчет того, что у тебя ничего нет? — спросил Том.

— Да нет, технически-то это правда, — усмехнулся Джеймс, — и в ближайшие полгода мне ничего не светит.

— Слушай, Джеймс, а, Джеймс, — сказал Том, поняв вдруг, какое счастье Джеймс может так просто упустить. — Может быть мы с тобой навестим твоего деда? Я ни разу не общался с интересными взрослыми людьми.

Джеймс внимательно на него посмотрел, на секунду задумался, и тут же протянул руку, чтобы остановить двуколку. Он назвал кучеру адрес и предложил Тому забраться внутрь кареты.

— К дедушке, так к дедушке, — сказал Том, и по его тону было понятно, что Джеймсу очень приятен такой интерес Тома к его семье.

____

(1) В то время одежда детей практически не отличалась от одежды взрослых.

(2) Джеймсу, видимо, иногда казалось, что за его фамилией скрывается некая насмешка над его происхождением, и что слово «случайный» может относиться вовсе не к «случайной» фамилии, выбирающейся по воле случая, а к нему самому. В любом случае, значение слова random (случайный, беспорядочный) в английском языке имеет несколько иной лексический оттенок, и мы имеем право предполагать, что комплексы Джеймса были беспочвенными.

Сиденья внутри кареты были обиты какой-то мягкой бордовой тканью, Тому показалось, что бархатом, и все они были истертыми. Он с интересом смотрел в окошко на камни мостовой; колеса двуколки подпрыгивали на них, когда наскакивали на особенно выступающие. Это ему очень надоело и, попытавшись выяснить у Джеймса, куда они едут, Том получил невнятное бормотание, из которого сумел вычленить нечто вроде «тошнит в двуколках». Он отстал от Джеймса, взял подушку, лежащую тут же, и уснул на ней в тот же миг.

Голову Джеймса занимали самые разные мысли. Он разглаживал пальцами новые брюки на коленях и размышлял, как старая черепаха, о своем будущем и прошлом. Ехать им было еще достаточно долго, дедушка Джеймса жил в пригороде, в глуши, туда не ходили поезда и, уж тем более, автобусы. Он даже не предполагал, что их ожидает по возвращении в приют и какая кара на них снизойдет. Нет, он предполагал что-нибудь вроде публичной порки или небольших разборок в кабинете экзекуций, с которым еще не успел познакомиться лично. Джеймс скосил глаза на безмятежно спящего Тома. В среде старших о нелюбви начальницы к Риддлу и о стойкости этого малого ходили легенды, и Джеймс сомневался, что Том знал способ приготовления хотя бы самого простенького заживляющего настоя или заклинания. Поэтому Джеймса нисколечко не успокаивало спокойствие Тома относительно последствий их вылазки. Такие настои, обезболивающее и кое-что еще он хотел попросить у дедушки. Дедушка его тоже беспокоил. Джеймс собирался сделать кое-что для него. Во всяком случае, это могло бы продлить жизнь старика еще на десяток лет. Он собирался отдать половину своих денег на покупку нужных деду ингредиентов для зелий.

Еще Джеймс размышлял о том, что, когда его маленький друг увидит дедушку, приюту с Томом придется распрощаться навеки. И Джеймсу это ужасно нравилось. Он сразу стал строить планы о том, как пробраться незамеченным и забрать с собой их общую подругу.

Когда двуколка свернула на проселочную дорогу, начался ливень, и Джеймс задернул занавески на окнах: от них сразу стало веять холодом. По его подсчетам, им оставалось ехать не более получаса. Он рассматривал надменное выражение лица спящего Тома и размышлял о необычности этого паренька. Ничего, ничего злого он от Тома никогда не слышал. Старшие же рассказывали о странных пропажах вещей и стихийных бедствиях, настигающих каждого, кто посмеет быть неугодным Тому. Ровесники Тома его просто ненавидели, и Джеймс видел, сталкиваясь в коридоре с компанией Стаббса, что они о чем-то недобром шушукаются, а каждый раз после того Тома водили в тот самый загадочный кабинет. На счету компании Стаббса у Джеймса были только домыслы и эта несчастная булочка Бишопа. Причем Джеймс сильно сомневался, что именно Том испортил «столь замечательных мальчиков». Ему почему-то казалось, что еще немного, и «замечательные мальчики» навсегда испортили бы Тома.

Двуколка остановилась, чтобы лошади попили. Дождь лил как из ведра. Джеймсу невыносимо захотелось спать. Он разбудил Тома, и тот стал сонно оглядываться.

— Где мы?

— Через четверть часа будем на месте, — сказал Джеймс. — Кучер поит лошадей. Может быть, ты переоденешься? — предложил он. Том кивнул и снял старые брюки, заменив их на новые парусиновые. Он, не застегивая их, внимательно посмотрел на Джеймса.

— Отвернись, — сонным голосом сказал Том. Если Джеймс и удивился, он не подал виду, просто приоткрыл шторки и высунул голову наружу. Глаза сразу залил дождь, и он засунул голову обратно в двуколку, накрыв глаза ладонями сверху. Том нашел в своих вещах подарок от торговца — простецкую рубашку с кружевными манжетами, расстегнул ворот старой приютской формы, одним движением сбросил ее и надел рубашку. Торговец назвал ее «бежевой», но Тому больше нравилось название «цвета топленого молока». Когда он сказал это торговцу, тот почему-то рассмеялся и потрепал его по голове.

Том надел подтяжки и попросил Джеймса пристегнуть их сзади к брюкам.

В этой одежде Том почувствовал себя не в пример увереннее, чем когда-либо.

И вот их довезли до домика дедушки Джеймса. Джеймс, пристально оглядев флегматично настроенных лошадей и уставшего кучера, вручил последнему пол соверена и поблагодарил за скорость. Обрадованный кучер предложил подождать, но Джеймс предполагал, что дедушка трансгрессирует с ними к приюту или прямо в комнаты.

Джеймс помог Тому выбраться из кареты. Прямо перед ними начинался лес, состоящий из стены прямых сосен, но до него нужно было метров двадцать по прямой идти по жутчайшей грязи, служащей здесь и дорогой, и всем, чем только можно. Медленно повернувшись, Том разглядел какое-то, судя по идее строителей, грандиозное сооружение, полностью заросшее деревьями и ползучими растениями. Джеймс, поддерживающий водоотталкивающие чары, смотрел на Тома с проказливой хитринкой в глазах. Лес окружал этот недострой как частокол.

— Добро пожаловать в Обитель ведьм, — весело прокомментировал Джеймс.

Он протянул руки и как будто распорол воздух указательным пальцем, словно на две половинки, а затем сделал такое движение руками, будто занавески раздвинул. Перед глазами Тома развернулась просторная площадка с каким-то причудливым строением, больше напоминающим крепость. Вокруг этого строения росла зеленая трава и пели птицы. Том повернул голову назад и увидел исчезающий в серой пасмурной дали и грязи огонек светильника двуколки. На плечо его рубашки цвета топленого молока упала мокрая капля воды.

— Шаг вперед, Том, — сказал Джеймс. И Том шагнул.