Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

С тех пор, как Люциус Малфой умер, прошло несколько недель, и Гермиона заметила — Северус Снейп почти неуловимо изменился. Ничего слишком очевидного — он был таким же раздражительным, да и саркастичные замечания слетали с губ без всяких усилий и по малейшему поводу, вызвавшему его неудовольствие. Но только сарказму чего-то не хватало, может потому, что язвил Северус больше по привычке, чем со злости. Он как всегда вел занятия, Гермиона проверяла домашние работы младших курсов — Снейп назначал их без счета. Он перестал критиковать ее за то, что она не могла оценить работы так строго, как оценил бы он. И когда длинными вечерами они сосредоточенно изучали восстановленный перевод и спасенный манускрипт, Северус казался каким-то растерянным, поглощенным мыслями, которыми даже не пытался делиться с ней. И чем дольше Гермиона наблюдала за ним, тем чаще замечала, как больно ему — там, глубоко внутри — он оберегал эту рану, как изувеченную конечность. Такие раны когда-нибудь затягиваются, но только случится плохая погода, неважное настроение, и снова, растревоженная, она заболит, заноет.

— Возможно, его сослали в Южную Америку, — предположила Гермиона в надежде вернуть внимание напарника к бумагам, что лежали на столе. — Может быть, он на жизнь зарабатывал с помощью этого зелья.

— Хмм, — наконец ответил Снейп, правда, мгновением позже, чем ждала Гермиона. — Мы, наверное, никогда этого не узнаем. Только одно наследство оставил наш неизвестный приятель — эту кучу каракулей.

Северус бегло просмотрел страницы в поисках того места, на котором остановился, когда внимание его рассеялось.

Однако еще до того, как Снейп нашел эти строчки, раздался стук в дверь личного кабинета. И прошло несколько мгновений, пока Гермиона поняла, откуда пришел звук. Когда стучали в дверь главного входа, звук, магически усиленный, раздавался в кабинете Северуса, будто стучали в дверь самого кабинета. Очень немногие ученики отважились бы так поздно испытать на себе гнев профессора. Особенно принимая во внимание то, что ночь сегодня субботняя и все давно уже должны были сидеть по гостиным своих факультетов.

Снейп изогнул черную бровь, Гермиона чуть пожала плечами, тогда он кинул перо на стол и потянулся за сюртуком, висевшим на ближайшем крючке для котла. Он быстро накинул его поверх рабочей одежды — черного жилета и белой рубашки с закатанными рукавами. Застегнув сюртук с легкостью, приобретенной долгой практикой, Северус совершенно вошел в образ и стремительной походкой направился вниз по коридору.

Он с рефлекторной учтивостью придержал потайную дверь, пока Гермиона не пролетела сквозь проем, потом закрыл ее и, казалось, только тут заметил, что Гермиона идет следом. Северус поднял руку с открытой ладонью, и она тут же исполнила молчаливую просьбу — скрылась из виду. Снова постучали. Перед тем, как ответить, Северус одернул обшлага, прикрывая мятые рукава рубашки.

Предназначенное беспокойному ученику язвительное замечание замерло на губах Снейпа, как только он узнал того, кто стоял по другую сторону двери.

— Драко?

— Дядя Северус, — откликнулся Драко, уверенным шагом проходя в комнату. — Как поживаешь?

Для молодого человека, чей отец недавно умер довольно неожиданной и кровавой смертью, Драко казался очень спокойным и невозмутимым.

Немного сбитый с толку и неожиданным появлением Драко, и тем, как вел себя молодой человек, Северус промолчал, только быстро закрыл дверь. Гермиона, тихо притаившись в углу, была удивлена и в то же время отнеслась к появлению Драко с подозрением. В последние годы хватало людей, которые приходили в Хогвартс с дурными намерениями, и она больше не доверяла заклинаниям, защищавшим школу и предупреждавшим директора о прибытии незваных гостей. Даже если Дамблдор был осведомлен о визите Драко, это ничего не значило — Малфой сейчас спокоен и вежлив, но уже через минуту может стать опасен. Если он попробует причинить вред своему бывшему декану, Гермиона в мгновение ока метнется сквозь замок и позовет на помощь. И ее не волновало, случится ли у Минервы МакГонагалл удар при ее появлении или нет.

— У меня все как обычно, Драко, — ответил Северус. — Что привело тебя сюда?

— Дела в Хогсмиде. Только они заняли больше времени, чем я ожидал, но не мог я быть поблизости и не повидаться с моим крестным. В конце концов, отец привил мне кое-какие манеры.

— Да, конечно, — мгновением позже, собравшись с мыслями, отозвался Северус на замечание о манерах. — Почему бы нам не пройти ко мне, — предложил он, показывая на сводчатый проем в дальней стене кабинета.

Драко чуть улыбнулся и коротко кивнул в ответ. Гермиона видела этот жест раньше — его использовали чистокровные молодые волшебники при обращении к старшим. Северус на мгновение склонил голову и провел гостя в свои покои через дополнительный коридор, а не через тайный проход, ведущий сквозь мастерскую. Драко шел за Северусом, дорожная мантия вилась за плечами Малфоя, и Гермиона летела за ними по пятам, не желая оставлять Северуса наедине с гостем.

Мальчишка, которого она знала со школы, стал мужчиной, он был очень похож на своего отца. Отросшие светлые волосы касались воротника его темно-синей мантии, такой темной, что она казалась почти черной. Под мантией виднелся жилет, вышитый серебряными драконами, и брюки в узкую полоску. Малфой был воплощением молодого аристократа.

Однако его поведение не совсем соответствовало внешности, а осанка и повадки мало напоминали непринужденную грацию Люциуса Малфоя. Оказавшись внутри заброшенной гостиной Северуса, Драко места себе не находил, он так и не сел в кресло, предложенное хозяином.

— Ты тут по делу? — спросил Северус, наливая виски из бутылки, стоявшей в буфете.

— Хогсмид, — ответил Драко беспечно, взяв хрустальный бокал у Снейпа. — Отец умер, а дела остались, ими нужно было заняться — мелочи, которые нельзя оставлять без внимания.

Он едва взглянул на напиток перед тем, как выпил его залпом с легкостью, которая приобретается практикой — слишком частой практикой, как заметила Гермиона. Она не приближалась к живым, не желая, чтобы дуновение холода выдало ее присутствие, но даже через всю комнату ей было видно, что глаза Драко воспалены и под ними залегли черные круги. Чтобы скрыть это, несколько часов назад были небрежно наложены маскирующие чары, но они быстро теряли силу.

— Ты, конечно, слышал о смерти отца, — бросил Драко вскользь, расхаживая по гостиной, рассматривая книжные полки и упрямо избегая своего отражения в застекленном буфете. Когда он поставил бокал, Северус вновь наполнил его.

— Да. Я был на похоронах, — ответил Снейп, усаживаясь в свое любимое кресло. — Ты помнишь, я разговаривал с тобой?

Драко, очевидно, не помнил, он пожал плечами и уселся в кресло напротив. Виски в его бокале исчезал с пугающей скоростью, а он болтал о беспорядке в имении, делился бесконечными подробностями управления состоянием Малфоев. И из этого почти монолога было понятно, с какими бюрократическими препонами пришлось столкнуться Драко, ведь Люциус скрывался от Министерства, хотя формально никогда не был обвинен в преступлении, но смерть его без труда разрешила эту бюрократическую путаницу. Драко вспоминал общих знакомых, говорил о том о сем и о погоде, и разговор его опасно балансировал на грани с банальностью.

Этой игрой можно было одурачить только первогодка-хаффлпаффца, но Северус годами наблюдал за слизеринцами. Гермиона видела, что Снейп быстро терял терпение. Даже она почти устала от этой пародии на Драко Малфоя. Привычная маска презрительного превосходства слетела с него, будто это был просто воск, и все, что осталось — молодой человек, отчаянно цепляющийся за свою жизнь и, вполне возможно, за свой рассудок.

— Драко, — тихо прервал его Северус. — Ты пришел попросить, чтобы я поручился за тебя перед Темным лордом?

Пустая, бессмысленная болтовня прекратилась. И губы Драко стали еще тоньше, превратившись в белую линию, он кивнул.

Голос Снейпа обжигал холодом, как арктический воздух:

— Почему?

— Почему? — повторил Драко изумленно. — Потому что я хочу занять свое место, вот почему! Годами отец удерживал меня от этого, не давал принять Темную метку, я был только посредником в его делах. Он не разрешал мне по-настоящему служить повелителю — Лорду — нашему Темному лорду.

И как бы ни был Драко пьян после двух порций виски, он не смог заставить себя произнести: «Волдеморт». Бледная кожа раскраснелась от выпитого и от волнения, и голубые глаза горели, но он все еще выглядел жалко.

— Отец всегда держал меня от этого подальше. Не позволял вникать. Говорил, что я обязан поддерживать какое-то... правдоподобие.

— Это называется правдоподобное опровержение причастности, но ты не понял мой вопрос. Почему ты хочешь присоединиться к Пожирателям смерти — поддержать Темного лорда или, на что больше похоже, умереть так же глупо, как и твой отец?

— Мой отец умер за то, во что он верил! — возразил Драко.

— Хаффлпаффцы и гриффиндорцы тоже умирают за то, во что они верят, — сказал Северус резко. — Твой отец умер потому, что направил палочку на авроров посреди магазина с дешевой посудой.

Драко вздрогнул, но Северус не успокоился:

— А вопрос вот в чем. Во что ты веришь, Драко? Ты и вправду хочешь служить волшебнику, который твоим отцом пользовался, как мальчиком на побегушках? Отдать свою жизнь так же глупо, так же бессмысленно, выполняя прихоти того, кто давным-давно не в своем уме? Ты же видел, что осталось от Теодора Нотта, пытавшего семью Томаса, когда авроры поймали его? Не думай, что ты умней, потому что Нотт был умным маленьким ублюдком. Ты станешь слугой Темного лорда, и тебя, вероятно, ждет такой же конец.

Драко пытался возразить, но Северус не обратил на это внимания, и его обычно бархатный голос звучал жестко:

— Или ты, аристократ самой высокой пробы, желаешь стать на колени в грязь перед полукровкой и назвать его господином? Выполнять приказы, не задавая вопросов, делать все, что тебе говорят? Хочешь, чтобы тебя использовали как проститутку из Лютного переулка? Да только тебе еще и не заплатят... И стоит понимать меня буквально, Драко. Ты привлекательный молодой человек и тебе придется смириться со вниманием заслуженных Пожирателей смерти, всех, кто будет выше тебя рангом. Долохов, в частности, известен этим — так он обращается с новичками, и он любит, когда они громко кричат. Уверен, что тебе именно этого хочется?

И каждый вопрос бил как молот, и Драко глубже вжимался в кресло. И когда Снейп наконец замолчал, Малфой пробормотал что-то совсем неразборчивое.

— Ну так как?

— Я не знаю! — вырвалось у него.

Северус внимательно посмотрел на Драко. Потом поставил бокал на истертый каменный пол, поднялся и достал бутылку виски из буфета. Свободной рукой подтащил пустое кресло поближе, молча взял пустой бокал из ослабевшей руки Драко, наполнил его и втиснул обратно в руки Малфоя.

Налив виски и себе, Северус сел в кресло и уставился на хрустальные грани, будто там таились все ответы. И когда он заговорил, казалось, что он обращается к виски, а не к юноше, сидевшему перед ним, и низкий голос доносился откуда-то из-за черных волос, прикрывающих лицо Северуса.

— Я расскажу тебе то, что я действительно знаю, Драко. Гарри Поттер — каким бы неумелым, упрямым и глупым он ни был — он сможет победить Темного лорда. Он не раз доказал это, и чертово пророчество ты, верно, слышал. Оно известно всем, кто участвует в этой мерзкой, мелочной игре, обреченной на провал, и в первую очередь — самому Темному лорду. Поттер верит в неизбежную необходимость войны. Как, в сущности, и директор. И они верят в то, что одержат победу.

— А во что веришь ты? — спросил Драко глухо.

— Я был здесь раньше, Драко. Я был на стороне Темного лорда, пока ночью он не появился в Годриковой лощине и не напал на Поттеров. И мне ясно, что все повторится от начала и до конца, как и то, что взошедшее солнце обязательно зайдет.

— Что ты хочешь сказать? Мне отказаться от всего, что было святым для моего отца?

— Только то, что я говорю, — начал осторожно Северус. — Нам, слизеринцам, дорога честь, но еще мы реалисты. Я не верю, что Волдеморт добьется успеха в своем желании править всем волшебным миром. Даже если он и вправду достигнет цели, одержит верх над Орденом Дамблдора и Министерством, последующее — просто вопрос времени. Когда он затронет интересы волшебников других стран, они соберутся вместе и выступят против него. Вы — слизеринец, мистер Малфой. Будьте реалистом. А возвышенно и бесполезно расстаться с жизнью — это конец недостойный слизеринца.

И хотя мрачное выражение все еще портило черты его красивого лица, Драко склонил голову в молчаливом согласии. Он осушил бокал, потом протянул его за новой порцией. Северус налил. Они молчали, пока Снейп не допил свой виски. Болью схватило правый бок, Снейп скривил губы, стиснул подреберье рукой, но не пошел за зельем.

— У тебя есть деньги, происхождение и связи, и в послевоенной жизни ты можешь стать одним из главных игроков, — тихо отметил Северус. — Будет разумно искать общества друзей твоей матери — в круг ее знакомых входит много министерских жен. Ты можешь сопровождать ее на приемы и обмолвиться то тут, то там о печальном конце не менее печальной жизни твоего отца. И скоро они станут думать, что ты не такой, как твой отец. Люциус играл эту роль десятилетиями, постарайся быть убедительным.

— Лорд Волде... Темный лорд будет недоволен. Скримджер рассказал, как ждут они того, что я стану одним из них.

— Ты и стал бы, но я намекну Темному лорду, что нам нужен наблюдатель. Мы подготовим тебя к тому, чтобы обманом затесаться среди сторонников Министерства, ты все секреты выведаешь от их болтливых жен, — Северус горько усмехнулся. — Приобрети привычку время от времени приглашать своего нищего крестного на обед; я послушаю бесполезные сплетни, а ты узнаешь последние истории о тех глупостях, что творят последователи Темного лорда.

Драко задумчиво кивнул:

— Я смогу сделать это. Мама тяжело переживает отцовскую смерть. Ей бы нужно выходить почаще.

— Блестящая мысль. Ты подумай и о том, чтобы поухаживать за девушками. Она попытается женить тебя, и это поможет ей отвлечься.

Лицо Драко скривилось, но в первый раз кончик губ изогнулся в улыбке:

— Она составит список всех подходящих пар. Помоги мне Мерлин, если она снова примется за Панси Паркинсон.

Северус чуть вздрогнул.

— Раз так, то будет разумно расширить твой выбор. Обрати внимание на девушек, которые недавно окончили Хогвартс. Может, у них и не такое безупречное происхождение, как у Панси, но это только сыграет на руку твоему новому образу.

Драко двинул плечом.

— Получается, что я могу встречаться с полукровками. Я могу даже решиться на то, чтобы встречаться с грязнокр... маглорожденными ведьмами. Старые перечницы почешут языки!

— Это не повредит, — сказал Северус. — Но только если она на самом деле будет необыкновенной ведьмой.

В ответ на это Драко коротко хохотнул:

— Как плохо, что нет больше Гермионы Грейнджер. Она была на голову выше всех остальных.

Он задумался и наморщил лоб, прядь светлых волос упала на лицо, и Драко отбросил ее нетерпеливо.

— Подожди, я забыл. Грейнджер все еще здесь? Так? Ее привидение, по крайней мере.

— Уверен, что она где-то поблизости, — ответил Северус, и взгляд черных как смоль глаз скользнул в угол, в котором обычно сидела Гермиона, когда они беседовали по вечерам. — Но тебе придется потрудиться, чтобы найти волшебницу, чистокровную или маглорожденную, что сравнилась бы с ней.

Снейп поднял бокал в молчаливом тосте, не зная точно, подслушивала ли Гермиона, став невидимой, хотя и предполагал, что она могла бы. Он перепутал угол, но Гермиона была тронута комплиментом. Но еще больше растрогалась, когда Драко повторил движение, несмотря на то что кислому выражению его лица не хватало серьезности Снейпа.

— Слышали бы это Крабб и Гойл! Они бы с ума спятили, — ухмыльнулся Драко.

— Флобер-черви и то умнее. Хотя это меня натолкнуло на одну мысль. Они до сих пор тебя слушаются, эти два идиота. И думаю, раз ты был старостой Слизерина, да и вообще заметной личностью, ты должен пользоваться влиянием среди ровесников. Если ты желаешь спасти несколько своих глупых друзей, ты можешь мало-помалу просветить их насчет тщетности служения Темному лорду. Но, прежде всего, Драко, будь осторожен. Очень осторожен. Если ты видишь, что слова твои не возымели нужного действия, не стоит ни с кем спорить, не стоит и соглашаться. Если необходимо, дай им денег, но никому не позволяй приходить в имение Малфоев по делам Темного лорда. Ни пятнышка не должно быть на твоей репутации. Поверь мне, когда придет время карать, Министерство будет безжалостно ко всем, кто был связан с Темным лордом.

— А ты? — спросил Драко, как-то враз протрезвевший, он встал и пристально посмотрел на Снейпа. — Ты что будешь делать?

— Я? — Северус, вращая бокал, разглядывал дно — там расплывались тягучие капли янтарного виски. — Я ступил на этот путь, когда был моложе, чем ты сейчас, Драко. Это мой выбор, и, чего бы мне это не стоило, я не изменю решение. В конце концов мне придется заплатить по счетам. Не думаю, что я выживу, если падет Темный лорд.

Драко ничего не ответил, он выглядел так, будто его ударил бладжер, которого он не ждал. И когда он извинялся за столь позднее посещение, это был немного другой Малфой — более скромный и застенчивый. Он пожал руку Северусу и пригласил того на обед через неделю. Когда он ушел, Снейп повернулся к пустой комнате и тихо позвал:

— Мисс Грейнджер? Гермиона? Ты здесь?

И у стены напротив появилась Гермиона и неуверенно махнула ему рукой:

— Я здесь.

Он вглядывался в ее глаза.

— Ты все слышала?

— Да.

Северус смотрел так, будто пытался проникнуть в самую душу, и, не раздумывая, Гермиона подчинилась молчаливому повелению подойти ближе.

— Я хочу кое о чем тебя попросить, — сказал он, и потрясенная Гермиона поняла, что Северус попытался применить к ней легиллименцию. Это, конечно, было бесполезно. Но то, что он вообще попробовал, говорило, в сущности, о том, как он встревожен.

— Ты не хочешь, чтобы Дамблдор знал о Драко? — спросила Гермиона.

Северус, казалось, выдохнул облегченно.

— Да. Меньше всего я хотел бы, чтобы мой крестник встал на тот же гибельный путь, что и я. Директор... Я знаю, он хочет защитить Драко, хочет пригреть под своим... крылом.

Гермиона была уверена, что у Северуса в голове звучало «придушить», а не “защитить”.

— Я ничего не скажу, — заверила Гермиона.

Во всяком случае, призрачное существование научило ее смотреть и наблюдать, а не пытаться прямо влиять на кого-то. И Гермиона знала по собственному горькому опыту, что людей трудно отговорить от рискованных действий, если они верят в то, что делают. Она сомневалась в Драко и боялась, что Северус подверг себя опасности, будучи столь откровенным с молодым человеком, но это был его выбор. И его выбор — не сообщать директору о том, что Драко больше не предан делу своего отца.

— Кроме того, не думаю, что Драко придется по вкусу стиль руководства Дамблдора.

Снейп фыркнул на это замечание:

— Нет, директор доведет Драко так, что тот напьется даже сильнее, чем сегодня.

Он взмахнул палочкой, и стаканы вернулись в буфет вместе с графином виски. Домовые эльфы займутся ими позже. И Гермиона, желая помочь, вернула кресло Снейпа на обычное место.

— Думаешь, Драко сможет избежать внимания Волдеморта? — спросила она.

— Хотелось бы верить. Если что и вышло из смерти Люциуса, так хоть это; я сомневаюсь, что он одобрил бы решение своего сына... впрочем, неважно. Я надеюсь, Драко научится думать сам, пока не стало слишком поздно. Этот урок тяжело мне дался... но на душе у меня спокойно теперь, когда я знаю, что он не оденет маску Пожирателя смерти.

— Я рада, — заверила горячо Гермиона. — Не буду лгать — я помню, каким надменным ублюдком он был в школе, но я вправду рада, что он не станет Пожирателем смерти.

— Твои друзья в безопасности, — сказал Северус со слабой ухмылкой.

— Я не беспокоюсь за своих друзей. Я рада за Драко, — подчеркнула она. — Он спросил меня однажды о смерти. Я не думаю, что ему нужно узнать это на собственном опыте. Но мы же понимаем, по правде-то говоря, что если бы Драко попытался пойти против Рона и Гарри, это неминуемо бы случилось.

— Неминуемо, — ответил Северус спокойно, припомнив, с кем разговаривает. — Достаточно смертей в этом мире. И хотя я не склонен признавать это, но тут ты права. Ни одному члену Ордена он не соперник.

* * *

— Ну что мы упустили? — простонал Северус, запустив пятерню в волосы и взъерошив их, что было так на него непохоже. В ответ раздалось только насмешливое пыхтение, но это было отражением его досады, и он не обиделся.

Проходили дни, летели недели, но ничего лучше, чем зелье Слез феникса, сваренное той ночью в золотом котле, у них не получалось. Как только они не меняли компоненты, как только не подбирали пропорции — ничего. Зелье оказывалось не лучше любого другого второсортного исцеляющего зелья, которое можно было купить на каждом углу Косого переулка. И Гермионе после очередного бестолково проведенного вечера все больше и больше казалось, что поиски эти — несбыточная мечта, просто способ чем-то заняться, тратя кучу денег на ингредиенты, которым нашлось бы лучшее применение.

Северус сидел на высоком табурете за рабочим столом, он давно перестал прятаться под привычной форменной мантией и плотным сюртуком. Напротив, как только он возвращался в свою лабораторию, он скидывал верхнюю одежду и оставался в белой рубашке и черном жилете. Иногда он снимал ботинки и шлепал по каменному полу в носках.

Гермиона, как и Северус, расстроена была этой чередой неудач — ее длинные, вьющиеся волосы вырвались из воображаемой заколки и парили серыми завитками вокруг лица, словно призрачные анемоны, и покачивались в такт движениям. Не то чтобы она много двигалась — Гермиона уже несколько часов кряду парила у рабочего стола Северуса. Ничего ей не хотелось делать, и, скрестив ноги в лодыжках, а руки сложив на животе, Гермиона вполуха слушала, как Северус читает отрывки из перевода.

В промежутках между разговорами — не думала она, что их можно назвать спорами — Гермиона размышляла о своей привязанности к Северусу Снейпу. Как решили бы многие — ненормальной привязанности, ведь она была привидением, а он живым человеком. Несмотря на это, нельзя было отрицать, что человек, сидящий перед ней — замечательный, талантливый волшебник с трудным характером, был, как Гермионе представлялось, больше всего похож на того, кого называют родной душой. И хоть расположение ее собственной души вызывало сомнения, Гермиона знала, что будет рада провести остаток своего существования точно так, как проводит сейчас.

Она очнулась от раздумий, когда Северус прочитал вслух еще один отрывок на латыни. И строчки эти, произнесенные низким, рокочущим баритоном, звучали очень впечатляюще, пока Гермиона мысленно не перевела их.

— Не думаю я, что мне нужно знать в подробностях о расстройстве его пищеварения, профессор. В самом деле, он, кажется, писал обо всем, что в голову приходило. Похоже на поиски в переполненном Омуте памяти.

— Это твоя идея — начать с самого начала, — напомнил Северус.

— Да, но я сомневаюсь, что этот отрывок как-то поможет с зельем. Он там выше упомянул, что на обед съел целого тушеного кролика. Да от этого у любого начнутся кишечные колики.

— И то верно, — согласился Снейп и вычеркнул эту фразу.

Они не пришли к согласию — имеют ли значение строчки, где упоминаются знаки зодиака, падающие звезды и мистические животные, и перешли к заметкам по геометрии ульев.

— А мед как-то влияет на зелья? — спросила Гермиона.

— Улучшает вкусовые характеристики, — ответил Северус. — И обладает антибактериальными свойствами, но если зелье Слез феникса, как утверждается, так молниеносно и так впечатляюще действует, это не имеет никакого значения.

— Хмм... Прочти про падающие звезды снова. Может, это намек на каких-то особенных пчел.

— Огненные змеи, падающие из сердца небес, — громко прочитал Северус.

— Огонь, — задумалась она. — Огненное сердце. Высокая температура. — Гермиона вдруг вскочила на ноги, и мантия ее тревожно взметнулась. — Вот оно. Ты говорил, что этот котел отлили гоблины? Как думаешь — сколько гоблинов колесило по Южной Америке пятьсот лет назад?

— Похоже, что ни одного, мисс Грейнджер, — ответил Северус, ухватившись пальцами за кончик пера, дурная привычка, приводившая Гермиону в отчаяние, потому что пергамент вечно был в черных пятнах и отпечатках пальцев.

— Точно. Итак, неизвестный нам любитель использовал обычное магловское золото. Готова поспорить, что это было чистое золото, гораздо мягче нашего. До какой температуры может нагреться золото, пока не начнет плавиться?

— Почти две тысячи градусов по Фаренгейту, как я помню, хотя полагаю, что задолго до этого оно потеряет всякую структуру.

— Но даже пламя костра достигает такой температуры, получается, что он, возможно, вообще не нагревал котел над огнем, — проговорила Гермиона, и Северус кивнул, соглашаясь с ее умозаключением, коль скоро не понимал, к чему она клонит. — Тогда, если у нашего приятеля не было котла, сделанного гоблинами, как он подогревал свое зелье?

Снейп откинулся на спинку кресла, шумно вдохнул через нос и задумался.

— Он мог нагреть что-нибудь еще и опустить нагретый предмет в котел. Это распространенный способ нагревания жидкости в сосуде, который нельзя поместить над пламенем.

— Может быть, что-то вроде метеорита?

Северус удивленно воззрился на нее, складка между бровей углубилась:

— Что?

— Метеорит, профессор. Упавшая звезда. Огненный след в небесах.

И как всегда, когда они работали вместе, Северус тут же попытался рассмотреть проблему с другой стороны:

— Почему просто не что-то железное?

— Если метод нагревания и состав сплава не имели бы значения, это варево уже бы работало. Мы зелье какими только черпаками не размешивали.

Гермиона, задумавшись, сдвинула брови; она парила в воздухе, скрестив ноги, а призрачная мантия клубилась.

— Я точно где-то читала, что метеорит, когда проходит сквозь атмосферу, раскаляется, и внутри него формируется кристаллическая структура.

— Использование кристаллов это, хоть и краткий, но важный раздел алхимии, — добавил Северус. Он вдруг выпрямился. — Минуту. В манускрипте был отрывок, где без конца упоминалось о поисках амбрового дерева — топлива для разжигания огня.

— Да, но мне показалось, ты решил, что метод нагревания не имеет значения.

— Решил. Но мы же думали, что будем нагревать котел. А если мы поместим в пламя метеорит, то он покроется частицами дерева.

— Смолу амбрового дерева ацтеки использовали как лекарство, — добавила Гермиона, ее серые глаза пылали от радости — наконец-то все кусочки загадки собраны воедино. И тем же волнением светились черные глаза Северуса.

— Совершенно верно. Итак, нам нужно амбровое дерево и метеорит. Как думаешь — какого размера?

Гермиона пожала плечами.

— Больше, чем твой кулак, но такой, чтобы поместился в котел, — ответила она спокойно, хотя все в ней гудело от волнения. — Я позову ворона — ты сделаешь заказ.

— Уже поздно, Гермиона, — напомнил Северус, разыскивая чистый пергамент. — Я напишу список, а отправим его утром.

Она разочарованно вздохнула, но согласилась:

— Ладно. И сразу после этого — спать. Я тут все уберу.

— Договорились. Спасибо, — добавил он рассеянно, что-то наспех записывая на пергаменте. — Я едва ли желаю дать тебе еще одну причину волноваться из-за меня.

— Хорошо. Ты слишком взрослый для того, чтобы укладывать тебя в постель и подтыкать одеяло, но я уверена, что директор не отказал бы мне, если бы я хорошо попросила.

Северус пытался сделать вид, что не услышал этого, хоть и едва заметно вздрогнул.

— Готово, — объявил он чуть позже. — Я отправлю письмо утром, а завтра ночью мы закончим готовить ингредиенты для третьекурсников. Похоже, что до того, как все доставят, пройдет несколько дней. Хотел бы я потратить это время наилучшим образом.

— Хорошо, — согласилась Гермиона, бережно расставляя книги на полках, раскладывая по местам все, что использовали они этим вечером. — Спокойной ночи, профессор. Приятных снов.

И как только слова слетели с губ, она поняла, что именно сказала. В невообразимом волнении и страхе застыла Гермиона неподвижно, пока не услышала, как Северус произнес пренебрежительно:

— В самом деле, няня Грейнджер. Это уж слишком. В следующий раз ты принесешь мне стакан теплого молока.

Чувство радостного облегчения наполнило ее душу, когда Северус, совершенно не обращая внимания на то, как она встревожилась, спокойно закрыл чернильницу и заклеил конверт. Он, очевидно, не придал никакого значения ее словам. Если Северус и помнил хоть какой-то из своих снов, он не связывал Гермиону с теми отрывочными образами.

Гермиона хранила молчание, не доверяя больше своему языку, пока Северус Снейп расхаживал по лаборатории и собирал вещи. Но вот он ушел, рассеянно пожелав доброй ночи, и, как только это случилось, Гермиона с облегчением сползла по стеночке и помотала головой. «Ну что ты за идиотка? — пробормотала она. — Хочешь, чтобы тебя поймали?»

Когда Гермиона все убрала и разложила по местам, она оставила за спиной темную лабораторию и вопросы, на которые не получила ответов. В том гостеприимном уголке на самом верху замка было прохладно, темно и спокойно, да только ответов там было не больше, чем в подземельях. Гермиона всматривалась в окрестности замка и в первый раз, с тех пор как умерла и стала привидением Хогвартса, почувствовала, что попалась в ловушку. Нигде не было ей покоя. И человек, который не помнил ее вмешательства в ночные кошмары и не обращал внимания на то, что она заботится о нем, был не таким одномерным, каким хотел казаться.

* * *

Северус был слишком оптимистичен в своих расчетах. Прошло несколько недель, прежде чем магазин товаров для алхимии смог отследить метеорит; Снейп заплатил втридорога, и это не было игрой слов. На письмо, отправленное международной совой в Венесуэлу, пока никто не ответил. Немного смолы удалось купить в местной аптеке, но в последний момент появился эльф службы доставки в потертой ковбойской шляпе и вручил им посылку с древесиной амбрового дерева из влажных тропиков Южной Америки.

Гермиона снова бережно подготовила все ингредиенты, пока Северус вручную раскладывал дрова. Закончив, он разжег огонь с помощью палочки. Почти бесценный, неправильной формы метеорит поместили в самом центре костра, он глухо стукнул. Остальные компоненты ждали своей очереди в золотом котле, который стоял на холодной жароустойчивой подставке. Они ждали, не говоря ни слова, пока тонкие края метеорита не засветились от жара, а поленья с глухим треском не просели под тяжестью металла.

Гермионе казалось, что нервы ее, как струны, звенят от напряжения, когда Северус золотыми щипцами ухватил горячий метеорит и перенес его к котлу. Он выглядел спокойно, но тонкие морщинки вокруг глаз выдавали и его напряжение. Гермиона задержала несуществующее дыхание, когда метеорит погрузился в похожую на суп основу.

Раздалось бурное шипение, и на миг облако пара совершенно скрыло темное зелье. Жидкость тут же закипела, и золотистый свет замерцал на дне котла.

Мерцание вдруг взорвалось, расцветив комнату — яркими взрывами, слепящими красками, летящими светлячками, огненным колесом. Еще чуть-чуть, и почти так же быстро, как начался, фейерверк затих, а золотой котел продолжал светиться изнутри. Когда Северус осторожно посмотрел туда, почти стукнувшись лбом с Гермионой, он увидел, что зелье стало прозрачным и принялось переливаться радужными красками, а на дне котла покоился метеорит. Теми же золотыми щипцами он вытащил его и положил на один из пустых подносов. Радужная жидкость стекала с железного кусочка, и метеорный камень скоро стал сухим, а зелье собралось в каплю, как ртуть, и принялось кататься вдоль бортиков, будто приглашая кого-нибудь ткнуть шарик и посмотреть, что из этого получится.

Только годами выработанная дисциплина позволила Северусу взять себя в руки, он дотянулся до многострадальной шкуры науги и снова разрезал ее. Потом нанес немного Слез феникса на поврежденную кожу, зелье тут же растеклось по краям раны и покрыло ее полностью. Несколько секунд ничего не происходило.

И только Гермиона открыла рот и попыталась сказать, что она об этом думает, как края раны прильнули друг к другу, будто надолго разлученные любовники, и соединились в единое целое. И теперь даже при самом тщательном осмотре нельзя было сказать, где проходил разрез. На поверку, все старые рубцы и шрамы, те, которые не взяли ни зелья, ни сшивающие заклятья, совершенно исчезли со шкуры; и теперь она была мягкой и безупречной, как кожа самой тонкой выделки.

С благоговением Северус погладил шкуру, но даже его чувствительные пальцы не нашли и следа их предыдущих опытов. Он посмотрел на Гермиону, которая покачивала поднос из стороны в сторону, наблюдая, как радужные капли катаются по поверхности. И уголки серых губ поднялись в улыбке какого-то совершенно детского изумления.

Не желая беспокоить задумчивую Гермиону, Северус снова потянулся за черпаком и помешал вязкую жидкость. А потом, позабыв про все навыки и полезные привычки, что были вбиты ему в голову с тех пор, как он впервые нагрел котел, Северус потянулся за кружкой, из которой недавно пил чай.

— Не смей! — приказала резко Гермиона, тут же очнувшись. — Нам нужно его испытать... увериться, что зелье безопасно.

— Оно работает, — сказал Северус мягко. — Ты знаешь это. Я знаю это. Это мгновение, ради которого живет мастер зелий, Гермиона. Пусть тебе больше не нужно дышать, но ты так же компетентна, как любой мастер, с которым я когда-либо работал. И ты знаешь, что это так.

Она с минуту помолчала. Удовольствие от комплимента смешалось со страхом за него: придумал же — испытывать зелье на себе.

— Ладно, можешь проверить. Только подожди минутку.

В мгновение ока Гермиона склонилась над тетрадью, лежащей на столе, где они записывали ход и результаты всех экспериментов. Она пролистала страницы, нашла чистую, открыла чернильницу и бережно занесла результаты последнего эксперимента — описала заживление шкуры науги. Потом критически оглядела Северуса.

— Приступим. Твой вес килограмм шестьдесят пять, верно? — и Гермиона сделал пометку в тетради, потом записала возраст Северуса и то, что он страдает синдромом Браксдиса. — Тогда так: отмерь четвертую часть пинты — в чистый бокал, уж будь любезен, — проворчала она, когда он снова потянулся за чайной кружкой.

Он фыркнул, но подчинился, отмерив требуемое количество зелья в стеклянный бокал. Оно сверкало, как жидкая радуга. Северус уселся за стол напротив Гермионы, отсалютовал ей бокалом и осушил его. Гермиона засекла время. Оставалось только ждать.

— Ну как? — спросила она, когда часы отмерили минуту.

— Странное ощущение, — ответил Северус, вглядываясь в дальнюю стену. — Мне жарко. Похоже, что внутри меня вулкан, который готовится к извержению.

— Рассказывай мне обо всем, что с тобой происходит, — напомнила Гермиона, делая пометки в тетради, и в тишине подземелий слышно было, как царапает перо бумагу. — Головокружение?

— Нет. Только давит вот здесь, — и Северус положил руку на правое подреберье — там случались приступы боли после употребления алкоголя или других продуктов, пагубно действующих на печень.

Должным образом зафиксировав симптомы, Гермиона посмотрела на часы. Они тихо щелкнули и снова мерно затикали.

— Что еще? — И она посмотрела на Северуса как раз вовремя — он вдруг обмяк на стуле, и голова его упала на грудь.

К счастью, стул, где сидел Северус, был одним из тех неудобных деревянных стульев, на которых он допрашивал учеников, и твердые, жесткие подлокотники удержали его тело, когда он завалился набок. Испарина выступила на желтоватой коже.

С быстротой молнии Гермиона перелетела через стол и припала к нему:

— Профессор? Северус! Что с тобой?

Снейп откинул голову назад, нащупывая руками подлокотники, и ничего не ответил, только слышалось его глубокое, хриплое дыхание. Он открыл глаза и долго щурился, а потом посмотрел на Гермиону. И столько напряжения было в его взгляде, что она не могла отвести глаз; лицо Северуса покраснело, на лбу и щеках выступил крупными каплями нездоровый пот, и даже Гермиона почуяла резкий и неприятный запах. И голова взмокла маслянистым потом, а из глаз, которые неотрывно смотрели на нее, начали сочиться слезы — вязкие, крупные капли, собирающиеся в уголках, окрашивающие желтым ресницы. Вдруг Северус снова наклонился вперед, сложившись вдвое, и глубоко, надсадно закашлялся; он кашлял и давился мокротой, пока не сплюнул ее в поспешно нащупанный платок. Получив передышку, он промокнул желтые слезы, сочившиеся из глаз, чистым уголком льняного платка.

— Может, мне сходить за мадам Помфри? — спросила Гермиона взволнованно.

Северус покачал головой и съежился в кресле. Он еще несколько раз закашлялся, но дыхание его было ровным. Кроме того, что он выглядел малопривлекательно и немного смущенно, он, казалось, был вне опасности.

Спустя минуту-другую Северус глубоко вздохнул и простонал смиренно.

— Мне нужно в ванну, — оповестил он с отвращением.

Пошатываясь, Снейп поднялся на ноги, расставив руки в стороны, стараясь, чтобы пропитанная потом рубашка не касалась тела. Сшитая на заказ сорочка, еще несколько минут назад белая как снег, сейчас висела на его плечах мокрая, желтая и заскорузлая от соли.

— Я не оставлю тебя одного, — предупредила Гермиона.

— Вуаеризм добавился к твоим хобби? — едко откликнулся он.

И Гермиона фыркнула раздраженно, хоть и знала — Северус нарочно говорит так, чтоб она перестала над ним виться.

— Я буду рядом с ванной, — сообщила она.

Северус и виду не подал, что слышал ее слова, он шел, оставляя за собой след — обувь, носки, рубашку — от двери в комнату до двери в ванную. Гермиона мельком увидела его бледную спину, и Северус закрыл дверь, а она принялась ходить туда-сюда и слушать сквозь звуки бегущей воды, как ворчит он себе под нос.

Снейп необыкновенно быстро с этим управился, хотя Гермиона услышала больше, чем ожидала, когда он, по всей видимости, испытал внезапное желание воспользоваться не только ванной, но и другими туалетными сооружениями. Бульканье в унитазе скоро сменилось шумом воды в стоке ванны, и мгновением позже открылась дверь, в образовавшуюся щель пыхнуло паром, и Гермиона столкнулась лицом к лицу с едва одетым Северусом Снейпом, поспешно закутывающимся в халат.

— Гермиона, — рявкнул он. — Проклятое зеркало совсем запотело. Что ты видишь?

— Дырку в твоем халате, — ответила она невозмутимо, показывая на рукав, побитый молью, где теперь через маленькое отверстие просвечивала бледная кожа.

В ответ Снейп наградил ее сердитым взглядом, но ей дела не было до норова Северуса — Гермиона изучала его лицо. И, изумленная, она забыла о той дерзости, что готова была сорваться с языка. Его кожа, обычно чуть желтушная, когда он чувствовал себя хорошо, и желтая, как старая слоновая кость, когда хандрила печень, сейчас была чистой и бледной, как новый пергамент. В ванной было жарко, и слабый румянец окрасил его высокие скулы. Склеры были чистые, белые, а не мутные, как обычно, из-за расширенных капилляров. В изумлении Гермиона рассматривала его волосы, все еще мокрые, но отдельные пряди выбивались и топорщились, будто ждали, когда их откинет ветер. Она захихикала в основном от облегчения, но и от мысли, что такой Северус Снейп почему-то напоминает ей средневекового рыцаря.

Он нахмурил черные брови, но разгладились привычные морщинки вокруг глаз, и Северус выглядел так, будто ему не больше тридцати.

— Как ты? — спросила Гермиона.

— Я чувствую себя... отлично, — ответил он, и Гермиона улыбнулась, а Снейп снова нахмурился. — Ну чего ты от меня ждешь? Хочешь услышать, что я никогда так хорошо себя не чувствовал?

— А это так?

— Да, — признал Снейп, одергивая халат. — Моя спина не болит. Мой бок не болит, — он коснулся правого подреберья. — Ничего не болит, правда. И я есть хочу, — добавил он.

— Ты? Проголодался? Куда катится мир? — поддразнила Гермиона.

Северус Снейп питался кофе и только кофе, и она никогда не слышала, чтобы он изъявлял желание поесть, а когда это все-таки случалось, то он редко ел с аппетитом.

— Да, я страшно хочу есть. Я убью за бутерброд с жареной говядиной. С хреном, — он казался смущенным, как будто не мог поверить, что слова эти сорвались с его губ.

— Хорошо. Сообщи об этом на кухню по каминной сети и поужинай. А я пока принесу тетрадь для записей, — предложила Гермиона.

Он кивнул и потянулся за дымолетным порошком. Гермиона медленно проникла сквозь стену, держа курс на лабораторию. Вскоре домовой эльф принес ужин, а Гермиона принялась поспешно описывать удивительное действие зелья Слез феникса. Забытого зелья, вновь открытого тысячу лет спустя. Северус тут же с жадностью набросился на бутерброды и съел первый раньше, чем Гермиона успела написать одну страницу.

— Кажется, зелье вывело из твоего организма все токсины, — уверенно сказала она; перо, покачиваясь, зависло над пергаментом.

Тетрадь разбухла от заметок и топорщилась закладками со ссылками, но она была зачарованной — всякий раз, когда нужна была чистая страница, она и появлялась. Гермионе думалось, что к окончанию исследования тетрадь станет вдвое толще.

Северус, прожевав бутерброд, кивнул:

— Точно. Потовые железы, респираторная система, слезные протоки — все.

— Пищеварительная система? — спросила она тактично, и он согласился без смущения:

— Она тоже. Все.

Гермиона глянула на часы.

— Прошел час. Опиши свое состояние.

— Я наелся, — сообщил Северус, бросив салфетку на пустую тарелку.

И только несколько крошек напоминало о том, что когда-то здесь лежали два больших бутерброда и фруктовый пирог. Гермиона знала единственного человека, который ел быстрее, чем мужчина, сидящий напротив, и это был Рон Уизли.

— Что еще? Головная боль, головокружение?

Северус махнул рукой, до краев наполнил водой стакан и одним глотком осушил половину.

— Ничего такого, — заявил он, откинувшись на спинку стула, такой размякший, будто в теле больше не осталось ни одной косточки, и сосредоточился на своих ощущениях.

— Суставы не болят. Мышцы расслаблены, — он прервался, сильно зевнул. — Я сплю уже, — все-таки проговорил он.

Гермиона посмотрела на Северуса поверх тетради:

— Не может быть.

Он кивнул и зевнул еще раз.

— Да. Устал до смерти, внезапно.

— Северус Снейп, сколько я тебя знаю, я никогда я не видела тебя сонным.

— Я всегда принимал эти чертовы стимуляторы из-за Браксдиса. Теперь мой организм от них избавился.

— И как тебе без них? Нормально?

Северус попытался сказать что-то утвердительное, но следующий зевок помешал ему.

— Должно быть. Если нет, то я снова приму стимуляторы через пару часов. А если Слезы феникса сработают так, как мы надеялись, я должен излечиться от Браксдиса.

— Профессор, ты не можешь знать наверняка. И я до сих пор не уверена, что это мудро — испытать зелье сначала на тебе, а не на крысах или ком-нибудь еще. Нельзя исключить возможное побочное действие.

Северус посмотрел на нее тем самым чуть сердитым, упрекающим взглядом, который говорил, что она опять ведет себя как няня.

— Да, и замок может обрушиться и убить нас всех во сне. Да чтобы ни случилось, ты скажешь: «А я тебе говорила!». Но ты только покажи мне потом, как устроить взбучку Пивзу Я хотел это сделать с тех пор, как поступил в Хогвартс.

— Это не смешно!

И у него хватило такта виновато посмотреть на Гермиону:

— Прости меня. Я знаю, тебе не нравятся шутки, которые касаются смерти. Мне только одно оправдание — усталость, и я прошу тебя извинить мою бестактность. Спокойной ночи, мисс Грейнджер.

— Спокойной ночи, профессор, — ответила Гермиона, когда он поднялся со стула и направился в спальню.

У порога Снейп чуть запнулся, но крикнул, что он в порядке и ей нечего беспокоиться.

И после него в комнате осталась только тишина, такая плотная и глухая, как бывает зимой в снегопад, но тишину разрушил тихий хлопающий звук — домовой эльф вернулся за тарелками. Создание пискнуло, увидев Гермиону, сидящую за столом, и поспешно поклонилось. Гермиона улыбнулась признательно и стала невидимой. Эльф убирал посуду, а она блуждала по комнате.

С ним все будет хорошо, пыталась убедить себя Гермиона, как только эльф исчез, забрав тарелки и крошки. Ни один из исходных ингредиентов не ядовит, и даже если зелье совсем не принесет пользы, то не причинит и вреда.

Гермиона вернулась к тетради для записей и продолжила фиксировать результаты испытаний. Это ненадолго заняло ее, но уже через час она не могла больше сопротивляться желанию посмотреть на Снейпа. Хотя бы, сказала она себе, ради того, чтобы узнать — влияет ли зелье на качество сна, но Гермиона понимала, что это не ахти какое оправдание. А беспокоило ее только одно — жив ли он, здоров и не страдает ли от возможных побочных эффектов.

В спальне было темно, и Северус Снейп, все в том же побитом молью халате, лежал неподвижно под одеялом. Он дышал глубоко и ровно, не сопел и не всхрапывал, как обычно, не метался беспокойно во сне. Здесь, в сокровенной темноте спальной комнаты, рассудительность быстро проигрывала битву чувствам.

Гермиона просила себя быть благоразумной, но только часть ее страстно желала отыскать в бессознательном того уязвимого и искреннего человека. В те краткие, но вместе с тем вневременные мгновения, проведенные в его снах, Гермиона увидела такого Северуса Снейпа, которого никто не удостоился видеть до сих пор. И хотя она страшилась того, что он обнаружит ее посягательство, часть ее желала, может и напрасно, увидеть когда-нибудь такого Северуса Снейпа в реальной жизни.

Зависнув у его кровати, Гермиона в последний раз попыталась побороть искушение, но в конце концов не смогла ему противостоять. Она склонилась над спящим мужчиной — все ближе, все ближе и внутрь.

Сначала она ничего не могла понять, зацепиться за что-нибудь постоянное — фантастические ландшафты снов Северуса мелькали перед ней с пугающей скоростью. Гермиону куда-то несло в странном потоке образов, ощущений, звуков. И, пытаясь не сойти с ума, она закричала:

— Северус?! Где же ты?

И ей ответили, и когда Гермиона обернулась, то увидела его высокую фигуру. Вырисовываясь из этого водоворота, в привычных черных брюках и белой рубашке быстрым шагом шел к ней Северус Снейп.

— Где ты была? — требовательно спросил он, хватая Гермиону за руку и притягивая к себе. — Я все звал и звал тебя.

— Правда?

— Конечно, правда, — ответил он, как будто это само собой разумелось.

«Вот как, — подумала Гермиона с облегчением. — Если Северус, не осознавая этого, использует навыки легиллименции, когда спит, то вот объяснение, почему я чувствую, что должна присоединиться к его снам. Или все это бред собачий, и у меня самообладания меньше, чем у пятикурсницы-хаффлпаффки на втором свидании».

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, решив не зацикливаться на трудностях самоконтроля.

— Замечательно, — заявил он, лукаво улыбнувшись. — Почти так же замечательно, как ты выглядишь.

Гермиона хмыкнула, услышав столь откровенную лесть. А Северус только улыбнулся шире, и она поразилась, как уверенно он выглядел и вел себя. Безумие не мелькало в его глазах, он никуда не спешил, одежда была чистой, а черные волосы собраны в блестящий хвост на затылке. Улыбка легко возникала на тонких губах, и исчезали скорбные морщины по углам рта.

— Идем, — настойчиво попросил он.

— Куда?

— Куда-нибудь. Нам кое-что нужно сделать. Много чего.

Пейзаж вокруг них изменился, они очутились в открытом внутреннем дворе. Гермиона смутно помнила такой где-то в Хогвартсе. В замке устроено было несколько потайных внутренних двориков, куда ученикам запрещалось ходить, но время от времени их заново открывали те отчаянные сорвиголовы, у которых на уме была либо шалость, либо любовь. Посреди дворика Гермиона увидела большой фонтан, в котором давным-давно высохла вода, и в чаше лежали только сухие осенние листья. Старые деревья, сучковатые и скрюченные — им не хватало пространства — кольцом окружали площадь. Меж серых, древних камней — из таких же был выстроен весь замок — рос мох, и четкие линии каменных блоков сгладили время, ветер и дождь.

— И что теперь? — шаловливо спросила Гермиона.

— Потанцуй со мной, — приказал он.

И только она открыла рот, чтобы возразить, как Северус притянул Гермиону ближе и закружил в танце. В деревьях щебетали птицы и иногда выводили трели в несколько нот, и Северус, казалось, считал, что этой музыки вполне хватает для его замысла. Он танцевал с удивительной грацией, и как в большинстве снов, достаточно было только намерения, и Гермиона обнаружила, что он ведет ее в замысловатой кадрили, а она даже не понимает, что делает.

И мантия ее стала строгой, старого покроя, с большим вырезом, и лиф, отделанный оборками, туго охватывал стан. Гермиона чуть сосредоточилась, и вот — ткань стала темно-синей, приятнейшее изменение от монотонного серого цвета, который ей так наскучил. С озорной мальчишеской улыбкой Северус протянул Гермионе руку. Белая рубашка, что была на нем, больше подходила Сэру Николасу, чем консервативному мастеру зелий.

Гермиона не смогла удержаться от смеха, пока они кружились вокруг фонтана в центре площади.

— Чего тут смешного?

— Ты похож на пирата, — сказала она.

— О да, девчонка! — ответил Северус, попытавшись изменить произношение.

Ужасная попытка, и Гермиона опять рассмеялась и снова повернулась под его рукой, а Северус наклонился и поцеловал ее. Смех оборвался, когда Гермиона сосредоточилась на ощущении его губ на своих губах, на ощущении крепких рук, обнимающих ее. И это чисто физическое чувствование было так же незнакомо ей, как и то возбуждение, что заставило глухо и сильно биться сердце.

— У меня нет сердца, — пробормотала она в его губы. — Как возможно это...

Но Гермиону прервали очередным поцелуем, и она отказалась от попыток отыскать истину в этом сне. Как и во всех снах, тут не хватало резкости и ощущения того, что предметы вокруг действительно материальны, но тело Северуса, прижимавшееся к ней, было достаточно реальным. И не имело никакого значения, как вдруг они перенеслись с каменного дворика на прикрытую балдахином кровать. Потому что важно было одно — тепло его поцелуев и торопливый горячий шепот на ухо.

— Ты нужна мне, — пробормотал он. — Гермиона...

Ее имя. Он назвал ее по имени. И волнением стиснуло горло, и все те чувства, которые она упорно пыталась подавить, грозили накрыть ее с головой.

— Я твоя, — проговорила она лихорадочно. — Все, что тебе нужно от меня, Северус. Все.

И были только смутные образы, ощущение его рук на обнаженной груди, и тут, и там; и тяжесть его тела, скользящего меж бедер, и единение мужчины и женщины. Это было быстро и неодолимо, и лишь немного смущало, когда тела напряглись, задрожали, но Гермиона закричала в исступленном восторге, и его низкий голос, хриплый от желания, выкрикивал ее имя снова и снова:

— Гермиона!

Гермиона внезапно обнаружила себя парящей над кроватью Снейпа, от охватившего ее желания тело едва не звенело, напряженное, как струна. Мужчина на кровати повернулся и тихо засопел. Потрясенная, Гермиона позабыла все слова и не знала, чего было в ней больше — негодования, облегчения или желания рассмеяться над известным стереотипом — будто мужчины засыпают сразу после секса.

Но эти чувства говорили только об одном — сладостно-горькая правда, от которой никуда не скроешься. Она была глубоко и безнадежно влюблена в Северуса Снейпа.