Быть Северусом Снейпом (джен)

В этом году лето тянулось особенно медленно. Я всегда рвался вернуться в тупик Прядильщиков на каникулах, а Дамблдор под разными предлогами вынуждал меня оставаться в Хогвартсе. Прошлый год стал исключением, и часть лета мне пришлось провести в старом доме отца, злясь на самого себя. Моим домом давно стал Хогвартс. У меня больше не было ничего общего с тупиком Прядильщиков. Так кого я пытался обмануть?

Однако после всех событий последних месяцев я был не готов оставаться в замке вместе с Дамблдором, в присутствии которого особенно остро ощущал, что по нашей вине существо, виновное в смерти Лили, вырвалось на свободу. В то время как мне казалось, будто Дамблдор считает случившееся исключительно моей виной. Я не знал, верны ли мои ощущения, но видеть неодобрительные, разочарованные взгляды директора и понимать, что по крайней мере отчасти они заслуженны, было невыносимо.

Шел пятьдесят третий день моей добровольной ссылки в мир магглов — и сорок третий с тех пор, как пребывание в нём наскучило мне настолько, что я подписался на «Ежедневный пророк».

Почта прибыла ровно в девять утра, и, как всякий раз прежде, я уставился на нее с отвращением. Мне давно стало казаться, будто каждый новый выпуск неизбежно превосходит по глупости все предыдущие, что неизменно приводило меня в еще более скверное расположение духа. Но эта нелепая газета была единственным, что связывало меня с магическим миром, и я продолжал читать.

Август подходил к концу, и за всё время Дамблдор не вышел на связь ни разу. Не то чтобы я ждал этого. В конце концов, отсутствие новостей означало лишь то, что в этом году ничего особенного не планируется — или что меня не хотят посвящать в новые планы. Первое предположение обнадеживало (возможно, я смогу наконец вздохнуть спокойно?), вот только я не мог в это поверить. Напротив, я нисколько не сомневался, что по прибытии в Хогвартс меня ждет пара неприятных сюрпризов — и предугадать один из них не стоило труда, ведь пока я и представить не мог, какого недоумка Дамблдор назначит преподавателем защиты от темных искусств на этот раз. После Квиррелла, Локхарта и Люпина ожидать можно было чего угодно. И если Дамблдор до сих пор ни о чём мне не сообщил, хотя до начала учебного года оставалось чуть больше недели…

Я понимал, что это означало, но мысль была слишком болезненной, поэтому я упорно откладывал ее на потом.

Без особого желания я взял в руки «Ежедневный пророк» и окаменел, уставившись на первую полосу. К горлу немедленно подступила волна тошноты, и я на мгновение прикрыл глаза, надеясь, что мираж развеется.

Ничего не изменилось. На первой странице мерцала большая черно-белая фотография темной метки, парящей над каким-то лесом. Снимок был практически бесцветным, но я всё равно испытал ужас.

Сколько лет я не видел этот знак? Если не считать клейма на моей собственной руке. Клейма убийцы и предателя.

Пошатываясь, я добрел до кресла и рухнул в него, не отрывая глаз от фотографии. «Кошмарные сцены на чемпионате мира по квиддичу», — гласило заглавие.

Всё еще не вполне уверенный, что это происходит на самом деле, я углубился в текст.

Автор статьи не стеснялся в выражениях, поливая грязью всех от Министерства до Магической Британии, но несмотря на раздражающий ядовитый тон, определенный смысл в этих обвинениях был. Как я всегда и подозревал, при первой же угрозе Министерство оказалось бесполезным. Для обеспечения безопасности мирового чемпионата наверняка были стянуты все силы, но если даже им всем вместе не удалось поймать никого из виновников, как же слабы власти?!

Отложив статью, я откинулся на спинку кресла, молча уставившись в потолок и пытаясь привести в порядок мысли. Сердце будто пыталось вырваться из грудной клетки, и я досадливо поморщился.

Почему я был так шокирован? Разве я не ждал подобного? Разве я не знал, что рано или поздно это начнется?

Дамблдор предупреждал меня много лет назад, и каждый год я пытался подготовиться к этому. Неужели всё насмарку? Если я не возьму себя в руки, я никогда не буду готовым.

Поколебавшись, я осторожно закатал рукав и уставился на темную отметину.

Когда-то она была поводом для гордости. Когда-то я не мог на нее налюбоваться. Теперь же меня тошнило при одном взгляде на этот уродливый знак, несущий смерть. В последнее время я не ощущал покалывания в нём, но сейчас, рассматривая его внимательно, я мог отметить, что знак потемнел. Или мне мерещится?

Нахмурившись, я наклонился ближе. Метка по-прежнему была блеклой, выцветшей, но всё же меня не покидало ощущение, будто она потемнела.

Интересно, заметил ли это кто-то еще? Может, именно это подозрение подтолкнуло его к атаке? Я не отрицал возможность совпадения, но всё же склонялся к мысли, что человек, наколдовавший метку, преследовал четкую цель: напомнить остальным Пожирателям об их клятвах, предупредить, что грядут перемены.

Наверняка недавний побег Петтигрю как-то связан с появлением метки на Чемпионате. Хотя я отказывался верить, что этот жалкий трус сам рискнул заявиться на матч. Нет, Петтигрю, скорее всего, выбрал для себя другой, не столь прямой путь.

Сжав газету в руках, я неторопливо смял ее, а затем бросил в камин, наблюдая, как языки пламени тут же жадно взметнулись вверх.

Решение пришло мгновенно. Поднявшись, я направился в спальню, где стоял так толком и не распакованный чемодан с вещами.

У меня появилась хорошая причина для того, чтобы вернуться в Хогвартс раньше срока.

* * *

Школа встретила меня привычной прохладой и пустыми коридорами. Страх, которым отпечаталась в сознании колдография темной метки, начал понемногу отступать, и я позволил себе расслабиться.

Каждый раз, оказываясь в замке, я ощущал странное умиротворение, и хотя это чувство длилось недолго, оно всё равно успевало принести мне долгожданное и редкое спокойствие.

Хогвартс действительно был моим домом.

Первым человеком, попавшимся мне на глаза, оказалась Макгонагалл. Похоже, она шла из кабинета директора, куда направлялся я, и была настолько погружена в свои мысли, что едва в меня не врезалась.

— Берете пример со студентов своего факультета? — резко спросил я. Макгонагалл остановилась и недоуменно уставилась на меня, как будто видела впервые, а потом, как ни странно, на ее губах появилась приветствующая улыбка.

— Северус! Очень хорошо, что вы приехали, — проговорила она. — Я как раз хотела с вами поговорить.

— О чём? — Я подозрительно обвел ее взглядом. Когда Макгонагалл хотела поговорить, это означало одно из двух: либо случилось что-то крайне благоприятное для нее и ее факультета, что в свою очередь приведет к неприятностям для Слизерина, либо очередная выходка Дамблдора повергла ее в такое негодование, что ей срочно требовалось это с кем-нибудь обсудить.

В любом случае ничего хорошего для меня это не предвещало.

— Я так понимаю, вы еще ни о чём не слышали, — она взволнованно поправила свою остроконечную шляпу. — Ни о Турнире, ни о нашем новом преподавателе защиты.

— Нет, — ответил я, ощутив, как грудь сдавило дурное предчувствие. Кажется, я был прав. Информация касалась нового безумства Дамблдора. — Какой еще Турнир?

— Турнир трех волшебников, — прошипела Минерва. Ее лицо начало краснеть, и я с удивлением понял, в какой ярости она находится. — Сколько лет прошло с тех пор, как его отменили, но в этом году, когда у нас и так бесчисленное количество проблем, Альбус решил возобновить традиции! Теперь не только нужно готовить наших учеников к участию в этом варварстве, но и взять на себя основную организационную работу — ведь Турнир будет проходить на нашей территории, в нашей школе! Сюда приедут представители Дурмстранга и Шармбатона, репортеры, люди из Министерства — как будто нам мало было дементоров в прошлом году…

— Турнир трех волшебников? — недоверчиво переспросил я. В свое время я изучил немало источников по этому вопросу и даже пытался подбирать заклинания для испытаний, которые когда-то проходили участники прошлых турниров, представляя, что бы я делал на их месте. Тогда было забавно анализировать их промахи и строить свою стратегию, но я никогда не думал участвовать в настоящем Турнире — и не ожидал увидеть, как один из учеников Хогвартса будет это делать.

Идея показалась мне интересной. Макгонагалл, судя по всему, правильно истолковала предвкушение на моем лице, потому что ее голос тут же стал грозным.

— Вы считаете это удачной идеей, Северус? Конечно, чего еще можно было от вас ожидать! Вам наплевать, что участники других факультетов могут пострадать, вы заботитесь только о слизеринцах!

— Между прочим, Кубок может выбрать имя ученика моего факультета, — холодно заметил я. Макгонагалл презрительно фыркнула.

— Сомневаюсь, — высокомерно заявила она. — Но как бы там ни было, ни один из этих турниров не закончился без жертв! Возобновлять его в наше и без того неспокойное время — нелепая затея. Вспомните, какие преподаватели защиты от темных искусств попадались нам в последние годы, Северус! Из них всех только профессор Люпин сумел научить детей хоть чему-то. Как бы прискорбно это ни звучало, я боюсь, что наши студенты просто не смогут справиться с некоторыми заданиями — уж точно не так, как это сделают ученики из Дурмстранга. И вы еще не знаете, кого Альбус пригласил на должность в этом году!

Я выжидающе поднял брови, однако Минерва ничего не сказала, явно ожидая от меня вербального подтверждения заинтересованности. Раздраженно закатив глаза, я спросил:

— И кого же он пригласил?

— Аластора Муди.

Ужас и ненависть при звуках этого имени вспыхнули мгновенно, и я отступил на шаг назад. В ушах стоял звон, и я не сразу понял, что Макгонагалл что-то говорит.

— Вы в порядке? — Волнение вернулось в ее голос. — Вы побледнели, Северус. На самом деле я и сама шокирована. Не поймите меня неправильно, Аластор Муди — преданный своему делу человек, но я боюсь, что его подход может оказаться… излишне жестким. Я не уверена, что он сумеет понять разницу между учениками и аврорами — страшно представить, чем могут обернуться его уроки! Я полагаю, он не станет прислушиваться к советам и будет делать всё по-своему. Право, Альбус принимает очень странные решения порой. Конечно, лучше Аластор, чем тот напыщенный, бездарный Гилдерой Локхарт, но всё же…

— Мне нужно идти, — перебил я ее. — Я хочу поговорить с директором.

— Удачи, — Минерва пожала плечами. — Но вам не удастся изменить его решение. Аластор посещал Хогвартс несколько недель назад, и они уже обо всём договорились. Поверьте, я прямо высказала свои возражения, но решение уже принято.

Больше не говоря ни слова, я двинулся вперед, судорожно сжимая кулаки. Чувство спокойствия, которым я наслаждался всего несколько мгновений назад, теперь рассыпалось в прах, оставив после себя гнев и удушливый страх.

Не позволяя себя размышлять над этим, я добрался до кабинета, коротко постучал в дверь и распахнул ее, едва сдерживая бешенство.

При виде меня Дамблдор не повёл и бровью — только улыбнулся самодовольной улыбкой, словно не был удивлен моим внезапным появлением и давно ждал, чтобы я соизволил прибыть в Хогвартс.

— Добрый день, Северус, — миролюбиво проговорил он. — Хорошо, что вы наконец приехали.

— А вы ждали меня раньше? — холодно осведомился я.

— Признаться, да, — Дамблдор безмятежно погладил феникса, который зажмурился и довольно склонил голову набок. — Скоро начнется семестр, и нам всем необходимо подготовиться к грядущим событиям. Этот год будет тяжелым и насыщенным, нужно многое успеть.

— Мне уже сообщили, — я сделал шаг к столу. Дамблдор всячески демонстрировал благодушие, однако я мог видеть прохладу в его глазах. Ничего не изменилось. Отношения между нами оставались натянутыми — я ожидал этого, но всё же надеялся…

Что ж, я ошибся. Однако второй такой ошибки я точно не совершу.

— Вы пригласили Муди на роль профессора Хогвартса, — проговорил я. Каждое слово приходилось выталкивать из себя почти силой. — Вы прекрасно знаете, что этот человек склонен к предубеждениям и отличается резкостью характера, взрывным темпераментом и паранойей. В последние годы его мания преследования обострилась еще больше. И несмотря на всё это, вы даете ему должность?

— Да, — спокойно подтвердил Дамблдор. — Я в курсе истории Аластора, Северус, и я знаю об его отношении лично к вам. Он действительно часто делает поспешные выводы — и да, некоторые его методы вызывают у меня сомнения, хотя в свое время они окупились сполна. Но мы с ним всё обсудили и достигли компромисса. Аластор хорошо понимает, что ему предстоит учить детей и что к ним нужен определенный подход. Я уверен, он справится.

— Но почему вы пригласили именно его? — Мой голос невольно повысился. Злость и непонимание грызли меня изнутри, и невозмутимость Дамблдора только распаляла во мне ярость. — Наверняка существуют авроры гораздо более надежные и подходящие для роли преподавателей. Почему он?

— Аластор — мой старый друг, — мягко заметил директор. — Мне нужен человек, которому я доверяю, Северус.

Эти слова едва ли были упреком мне, однако я всё равно почувствовал себя так, словно мне только что отвесили оплеуху.

Не замечая — или предпочитая не замечать моей реакции, Дамблдор продолжил:

— Аластор обучит студентов основам защиты, и возможно, его уроки особенно пойдут на пользу определенной категории учеников.

— Тем, кто будет участвовать в Турнире? — выплюнул я.

— Вы уже и об этом слышали, — Дамблдор хмыкнул, а потом с любопытством посмотрел на меня. — И что вы думаете про эту затею?

Теперь ему было интересно мое мнение?

Больше всего мне хотелось развернуться и покинуть этот кабинет. Покинуть Хогвартс, вернуться обратно в тупик Прядильщиков и притвориться, что этого дня не было. Не так давно я жаловался на скуку? Что ж, теперь я бы сделал всё, лишь бы вернуть те серые, бесполезные дни.

Странно. Я думал, что после случившегося в конце прошлого года меня уже не заденет ни одно решение директора.

Я снова ошибся.

— Я не вижу смысла в этом Турнире, — ответил я сдержанно. Конечно, сама идея продолжала меня привлекать, но было два фактора, которые не давали покоя.

Во-первых, я вовсе не жаждал встречи с Каркаровым. Подозрения по поводу моей метки, атака на Чемпионате… встреча с другим Пожирателем смерти — всё складывалось одно к одному, и меня это настораживало.

Во-вторых, Дамблдор опять что-то скрывал. Зачем ему вдруг организовывать этот Турнир? В том, что организатором выступал он, я нисколько не сомневался — Фадж бы не смог принять такое решение самостоятельно, но он бы наверняка охотно поддержал эту идею, учитывая, что организация Турнира поможет отвлечь внимание людей от последних провальных операций Министерства.

По словам Макгонагалл, мероприятие будет проходить в Хогвартсе. Это лишний раз подтверждало, что возродить традицию решил Дамблдор — по какой-то причине ему нужно собрать представителей других волшебных школ. Зачем? Какую игру он опять затеял?

Внезапно во мне всколыхнулось нехорошее подозрение, и я недоверчиво уставился на Дамблдора.

Все его прошлые затеи были так или иначе связаны с Поттером. Станет ли этот раз исключением?

— Кого вы хотите видеть представителем Хогвартса на этом Турнире? — медленно спросил я. Дамблдор на мгновение заколебался, и для меня этого было достаточно.

— Вы планируете сделать Поттера участником, — прошипел я. Весь интерес, который я ощущал к Турниру, мгновенно испарился — на смену пришел новый прилив ярости и паники. — Вы хотите, чтобы глупый четырнадцатилетний мальчишка, оценки и знания которого оставляют желать лучшего, соревновался в мероприятии, где некоторые участники теряли жизни? Это безумие!

— Северус…

— Ради чего всё это? Как будто ему мало славы! Рисковать его жизнью так нелепо, после всех ухищрений, на которые мы пошли, чтобы его обезопасить…

— Северус, Гарри не будет участвовать, — перебил меня Дамблдор. Я замолчал, настороженно его разглядывая.

— Не будет? — повторил я.

— В этом году ввели новые правила. Принимать участие могут только те студенты, которые достигли совершеннолетия, а Гарри, как вы справедливо заметили, всего лишь четырнадцать.

Облегчение, которое я ощутил, было таким всепоглощающим, что на миг все остальные проблемы померкли. Идея Турнира снова приобрела привлекательность, и я почти почувствовал себя удовлетворенным…

Пока не вспомнил обо всём остальном.

— К чему же тогда всё это? — спросил я. — Муди? Турнир?

Дамблдор какое-то время молча смотрел на меня, и почему-то я воспринял это как своеобразный тест. Словно он оценивал меня, пытаясь вычислить, каким количеством информации можно поделиться.

Наконец на его лице возникла пустая улыбка, и он пожал плечами.

— Нужно стимулировать наших учеников, — сказал он. — Возможно, желание поучаствовать в Турнире заставит их более серьезно относиться к учебе. А младшие дети возьмут пример со старших в надежде, что в будущем им тоже выпадет шанс показать свои умения и отстоять честь школы.

Ложь. Ложь всё, от первого до последнего стола. Дамблдор выдал мне такую же отговорку, как и всем остальным — как тем, кому он не доверяет.

Этот удар стал последним. Не в состоянии больше выносить его присутствие, смотреть на него, я вылетел из кабинета и поспешил к себе в подземелья, пытаясь не обращать внимания на кровь, бешено стучащую в висках.

Пускай Муди преподает защиту. Пускай Дамблдор мне больше не доверяет. Неважно, я справлюсь с этим. Я со всем справлюсь.

Я должен.

* * *

В дни, остававшиеся до начала учебного года, я практически не покидал подземелья — даже в Большой зал я приходил лишь изредка, не имея ни малейшего желания встречаться с определенными людьми. Я пытался работать, но получалось плохо — мысли продолжали ускользать к Муди и к тому, что произойдет, когда мы с ним окажемся под одной крышей, за одним столом.

У меня была по крайней мере неделя на то, чтобы собраться. Я должен быть готов к его появлению. Я должен быть готов ко всему.

Однако первого сентября, наблюдая за общим оживлением и суетой, я всё равно ощущал, как от беспокойства тошнота скручивала желудок. Муди всё еще не прибыл, и, пожалуй, это было даже хуже, потому что я не мог отвести глаз от двери, постоянно ожидая, что он вот-вот появится. С каждой секундой ожидания моя тревога только усиливалась.

— Северус, всё в порядке? — вежливо осведомилась Синистра. Я коротко кивнул, и она снова сосредоточилась на разглядывании праздничных декораций.

Кем Муди себя считает? Вот-вот должна была начаться церемония распределения, а он, кажется, и не собирался показываться.

Может быть, он передумал? От таких, как он, ожидать стоило всякого. Или время начала учебного года вылетело у него из головы? Я скрупулезно изучил все слухи, циркулирующие вокруг него, и большая их часть была далеко не лестного характера.

Дверь распахнулась. Мое сердце предательски подскочило, но внутрь хлынул поток учеников разных курсов.

Это, по крайней мере, помогло мне отвлечься, и я тут же машинально попытался найти в толпе Поттера.

Он выглядел так, словно только что вылез из озера. Вся его одежда была насквозь мокрой, а на лице застыло раздраженное выражение.

За лето он стал выше, но это только подчеркнуло его почти болезненную худобу. Нахмурившись, я перевел взгляд на Уизли, а потом обратно на Поттера.

Странно. Мальчишка всегда был тощим, но только сейчас я заметил разницу между ним и его однокурсниками. Он что, следует какой-то нелепой маггловской диете? С его высокомерием, меня бы это не удивило, но куда смотрели его родственники?

Продолжая переговариваться со своими друзьями, Поттер занял место за гриффиндорским столом, и я временно выпустил его из виду. Мое внимание привлек Манцер, притихший и окаменевший, невидяще смотрящий вперед.

С ним явно что-то происходило. Из Хогвартса мальчик уехал грустным и угнетенным. Я перехватил его перед самым отъездом, но он отделался коротким вежливым прощанием и больше не произнес ни слова. Летом я хотел написать ему, чтобы узнать, всё ли в порядке, но не рискнул, не зная, как это воспримет его семья.

Теперь я жалел об этом. Что бы ни случилось с ним дома, доверие, которого мы, казалось, достигли, было разрушено. Всё придется начинать сначала.

Разговор с мальчиком был необходим, но его придется отложить на завтра.

Стиснув зубы, я отвел взгляд.

Вскоре в зал прибыла Макгонагалл; за ней шли первокурсники. Обычно я сразу же начинал присматриваться к ним, пытаясь определить, кто попадет ко мне на факультет, но в этом году всё было по-другому. Я слушал церемонию распределения вполуха, думая о Поттере и о Манцере.

Дамблдор завел свою ежегодную речь, и когда я уже начал обдумывать собственное приветствие для первокурсников, дверь в Большой зал внезапно с грохотом отворилась.

Немедленно повисла тишина. Все уставились на человека, стоявшего на пороге, и я замер, ощутив, как сердце сначала пропустило несколько ударов, а потом принялось биться с удвоенной силой.

Муди всё же прибыл, хотя и к самому концу церемонии. Замерев на несколько мгновений, он двинулся к преподавательскому столу, и я уставился на него во все глаза.

Не я один. Аврор, с которым мне доводилось встречаться много лет назад, ощутимо изменился внешне. На его лице появились несколько грубых, уродливых рубцов, а один глаз был неестественно большим и ярко-синим, постоянно двигающимся во все возможные стороны.

Зрелище было жутким. В эту секунду я не ощущал ненависти — только полное отвращение к странному существу с посохом в руке.

Муди доковылял до Дамблдора и протянул ему руку. Я презрительно наблюдал, как Дамблдор пожал ее, а потом жестом указал на место справа от себя.

Муди опустился туда, попутно тряся своими седыми спутанными волосами. Макгонагалл, брезгливо поджав губы, отодвинулась подальше. Словно не замечая тишины, Муди взял тарелку с сосисками, поднес ее к носу и понюхал. Затем, достав небольшой ножик из кармана, наколол одну и начал есть.

— Позвольте представить вам нашего нового преподавателя защиты от темных искусств, — объявил Дамблдор.

Никто не захлопал кроме него самого и Хагрида — все, казалось, были зачарованы отвратительным зрелищем того, как Муди поглощал еду, не обращая ни на что внимания.

Такой холодный прием помог мне восстановить равновесие, и, удовлетворенный и больше не желающий тратить ни секунды на этого человека, я пододвинул к себе пудинг.

Внезапно во мне проснулся аппетит.