Нам не Свет (гет)

Грета была колоссально шилопопым существом; и в какой-то степени, в чем, конечно, Гермиона никогда не признается, она была рада, что за ней будет присматривать большой злой волк... В то, что он сожрет Красную Шапочку с зелеными глазами, в огромном особняке не верил никто. Гермионе же было достаточно поймать взгляд Первородного гибрида, когда он смотрел на Грету, когда та этого не видела, чтобы поставить очевидный диагноз.

Грета с вселенским злом, коим мнил — не без оснований — себя Никлаус, в большей безопасности, чем где-либо еще.

Она была почти готова их благословить. После того, как Клаус вытащил Грету из плена сектантов, баллов в глазах Гермионы он заработал достаточно. Только ее одобрение взбесит подругу и усложнит жизнь Первородному. Грета бывала чудовищно упряма в ущерб себе... И Гермиона не хотела обострять эту фазу замечательного характера подруги. Гибриду и так не сахарно придется.

В своей первой взрослой любви Поттер была настолько трогательна, что у Гермионы все внутри сжималось от желания ее обнять и пообещать, что все будет хорошо. Никто и ничто не отберет у Избранной это ее счастье. Но обещать такого она не могла. Никто не знает, что будет дальше. И в этой канве мутное пророчество виканской ведьмы заставляло насторожиться. У Греты были причины параноить, ведь пророчества и раньше ломали ее судьбу. Оставалось надеяться, что "счастье" с ямочками и пляской чертей с факелами в глазах окажется достаточно зубастым и мудрым — удержит Грету.

О себе Гермиона приготовилась привычно не думать. Она нужна подруге. Свои робкие мечтания, от которых она краснела и в которых не было ничего определенного, нужно было отложить. Тем более — тут мисс Грейнджер грустно вздыхала — они с Элайджей никуда не двигались, то занятые бурным романом Греты и Клауса — их все-таки нужно было иногда растаскивать, иначе дом не выстоит, — то Гермиона сомневалась в себе.

Благородный вампир никуда не спешил, оставаясь все таким же деликатным, милым джентльменом.

Ей вроде было на не что жаловаться, но Гермиона чувствовала, что, придерживаясь рамок, они отдаляются от друг друга с каждым днем. Ей переступить через границы мешал страх быть отвергнутой, неопытность и смущение, но что останавливало Первородного? Право слово, Гермиона не могла спросить прямо. Потому что сгорела бы на месте от вселенского стыда. Все выглядело бы так, что она навязывается, предлагает себя Элайдже.

Даже ради его красивых глаз она не могла упасть так низко... И тут поневоле задумываешься, не лучше ли ругаться в режиме двадцать четыре на семь, как Клаус и Грета, чем быть церемонными с друг другом, как на официальном приеме? У не-сладкой парочки такая страсть была, что шутки Кола были неистощимо оригинальными, благо Грета и Никлаус сами подбрасывали младшему Первородному идеи.

Гермиона сегодня приехала, чтобы поговорить с подругой. Ну и проследить, чтобы той вампирше Грета точно стерла память. Потому что Поттер может просто забыть, занятая перебранками с гибридом, а им потом ее ветреность боком вылезет. Она не рассчитывала увидеть Элайджу — именно поэтому была в синих джинсах, черной майке, которая не скрывала, а подчеркивала плоский живот, грудь и белизну кожи. Именно поэтому ее волосы свободно падали на плечи, а на ногах были кеды. Элайджа видел ее только в платьях и в юбках — при параде.

Она засунула в шкаф очередное платье и оделась более расслабленно. Пусть он увидит ее без футляра строгости.

Стучать и звонить не стоило: почти все в особняке слышали ее приезд и шаги к крыльцу.

Гермиона вошла в холл и едва не споткнулась о чемодан. Их тут аж пять штук было, и все валялись неаккуратной кучей. Впору было задаться вопросом, кто из Первородных переезжает. Ее никто не вышел встречать: ни прислуга — убийства которой очень не одобряла она сама и Грета тоже, — ни члены семьи Майколсонов. Что стряслось?

— Привет, Белль, твое благородное чудовище как раз пытают.

Кол возник за спиной из пустоты так, что даже рефлексы вампира не смогли предупредить ее о его приближении. Первородный обнял ее, совсем не целомудренно прижимая к себе спиной, и поцеловал в щеку, пройдясь носом по нежной, бархатистой коже. Если возлюбленная Ника напоминала характером строптивую фурию, то та, что завладела вниманием Элайджи, несмотря на то, что была вампиром, будила в нем инстинкт хищника во всей его красе.

Смертная ведьма Ника была явно опасна: к добыче хрупкую Грету совсем не получилось отнести.

А вот перешагнувшая порог жизни Гермиона оставалась притягательно живой, не павшей за грань, которая отделяет вампира от человечности навсегда. В карих глазах мелькал испуг, делая их просто неправдоподобно трогательными. Сердце — мертвое — начинало биться так же быстро, как у живой. Она замирала, как сейчас, как лань предо львом. Искушала... И он не мог сдержаться, чтобы не ощутить ток крови, не коснуться фактически запретной. Нет, Кол ничего такого не собирался делать — Элайджа его убьет, но немножко — самую капельку — поиграть ему никто не запрещал пока.

Тем более несмотря на нарочитую строгость, девушка старшего брата была теплой, живой куда больше, чем все вампиры, которых он знал за бесчисленные века. Кол не хотел навредить, он хотел согреться у этого костра жизни среди алого-и-черного бытия вампира.

— Я не Белль, Кол, отпусти, пожалуйста...

Дернулась, начала вырываться, и он в последний раз коснулся губами теплой, явственно заалевшей щеки. Гермиона всегда была горячей, теплой, словно живая, хотя крови пила недостаточно много, чтобы поддерживать свой измененный организм так близко к человеческим параметрам температуры. Из всех них только Никлаус был настолько горяч благодаря своей сдвоенной природе и крови волка в венах. Остальные же без крови в течение пары часов становились прохладными клыкастыми демонами.

— Наша сестренка Бекка приехала. И поскольку Клаус вывез твою колючую подружку на прогулку, которая точно не свидание — не в этой жизни, Майколсон, — он с удовольствием передразнил Поттер, — то удар принял на себя Элайджа. Идем, я обязан увидеть ваше знакомство с Ребеккой.

Гермиона попробовала его остановить, но куда ей, птенцу, против сил Первородного? Кол просто перенес ее в одну из гостиных. Элайжда — черные брюки, расстегнутая на груди рубашка. Можно увидеть красивые ключицы и кожу. Рукава закатаны — обнажают мощные предплечья с выпуклыми венами. Стоит у окна. Обернулся и смерил Кола неласковым взглядом, но стоило глазам Первородного остановиться на ней — тут же появилась ясная улыбка.

И присутствие Кола перестало ей так досаждать. Она в безопасности. В том числе от нахальных ручонок младшего Первородного.

— Очередная Элайджи? Вы тошнотворны.

Ребекка Майколсон оказалась неканонично златоволоса. Голубые глаза — синие, как весеннее небо... Красива, капризным абрисом губ похожа на Клауса. Бесцеремонность и умение выражать презрение — точно от Кола. А королевская осанка, непринужденная грация роднили ее со старшим братом. На прелестном личике Первородной капризная досада мешалась с чем-то схожим с завистью.

— Бекка, хватит оскорблять Гермиону, — уронил веско Элайджа, припечатывая сестру одним взглядом к креслу. Он подошел к Гермионе и взял ее пальцы, поцеловал, а затем перевернул руку и прижал к своей щеке. Улыбка, горячее дыхание и взгляд карих глаз обволакивали ее. Элайджа этим всем показывал, что он рядом, что не даст в обиду, что она нужна и важна. Невербальная демонстрация вместо пустых громких слов.

— Гермиона, позволь представить: наша младшая сестренка Ребекка. У нее дурное настроение после перелета, но она исправится.

— Мечтай, брат... Можете продолжить миловаться. Я к себе, и мне нужен чертов Никлаус. У него час, чтобы явиться домой, иначе я его сама найду. Позвони ему, Элайджа, раз трубку, когда звоню я, эта гибридская задница не берет.

Первородная намеренно толкнула Гермиону плечом, доказывая, что поладить им будет очень сложно. Ощущение было, что Ребекка возненавидела ее, даже не видя ни разу. Гермиона очень хотела понять причины такого враждебного отношения.