Нам не Свет (гет)

— Какой очаровательный сюрприз.

Конечно, Никлаус намеренно раздражает эту тоненькую, как былинка, черноволосую девочку... Едва ли не ребенка. То, каким престранным огнем горят глаза брата, говорит лучше всяких слов. Никлаус всегда был не скуп на ложь, но никак не на истинные чувства. Поэтому ему пришлось давным-давно научиться самостоятельно различать, что скрывается за коварством младшего брата.

Элайджа по-прежнему сидит в своем кресле, не спеша встревать в беседу. Несомненно, удар по физиономии вреда Нику не причинит, однако, быть может, напомнит, что столько самодовольства в одном месте не к добру. Тем более что девушка, кажется, не робкого десятка. Никлауса уж точно не боится. Скорее с любопытством разглядывает изысканную обстановку библиотеки и намеренно игнорирует рисующегося перед ней гибрида.

Брату осталось только перья распустить, и будет павлин павлином...

Быть может, очередное семейное "воссоединение" не будет таким отвратительным, как обычно.

Элайджа вернулся в город ровно по двум причинам: первая — Братство Охотников и опасность для семьи, вторая заключалась в том, что несносный, совершенно неисправимый брат, кажется, впервые был в ком-то заинтересован. О, поверьте, флирт с мисс Форбс был всего лишь игрой. Получив девушку, Никлаус тут же бы потерял к ней всякий интерес. А тут Клауса прямо подбрасывало, когда он говорил о зеленоглазой ведьме, которая неизвестно как оказалась в такой глуши, как Мистик-Фолс.

Это даже из телефонного разговора было хорошо различимо.

Брат то со смехом, то с ругательствами описывал все их встречи с юной леди. И Элайджа с радостью различал — не безразличие.

Из века в век он сражался ради семьи. Делал все, чтобы спасти их узы... Уберечь Никлауса даже от самого себя. И все это, казалось, впустую. Каждая благая попытка оборачивалась предательством, кинжалом в сердце. Элайджа прощал и продолжал надеяться, что такая мятущаяся душа, как его младший брат, еще обретет свое спасение.

Глаза у нее и правда как два драгоценных камня.

И дух мятежный.

— Раз мой младший брат совсем растерял представление о хороших манерах... То позвольте представиться — Элайджа Майколсон.

Он оставляет бокал с бурбоном на столике и встает. Берет тонкую ручку и оставляет на коже короткий почтительный поцелуй, совершенно ничего в этот жест не вкладывая. Он все же старомоден и воспитан. Правда, такой мелочи хватает, чтобы дражайший Ник взбесился от ревности? Элайджа отходит от леди, которой, кажется, даже понравился. Ему улыбку подарили.

Пусть "улыбками" Девочки-которая-выжила не стоило обманываться. Да, Элайджа навел справки, предпочитая быть подготовленным. И ведь среди бестолковцев с манией величия в их семье должен быть хотя бы один приличный вампир? Который сначала думает, а потом уже делает.

Раз брат так увяз по самые свои волчьи уши, то кто-то из них должен остаться в своем уме.

— Приятно познакомиться. Я могу называть вас Элайджа?

— Нет, не можешь...

— Не рычи на меня!

Элайджа вновь ощущает себя третьим лишним. Как тогда, стоило Поттер появиться на пороге дома. Никлаус метался по библиотеке, слушая стук ее сердца, не в силах ждать, пока один из его прислужников-гибридов проведет ее к ним. За этим было весело наблюдать. Не хватало Кола — о, он бы точно не удержался от замечаний и даже подбил бы всех сделать ставки. Только теперь этого у них нет... Произошедшее, казалось бы, навсегда разбило семью.

Кол далеко. Путешествует и познает мир заново. Бекка в городе, но она скорее умрет, чем переступит порог сего дома, спроектированного как семейное гнездо... Как тут не стать пессимистом?

— Не я к тебе пришел, jolie salope, а ты ко мне.

Милая злюка?

Нет, и правда милая малышка. Только стержень совсем не тот, что у обычных пассий брата. Тут такой характер огненный, что сжечь может. Элайджа всегда хотел быть справедливым... Так вот, он уверен, что Никлаус опять все испортит. Свой шанс на что-то большее, чем вечное кровавое одиночество. А ведь вместе они смотрятся просто чудесно. Как горько, что это ничего не меняет.

Клаус никого не впускает в свое сердце. А эта девочка-колдунья никогда не будет с тем, кто не сможет ее любить как равную.

— Для разговора, но не ссоры. Мы можем поговорить наедине, пожалуйста?

Умоляющий взгляд изумрудных глаз, общий беззащитный на фоне пламени камина вид... Старший Первородный уверен, что она играет.

Права была Ребекка, что их Ники иногда сущий идиот. Вот и сейчас он покупается на этот спектакль. Правда, Элайджа не собирается вмешиваться и рушить планы леди. Остаться в дураках младшему будет полезно. Пока дети играют в то, что совсем, нисколечко друг другу не нравятся, ему будет чем заняться. Ведь он не собирался возвращаться в город, и только новая угроза заставила его приехать.

Грета чуть расслабляется, когда дверь комнаты за ними закрываются. Старший брат этого несносного ублюдка божественно красив, иначе сказать будет преуменьшением, но несмотря на манеры принца — ей страшно рядом с ним. Этого Майколсона — Грета смотрит на Клауса — она не боится, несмотря на всю его свирепость... Старший же другой.

Рациональное, цивилизованное и обходительное чудовище. Нет чувств, только расчеты, и это как раз страшнее вечного вулкана — гибрида. Тот хотя бы на эмоции способен, пусть сплошь отрицательные. И все ей с ним легче, что ли...

— О чем ты хотела просить?

Он с намеком приподнимает бровь и погано так ухмыляется. Грета, конечно, закипает тут же, но отвешивает себе пинка для усмирения страстей. Сейчас ей нельзя взрываться на каждый чих Первородного, как котел с нестабильным зельем. Она знает, что мерзавец это делает специально, и будет спокойна. Вежлива, прах Мерлина их всех побери! Каких бы усилий это ни стоило.

Вместо ответа она рассматривает мастерскую художника, в которой они вдруг оказались после библиотеки.

В большой комнате страшный бардак, воняет красками и скипидаром... Грету так и тянет рассматривать картины. Правда, она здесь не за этим. Хватит того, что не смогла поговорить с ним сразу. Ведь, увидев в комнате двух Первородных вместо уже знакомого одного, она остолбенела, словно проклятие словила.

— Я помогу найти лекарство, но выпьет его Гермиона.

— Мало похоже на просьбу.

Девочке-которая-победила так и хочется заорать — сделай что-то со своим голосом, ты, мудила бессмертный... Чтобы он не звучал так, будто шелк скользит по ее коже. Грета сглатывает и остается максимально расслабленной. Прогресс, однако: они две минуты наедине, и ей уже сбежать хочется и утопить Клауса в фонтане, который видела во дворе. Сарказм, однако.

— Это не просьба, Майколсон. Я предлагаю выгодную нам обоим сделку. Я спасаю лучшую подругу, тебе же перестает угрожать лекарство.

— Я тебе нужен больше, чем ты мне, девочка.

Его пальцы отводят черные кудри с шеи, ласкают щеку. Вообще, как он успел оказаться так близко? Поттер просто ненавидит эту скорость вампиров. Но и лицом не хочет к Первородному поворачиваться. Пусть воин в ней понимает, как глупо держать противника за спиной. Только вся отвага и бравада вечно готовой к бою Поттер куда-то подевались. Она снова смущена.

— Не у меня целый сомн врагов, Клаус.

— Да, у тебя их чуть меньше, знаменитая Грета Поттер, дитя Пророчества и убийца Темного Лорда. Я навел справки о тебе.

Грета все же отходит, делая вид, что ее заинтересовал пейзаж на стене. Мордред побери эту сволочь...

— Майколсон, теперь ты знаешь, что со мной не стоит шутить?

Она поворачивается: взгляд прямой, твердый, и теперь перед ним только боец. Нежную девушку в Грете убила Война... Хватит, она больше не позволит с собой играть. Не тогда, когда речь идет о судьбе Гермионы. Если Грета в двенадцать лет не дрогнула перед василиском, то почему должна бояться сейчас? Или она боится вовсе не его, а скорее себя?

Договорить они не успевают...

Это уже традиционным становится. Чертов тупой охотник, который должен был сидеть на привязи, пытается сбежать. Грета видит его из окна и аппарирует тут же. Он, блядь, им еще нужен. Когда она его поймает, то обязательно скажет Клаусу, что ожидала большего от прислуги Первородного и от него самого.

— Ступефай!

Тормозит и опрокидывает беглеца. Возле дверей валяется тело того самого гибрида, который ее встретил. Поттер вынуждена признать, что ведьма, создавшая Братство, отобрала верных кандидатов в него. Этот упрям как черт. И скоро предстоит проверить его живучесть. Она близко не подходит, мало ли... Оказаться заложницей по собственной глупости — это последнее, чего Избранная хочет. Магией она переворачивает охотника на спину. И связывает еще веревками.

— Я сама его тащить буду?! И после этого ты говоришь, что тебе помощь не нужна?

Грета кричит и посылает издевательский воздушный поцелуй замершему в окне Первородному.

— Блядский же цирк... Жаль, что колдовать Гермиона не может, значит, в твоих мозгах копаться буду я и сжарю их, скорее всего.

Это она уже охотнику адресует, хорошенько его пиная. Не то чтобы Грета не уважала чужое упрямство, однако этот конкретный гавнюк ее едва не пристрелил. И не хочет сотрудничать добровольно.