Толкование сновидений (джен)

Пробиться обратно в чиновную залу Линь Шу удается не сразу. Он бьется в стену и так, и эдак, подходит с разных сторон, даже принимается чертить на ней знаки и символы, которые подсмотрел в вышивке на воротнике сановника, — и все никак. А проходит он обратно, смешно сказать, через решетку для воздуха немного в стороне, унюхав за ней аромат печенья с бадьяном и корицей.

Сми Сун и его начальник все еще разговаривают. Чай и печенье стоят перед ними.

— …и ко всему вышесказанному следует добавить фактор Марка Пьера! — грозно добавляет толстячок. Даже на лакомство в собственной руке он глядит сердито, не спеша надкусывать.

— Его клона, да. Мне как раз хотелось услышать ваше мнение и прогноз, как Майлз Форкосиган будет вести себя по отношению к этому… — сановник Иль Ань медлит, подбирая правильное слово, — созданию?

— Для начала отметим, что это генетическое творение по законам Колонии Бета считается клон-сыном Нейсмита. Если бы, конечно, его рождение было законным, то есть если бы решение принимал сам Майлз, — методично, с достойной служителей Архива последовательностью объясняет толстячок. Линь Шу снова не понимает и половины слов, но чувствует, что всё сказанное — важно, если не для него, так для брата Май. — Учитывая же возраст Форкосигана, когда был изъят набор клеток, в итоге ставших Марком Пьером, — событие вполне попадает под определение изнасилования. С точки зрения бетанского законодательства, разумеется. О чем обязательно вспомнит графиня Форкосиган.

— Уж она не забудет о своих возможных правах как бабушки, или как там бетанцы считают подобное родство, — сетует Иль Ань. Судя по его выражению лица, упомянутая госпожа способна превратить вышивальную иглу в орудие пытки, а туфелькой — разбить врагов в пыль.

— Графиня Корделия — не мой пациент, — возражает Сми Сун. — Мы говорим непосредственно о Майлзе. О Майлзе Форкосигане, пережившем — едва пережившем, простите за каламбур, — встречу со своим Двойником. Увидевшим себя со стороны, разглядевшем как в увеличительном зеркале свои недостатки и слабости, более того, чуть не погибшем непосредственно от руки своего второго «Я»! Разве всё вышеперечисленное не достаточное основание для эмоционального стресса? Для разлада с собой?

— Положим, так.

— И где же вся эта буря чувств?! Где постэффект стресса? — требует ответа лекарь.

Буря чувств? Май Лзы не кажется похож ни на человека, чье сердце в клочья раздирают страсти, ни на того, кто утомился в военном походе до той смертельной усталости, при которой солдат засыпает прямо на месте, опершись на копье. Да вот и сановник Иль Ан согласен:

— Ваши тесты говорят, что Майлз спокоен, собран и готов в любой момент вернуться к службе.

— И как же такое может быть, скажите на милость?!

— Э-э-э… Вы меня об этом спрашиваете? — В глазах сановника вместо гнева на нерадивого подчиненного блестят озорные искорки. Странные люди, странное место!

— Простите, капитан. Я увлекся. Просто хотел подчеркнуть, что «средние», такие «нормальные», — с нажимом говорит Сми Сун, — результаты психологических тестов никак не подходят для лейтенанта Форкосигана, пережившего за полгода столько потенциально травматичных событий.

— Но тем не менее вот они, в его досье, — обманчиво-мягко напоминает его начальник.

— Вот именно. И возможных объяснений несколько. Первое — что наши тесты содержат ошибку — я как профессионал решительно отвергаю! — Толстячок воздевает палец, явно желая этим жестом отогнать злых духов, способных в своей вредоносности исказить результаты дознания. — Второе, тоже сомнительное — что Майлз Форкосиган, никак этого не афишируя, проходит сеансы бетанского психоанализа с помощью леди Корделии.

— Но она же вовсе не… — Сановник с усилием подбирает слова. Похоже, разговоры про чтимую госпожу доставляют ему неловкость. — Наши агентурные данные совершенно точно подтверждают: она не психолог, а астрокартограф.

— Вы хотите сказать, у нее нет лицензии психолога? Насколько я наслышан про эту леди, такие мелочи ее бы не смутили. Ее бетанская рациональность…

— Сочетается с чисто барраярской изобретательностью, верно. Как и у ее сына. Мы обсуждаем лейтенанта Форкосигана, не забыли?

— Ничуть. Но вот вам последняя гипотеза, самая правдоподобная. Лейтенант Форкосиган так и не отреагировал пережитый стресс. И сейчас его сознание и подсознание ворошат вилами черти на сковородке. Кромсают серебряными ножами самые потаенные помыслы, ломают их железными прутьями и пытаются собрать заново.

У Линь Шу перехватывает дыхание — словно это его тело опять попало в крепкие, умелые руки целителей Архива и это его разбирают на кусочки, пронзают иглами и травят лекарственными снадобьями. Сквозь шум крови в ушах он слышит слова сановника Иль Аня:

— Вот как? Но результаты-то — вполне приличные и соответствуют профилю. Его составили, еще когда Форкосиган учился в Академии, черт, да еще когда он впервые попробовал себя в роли Нейсмита!

— Именно! Тесты показывают нам самочувствие «Нейсмита» — блестящего адмирала, грозы всех окрестных пиратов, любимца женщин и вообще душки-парня. Одна проблема — это не лейтенант лорд Майлз Форкосиган.

Май Лзы с самого начала говорил про себя, что он адмирал. И пират. Или, напротив, охотится на пиратов? А здешние господа как будто этим недовольны. Вон сановник аж с кресла вскочил.

— Вы полагаете, доктор, что в его личности окончательно стал доминировать этот Нейсмит вместо того, кем Майлз является на самом деле? Настолько, что вмешивается в его обязанности и дела?

— Похоже на то, — соглашается Сми Сун осторожно. — Но это не самый худший из вариантов, если субличность Нейсмита полностью компенсирует душевные травмы Майлза и не приводит к патологическому раздвоению. Мы всего лишь должны учитывать эту особенность при составлении заключения. Вы же образованный человек и понимаете, что понятие истинного и ложного «Я» является целиком релятивным, и если субъект осознает себя в реальности…

— Лейтенант-коммандер Смитсон! — рявкает сановник так, что дребезжат чашки на столе. — Извольте вынуть голову из недр вашей научно-психологической задницы и осознать ответ на один простой вопрос: присягу императору кто приносил? Лейтенант Форкосиган или адмирал Нейсмит?

Со стоном Иль Ань падает в кресло и стискивает голову ладонями, бормоча:

— Черт! Эйрел мне голову оторвет и будет прав, когда его гениальный сынок решит окончательно податься в наемники. А второй раз от готового обвинения в измене мне его уже не отмазать… Разве что немедленно перевести его на кабинетную работу, и с повышением, чтобы не имел оснований жаловаться. — Он убирает руки и грозно сверкает очами: — Эй, Смитсон! Вы, черт побери, уверены в своем диагнозе?

— Э, есть незначительная вероятность, что лейтенант Форкосиган, человек с незаурядным уровнем IQ, старается обмануть тесты и показать больший уровень благополучия, чем есть на самом деле, рассчитывая на скорое возвращение в строй… понимаете, его воссоединение с наемным флотом — это еще и возобновление романтической связи с коммандером Куинн, а эйфория на первом этапе отношений может замаскировать…

— Так перепроверьте, что вы мне голову морочите! — брезгливо распоряжается сановник. — Проведите повторные тесты и доложите по форме. И вы, надеюсь, поняли, что большего я сейчас вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали?! Это приказ, если вы сами не догадались.

Он непритворно разгневан. Сын Неба в подобном настроении уже давно яшмовыми чернильницами швыряется, а ведь у разозленного сановника под рукой чайник с кипятком! По-хорошему, вольнодумцу Сми Суну давно надлежит поклониться лицом в пол, заверяя, что подчиненный принимает приказ. А тот, глупый, лишь вжимается в кресло и складывает пальцы в «рожки», должно быть, призывая благого небесного цилиня на помощь.

Ах, цилинь, как некстати! Линь Шу еще успевает заметить, как Сми Сун наконец догадывается вскочить из кресла, но его самого уже что-то дергает и тащит обратно — спиной через комнату, где слуги в зеленом, обмениваясь радостными возгласами, лупят пальцами поверхность стола с возгласами: «Поймали! Поймали гада!» — а висящие в пустоте малые свитки искрят разноцветной радугой, и в один из них неведомая сила втягивает Линь Шу со звоном тысяч серебряных колокольчиков…

И вот он снова в лесу. На коленях перед издыхающим цилинем.

Зверь-небожитель вжимается прохладной мордой в руку человеку. Усталые глаза, затянутые пеленой страдания и плачущие кровью, молят о чем-то.

«Живи! — слышится Линь Шу. — Живи! Ради…» Он знает: под ним снова разверзнется пропасть, в спину вонзятся стрелы, кровь закипит от стужи, он станет цепляться из последних сил за шатающийся камень, а отец протянет руку…

Снова боль. На сей раз Линь Шу рад ей, как старой подруге.