Ликорис (гет)

Самым сложным, пожалуй, было объяснить произошедшее подъехавшим медикам и полиции. Первые принялись работать слаженно, отгоняя Ханагаки и перекладывая раненого Дракена на носилки и занося его в карету скорой помощи, где над ним начали колдовать.

— Он его пырнул, — мысленно собравшись и приготовившись к допросу, произнесла Такемичи, указывая на лежащего без сознания Киёмасу. — Там… там нож рядом.

— Что здесь произошло? — спросил один из полицейских, пока двое других надевали на гопника наручники и затаскивали его в машину. — Вы двое поедите с нами как свидетели. Это же вы вызвали нас?

— Да, — кивнула Хаганаки. Она поправила мокрые волосы, выбившиеся из причёски. Взгляд полицейского тут же потяжелел.

— Вы, — он указал на девушку, — отправляйтесь со скорой. Вы ранены, вам нужна помощь.

— Ранена? — переспросила Такемичи, пытаясь осознать, что было в этом не так, а потом перевела взгляд на руку, на которую указывал мужчина.

Крик застыл у неё в горле, а ладонь тут же опалило невероятной болью, что распространялась, словно ожог, от кончиков пальцев до плеча. Рука горела, и только сейчас она могла понять, почему эта рука была так слаба, когда она с усилием зажимала рану Дракена. То, что руки были в крови, она знала, но о чем она не догадывалась. Девушка упала на колени, прижимая руку к животу. Из её рта вырвались сдавленные рыдания, а от боли слёзы потекли по щекам сами собой.

Когда её руку успели проткнуть ножом? Почему она этого не заметила? Неужели… Киёмаса?

Взвинченная Хината тут же рухнула рядом с ней, прижимая к себе подругу и пытаясь успокоить её монотонными поглаживаниями. Та плохо реагировала на них, дрожа всем телом. Рука одновременно и онемела, и жгла острой болью, не давая спокойно думать. О чём и говорить, когда Такемичи слышала в ушах, как быстро течет её кровь, как быстро грохочет сердце.

Один из медиков, подозванный полицейским, тут же бросился к Такемичи, осторожно беря её за кончики пальцев больной руки и осматривая рану.

— Вы поедете с нами, — серьёзно сказал он, подталкивая Ханагаки к машине. Хината, оставшись совсем одна, в панике заметалась.

— П-п-прошу вас, — взмолилась она, смотря на полицейского мокрыми от слёз глазами. — Я… Я оставлю вам наши номера телефонов, адреса, где мы живём, но позвольте мне отправиться с друзьями в больницу! Мы обязательно придём в участок на следующий день! Мой… Мой отец, Масато Тачибана, он офицер полиции! Он привезёт нас завтра в участок!

Полицейский сперва немного растерялся, но, услышав знакомое имя, кивнул. Номер Такемичи у него уже был — он сохранился в журнале звонков, когда девушка вызывала 911. Но мужчина также записал и номер Хинаты, после чего отпустил её к скорой, которая вот-вот была готова тронуться с места: Дракена только-только подключили к аппарату искусственной вентиляции воздуха, благодаря чему шансы на его выживание повысились.

Такемичи могла лишь надеяться, что сейчас всё будет хорошо. Иначе она сама тут будет оказывать помощь.

Совсем рядом с ним сидела бледная как смерть Такемичи, чью руку обеззараживали. Девушка шипела от боли и агонии, захватывающая всё тело, но, закусив губу, терпела. Она должна была быть в сознании и приглядывать за другом. Она обещала себе и Майки.

Хинату усадили на переднее сидение рядом с водителем. Только дверь за ней закрылась, как машина поехала, включив сирену.

Неприятный звук раздражал, от чего Дракен хмурился. Это радовало Такемичи: если реагирует на внешние раздражители, то он, как минимум, оставался в сознании и боролся за свою жизнь. Тут парень открыл глаза, скосил взгляд на Ханагаки и усмехнулся. Он хотел было что-то сказать, но девушка покачала головой, мол, молчи. Юноша её вновь послушался, лишь дернув пальцами в её сторону.

Такемичи взяла здоровой рукой за его ладонь и слабо улыбалась ему в ответ. Казалось, ему было этого достаточно, и он снова прикрыл глаза, ответно слабо сжимая ладонь подруги.

Так, не говоря друг другу ни слова, они доехали до больницы. Там Дракена выгрузили и сразу же повезли в реанимацию, за ним побежала Хината, обещая мониторить ситуацию, а Такемичи проводили к травматологу для снятия рентгена. Девушка могла вздохнуть спокойно, в машине он не умер, его сердце билось, и он был в надежных руках.

Девушка твердо верила: она справилась.

— Твой друг поправится, не переживай, — вдруг ласково сказала фельдшер, идущая рядом — это она занималась перевязкой раны девушки. — У него здоровье крепкое, а сам он тренированный. Нож не сильно задел внутренние органы, так что через месяц будет бегать и красоваться шрамом, как боевым ранением. К тому же, ты обеспечила достаточную помощь в такой ситуации. Ах! Ну, вот мы и пришли.

— Спасибо, — прошептала Такемичи. Женщина тем временем постучалась в кабинет к травматологу, слыша с той стороны разрешение войти.

— Но в подобные разборки пусть больше не лезет! — тут же пригрозила женщина ей вслед. И, по-доброму улыбнувшись девушке, похлопала её по плечу. — Мне пора обратно. Если что, то реанимация на третьем этаже. — И, передав Такемичи бумажку, составленную в скорой, ушла.

Такемичи осталась одна в коридоре. Вздохнув, она перевела взгляд на раненую левую руку. Боли не было, поскольку буквально пять минут назад Ханагаки вкололи сильное обезболивающее — без него она даже дышать едва могла. Вот только ранение пугало, в голове тут же возникали самые плохие и неприятные мысли.

От вида крови ей становилось больно просто от того, что в тот день Майки тоже был весь в крови. Такой же бледный, слабый и измученный, как Дракен перед ней.

Сглотнув и встряхнув головой, девушка вошла в кабинет к травматологу.

На всё про всё ушло минут двадцать: ей сняли предыдущие повязки, сделали рентген, вновь обработали рану и перевязали её заново. Врач выписал рекомендации и прописал препараты, дав одну упаковку обезболивающего и жаропонижающего с собой — в ближайший день Такемичи будет настолько плохо, что она едва с кровати встанет. Конечно, врач предлагал ей госпитализацию, но девушка отказалась.

Так, когда Ханагаки подошла к реанимации на третьем этаже, все уже были на месте: практически вся верхушка Тосвы либо стояла, либо сидела в коридоре, бледнее некуда. Баджи нервно перебирал пальцами, Чифую рядом пытался его успокоить, хотя и сам сходил с ума от нервов, то и дело дёргая ногой. Братья Кавата обменивались напряжёнными пинками, а Мицуя бросал хмурые взгляды то на дверь в реанимацию, то на сидевшего на корточках Хаккая, которого душили изо всех сил сдерживаемые слёзы. Санзу и Муто отсутствовали.

Эма, сидящая на скамейке, рыдала в плечо Хинате, чьё лицо было обескровлено, а в глазах стояли новые слёзы. Она тихо и глубоко дышала, пытаясь успокоиться и хоть как-то поддержать подругу, но у неё ничего не выходило.

Они обменялись кивками.

А затем Такемичи посмотрела на одиноко стоящего Майки. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, насколько он был опечален и опустошён. Некогда чёрные глаза, сверкающие радостью и беззаботностью, моментально застыли. Сердце Такемичи словно в тиски сжали. Видеть возлюбленного таким подавленным не было сил. Особенно, когда в таком состоянии он был слишком похож на того себя из будущего.

Она подошла к парню и осторожно взяла его мокрую от пота, крови, грязи и дождя ладонь в свою. Майки удивлённо поднял голову, будто только осознал, где находится. Тьма в его глазах, как никогда, пугала.

— Всё будет хорошо, он выкарабкается. Мы посмеемся над тем, как он будет один в больничке лежать, пока мы празднуем победу, — тихо шепнула Такемичи, но её дрожащий голос услышали все.

Майки посмотрел на неё так, будто спрашивал: а ты сама веришь в свои слова? Но, встретившись с решительным несменяемым взглядом девушки, немного расслабился. Его плечи немного опустились, и он сам будто бы немного склонился к ней. Сглотнув неприятный ком в горле, он крепко сжал руку Ханагаки в ответ.

Внезапно его губы чуть дрогнули, но не в улыбке, а в сдерживаемых слезах. Сейчас Майки не смел позволить себе быть слабым: он — лидер, он — глава Токийской Свастики. На него возложена ответственность за жизни других людей. Что будет с остальными, если он первым потеряет самообладание и позволит себе хоть на секунду проявить слабость?

Такемичи понимала это, а Майки понимал ещё лучше.

— Ты права, — наконец, сказал он стальным тоном. — Кен-чин всегда держал своё слово. Он не умрёт, просто не станет так подло поступать. В конце концов, мы дали друг другу обещание, что будем править этой страной вместе. — И улыбнулся, будто это не его сердце сейчас разрывалось от боли и ужаса. — Поэтому, ребята, верьте в Кен-чина.

Хватка на руке Такемичи стала сильнее, но девушка промолчала, не смея даже пикнуть. Майки боялся больше всех, но не смел этого показывать. Единственным человеком, которому он доверился, показал страх, снедаемый его, была Такемичи. Только она чувствовала, как трясётся чужая рука, только она видела всепоглощающую тьму отчаяния в чужих глазах, и только она была свидетелем чужой боли.

Остальные же приободрились: на их губах появились лёгкие улыбки, позы перестали быть такими напряжёнными. И даже атмосфера поменялась: из мрачной она стала полна надежды.

— Спорим, что Дракен нарушит все запреты врача через две недели? — внезапно спросил Мицуя с усмешкой, подпирая стену за спиной.

— Полторы недели, — тут же отозвался небрежно Чифую.

— Да этот придурок уже через неделю будет прыгать, как идиот, а потом ныть, что швы болят, — хмыкнул Баджи, посмеиваясь и ухмыляясь во весь рот.

— Я сам лично ударю его по этому шву, если он будет вытворять такое, — пообещал Соя, и вкупе с его раздражённым выражением лица эта фраза прозвучала поистине угрожающей.

— Да я сама его побью, идиота такого, — внезапно вмешалась Эма, вытирая солёные слёзы рукавом юкаты. Её взгляд был совсем как у Майки в самые опасные моменты, и ребята сглотнули: эти двое были очень страшной семейкой. И все заранее помянули ещё раз Дракена, который варился в этом дерьме многие годы ранее и будет вариться дальше.

Время текло очень медленно, казалось, что каждая минута длится как целый час. Наконец, красная лампочка «ИДЁТ ОПЕРАЦИЯ» потухла. Все тут же подобрались, ожидая выхода врача.

Дверь распахнулась. Мужчина, одетый в белый халат, шапочку и маску, кивнул ребятам в знак приветствия.

— Рюгуджи Кен выжил. Благодаря своевременной первой помощи операция прошла успешно, — произнёс он.

Глаза Эмы тут же наполнились слезами, и она вновь разрыдалась в плечо Хинаты. Теперь уже от того, что опасность миновала. Парни закричали, давая волю слезам. Хаккай наконец-то поднял голову, и на его лице отразилось облегчение. Мицуя, подойдя к другу, хлопнул его по плечу, мол, вставай, надо нашим передать. Соя и Нахоя тут же подорвались, сперва обнимая друг друга, а потом кидаясь с радостными объятиями на Баджи с Чифую.

— Его переведут в палату интенсивной терапии, как только станет стабильным. Посещать его можно будет через три дня. — И, развернувшись, ушёл, закрыв за собой дверь.

— Ну, вот и всё, — с успокоением, выдохнула Такемичи в наступившей тишине, а затем обернулась к Майки. Тот стоял, как громом поражённый, но чернота в глазах утихла, успокаиваясь на время.

— Пойду к остальным, — только и сказал он, отпуская покрасневшую руку Такемичи. Девушка чуть кивнула, встряхнула и размяла затёкшие пальцы, а после подошла к подругам, обнимая их.

— Как твоя рука? — внезапно спросила Хината. Эма всхлипнула и подняла голову, обращая внимание на Ханагаки.

— Всё хорошо, мне дали обезболивающее, — ответила она, а после погладила Эму по растрёпанным волосам. — Чую, завтра мы все будем валяться с простудой, — и тихо посмеялась.

Девушки только сейчас оглядели себя, понимая, что насквозь промокли под холодным ночным дождём. Их одежда, как и волосы, только недавно начали высыхать.

— Больше всех пострадаешь ты. Босиком же, — покачала головой Хината и потянулась к босоножкам. Такемичи ласково остановила руку подруги.

— Не надо, оставь так. Вернёшь завтра.

— Но твои ноги…

— Хуже им уже не будет. Лучше — тоже, — просто ответила девушка. На самом деле её ступни сильно болели, а пальцы даже закоченели, хотя на улице было душно. — Давайте лучше пойдём по домам. Больше мы ничем не поможем.

Девушки кивнули, соглашаясь.

Эма с трудом поднялась на дрожащих ногах, чуть не упала на первом шаге, но затем пошла увереннее, более не нуждаясь в поддержке со стороны Хинаты и Такемичи. Сама Тачибана, достав телефон, принялась звонить отцу с просьбой забрать их и развести по домам. И, судя по громкому встревоженному голосу, тот только-только узнал о вызове полиции и ещё больше напугался, что его дочь в больнице.

На улице уже галдели неутомимые свастоны. Они обнимали друг друга и кричали что-то про Дракена, смеялись и били друг друга по спинам. Кризис прошёл, и теперь каждый чувствовал себя лучше. Страха смерти близкого друга больше не было.

— Папа скоро приедет, — произнесла Хината, поглядывая на часы. — Чувствую, мне сделают втык, что вернулась так поздно. Обещала быть к десяти, а в итоге уже двенадцать минут первого.

Ханагаки проморгалась. Двенадцать минут первого? Значит… Значит, сегодня уже четвёртое августа! Она смогла спасти Дракена! Его жизни больше ничто не угрожает!

Улыбка сама собой расползлась на лице. Хотелось поделиться с кем-нибудь своим счастьем, но никто не мог понять её. Слёзы сами собой выступили на глазах.

И тут Такемичи застыла, оглядываясь по сторонам. Что удивительно, Майки нигде не было, и это насторожило девушку. Он точно в порядке?

— А… Я отойду на минутку, — внезапно сказала она, делая пару шагов назад. — В туалет хочу. — И, бросив извиняющийся взгляд на подруг, поспешила прочь, возвращаясь в больницу.

Найти Майки было сложно, для этого пришлось оббежать половину здания. Но, к счастью, помогли медсёстры, дежурившие в ночную смену — они указали Такемичи на задний двор. Девушка, быстро спустившись со ступенек, игнорируя неприятные ощущения в ногах, выбежала на улицу. Здесь не было слышно ни радостных воплей свастонов, ни рёва их байков. Лишь шелест мокрой листвы.

Наконец, Ханагаки увидела Майки: сидящего на земле, уткнувшегося в собственные колени и, судя по дрожащим плечам, плачущего. Девушке поплохело: а ведь Майки переживал больше всех остальных, но продолжал крепиться и вселять в остальных веру, как истинный лидер.

Майки боялся за жизнь Дракена больше всех, но не смел этого показывать. И вот наконец смог отпустить себя, но только в полном одиночестве.

Отдышавшись и набравшись смелости, Такемичи медленно приблизилась к парню и села рядом, подпирая его бок своим. Сано тут же вскинул голову, недовольно хмурясь, но стоило ему увидеть девушку, как он расслабился и вновь уткнулся лбом в коленки.

— Поплачь, — тихо предложила Такемичи. — Я никому не скажу.

— Я очень волновался, — прошептал он. — Было так страшно. Я боялся, что видел его в последний раз. Кажется, его мёртвое тело ещё долго будет сниться мне в кошмарах. Совсем как Шиничиро.

Ханагаки как током прошибло: раньше Майки не особо говорил о смерти брата, предпочитая игнорировать эту тему и делать вид, что всё хорошо. Но теперь он позволил себе слабину и впервые раскрылся перед ней.

Такемичи знала эту трагическую историю, в которой были замешаны Баджи и Казутора. Последний был ещё одним основателем Токийской Свастики, но сейчас отбывал срок в колонии для несовершеннолетних за убийство. В тот год День рождения Майки обернулся огромной трагедией, в которой двое самых близких ему людей убили Шиничиро при неудачной попытке обворовать его магазин.

Эма говорила, что Майки до сих пор тяжело переживал смерть брата, тем временем как она и дед смогли отпустить. И Такемичи знала, что Майки не смог этого сделать даже через двенадцать лет.

И с этим нужно было бороться.

Такемичи внезапно взяла Майки за руку и резко потянула на себя, заставляя потерять равновесие и уткнуться носом ей в ключицу. А затем крепко обняла его, гладя по голове и смотря на ночные звёзды. Парень в её руках зарыдал ещё сильнее, полностью разворачиваясь к ней и стискивая девушку в ответ.

— Спасибо, — внезапно едва слышно проговорил Манджиро, но Такемичи его всё равно услышала и успокаивающе начала поглаживать по спине. После этого она ощутила мягкий поцелуй в шею, из-за чего ненадолго застыла, пытаясь осознать, что только что сделал парень.

Ханагаки решила ничего не предпринимать, сдерживая внутреннюю радость от подобного знака внимания. Да и это сейчас было совсем неважно. У них ещё будет время на нежность и другие проявления чувств.

Между ними воцарилось уютное молчание.