Проект "Скорпороза" (гет)

Я на самом деле не понимаю, на черта мне вообще сдавать экзамены, если учесть, чем я собираюсь заниматься, но так как до восемнадцати я не сама себе хозяйка, а какой-никакой диплом, авось, когда и понадобится, то почему бы и не поучиться. Другой вопрос — а зачем я учу Зелья? Зелья от фурункулов я себе сварить уже сумею, а остальное всегда можно купить у Малфоя, ну, или обменять на что-нибудь. Если выкрасть не получится.

Но вот я, сижу, пишу эссе о зелье обострения зрения и способах его применения и размышляю, вставлять ли туда возможность его использования для подглядывания за переодевающимися дамами в квартирах на верхних этажах небоскребов, когда ко мне подгребает Малфой и говорит недовольным тоном:

— Финниган, ты меня разочаровываешь.

— Что такое? — отрываюсь я от сочинения.

— Гриффиндорцы крутятся у нашей гостиной, требуя вызвать тебя, и при этом они вовсе не выглядят несчастными и запуганными. Ты совсем потеряла хватку.

Я изумленно приподнимаю брови и выхожу из гостиной.

Действительно, гриффиндорцы. Три штуки: Роджерс, Поттер и Монро. Нащупываю на всякий случай палочку и прикидываю варианты отступления.

— Что надо?

— Нам сказали, у тебя есть огневиски! — выпаливает Роджерс.

Я снова приподнимаю брови. Так у меня скоро морщины появятся.

Огневиски у меня есть (я успела припрятать пару бутылочек в вечер Бала, пока Малфой смотрел в другую сторону), но откуда им это знать? Хотя, понятно откуда.

— А что такое? — невинно спрашиваю я.

— У меня сегодня день рождения, — отвечает Монро.

— Поздравляю, а причем тут я?

— Сколько? — переходит к сути Поттер.

Я прикидываю платежеспособность троицы.

— Пять галеонов, — говорю я.

— Это же грабеж! — возмущаются они.

— И это за одну бутылку.

Они возмущенно смотрят на меня.

— А что? — спрашиваю я. — Сами понимаете, времена непростые, экономический кризис, неурожай мандрагор в Зимбабве, бунт троллей в северной Норвегии, гражданская война в Панаме, гриффиндорцы у власти. Нужно потуже затягивать пояса.

— Три галеона, — отвечает Монро.

Я задумываюсь:

— О’кей. И приглашение на вашу вечеринку.

— На какую вечеринку? — делают они невинные лица.

— На вашу. Или вы собираетесь эту бутылочку распить втроем в библиотеке?

Торговались мы еще долго, но в итоге пропуск на гриффиндорскую вечеринку я получила, правда за три бутылки. И вдобавок к приглашению — разочарование. Я ожидала треша и угара, о каких ходили дичайшие слухи в последние годы, а вместо этого попала на какой-то пикник у Висячей Скалы, только без пропавших девок. Играет музыка (как всегда какая-то гадость от «Сестричек»), кто-то пытается танцевать, в углу разливают самогонный пунш и сливочное пиво, Гарри Томас травит байки, туда-сюда носится мелочь первогодная — типичнейшее представление гриффиндорцев о вечеринках. Нет, я не требую стриптизерш и кокаина, но, честное слово, я надеялась на большее.

Когда я вхожу, все смотрят на меня с потрясением, но Поттер многозначительно помахивает бутылками, и все понимают, в чем дело. Я подхожу и падаю на диван рядом с Мак.

— Ты разболтала?

Она шипит:

— Что ты здесь делаешь?

— Понимаю, что продешевила. А что? Я не должна тут находиться? Готовишь какой-то гриффиндорский заговор?

Тут, к своему изумлению, среди слетающихся к пункту раздачи алкоголя, я вижу Роуз. Стоит там со стопкой в руках, ждет своей очереди, с таким видом, будто нажираться огневиски под сводами Хогвартса так же нормально, как дышать. У меня отпадает челюсть куда-то в район моих коленок. Дженни замечает, куда я смотрю, и шипит:

— Ну, и что ты так удивляешься? Она нормальная, я тебе миллион раз говорила! И вообще, какое тебе до нее дело?

Тут я понимаю, что Мак готовит вовсе не гриффиндорский заговор, а очередные коварные планы, и решаю теперь с Уизли глаз не спускать.

Оглядывая гостиную, я с удовлетворением отмечаю, что с течением времени концентрация Уизли на квадратный метр в Хогвартсе существенно понизилась. Помню, были времена, когда невозможно было ни в какой коридор свернуть, не столкнувшись с очередным потомком Артура Уизли. Мне уже начинало казаться, что они меня преследуют. Сейчас же таких в школе всего четыре штуки, и это почти нормально, в конце концов, еще три года назад эту школу топтало четыре Финнигана, так что с моей стороны критиковать Уизли было бы ханжеством.

Люди меня сторонятся, но вообще вечеринка идет своим чередом: карты, выпивка, байки, целующиеся парочки. Короче, все, как у нас на Слизерине, ну, кроме того, что мы в ночь Бала еще и люстру сломали, ну, так не надо было Беддоку наливать.

Я немного скучаю, но не ухожу из принципа — в конце концов, меня ограбили, так что имею право испортить им праздник.

И тут слышу, что шестикурсники задумали играть в «Правду или вызов», и понимаю, к чему идет дело. Так что тут же встаю и иду к ним:

— Я с вами.

— Еще чего, — фыркает Уизли, но я смотрю на Поттера и Монро и говорю:

— И тогда мы квиты.

Они еще должны мне два галеона, так что, конечно же, соглашаются, к неудовольствию гриффиндорских девчонок. Но Дженни тут же отыгрывается:

— Хорошо. Только тогда ты первая. Правда или вызов?

Вот черт. Я быстро-быстро думаю и, наконец, решаю:

— Вызов.

Они протягивают мне какой-то флакончик:

— Пей.

— Что это?

— Изобретение нашего дяди Джорджа, — объясняет Поттер. — Зелье для игры «Правда или вызов». Если ты соврешь или не исполнишь вызов, то у тебя три дня будет ужасно чесаться спина, как раз между лопатками, и никакое противоядие не возьмет.

Что ж, отступать поздно. Выпиваю, ругая себя за то, что влезла в игру, не разузнав заранее правила. Малфой во мне окончательно разочаруется.

— Ну, что за вызов?

— Ты никому не расскажешь, что сегодня здесь увидишь и услышишь! — говорит Мак. Гриффиндорцы одобрительно гудят.

Вот черт.

Тут Мак добавляет:

— Никто из вас ничего не расскажет, и выпейте зелье!

За тот вечер я узнала много того, что предпочитала бы никогда не знать: что Роджерс спит голым, что Монро целовался с тремя девушками, что Макдермот предпочитает брюнетов (о’кей, это я и раньше знала), что Поттер боится клоунов. Увидела много того, что никогда не хотела бы видеть: Монро без штанов, Колби, танцующую танец дикарей, Поттера, воткнувшего под ремень штанов перо и кукарекающего, Лонгботтом, поющую песни Уорбек, Макдермот, пытающуюся стоять на голове. Сказала много того, что не хотела бы говорить: что у меня нет романа с Малфоем, что я терпеть не могу Кимми Монтагю, и, нет, я никогда не видела Малфоя без штанов, отвалите. Сделала то, чего не хотела бы делать: принесла им диванную подушку из слизеринской гостиной, орала «Гриффиндор рулит!» в главном холле (надо убить Поттера), сообщила им пароль в слизеринскую гостиную (один из трех. А они не сказали: «все пароли», — верно?)

Но самое веселое было, когда дело доходило до Уизли. Это было умопомрачительное зрелище. Как я поняла, Уизли предупредила Поттера и Лонгботтом о крестовом походе Мак, и теперь каждый раз, когда дело доходило до Уизли, они оба старались опередить Дженнифер, чем доводили ее просто до бешенства. Мы узнали, что любимый кузен Уизли — Луи (успел Поттер), что ее любимый цветок — георгин (успела Лонгботтом), она встала в середину гостиной и три раза повернулась вокруг своей оси, повторяя «Шоколадные лягушки, шоколадные лягушки», и вообще, если остальным доставалось, то стараниями Поттера и Лонгботтом Уизли страдала так же тяжко, как червяк в яблоке. И она уже думала было, что пронесло, но, чтобы там не говорили, гриффиндорцы не настолько уж и тупые и даже и на них иногда находит озарение.

То есть, когда до Роуз опять дошла очередь, и Поттер начинает:

— Я вызываю тебя, Роуз…

Колби вдруг как заорет, что это нечестно, что они с Элис дают ей только легкие задания, хватит, и пусть вызов сделает кто-то другой.

И пока Поттер и Лонгботтом препирались с Колби и Монро по этому поводу, Мак вскакивает и вопит:

— Я вызываю тебя, Роуз Уизли, в обед в день святого Валентина поцеловать в губы слизеринца, которого ты ненавидишь больше всего!

Все так и сели.

— Че… Че… — начинает Поттер. — Че…

— Го? — заканчивает за него Монро.

— Я вызываю Роуз Уизли в обед в день святого Валентина поцеловать в губы слизеринца, которого она ненавидит больше всего! — гордо говорит Мак и садится.

В тот вечер я возвращаюсь в свою гостиную с синяком на мягком месте: я так хохотала, что села мимо стула.

* * *

До дня святого Валентина оставалось три дня, и эти три дня я провела, перебирая аргументы pro и contra того, чтобы рассказать Малфою о предстоящем.

Аргументы «за»:

А) Малфой просто умрет, если Уизли его поцелует.

Б) Малфой отберет у меня сто галеонов (после того, как умрет, после того, как Уизли его поцелует).

В) У приятной мне половины школы (меньшей половины) случится сердечный приступ, если Уизли поцелует Малфоя.

Аргументы «против»:

А) Как представлю физиономию Малфоя (не забыть фотоаппарат).

Б) Как представлю физиономии учителей (сказать Мак не забыть фотоаппарат).

В) Как представлю, с какой физиономией будет идти к нам Уизли (проверить, работает ли фотоаппарат).

Г) У неприятной мне половины школы (большей половины) случится сердечный приступ.

Д) Когда чешется спина — это неприятно.

Так что было решено оставить Малфоя на растерзание волкам. Он меня поймет, в моем случае он поступил бы так же.

Так что обед в день святого Валентина я ждала с огромным нетерпением.

* * *

День этот был таким же омерзительным, каким он обычно и бывал — повсюду выли поющие валентинки, хихикали дуры-третьекурсницы, краснели болваны-третьекурсники, лизались влюбленные парочки.

По счастью, в нашей части стола такая была только одна, но зато нас всех от них тошнило за пятерых.

— Глядя на это, я понимаю сущность целибата, — говорит Малфой, когда видит, как Монтегю и Гастингс кормят друг друга с ложечки. — Не принимаю, конечно, но понимаю.

— Я тоже начинаю жалеть о том, что когда-то случилась сексуальная революция, — признается Куин, когда видит, как Гастингс вытирает Монтагю губы салфеткой, а потом целует в нос. — И оцените, что это сказала Забини.

— Это просто тошнотворно, — говорю я, когда Монтагю ест с тарелки Гастингса. — И заметьте, что мне настолько противно, что я даже не нахожу таких сочных метафор, как у вас. А ведь это я.

Мы настолько отвлеклись завораживающим в своей кошмарности зрелищем, что я почти упускаю тот момент, когда пунцовая от смущения Уизли встает из-за своего стола и идет к нам. Очень решительно идет. Настолько решительно, что Малфой оглядывается на меня, о чем-то догадывается, делает движение встать из-за стола и сбежать, делает движение залезть под стол, но в итоге замирает и смотрит на Уизли, как кролик на удава.

Уизли приближается твердым строевым шагом и останавливается против нас. Она настолько красная, что от нее можно прикуривать. Стоит тут, мнется пару секунд, а потом…

Потом подходит и…

И целует Куин Забини в губы. Крепко.

Я моргаю. Еще раз моргаю.

Уизли отстраняется и убегает из Зала.

Вокруг меня раздается грохот падающих на пол челюстей.

Потом повисает тишина. Такая тишина, что слышно, как булавка падает.

И в этой тишине раздается задумчивый скрипучий голос профессора Вектор:

— Ну, в жизни каждой девушки бывает такая стадия…

И Зал взрывается. Кто-то хохочет, кто-то недоверчиво что-то кричит, кто-то просто что-то пытается прокричать другому, но все перекрывает вопль Беддока:

— Надеюсь, Уизли даст знать, когда у них с Забини случится стадия «тройничка»!

Кто именно швырнул в Беддока ступефаем — я не заметила.