Случившиеся друг с другом (гет)

Об октябре

Октябрь ливнями окутан да порыжевшею листвой, и в эту чудную минуту я знаю: радость здесь, со мной.

 эскапада

Октябрьский Драко — золотого цвета. Он теплый и греет жарко, не по-осеннему. От огненной листвы обыкновенно холодно-платиновые волосы золотятся, и даже привычная бледность кожи обретает золотистый оттенок. Когда Драко недоверчиво щурится и глядит на осеннее солнце (слепит, а почти не согревает!), его светлые до прозрачности серые глаза темнеют и вспыхивают в глубине сполохами отраженного солнечного золота.

Октябрьская Гермиона — каштановая. Всякому известно, что каштановая она всегда — но в октябре ее каштановость достигает пика. Ее кудри все сильнее склоняются к тому, что могут быть и темными, и рыжими, и все это сразу. Глаза и вовсе становятся похожими на каштаны — два большущих, темных, глянцево-блестящих каштана. Теплое зеленое пальто, рыжеватые сапожки, коричневые шарф и шапка… Гермиона отправляется собирать каштаны.

В октябре Драко до ужаса мил. Он не узнает сам себя, когда обнаруживает на кухонной доске натертую апельсиновую цедру, в руке — палочку корицы, а в кастрюльке на плите — полуготовый глинтвейн. И по всему выходит, что готовит его он, Драко. И как теперь самоуверенно заявлять, что горячее вино — неупотребимая гадость, а лучше выдержанного огневиски ничего быть не может? А пару раз, страшно сказать… Ну, чего уж теперь. Бывало в октябре такое — совершенно невозможное, — что дожидаясь припозднившуюся с работы Гермиону, Драко вдруг оказывался перед горящим камином, укрытый лохматым пледом и с Живоглотом на коленях. Мурлычущим, заметьте! А над кружкой, стоящей на столе, клубился ароматный пар, но аромат был вовсе не кофейный, а травяной, пряный, уютный. И от этого Драко жутко злится — от всей этой октябрьской уютности, нападающей на него без объявления войны и вообще исподтишка. Отправляясь встречать Гермиону, он с удивлением видит в своих руках букеты кленовых листьев — красно-желтых, до чертиков гриффиндорских. Что-то греет шею — и этим чем-то оказывается связанный Гермионой шарф, совсем не малфоевский, не будь это октябрь, не бывать этому шарфу на его шее вовек! Драко гуляет по осыпающимся листопадами скверам. Драко читает стихи, и они отдаются где-то глубоко внутри (думать, что в сердце, страшно). Драко придумывает, кем бы нарядиться на Хэллоуин. Драко пьет горячий сидр с Поттером и Уизли в «Трех Метлах» и почти не делает вид, что это все Гермиона его заставила. Драко отправляет с совой открытку с милым хорьком, выглядывающим из кучи опавших листьев, Панси — он знает, что она в командировке в Гвинее, поэтому приписывает что-то вроде «С теплым приветом из самого сердца осени». Драко заявляется к Блейзу вечером с рецептом печеных яблок от Молли Уизли и с корзиной, полной ингредиентов по списку. Из их кулинарных экспериментов ничего не выходит, отчасти потому, что Забини — воинствующий противник домашней готовки, но остатки провала они ликвидируют вместе… Утром первого ноября Драко недоумевает, кто был этот чудик, прикидывавшийся им весь прошедший месяц, и не желает иметь с ним ничего общего. Но это, конечно, только до следующего октября.

В октябре Гермиона предсказуема. Она пропитана октябрем до кончиков ногтей. Хоть и родилась в сентябре, октябрь ей куда роднее. В нем она по-особенному на своем месте. Дожди все чаще, и волосы Гермионы выходят из-под контроля — иначе как буйными кудрями их уже и не назовешь. И пахнут они — корицей и медом (это когда Драко внезапно затевает глинтвейн), яблоками (когда Драко приспичивает печеных яблок или шарлотки) и мятой (а это когда Гермиона застает Драко уснувшим под пледом в обнимку с Живоглотом и с недопитым мятным чаем на столе). Книги манят Гермиону в октябре как ни в один другой месяц, и она зачитывается новыми, перечитывает старые и освежает в памяти зачитанные до дыр тома, пока Драко исчезает в неизвестном направлении. На Гермионины вопросы он так мечтательно отвечает «Пойду пройдусь…», что ей даже становится завидно — всего на секундочку, до того момента, как пальцы привычно ощутят хрупкую бесконечность книжных страниц. В октябре Гермиона сильнее обычного привязана к друзьям. Она собирает их всех в одну кучу каждые выходные: и школьных, и друзей с работы, и даже некоторых друзей Драко. Сопротивляться ее напору невозможно, все давно смирились и сливаются в одну веселую, разношерстную, но недолговечную компанию — с приходом ноября Гермиона охладеет к таким массовым проявлениям дружбы. Гермиона в октябре становится настоящей бездельницей — в ее собственном представлении — и чуть менее трудоголиком, чем обычно, — по мнению всех остальных. Она задерживается на работе всего пару раз за месяц, не берет дел на дом и вообще отодвигает работу на второй план, что само по себе событие беспрецедентное, даже Рождество не получает таких привилегий. В октябре Гермиона влюблена в Драко как в первый раз — и в то же время совсем по-иному… Утром первого ноября Гермиона просыпается в ужасе, в мыслях у нее одно: завал, она устроила на работе настоящий завал! Тунеядству — бой, и Гермиона решает твердо — никаких больше себе поблажек. Но это, конечно, только до следующего октября.

В октябре Драко и Гермиона счастливы. Он вытаскивает ее на прогулки в немыслимо расцвеченные скверы и парки. Она спорит, что от влажности ее волосы разбушуются и дойдут до захвата мира. Он засыпает ее палой листвой, и теперь она пахнет вдобавок ко всему еще и осенью. Они возвращаются домой, и она с немного виноватым лицом тянется к книге, а он, притворно вздохнув, отправляется заваривать травяной чай с мятой. В октябре темнеет уже совсем рано и знобко тянет холодом. Драко и Гермиона разжигают камин, она включает кино — что-нибудь из старенького, но неизменно новое для Драко, — укладывает ноги в вязаных носках ему на колени и всякий раз засыпает до окончания фильма. Когда последний титр скрывается за краем черного экрана, Драко относит Гермиону в спальню… Утром первого ноября Драко и Гермиона с улыбкой вспоминают, как были счастливы в октябре. Но это, конечно, глупости, ведь во все остальные месяцы они счастливы ничуть не меньше.

О неожиданных предложениях

— Это ты мне так предложение делаешь?

— Угадала.

— Ну… Как-то это не так делается.

— А как? Встать на одно колено?

— Хотя бы.

— И кольцо, наверное, нужно?

— Желательно.

— Это хорошо — у меня как раз есть одно.

Случай из жизни

Драко задерживается. Гермиона даже немного рада. Денек выдался тот еще: сначала утреннее совещание, потом бесконечный поток дел, а вечером она еще и отправилась к родителям. Мама прозрачно намекала, что пора бы уже Гермионе и Драко «сделать следующий шаг». Намеки же о продолжении рода по прозрачности не уступали алмазу чистой воды. Папа не встревал, но многозначительно покашливал. Вечер тянулся бесконечно, и теперь Гермиона счастлива просто сидеть и молчать. И не оправдываться. Хотя ей и не в чем оправдываться! Подумаешь, они четыре года живут вместе. Что же, обязательно жениться? Они никуда не торопятся. Да и что изменят эти формальности?..

Гермиона повторяет про себя эти аргументы, но звучат они не слишком убедительно. Даже местами жалко. Не то что бы она рвалась замуж или заводить детей, но все-таки немного обидно. И еще обиднее от того, что обидно. Гермиона всегда думала, что она не такая, как остальные девушки, а оказывается вдруг, что чуточку «такая». Она и сама уже задается вопросом, почему Малфой не делает ей предложения. Ждет чего-то? Или кого-то?.. Гермиона машет головой, прогоняя дурные мысли.

А все же обидно. Ведь все ее подруги уже замужем: и Джинни, и Луна, и Анджелина, и Кэти… Даже у Рона и Лаванды свадьба через месяц! Помнится, полгода назад, когда Лаванда, пища от восторга, прибежала с этой новостью в кабинет к Гермионе, та от удивления забыла даже поздравить ее. Впрочем, Лаванда и без поздравлений была на седьмом небе от счастья.

И вот Гермиона осталась единственная. А Драко ведет себя так, словно ничего не замечает. Или вправду не замечает?.. Уставшая от родительских намеков, охваченная сомнениями Гермиона засыпает на диванчике в гостиной, не заметив, что время идет к полуночи, а Драко все нет, хотя прежде он никогда не задерживался так надолго в Малфой-мэноре.

Просыпается Гермиона от грохота. Сонная, она поначалу не понимает, где она, что, как и когда, но часы начинают бить три ночи, и она осознает, что уснула в гостиной, а источник шума определенно в прихожей. В подтверждение ее догадки в прихожей что-то звякает, стукает и чертыхается. Гермиона выдыхает — чертыхается узнаваемо малфоевским голосом. Нашарив палочку и включив свет, она торопится на шум.

Драко сидит на полу. Хотя нет, он сидит на обувной полочке, которую, впрочем, уже трудно считать предметом мебели. По крайней мере, обувь с полочки валяется вокруг, рядом с ключами, выпавшими из покосившей ключницы на стене. Драко поправляет шарф и пытается непринужденно положить ногу на ногу, что непросто сделать, сидя на полу. Сосредоточенно смотрит он при этом на дверной косяк чуть левее Гермионы.

И тут только она понимает, что он вусмерть пьян.

Малфоя трудно назвать блюстителем нравов, случались в его жизни и веселые вечеринки, и посиделки с друзьями, и безрассудные эксперименты, но в таком состоянии Гермиона не видела его никогда. Самоконтроль Драко распространяется в первую очередь на алкоголь, и самой его пьяной выходкой было распевание хогвартского гимна на Новый Год. А сейчас он сидит на полочке, и по всему выходит, что он туда упал. Да еще и в три часа ночи. Сложив руки на груди, Гермиона самым своим строгим голосом спрашивает:

— Это как понимать, Малфой?

Драко старается, очень старается, и ему удается сфокусировать взгляд на ее лице. Он нервно смеется, но кривится при этом, будто от боли, и отвечает:

— Так-то я не Малфой.

Ответ не по существу и уж очень неожиданный, так что Гермиона переспрашивает уже совсем не строго:

— Чего?

Драко пытается встать и получается у него весьма неплохо. Пошатнувшись всего разок, он добирается до дивана и говорит:

— Ну… Малфой я теперь весьма условно.

Понятнее Гермионе не становится, поэтому она просто присаживается рядом, всем своим видом выражая недоумение. Лицо Драко вновь искажается, как в прихожей, но он пьян, и хочется поговорить. Он продолжает:

— Отец сказал, что больше мне не отец. И что больше я не Малфой. И что денег мне не видать. А я сказал, что мне плевать!

На этот раз Драко смеется довольно весело и машет в воздухе рукой. Гермиона тут же замечает, что на пальце бледно выделяется белеющая полоска — там, где раньше было кольцо. Замечает и холодеет от осознания. Она хорошо помнит, как когда-то — вечность назад — Драко рассказал, что это кольцо — знак принадлежности к роду Малфоев, древняя магия. Кольцо надевают во младенчестве, и оно растет вместе с владельцем. Его нельзя снять с пальца, то есть, можно, с особым заклинанием, но лишь однажды, и после этого ты больше не Малфой.

Вдруг кажется, что это сон, что Гермиона еще спит. Она слышит свой голос глухо, как со стороны:

— Что произошло?

У Драко кривая улыбка и больные глаза. Он сползает по спинке дивана и кладет голову Гермионе на колени. Пахнет от него огневиски и чем-то горьковатым, Гермиона не разбирается — может, текилой?.. Закрыв глаза, Драко рассказывает, и голос его почти тверд:

— Сначала было как всегда: обзор чистокровных юных леди, которые, видимо, спят и видят, как стать леди Малфой. Я думал, на этом все и кончится, но нет — пошли в кабинет. А там… Я не буду тебе рассказывать.

Драко резко замолкает, и Гермиона боится, что он сейчас уснет. Она тормошит его и упрашивает продолжать.

— Отец налил себе и мне огневиски и начал разговор «типа как со взрослым». Ну, знаешь, такой идиотский тон… Сказал, что все понимает, что в молодости хочется порезвиться, повеселиться, все попробовать… Я сначала не понял, а он пояснил — поразвлечься с такой, как ты. Но он-то, конечно, по-другому сказал. И говорит: надо меру знать, найти порядочную девушку, из приличной семьи. Нормально? И понесла-а-ась… Он, оказывается, думал, что у нас все это несерьезно, поэтому не возражал особенно. А я сказал, что все серьезно и мы скоро поженимся. Тут-то и сказочке конец.

Он снова смеется. Слова про сказочку кажутся ему чрезвычайно удачными и остроумными, хочется повторить, но Драко не может придумать, к чему их приплести. А Гермиона настороженно переспрашивает:

— Поженимся?

Драко открывает глаза. Похоже, будь он трезвым, он бы резко поднялся, но это не так, и он, едва не упав, встает с дивана. Подняв палец, значительно объявляет:

— Сейчас! — и, нетвердо ступая, подходит к шкафу.

Распахнув дверцы и роняя на пол одежду с полок, что-то ищет. Наконец, из глубины шкафа раздается радостный возглас, и Драко выныривает, сжимая в руке бархатную коробочку. Он пытается встать на одно колено, но теряет равновесие и начинает, стоя на коленях:

— Гермиона Джин Грейнджер, хоть тебе теперь и не бывать леди Малфой, но ты выйдешь за меня? Я мог бы взять твою фамилию…

Гермиона чувствует кожей, что надо что-то делать. Снова кажется, что ей это снится, особенно в свете ее недавних размышлений. Стараясь не выдавать своего напряжения, она выдавливает из себя улыбку и отвечает:

— Конечно, выйду. А с фамилией мы потом разберемся.

Она осторожно высвобождает коробочку из пальцев Драко и кладет ее на край стола. Только тогда спрашивает:

— Драко, а откуда у тебя кольцо?

Он снова плюхается на диван и легкомысленно машет рукой:

— Да оно у меня уже давным-давно! Где-то полгода назад купил, собрался все тебе сказать, а тут чертов Уизли со своей Браун… Ну, я и подумал, что ты можешь подумать… И подумал, что лучше подождать…

Речь Драко теряет связность, слова расползаются, и он засыпает буквально на полуслове. Гермиона сидит на краешке дивана и напряженно смотрит на коробочку. Проходит не меньше пяти минут, прежде чем она встает, берет ее и подходит к шкафу. Собрав вещи с пола, она аккуратно складывает их стопками на полках. Подумав, она решительно засовывает руку с коробочкой в самую глубину и прячет ее между вещей, после чего закрывает шкаф.

Драко спит. Завтра ему наверняка будет очень плохо, и он совершенно точно не вспомнит этого разговора. Гермиона уверена — он бы не хотел сделать ей предложение вот так. Она укрывает его пледом и улыбается — что ж, остается только ждать.

Но до чего же трудно было даже не взглянуть на кольцо!..

О ловкой неловкости

Драко обедает. Точнее, он уже покончил с едой и принялся за кофе. Горьковато-кислая коричневая бурда, которую подают в кафетерии под видом кофе, конечно, не имеет ни малейшего права так называться, но, во всяком случае, создает иллюзию бодрости. Так что Драко подумывает взять еще чашечку этого лжекофе, когда за столик позади него садятся двое волшебников. Сидя к ним спиной, он их, разумеется, не видит, но судя по голосам — примерно его возраста. Драко раздражен: общий перерыв уже кончился, и в зале полно свободных столиков, но эти двое уселись рядом с ним. Он даже подумывает пересесть подальше, когда слышит обрывок их разговора:

— …к этой Грейнджер, представляешь? — огорченно произносит один из них.

Желание пересесть сразу пропадает. Драко прислушивается.

— Да уж, не повезло тебе, — смеется в ответ второй.

«Не повезло». Что он об этом знает! Драко едва не фыркает. Кому не повезло, так это ему самому. Приходится работать с Грейнджер изо дня в день, а для этого нужны воистину железные нервы, которыми Драко никогда не мог похвастаться. Второй тем временем продолжает:

— Говорят, она еще та стерва.

Драко морщится. Отчего-то эти слова неприятно отзываются внутри. Грейнджер, несомненно, вполне соответствует этой характеристике, но слышать это из чьих-то уст бесит. Как будто только он, Драко, имеет право так говорить.

Первый удрученно отвечает:

— Я уже и сам заметил. Она уже дважды меня отчитала за сегодня, а ведь я даже рад был сначала, когда меня к ней направили. Она же… Ну, знаешь, симпатичная.

Драко удивленно отставляет чашку с кофе. Ничего себе! Похоже, этот первый — стажер. И ему свезло попасть к Грейнджер. Да уж, Драко-то знает: надо было хорошенько накосячить в прошлой жизни, чтобы так «свезло». А парнишка поначалу обрадовался! Драко усмехается: бедолага, видно, думал, что раз Грейнджер симпатичная, то и работать будет сплошным удовольствием. Стоп. Симпатичная? Это уже что-то совсем интересное. Задумавшись, он упускает часть разговора и прислушивается снова. Опять говорит второй:

— …швырнула. Говорю тебе, мегера злющая. И ничего в ней такого уж привлекательного нет. И тебе уж точно не стоит и пытаться. Тому несчастному, кто стал бы с ней встречаться, остается только посочувствовать и выписать направление в Мунго — на такое пойдет только ненормальный!

Даже не успев толком все обдумать, Драко резким движением отодвигает стул назад и встает. Маневр удался — он слышит, как позади что-то звякает и второй с шипением чертыхается. Драко медленно поворачивается и видит, как паренек в стажерской мантии торопливо подает салфетки своему собеседнику. Тот незнаком Драко — несколько раз видел его в коридорах, но не обращал особого внимания. Теперь он, конечно, отмечает круглую блинообразную физиономию и маленькие нахальные глазки, сейчас раздосадованно оглядывающие намокшую мантию и разлитый по столу чай. Толчок стула пришелся необыкновенно вовремя. Состроив виноватое выражение лица, Драко преувеличенно вежливым тоном произносит:

— О, прошу прощения, я такой неловкий! Мне очень, очень жаль.

Жертва притворной неловкости что-то недовольно бурчит в ответ, но Драко, не дослушав, уже идет к выходу. На его лице расцветает злорадная улыбка. До чего удачно все вышло! Да, и как он там сказал — «мегера злющая»? Отлично, сегодня как раз нужно занести документы Грейнджер, наверняка пригодится в разговоре. Настроение стремительно взлетает ввысь, а предвкушение бодрит куда лучше, чем так и не допитый им кофе.