Заложники (гет)

Сознание возвращалось постепенно. Сначала озябли и покрылись мурашками голые руки, Джинни потянулась за одеялом, и, не нащупав его, открыла глаза. Осознала, что сидит, прислонившись к стене, на ковре в гостиной, в одной сорочке. Подобрала было валявшуюся рядом разорванную мантию, чтобы в нее закутаться, но та почему-то оказалась липкой, и ее пришлось отбросить. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Камин давно погас, а шторы они после последнего инцедента так и не открывали. Джинни попыталась встать, но ноги затекли и плохо слушались. Она с трудом поднялась, сделала шаг и чуть не поскользнулась на вязкой грязи, слоем покрывавшей пол, ковер, мебель, и только сейчас учуяла характерный кисловатый запах. Летучемышиный помет. Джинни подняла глаза. На хрустальной люстре, которая теперь напоминала скопление сталактитов, все еще покачивалось вниз головой несколько нерасторопных особей, не успевших сгинуть в небытие.

— Мы по уши в дерьме, Малфой, — радостно сообщила Джинни, встав посреди загаженной комнаты и захихикав. Она представила, как будет рассказывать близнецам о том, во что превратила гостиную аристократического дворца, и засмеялась громче. Смех сначала выходил неровными толчками, словно через забитую каминную трубу, а потом она уже не могла остановиться. Настроение не испортила даже липучая гадость, застрявшая в волосах. Она просто вытерла руку о сорочку и снова позвала Драко. У кого палочка, тот и ответственный за скурджифай. И возмущение и обида на него как-то сами собой прошли. Ну, сорвался, бывает. Нервы у него ни к драклам, уже и зелья не берут. Вообще, удивительно, что этого раньше не произошло.

Малфой не откликнулся, его нигде не было, и Джинни немного забеспокоилась. Она в совершенстве владела летучемышиным сглазом, и ее мыши никогда не переходили границ, но это когда она намеренно вызывала их, а вот в случае стихийного выброса ситуация могла быть несколько иной. Что, если они его разорвали на кусочки и сожрали, а этот помет... Нет, она не настолько желала ему зла. Несмотря на жуткое подозрение, ее разобрал новый приступ смеха, и она снова чуть не подскользнулась.

Морща нос и стараясь ступать на цыпочках, Джинни кое-как пересекла комнату. Из-за дивана торчал скомканный угол сорванного со стены гобелена. Он слегка подрагивал, и, потянув за него, она нашла свою пропажу. Укрытый гобеленом Малфой сидел на полу, скорчившись и обхватив себя руками. Одежда на нем висела клочьями, и на голове красовалось такое гнездо, до которого и Гарри и Гермионе было далеко и в худшие из дней.

— М-мыши улетели? — жалобно спросил он, вызвав у Джинни еще один неконтролируемый приступ смеха.

Ей никогда в жизни не было так смешно, даже когда близнецы наколдовали Перси индюшачий хвост прямо поверх мантии. Она замахала на Малфоя руками и согнулась пополам. Чертыхаясь и поскальзываясь на мышином помете, Малфой начал выкарабкиваться из своего убежища. Убедившись в том, что он не достался мышам на ужин, Джинни решила, что с нее на сегодня хватит и, развернувшись, поковыляла к своей комнате.

Она слышала, как за спиной Драко щелкнул пальцами и сквозь зубы приказал домовику, чтобы, под страхом лишения ушей, тот все убрал и не говорил родителям. Преодолевая слабость и уже затихающий приступ веселья, Джинни, наконец, доползла до бывшего кабинета. Дверь была широко распахнута, не устояв под напором дикой магии. Джинни заглянула вовнутрь и снова затряслась от беззвучного хохота, от которого уже побаливал живот.

Под напором стихии ее кровать вернулась в свое изначальное состояние, и теперь перед ней предстало массивное бюро с полным комплектом постельных принадлежностей, аккуратно расстеленных на столешнице. На подушке красовались свежие чернильные следы мышиных лапок. Стоило представить, как мышь пикирует в чернильницу, поднимая фиолетовые брызги, как воображение сразу нарисовало слизеринского декана, висящего вниз головой на люстре и капающего чернилами на подушку.

Джинни уже начала сползать по косяку, заходясь от смеха, и не сразу обратила внимание на то, что Малфой в своих живописных лохмотьях, слегка покачиваясь на нетвердых ногах, стоит на расстоянии вытянутой руки. Вид у несостоявшегося насильника был потеряный и жалкий, как у клубкопуха, которого Джинни однажды выловила из лужи.

— Я настолько тебе противен? — несчастным голосом осведомился он, окидывая взглядом болото, в которое превратилась гостиная.

Джинни была так озадачена такой постановкой вопроса, что чуть не прикусила язык.

— Т-ты не противный, — выдавила она, с трудом переводя дыхание, — просто очень уж смешной.

* * *

Сквозь щель в плотных шторах пробивались солнечные лучи, и Джинни лениво подумала, что было бы интересно посмотреть, что теперь за зачарованным окном, но не хотелось шевелиться и нарушать наконец наступившую в ее мире гармонию. Безвозвратно ушли и нервная тяжесть последних дней, и непонятная смешливость, овладевшая ей не далее, как вчера вечером.

Впервые за все время, проведенное в заключении, было хорошо и спокойно. А еще было ощущение, что теперь, наконец, все пойдет, как надо. Просто не может быть иначе. Все уже шло, как надо. Размеренное дыхание на затылке, длиннопалая рука, покоящаяся у нее на груди, обволакивающее ласковое тепло.

Она, правда, не думала, что все зайдет так далеко, когда вчера между приступами смеха решила, что поить Малфоя протрезвляющим слишком поздно, а антипохмельным рано, и что нужно найти другой способ его немного отвлечь, чтобы не портил ей веселье своей кислой миной. Тогда он, похоже, был на волосок от обморока, и Джинни показалось, что не будет вреда в том, чтобы его по-дружески обнять, сказать ему, что она не обиделась и что все будет хорошо.

Кто мог подумать, что Малфой, обычно ловивший ее мысли на лету, так неправильно ее поймет, а главное, так быстро оклемается. Ведь у него не хватало сил даже на то, чтобы трансфигурировать бюро обратно в кровать. После трех попыток получилось нечто среднее между гигантской полосатой подушкой и деревянным крокодилом, который так потешно сучил лапами, что у Джинни от смеха выступили слезы на глазах, и она не могла успокоиться всю дорогу, пока Драко вел ее в свою спальню — единственную комнату, не пострадавшую после нашествия летучих мышей.

Сквозь приятную истому, в памяти, как пузырьки в сливочном пиве, лениво всплывали эпизоды прошлой ночи. Оказывается, что для ощущения счастья нужно так мало, что даже обидно. Всего лишь ошалевший от вседозволенности Драко Малфой, не больше и не меньше. Ласковый и благодарный, как брошенный нерадивыми хозяевами книззл, которого подобрали-накормили-обогрели. Малфой разве что не мурчал, а может, и мурчал, Джинни не запомнила.

В теплых объятиях было так хорошо, что мысли разбегались и рассеивались, как пар над трубой Хогвартс-экспресса. Джинни еще долго лежала в блаженной прострации, пока не ощутила тень некой неуловимой тревоги, которая с каждой минутой становилась все явственней, но, тем не менее, никак не поддавалась определению. Осторожно, чтобы не разбудить Драко, Джинни высвободилась из его рук и немного отодвинулась.

Спящий Малфой был почти красивым, несмотря на темные тени под глазами и болезненную бледность. Трогательные длинные ресницы, резко очерченные скулы, растрепанные светлые волосы. В него, пожалуй, даже можно было влюбиться.

Джинни отогнала шальную мысль и, стараясь сосредоточиться, перевела взгляд на выстроившиеся на тумбочке фиалы. Снотворное, успокоительное, бодрящее, обезболивающее, еще какое-то в незакрытом, наполовину пустом пузырьке. Кажется, он прикладывался к нему ночью. Надо будет поговорить с ним, не дело пить столько зелий. Зелье! Смутное беспокойство, наконец, оформилось в четкую паническую мысль, и Джинни затормошила Малфоя.

— Я зелье не пила! — выпалила она. — Уже несколько месяцев. А вчера...

— И тебе доброе утро, — сонно проворчал Малфой и попытался натянуть одеяло на голову, но Джинни ему не позволила спрятаться.

— Да проснись же! Это не шутки!

— Успокойся, рыжая, — со снисходительной полуулыбкой сказал он, приоткрывая глаза, — вчера я одно заклинание сказал. Специально для такого случая выучил.

— Надо же, какой ты, оказывается, оптимист, белобрысый, — по привычке съязвила Джинни.

— Скорее, наоборот, — хмыкнул Малфой: — Как-то не хочется, чтобы меня быстрее начали шантажировать еще одним заложником.

Слова Малфоя вместо того, чтобы успокоить, напомнили, что отдельно взятые приятные ощущения не делают ее перспективы радужнее. Очарование утра развеялось, и уже привычная тоскливая тревога постепенно начала вступать в свои права. Что-то еще было не так. Понять бы еще что.

Между тем, Малфой лениво потянулся и закинул руку за голову. Левую руку. На его предплечье, словно издеваясь, извивалась похожая на пиявку черная уродливая змея. Она оказалась так близко, и это было так омерзительно, что Джинни невольно отпрянула. Остатки благодушного настроения мигом испарились, и на нее обрушилась вся тяжесть совершенной ошибки. И что она себе думала вчера вечером, ложась в постель с пожирателем?

Малфой, как обычно, мгновенно почувствовал перемену в ее настроении и тоже помрачнел.

— Спокойнее, рыжая. Ты же вчера не боялась...

— Я не боюсь, мне противно! — сквозь зубы процедила Джинни и отползла на другой край кровати, подальше.

— А вчера тебе было смешно...

— Смешно?!

— Ты еще сказала, что у черепа такой вид, будто у него запор, — хмыкнул Драко. — Не помнишь? Ты так хохотала, я тебя еле успокоил.

Воспоминание о том, что она говорила вчера вечером, было смутным, но зато легко всплыла картина того, как именно он ее успокаивал. Джинни вспыхнула, и ей тоже захотелось залезть под одеяло с головой. Она ощутила себя предательницей. Не только по отношению к Гарри, но и ко всему Отряду Дамблдора и Ордену Феникса.

Вспомнился вводный параграф из учебника по ЗОТИ о том, что темные силы часто подбираются к неосторожному магу исподволь, постепенно перековывая его в своего, невзначай стирая грань между добром и злом, пока жертва не перестанет видеть разницу. Она с ужасом поняла, что уже запуталась.

Волдеморту не удалось сделать из нее орудие своей воли с помощью дневника — в последний момент Гарри ее спас. А теперь он опоздал, и она лежит в постели с убийцей, и что самое страшное, он больше не кажется ей гадким. Что дальше? Она начнет ходить на общие собрания и пытать магглов?

Джинни словно в ступоре наблюдала, как Драко потянулся за рубашкой, но, видимо, вспомнив, во что она вчера превратилось, вместо этого сел на кровати и укрыл руку одеялом.

— Все, уже не видно, — с демонстративной кротостью сказал он, — а вообще, лучше бы тебе начать привыкать, рыжая. Все равно у тебя скоро такая же будет.

— Совсем сдурел? — Джинни чуть не задохнулась от возмущения.

Казалось, Малфой удивился ее реакции.

— Лорд же при тебе еще тогда сказал... Сказал, что это будет подарок на свадьбу. Мы же должны изображать идеальную пару нового мира. Помнишь?

Ее страшное подозрение оказалось верным. Ее медленно, но верно затягивало в трясину. Джинни представила, как возвращается в Нору с меткой на предплечье, и ее прошиб холодный пот. Она не помнила слов Волдеморта относительно пожирательского клейма. После того, как ее не подпустили к корчащемуся на мраморном полу Чарли, змееподобный урод вещал что-то еще, но ей было не до того.

— Нет! — воскликнула Джинни. — Ни за что!— она вскочила с кровати, лихорадочно озираясь в поисках одежды. — Я лучше сдохну.

Драко смотрел на нее с горькой усмешкой. Так мог бы смотреть старик на ребенка, заявляющего, что вот у него-то никогда морщин не будет. Сорочка оказалась на полу, вывернутая наизнанку. Джинни схватила ее и, путаясь в лямках, начала одеваться. Руки не слушались, а в голове вихрем проносились варианты побега вперемешку с вариантами героической смерти вплоть до самоубийства.

И в который раз за время своего пребывания в плену, Джинни осознала, что все, что она в силах придумать, кната ломаного не стоит. И от этого еще больше разозлилась на Малфоя. Он с ними заодно, пожиратель, совратитель, воспользовавшийся ее слабостью, мимолетным помрачением, до которого сам же и довел.

— Ты вчера маггла заавадил, верно? — наконец справившись с непослушной одежкой, спросила она обличительным тоном. Было невыносимо стыдно за то, что она позволяла ему прошлой ночью, за то, что ласкала его сама, за то, что забыла, кто он и чем занимается.

Малфой как-то сразу поник и перестал напоминать сытого книззла.

— Спасибо, что напомнила, — выдавил он.

— А вчера мне показалось, что ты этим гордишься, — не унималась Джинни. — Вошел во вкус?

— Ну что ты мелешь? — с досадой произнес он, и его лицо еще больше посерело. — Я и не соображал почти, а его все равно отдали бы Нагини.

— Ну да, с совестью ты уже договорился. Поздравляю.

Обличать Малфоя оказалось куда приятнее, чем заниматься самобичеванием.

— Ты не поверишь, но этот маггл был мне благодарен, — прошипел он.

— Да ты его просто облагодетельствовал, мистер пожиратель.

Джинни ожидала, что вот теперь-то он точно взовьется и начнет орать, но Малфой лишь опустил голову так, что разлохмаченная челка свесилась, скрывая глаза.

— Они все решили, что теперь моя очередь. Ты понимаешь или нет? Белла и так рвала и метала, что я его сразу...

— Ну да, это все тетя Белла, папа Люциус и дядя Северус, а ты вообще не причем, — хмыкнула Джинни.

— У меня не было выбора, — тихо сказал Малфой.

— Ну да, какой выбор, если под угрозой собственная шкура? — презрительно выплюнула Джинни. Ей не нужны были малфоевские оправдания, хотелось лишь вывести его из себя, чтобы вдрызг поругаться и хоть как-то перечеркнуть эту злосчастную ночь.

— И что бы ты сделала на моем месте? — спросил Малфой, вдруг поднимая глаза и распрямляясь: — Просвети меня, может, в следующий раз пригодится. Да и тебе стоит решить заранее, так, на всякий случай.

Джинни судорожно придумывала ответ, чтобы припечатать им хорька покрепче, чтобы до него, наконец, дошло, что выбор есть всегда, и лишь вот такие тряпки, как он, согласны на все ради своей никчемной жизни. Но все варианты разбивались об одно непреодолимое обстоятельство: расплачиваться за геройство пришлось бы близким. В ее случае, Чарли, в случае Малфоя — его родителям.

— Я не хочу, не хочу быть на твоем месте! — в отчаянии выкрикнула Джинни. — Не хочу и все!

— Так и я не хочу, — тихо и зло ответил Малфой, — только меня не спросили.

Он забыл, что прячет метку под одеялом и, откинув его нервным движением, весь съежился, обнимая себя за плечи длинными худыми руками.

Джинни вдруг вспомнила далекий осенний вечер в его хогвартской спальне и шуточную сцену обольщения. Его слова о том, что он стоит на краю. Знал ли он, когда дразнил ее, что всего через какой-то месяц окончательно соскользнет с этого края? Или, может, он уже давно соскользнул с него, когда весь прошлый год после уроков чинил исчезательный шкаф?

А ведь Драко далеко не глуп, и, должно быть, ясно отдает себе отчет в том, что его не ждет ничего хорошего при любом исходе войны, что окончательная потеря хлипкой иллюзии нормальной жизни, за которую он цепляется сейчас, — лишь вопрос времени.

Ни снейповы успокоительные зелья, ни настольные игры в перерывах между кровавыми кормежками Нагини, ни светские беседы о розах за завтраком не оградят его ни от гнева и прихотей все более распоясывающегося Волдеморта, ни от возмездия в случае победы светлых сил.

Она скосила глаза на его опущенные плечи и чуть ли не физически ощутила давящую на него свинцовую тяжесть, сродни той, что она сама испытала в присутствии Темного Лорда. В горле заворочался шершавый ком. Сколько усилий приходится ему прилагать, чтобы просто держаться на плаву, чтобы не свихнуться от отчаяния?

Для Джинни победа над пожирателями, пусть пока далекая и эфемерная, сулила спасение. Она могла питать надежду на то, что пророчество сбудется, Гарри найдет способ победить Волдеморта, а старшие — сильные и мудрые маги из Ордена Феникса — разобьют пожирателей и вернут ей спокойную счастливую жизнь. А вот Драко надеяться было особо не на что и не на кого. Он мог рассчитывать лишь на себя и, возможно, на родителей.

«И я пропаду без тебя, совсем пропаду», — эти слова еще тогда, когда были сказаны не всерьез, а так, чтобы высмеять ее гриффиндорскую сущность, произвели на Джинни неизгладимое впечатление. Они зачем-то отложились в памяти и теперь словно зазвучали из прошлого не как глупый фарс, а как мольба о помощи.

Драко сидел на развороченной постели — полуголый, злой, встрепанный и несчастный. В комнате было прохладно, и его бледная кожа покрылась мурашками. Только теперь он почему-то больше не казался Джинни жалким, а, скорее, вызывал какую-то неуместную нежность. Его хотелось обнять. Несмотря на метку, несмотря на загубленного им маггла. Она опустилась на край кровати и провела кончиками пальцев по тонкому рваному шраму на его груди.

— Больно было? — прошептала она.

Он не ответил, просто привлек ее к себе, утыкаясь носом в ее волосы. Джинни скорее почувствовала, чем услышала, как он вздохнул, и обвила его руками. Она не стала просить прощения за резкие слова, по крайней мере, вслух, но мирились они долго, так долго, что пропустили завтрак.

* * *

За все время пребывания Джинни в Мэноре, это был первый визит миссис Малфой в покои сына, и она не могла найти более неподходящего времени. Между мелодичным предупреждением чар и тихим стуком в дверь прошло не более трех минут, за которые Джинни чудом успела выскочить из постели, нацепить наскоро трансфигурированную из пожирательского плаща мантию, и, схватив первую попавшуюся книгу, запрыгнуть на диван в гостиной. Слава Мерлину, за ночь эльфы сумели очистить его от помета, и привести комнату в относительно благопристойный вид. Несколько обвисшая обивка на мебели сразу в глаза не бросалась, непривычным был лишь приятный цитрусовый аромат. Домовики не пожалели благовоний.

Миссис Малфой вошла не одна. Увидев, кто ее сопровождает, Джинни замерла, но встретив разумный, хоть и немного озадаченный взгляд Чарли, взвизгнула и бросилась его обнимать. На Драко, появившегося на пороге собственной спальни с расческой в руке, уже никто не обратил внимания, и его непривычно небрежный вид, кажется, подозрений не вызвал.

Оказывается, Нарцисса умела говорить кратко и по делу. Она начала с того, что в данный момент поместье почти пустует. Все, кто представляет хоть какую-то опасность, с утра разбежались на задания. Лорд отбыл на континент вчера вечером, и в отличие от предыдущих раз прихватил с собой змею.

Джинни в пол-уха слушала мать Драко и гадала, может ли та одновременно говорить и использовать свои легилиментские способности. Однако неловкость, вызванная каким-то слишком понимающим взглядом Нарциссы, не мешала Джинни испытывать ни с чем несравнимую радость. Чарли, живой, здоровый и совершенно вменяемый, обнимал ее за плечи, а миссис Малфой, завершив свою речь, вручила ему кружевной платок-портключ и сверток, в котором угадывались две палочки.

— А как же вы? — спросила Джинни. — Том же вас поубивает, когда узнает, что мы сбежали.

— Очень мило с вашей стороны заботиться о нашем благополучии, мисс Уизли, — с вежливой улыбкой произнесла Нарцисса, делая акцент на ее фамилии и почему-то при этом укоризненно глядя на понурого Драко, но мы с мужем все продумали. Поторопитесь же, у нас не так много времени, чтобы завершить исполнение плана.

Джинни хотела еще что-то спросить, но Чарли уже взмахнул платком, и их закружил вихрь аппарации. Местом назначения оказались заросли бурьяна на пустоши примерно в полумиле от Норы. Обоих слегка подташнивало. Портключ был явно сделан любителем.

Лишь несколько часов спустя, когда слезы и восторги встретившей их семьи поутихли, Джинни с запоздалым сожалением вспомнила, что они с Драко даже не успели попрощаться. А ближе к вечеру, наконец, наигравшись с обретенной вновь палочкой, закончив не слишком подробный рассказ о своем заключении, съев половину сливового пирога и отбившись от маминых предложений показаться колдомедику, она поняла, что всерьез беспокоится за него и что поделиться своими опасениями совершенно не с кем.

— Не знаю, но они выкрутятся, это же Малфои, сестренка — улыбнулся Чарли, когда Джинни осторожно поинтересовалась, знает ли он, в чем заключался план Нарциссы.