Луна (джен)

5 Миртул, 1358DR

Казалось, ветер стремился объять широкие просторы пустыни, подхватывая тысячи крохотных песчинок и пускаясь в танец, известный только ему. Поднимаясь выше и выше, он хотел заполнить всё кристально-чистое небо и, пересилив себя ещё чуть-чуть, наконец прикоснуться к серебряным локонам богини Селун. Но, как и в прошлом, его мечте не суждено было сбыться.

Гонимый с просторов Сияющего моря ветер нашёл пристанище у западных границ империи Калимшан — в пустыне Калим, где легко оказался полноправным хозяином. В его владения вошли изумительные золотые и красно-коричневые дюны, прекрасные издалека, но вблизи готовые вытянуть последние силы из уставшего путника; песчаные равнины, залитые палящим солнцем, и редкая растительность, чьей влаги едва хватало для нескольких мелких, но смертельно ядовитых насекомых — кажется, единственных по-настоящему живых обитателей края.

Если вы случайно забрели в пустыню Калим, то не ждите спасения, когда испепеляющий взор Солнца покинет горизонт. А лучше, когда луна и звёзды станут единственным ориентиром во тьме, лишний раз оглянитесь — быть может, чья-то костлявая рука уже тянется к вашей шее?.. Будьте осторожней — пустыня Калим скрывает много тайн... Кстати, одну из них можно увидеть прямо сейчас. Для этого нужно заставить себя шире раскрыть уставшие от постоянного света, жара и ветра с песком глаза, и вы заметите за вон тем дальним барханом развалины. Они принадлежат к некогда легендарному городу шунов — Монративи Теши Мира.

Судьба отнеслась к городу с насмешкой, в одно мгновение превратив жемчужину древнего Калимшана в груду серых камней. Теперь захороненное в песках сердце проклятого города продолжало биться, укрывая забытой магией тех, кого живые в молитвах богам просят не подпускать близко к родному крову.

Те, кто случаем судьбы оказался рядом с руинами, и им даже посчастливилось выжить, говорили, что видели «серые тени», облачённые в доспехи древних времён. В зловещей тишине нескончаемой вереницей они выползали через бреши в стенах и разбитые врата. В руках этих «теней» мелькали едва различимые мечи, больше похожие на небольшие столпы клубящегося мрака. В Калимпорте эти мечи прозвали «туманными». Тела погибших от этих «туманных клинков» поутру бесследно исчезали, или, что ещё хуже, оживали и ползли к древним развалинам, сдавленно хрипя перерезанными глотками.

Благодаря этому в разных уголках Фаэруна, даже в самых глухих тавернах, можно услышать одни и те же невероятные слухи о заколдованных руинах Монративи Теши Мира — будто они каждую ночь переходят на новое место, а вместе с ними и жуткие обитатели древних развалин. Так оно или нет — неизвестно, но из пяти хорошо оснащённых караванов, чья смелость позволила «срезать путь» через пустыню Калим, возвращались два, реже — три… Одиноких странников или идущих в малых группах пустыня забирала навсегда.

Тем удивительнее казалось зрелище, которое предстало бы перед нашими глазами, стой мы поздним вечером пятого дня весеннего месяца Миртул на одном из холмов в пустыне Калим. На раскинувшихся цепочкой серповидных дюнах появились два путника; походка идущего первым изобличала умение двигаться так, чтобы сохранять высокую скорость и не вязнуть в песке. Его спутник пытался повторять движения ведущего, но получалось значительно хуже. Яростное нападение ветра вынудило путников закрыть свёрнутыми кусками ткани нос и рот, чтобы не задохнуться в песчаном вихре, а также прикрыть глаза ладонью, что, впрочем, не мешало им с той же уверенностью идти дальше. Лицо старшего странника покрывали глубокие морщины, в глазах застыла привычная сосредоточенность, а седая борода запуталась в цепочке ожерелья, где висел массивный рубин. Этот драгоценный камень хранил память о заклинаниях и в трудную минуту мог сыграть решающую роль в судьбе своего хозяина. Память камня примыкала к памяти Великого мага, которая представляла собой поистине огромную библиотеку знаний.

Сейчас, сквозь воспоминания о захватывающих приключениях, живописных картинах отдалённых Планов и зловещих обликах поверженных существ, тренированный ум отыскивал нужное заклинание. Шквал ветра попытался сбить с ног пожилого путника, но стойкость, выработанная годами, не позволила потерять концентрацию. Наконец низкий внушительный голос начал проговаривать нужные слова; сопровождали их заученные до автоматизма движения рук. В ладони смешались комок земли, фимиам и маленький кусочек дерева, после чего, завершая заклинание, маг добавил в смешанные компоненты пару капель воды из фляги. Насыщенная магией смесь исчезла — мощь чар обрушилась на дерзкую стихию.

В ярости ветер собрал легионы песка, образовавшаяся туча затмила небо, отчего второй путник прижался к старому магу. Песок закружился в вихре, принявшем форму гигантской руки. Она сжалась в кулак. Казалось, молниеносный удар песчаной руки раздавит путников, но вместо этого она, словно водопад, обрушилась вниз. Ветер тщетно пытался вновь собрать силы, но пленяющая его воля заставила склониться перед своим укротителем. Ветер узнал его имя.

Это имя было известно как смертным, живущим на суше и море, в ледяных пустынях севера и на раскалённом юге, так и тем, чьим единственным языком были чёрные слова проклятий — существам из других Планов, далёких и от обители местных богов, и от этого мира. Имя это произносилось по-разному: с надеждой или яростью, с завистью или ненавистью, порой — с любовью, но редко, очень редко — с презрением, ибо нужно быть совсем глупцом, чтобы презирать того, кого гордо называют Элминстром, избранником самой богини магии — Мистры.

Стихия обратилась в приятный ветерок. На лице первого путника возникла довольная улыбка, а второй, помедлив, скинул капюшон. Локоны, распрямляясь, потоком заскользили по мантии, впрочем, тонкая рука тут же откинула их.

Будь мы в тот момент рядом, то сразу же, как только длинные пряди перестали закрывать лицо, к своему удивлению увидели бы, что перед нами девушка — невысокого роста, облачённая в плащ плотной ткани и необычного вида платье, окутывающее стройную и гибкую фигуру. Любой житель Фаэруна, встретив на улице одетую так девушку, безошибочно определил бы в ней ученицу мага, одну из многих. Но, будь он повнимательней, сразу же вернулся бы к ней, чтобы получше присмотреться. Ибо, будь рядом швея, она сказала бы, что платье сшили какие-то дилетанты, далёкие от её ремесла. Модница бы пожаловалась, что на тонкой шее девушки слишком много ожерелий и бус. А окажись рядом маг или контрабандист зачарованных предметов, то они без труда распознали бы в драгоценностях мощные защитные артефакты, чья цена на рынках жадных торговцев доходила до целого состояния!

На улицах больших городов старые маги учтиво приветствовали юную волшебницу в знак уважения к деду, предрекая ей «великие свершения», а молодые барды — из тех, что поглупее — вспоминали непростой характер её матери, не стесняясь в выражениях. Те, что поумнее, заготавливали удачные строфы, быть может, к главной поэме своей жизни, безошибочным чутьём улавливая, какие перемены эта девушка принесёт в мир. А она сама верила лишь в то, что должна держаться единственного оставшегося близкого человека — родного деда.

Подняв левую руку, Элминстер с нежностью провёл ладонью по щеке внучки, убирая остатки песка, за что был награждён мгновенной улыбкой. Правда, исчезла она сразу, как только плащ соскользнул с руки деда. Вид вещи, которую он скрывал, беспощадно уничтожил сиюминутную радость Луны. Страх стремительно проникал в сознание. Луна не могла пошевелиться из-за обуявшего её ужаса, но взгляд предательски опускался всё ниже. Ниже — вслед за соскальзывавшей полой плаща. Ещё ниже, пока не упёрся в мешок, чью горловину крепко сжимали побелевшие пальцы Элминстера.

Луна словно зачарованная всматривалась в грязно-багровый мешок, где сквозь ткань просачивалась кровь. Она собиралась в капли и падала на горячий песок, оставляя след. След предательства Луны. Сквозь ткань мешка проглядывался уродливый овал, и он был ни чем иным, как голова Аиды — близкой подруги Луны. И в том, что она мертва, виновна предательская нерешительность Луны, не позволившая возразить Элминстру. Её вина.

Луна не знала, как смириться с этим. Как понять, что привычные с детства принципы смогут в один момент стать такими «неправильными»? Что смерть будет идти с тобой бок о бок, а старые представления о жизни канут в Лету, уступая место тем, что позволят убить друга. Но Луна ничего не могла поделать с тем, что воспитал в ней старый мир — мир, в котором она родилась.

В то время как внучка смотрела на мешок, Элминстер настороженно, но в то же время с восхищением осматривал окрестности. Для него всё вокруг: песок, редкие россыпи камней и даже сам воздух — полыхало радужными оттенками магических потоков. Сложные схемы заклятий, сплетающиеся между собой, создавали гениальный узор иллюзионной защиты. Лицо оставалось бесстрастным, но разумом маг понимал: такое могут создать лишь джинны — и чувствовал восторг и трепет от этой, казалось, никому не нужной здесь красоты и мощи.

Время неумолимо двигалось вперёд, и вот уже богиня Селун разбросала на востоке искорки первых звёзд, чьё тусклое сияние в небе предвещало скорое наступление столь опасной в этих краях ночи. Несмотря на это, путники остановились передохнуть. Элминстер знал — каждый следующий шаг будет даваться намного сложнее, время будет уходить на распутывание смертельно опасных иллюзий. Но вся его надежда сводилась к очень необычному проводнику.

В который раз осматривая окрестности, путники выискивали взглядом пропавший подарок Хана Захры, главы джиннов Дао. Даже вечером дар должен был быть хорошо виден на фоне жёлтого песка и коричнево-черных, опалённых солнцем камней, представляя собой замысловатого вида переплетение узоров, пестривших всеми цветами радуги. Столь экзотический сувенир должен был привести к долгожданным шатрам, но вредная нить успела ускользнуть! Сказать, что Элминстер был сейчас недоволен — значило не сказать ничего. Ему, Великому магу, приходится тащиться по пустыне, пешком, на своих ногах, сиюминутно рискуя вляпаться в какое-нибудь отменно мерзкое заклятие! Он понимал осторожность джиннов Дао, но могли бы, в конце концов, разрешить переместиться простым телепортом!

Вконец раздражённый маг гневно зашептал тайные слова, одновременно поднимая взор от земли к горизонту. Ответом ему стало то, что в воздухе буквально на мгновение появилось огромное, лишённое века драконье око, предательски уставившееся на сбежавшую нить. Этого хватило, чтобы путники вновь последовали за своим непокорным проводником.

Идя вслед за дедом, Луна не могла оторвать взгляда от ярких переливов цвета волшебной нити, одним своим видом напоминавшей ей о близости цели путешествия. И о тех, кто их там ждёт. Думая о джиннах, она не могла забыть своего предательства, она представляла, как они будут радоваться этому отвратительному поступку и… Несколько слёз скатилось по щеке. Ещё ниже опустив голову, Луна ладонью смахнула слёзы и накинула капюшон, стараясь спрятать лицо.

Сжавшись под плащом от стыда и чувства вины, она уставилась в песок под ногами. Каждый шаг к шатрам только увеличивал внутри боль. С каждым шагом боль и стыд становились всё сильнее, вина за предательство подруги давила на плечи чудовищным грузом, обжигая слезами обветренные щёки.

Реальность поплыла перед глазами, будто Луна попала в мощную иллюзию. Голову пронзила сильная боль. Луна шла вперёд, глаза уставились на песок, взметающегося из-под полы плаща Элминстера. Но она не видела его. Она уже не видела ничего вокруг — ни пустыни, ни приближающейся ночи, ни даже радужной нити, указывающей путь. Эти образы уже рассыпались в прах, от них осталась лишь мелкая пыль на окраинах памяти. А вместо старых образов пришли другие. Они рваными кусками появлялись из глубин человеческого бессознательного, словно части огромного рисунка. Очень реалистичного и такого… знакомого.

Картина сложилась воедино, и под ногами расстелился вымощенный камнем пол, а вокруг выстроились громадные стены. Огромный холл, напоминавший ей нечто среднее между залом суда и храмом, был заставлен в ряд многочисленными скамейками, на которых сидели… Луны?

Все они громко спорили между собой, поднимая темы свершившихся поступков. Среди шума можно было расслышать умиротворяющие голоса, рассказывающие о смелости и дружбе, но они тут же перебивались криками уже грозных голосов о трусости и предательстве. Эти слова ударялись о стену, погружая Луну в водоворот безумия.

Громкий стук молотка утихомирил зал. Всё внимание обратилось к трибуне, где возвышалась одна из Лун в мантии Великого Архимага. Её правая рука сжимала судейский молоток.

— Здравствуй, дорогая! — на гостью наконец-то обратили внимание. По залу пробежал шёпот.

— Прошу, присаживайся рядом со мной, — голос старался быть мягким, но сопровождал его повелевающий жест. — Пожалуй, с минуту на минуту прибудет другая наша гостья, из-за которой мы и собрались здесь. 

Луна осторожно пошла к трибуне. По сторонам на неё смотрели десятки, а то и сотни пар глаз. Серебристо-серых глаз. В одних читалась неприкрытая ненависть, в других благоговейный восторг, в третьих безразличие…

Зал содрогнулся. В дальнем углу начал осыпаться пол и часть стены. Луны, которые сидели там, вскочили и отбежали на противоположную сторону. С потолка посыпалась пыль и мелкие камни, в мозаичном окне треснуло стекло. Из образовавшейся дыры неторопливой походкой вышла ещё одна Луна, но уже облачённая в ученическую мантию с гербом факультета Рейвенкло. Она направлялась к трибуне.

Луна взглянула в её глаза и поняла, что смотрит в глаза своему самому страшному кошмару! «Это безумие, это безумие, это безумие…» Луна закрыла глаза и попыталась отдалиться от странного зала, вернуться туда, где перед ней был песок пустыни и Элминстер, следующий за радужным проводником. Но грозные обвиняющие голоса совести, страха и стыда по-прежнему звучали в её голове. Они кружили в глубине сознания хищными птицами, громко осуждая её поступок. В унисон они кричали о легкомыслии, о том, что она недостойна даже сожалеть о смерти подруги; о бесчестии как по отношению к собственной жизни, так и к миру под названием «Земля». И, когда Луна уже начала задыхаться от осознания собственной ничтожности, откуда-то изнутри послышались вначале тихие, но быстро набирающие силу голоса, оправдывающие её. Эти новые мысли были так приятны, что быстро заглушили крики совести.

Луна очнулась уже сидящей рядом со своим двойником в мантии Великого Архимага. Возле подножья трибуны, стояла та, что была одета в ученическую мантию Рейвенкло. Она, подняв вверх голову, презрительно уставилась на обеих и продолжила:

— Как можно было смириться?! Твой любимый дедушка на твоих же глазах убил твою близкую подругу, а тебе плевать! И скажи, ради чего он её убил? Ради красивого амулетика?! Кровь Аиды на твоих руках.

-Ах, бедное дитя! Мы, все прекрасно понимаем, что Аида обманывала нас, прикидываясь человеком. И все собравшиеся здесь хорошо помнят, что под маской лжи скрывалась кровожадная ракшаси, которая, в свою очередь, желала погубить нашу подопечную.

— Ох, конечно, и эту версию поведал наш дедушка-маньяк. Для него хладнокровное убийство — часть жизни. Вспомните, как спокойно он смотрел на обезглавленное тело Аиды! Как повернулся и равнодушно бросил...

— Простите, но! Но — фундаментальные, подтверждённые серьёзными исследованиями знания об этой враждебной расе лишь подтверждают правоту многоуважаемого Элминстра! Подкреплённые авторитетным мнением многих учёных мужей, эти знания позволяют нам с точностью говорить о неблагоприятных и откровенно опасных намерениях Аиды! Цитируя любой научный трактат, к примеру, «О бестиях»: «Ракшасы являются расой злых духов, которые охотятся…»

— …повернулся и равнодушно бросил: «Так было нужно» — а потом ушёл. Не забывайте и о награде, обещанной джиннами Дао! А идём мы куда? Правильно — к джиннам. Не иначе, как за той самой наградой, что и достанется «бедному дитя». Кровавая плата за предательство, вот что это такое!

— Довольно! Мы, кажется, ещё в прошлый раз разрешили все вопросы о любительнице «поесть человеческого мяса»!

— Хорошо, хорошо! А как тогда быть с легкомысленным решением согласиться на роль Хранителя мира «Земля», а позже — трусливо и безответственно отказаться?

— Коллеги, но ведь она — всего лишь ребёнок! Не ждите от неё чего-то столь экстраординарного, как согласие взвалить на себя ответственность за целый мир!

— Это смешно. И вот она претендует на звание Великого мага? Вы только представьте, что эта полоумная может натворить с её-то возможностями!?

— Что за бурная интенция всё преувеличивать, что за эпитеты? Бедное, несчастное дитя! Столько страданий выпало на её долю, а вы…

— Мы требуем, чтобы она понесла наказание! От действий этого несдержанного «ребёнка» зависят жизни миллионов! Она просто обязана научиться ответственности.

— Что вы такое говорите! Она вовсе не обязана решать такие серьёзные вопросы в столь юном возрасте! Вы хотя бы отдаёте себе отчёт, насколько наша подопечная чувствительна к вашим резким высказываниям!

— Чувствительна?! Где была её чувствительность, когда «любимый дедушка» обезглавил лучшую подругу ради награды? Где была эта самая чувствительность, когда она бросила на произвол судьбы целый мир? Ваша жалкая свора перегибает палку, защищая её от правды! Чувство вины на всю жизнь — вот чего заслуживает наша «подопечная»!

— Что? Возмутительная наглость! Раз она приходится внучкой Великому магу, то должна жертвовать своей жизнью ради других? Никогда!

— Так, значит, она хочет использовать способности для достижения эгоистических целей?

— Что за низкое притворство! Стоит почувствовать близкое поражение, как тут же вы стараетесь выставить нас в дурном свете! Если бедное дитя не желает жертвовать жизнью ради добродетели, вы безапелляционно объявляете её персоной нон-грата…

— Это будет самой большой ошибкой лишить её возможности искупить вину!

— Замолчите, бессердечные! Бедное дитя пережила такое чудовищное предательство, а тут ещё вы…

Луна закивала головой, принимая роль несчастной жертвы. Тонкая и бесконечная пелена безмятежного спокойствия постепенно опустилась на её разум, стирая голоса и возвращая в пустыню, где она шагает за радужной змейкой, ползущей к бесконечно далёкому горизонту…