Тропой василиска (джен)

«Hieracium Wallia Veneficus — род травянистых растений семейства Астровые. Корневище ползучее, цветки обоеполые, в основном жёлтого цвета, опыляются насекомыми, соцветие — корзинка, одиночная или собранная в общее соцветие. Ястребинка Wallia Veneficus не имеет аналогов в мире и произрастает исключительно в предгорьях Уэльса. Сбор растения лучше всего производить в третий-четвертый день лета. Хранить собранные части цветка необходимо в земле. В домашних условиях выращивания сбор допускается в любое время до заката.

Используется в колдомедицине для улучшения зрения и восстановлении работоспособности нервной системы. В сочетании с некоторыми растениями помогает предотвратить разрушение внутренних органов.

Для справки: Известный испанский зельевар тринадцатого века Леонидас Фарса лично просил Английскую королеву дать ему немного Hieracium. Позднее на его основе было создано зелье для больных, которые носили в себе Источник Вергилия. Болезнь ежегодно уносила жизни более сотни человек. Леонидас Фарса был удостоен звания «Член Международной Ассоциации зельеваров» В 1666 году при пожаре в Лондоне сгорела библиотека с единственным рецептом уникального зелья. Во избежание Вергилианской эпидемии, магические леса Англии признаны закрытыми заповедниками, с ограниченным доступом. Исключением остается Шотландский магический лес на территории Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс»

Невилл, усердно переписывающий информацию на пергамент, встряхнул онемевшей рукой и внимательно перечитал последнюю строчку. Исключение?! Почему Запретный лес стал исключением? Куда смотрит директор? Он же не может не знать об этом? Или может? Мальчик нахмурился, но продолжил листать страницы древнего фолианта. Грики, домовой эльф Лонгботтомов, невозмутимо стоял рядом. Госпожа строго настрого велела ему не оставлять ребенка с книгой. Невиллу, прогуливающему уже третий урок, удалось найти заброшенный класс. Грики расчистил одну парту и скамейку, чтобы молодой мастер мог писать. Мальчик просмотрел описания более десяти растений, где бы упоминался Леонидас Фарса, ведь именно с его именем связано лекарство для Гарри и Драко. Невилл запнулся: было странно называть слизеринца по имени, а сказать Малфой — язык не поворачивался.

— У вас есть еще двадцать минут, мастер Невилл, — строго произнес Грики. «Весь в бабушку», хмыкнул гриффиндорец, доставая последний чистый лист. Надо было записать пару дополнительных абзацев.

— Мистер Лонгботтом, почему вас не было на уроке? — МакГонагалл поймала его, когда мадам Пинс выгоняла из библиотеки припозднившихся студентов. Гриффиндорец сглотнул и негромко ответил:

— Профессор, вчера вечером я хотел проведать Гарри. Лайли сказал мне, что Драко в Больничном крыле, и я подумал, что Гарри там же. И нечаянно я подслушал ваш разговор с профессором Дамблдором, профессором Снейпом и мадам Помфри.

— Это... это неслыханно, мистер Лонгботтом, что вы себе позволяете?! — воскликнула возмущенная такой демагогией декан.

— Профессор, — Невилл умоляюще взглянул на нее, — Я могу помочь. Правда. Я слышал, что мадам Помфри считает лечение невозможным, но рецепт зелья был утерян только в тысяча шестьсот шестьдесят шестом году! До этого Источн...

— Замолчите немедленно! — громыхнула МакГонагалл, ее глаза опасно сузились, и она, развернувшись, шикнула через плечо: — Следуйте за мной, мистер Лонгботтом.

Невилл впервые оказался в кабинете гриффиндорского декана. Дальше классной комнаты еще никто из первокурсников не проходил, и здесь взору мальчика предстала комната, стены которой были завешаны толстыми красными коврами, а там, где не хватило ковров, висели картины. На них изображались прекрасные горные пейзажи. Судя по всему, это была Шотландия.

— Итак, говорите, — профессор устроилась за столом, а Невиллу указала стул напротив.

— Летом мне в руки попалась книга «Легендарных растений и кустарников Альбы». Мне очень нравится гербология, поэтому я прочитал её за неделю. И когда я услышал разговор в Больничном крыле, то вспомнил, что Источник Вергилия упоминался в том издании несколько раз.

— Мистер Лонгботтом, думаю, я не ошибусь, если предположу, что это издание запрещено с начала девятнадцатого века министерством, как и многие другие книги обо всем редком и требующем каких-либо знаний в темной магии.

Невилл побледнел, «Наверное, не стоит упоминать, что бабушка говорила то же самое...», но чтобы спасти Гарри, надо было говорить решительно и уверенно, или хотя бы попытаться так выглядеть. А когда розовощекий гриффиндорец чувствовал себя твердо стоящим на ногах, с переполненной уверенностью грудью, с гордо поднятой головой и при всем при этом не болваном? Правильно, на уроке гербологии. Мальчик на секунду прикрыл глаза, представляя, как бережно он доставал из влажной земли молодые черенки, как заботливо очищал их от комьев грязи, как...

— Вы слышите меня?

— Да, профессор, — Невилл открыл глаза и спокойно ответил, — Эта книга из родовой библиотеки, поэтому министерство не смогло её забрать. По словам мадам Помфри, у Гарри с Драко тоже не насморк. Если говорить об опасности и темной магии, то лечение должно быть из той же области, что и болезнь. Вы же понимаете, что Вергилий не лечится простым Перечным зельем.

— Вы можете что-то предложить, мистер Лонгботтом, или просто сотрясаете воздух? — сухо осведомилась МакГонагалл.

Мальчик отчаянно закивал:

— У меня дома есть собственная теплица, хотя вообще-то, я называю ее оранжерея. Два года назад мы с бабушкой ездили в Уэльс к одной ее подруге. Я был в Сноудонской долине и привез домой корешок одной редкой травки. Ее нигде не продают, даже в Лютном, как сказал мне аптекарь, когда я консультировался по поводу цветка. И на его основе готовят лекарство от Вергилия.

— Но рецепт, мистер Лонгботтом? — профессор уже заинтересовалась.

— Я ни минуты не сомневаюсь, — смущенно пробормотал гриффиндорец, — что профессор Снейп в ближайшие часы займется восстановлением рецепта. И мне хотелось бы ему помочь с редким ингредиентом.

Женщина одарила первокурсника странным взглядом, в котором проскальзывало удивление смешанное с восхищением.

— Профессор? — смутился Невилл. Он не привык, чтобы так смотрели на него, а не на Гермиону, например, или Драко....

— После всего, что происходило между вами и профессором Снейпом на уроках, вы готовы помочь ему. Почему?

— Гарри — мой друг, профессор, — только и смог выдавить мальчик.

МакГонагалл пристально всматривалась в неловкого гриффиндорца и думала о старой Шляпе, которая за пару минут узнала об этом ребенке больше, чем все остальные за год.

— Идите, мистер Лонгботтом, я поговорю с профессором Снейпом.

Мальчик облегченно кивнул.

Уже лежа в теплой кровати, Невилл с облегчением думал, что сдержанность их декана имеет свои плюсы. Хорошо, что профессор удовлетворилась его последним ответом. Нет, ну правда, не мог же он признаться, что «Гарри — мой друг, профессор» недостаточно, чтобы побороть предательскую дрожь в коленях, которая появляется при одном лишь виде черной мантии зельевара. Эти слова ничто, по сравнению с бессознательным, почти животным страхом, который он испытывает во время каждого практического урока зельеварения: следить за огнем, за правильностью ингредиентов, за последовательностью приготовления, даже за количеством помешиваний не трудно. Кребб и Гойл справляются с этим. Но делать все это под прицелом ледяных черных глаз, за усмешку, наполненную презрением, за риск умереть от разрыва сердца после очередного взрыва. Разумеется, этих четырех слов не хватит, чтобы описать то, что он чувствует по отношению к Гарри.

Гарри Поттер. Детство Невилла было наполнено легендами о Том-кого-нельзя-называть и Мальчике-который-выжил. В его разуме отчетливо сформировался облик непобедимого героя в золотых доспехах. И однажды в поезде, он потерял свою жабу, Гермиона нашла её и сказала, что ей помог Гарри Поттер. Ценность Тревора взлетела до облаков. Потом, он снова потерял своего «ассистента», и Гарри случайно, будто проходил мимо, помог еще раз. Гарри — единственный, кто не смеялся над ним на уроках, кто не стеснялся спросить совета на гербологии, когда другие лишь шарахались от него, как от второй Гермионы. Золотой мальчик оказался не золотым, а вполне себе обычным. По сути, таким же гриффиндорцем, первокурсником, таким же ребенком, как и сам он, Невилл. И это пленило юного герболога. А Гарри, словно, не замечая его преданного взгляда, продолжал учиться, есть, спать, дышать, и при всем при этом общаться с ним. Он даже не избегал его с того раза, когда чуть не задохнулся за завтраком по вине Невилла. Гарри простил его: все его недостатки и ошибки, его одержимость травами, его амфибиоманию. Разве может быть любовь сильнее, чем от прощения?

Невилл вдохновенно вздохнул и заснул с мечтательной и чуточку решительной улыбкой на губах, а Гарри лежал в Больничном крыле. Он пока не знал, что Сила, которая росла день за днем, подарила ему одного друга, и как говорится, «Надежнее только Гринготтс».

* * *

— Азар, как ты себя чувствуешь? — взволнованно произнес седовласый маг. Он уже несколько часов не отходил от друга, чье состояние оставляло желать лучшего. Жар, две глубокие раны на левой ноге, ощутимая потеря крови и, как следствие, низкое давление. Арчибальд умело залечил порезы и наложил повязки, но до полного восстановления было еще долго.

— Говоришь, одолею силой мысли? — хрипло произнес Слизерин, — Я отправил эту часть зарвавшегося выскочки на тот свет. Вернется он теперь не скоро... — продолжение потонуло в кашле.

— Как ты? — повторил Риш. Он уже жалел, что остался в замке, оставив Азара одного, хоть Арчи и говорил, что им с мальчиком необходимо познакомиться поближе.

— Жить буду. Почему не спросишь о Поттере? — насмешливо осведомился собеседник, — Арчи, воды мне!

— Мастер, вот вода, — эльф подал стакан.

— Спасибо, — присев на подушки, Азар осушил его парой жадных глотков. Он не замечал, что выглядел довольно... интересно: черные, раскинувшиеся по плечам волосы, блестящие зеленые глаза, темная рубашка, и полностью перебинтованная нога на подушке. Арчибальд с умилением взирал на вверенного ему больного, а вот Риш благосклонно заметил:

— Я же знаю, ты не бросишь Гарри умирать. Значит с ним более менее всё хорошо, чего не скажешь о тебе. Что ты сделал с Томом?

— Этот засранец... слов нет... Дожили, называется. Понаделал себе хоркруксов, теперь собирай его чертову кучу лет, неизвестно по каким оврагам! Один пришлось уничтожить — у меня не было сил выслушивать его оправдания. Палочка Квирелла хорошенько помяла моего василиска — она из клыка его сородича, и нам пришлось несладко. Я взял Сумеречным дымом. Сначала спрятал мальчишку. Ты же знаешь, от василисков Авады отлетают, я едва успел прикрыть Поттера. Он, видите ли, героем решил стать: отправил Малфоя спасаться самому, а сам уводил Тома подальше от лесника и балбесов-студентов, которые сунулись в лес, где убивают единорогов.

Арчибальд допивал уже десятый стакан.

— Так вот, Поттера-то я закрыл, а дерганного Квирелла отнесло в ближайшее дерево, где он благополучно дождался моего возвращения. Я тем временем принес мальчишку в Комнату. Быстренько осмотрел его ауру. Все было чисто, и я отнес его в лес. Думал, туда же положить, а там его забывчивый папаша появился. Расстроенный весь был, наверное, думал, что больше не увидит своего героя. Я его тем же Сумеречным дымом проверил, — Азар внезапно замолк и, прикрыв глаза, тихо проговорил, будто стирая всё, сказанное ранее: — Знаешь, Ричард, что происходит в Сумеречном дыме? Не знаешь, потому что это мое личное изобретение, которым я не пользовался лет семьсот — необходимости не было. Этот дым причиняет боль. Самую страшную боль, какую только можно представить. Это как маггловские представления об очищении огнем. Дым попадает в каждую клеточку, оставляя только квинтэссенцию того, что мы называем душой. Уходит всё, чем человек прикрывает свои слабости, недостатки, вся гордость, весь самообман. Знаешь, Ричард, что я увидел?

Робкая улыбка тронула губы старого мага, но он покачал головой.

— Его душа — это вина, раскаяние и боль. Вина за что-то, чего он не помнит, это причиняет ему невыносимые страдания. Возможно, я бы не смог так жить. Ощущать на своей шее камень, совершенно не представляя, как от него избавиться... Раскаяние за все проступки. Мы с тобой внимательно следили за будущим Медиумом и его родителями, мы знаем все его деяния. Они не значат и сотой доли его раскаяния, так оно велико. Боль потери: друг, введенный в заблуждение завистниками и предателями, любовь, семья, которой он был лишен в своем детстве, свобода, которую отняли у него незаконно. Он всё это потерял. Если Поттер...если у мальчика получится каким-то образом вернуть все это Северусу, я приму его Силу, клянусь, я приму её!

Ричард потрясенно смотрел на изумрудные глаза, которые блестели от слез.

«Гарри, у тебя всё получится», подумал он.