Жестокие драбблы (джен)

Над Хогвартсом раскинуто ночное небо, светлее обычного, потому что внизу лежит снег, и в окно директорского кабинета светят звезды.

Гризельда Марчбэнкс смотрит в окно и зевает, Тиберий Огден дремлет, полузакрыв глаза, под приятный и мелодичный голос Дамблдора.

Директор вещает уже добрых полчаса.

Маленькое собрание в его кабинете (маленькое, но избранное!) покорно слушает.

— … и поэтому совершенно недопустимо положение с правами оборотней (не побоюсь сказать: открытая дискриминация оборотней) , которое сложилось в нашем правовом поле и давно уже требует радикальных перемен. Магической Англии пора понять, что средневековье давно миновало и удерживать его насильно невозможно даже в отдельно взятой стране. Весь мир ушел вперед, и если мы не догоним остальных, то будем обречены. Мы безнадежно отстали от своих соседей, и мы катимся всё дальше в пропасть. Если мы не остановим деградацию страны здесь и сейчас, остановить ее будет невозможно и мы закончим, как кончали все империи в мире, когда приходил их срок. Права человека должны быть на первом месте. Именно эти люди и есть наш резерв развития. Если мы угнетаем их, мы угнетаем наше будущее…

Судья Визенгамота Магнус Лобо прерывает:

— Альбус, всё это — общие слова. Какие конкретно проекты вы нам подготовили?

— Я полагаю, что сначала следует определиться с общим, прежде чем переходить к конкретному, — мягко говорит Дамблдор. Он словно не замечает, что его грубо прервали.

— А я полагаю, что мы зря теряем время. Общие слова прекрасны, но с ними мы определились еще до того, как пришли по вашему приглашению на это собрание, потому что я полагаю, что вы бы не пригласили тех, кто с этими положениями не согласен. Здесь собрались единомышленники, и повторять это по сотне раз бесполезно. Вы ораторствуете прекрасно, но всё это я уже слышал. И я думал, что если вы вызвали к себе людей, отвечающих за принятие законов, с тем, чтобы они поддержали ваши законы по правам оборотней, то вы и представите им на обсуждение проект вашего закона. Конкретный проект, который можно обсуждать. Который можно представить на ближайшем заседании Комиссии по делам оборотней и поставить на голосование. Где он? Я жду.

— К сожалению, готового проекта я вам представить не могу, — извиняющимся тоном отвечает Дамблдор. — Меня чрезвычайно порадовала ваша решительность и готовность поддержать реформы, и я обязуюсь доработать такой проект в ближайшее время…

На лице судьи Лобо ясно видно выражение: «Тогда какого тролля вы держите меня здесь сейчас?»

— Определитесь с проектом и пришлите мне его на рассмотрение совой. Мне и прочим уважаемым коллегам, — отрывисто приказывает Лобо. — Тогда назначим дату нормального рабочего собрания и займемся делом. Тем, чем мы могли бы заниматься сейчас, не теряя времени.

— Если ваше время вам так дорого, Магнус, можете идти. Вас никто не держит, — роняет Огден, не открывая глаз.

Судья Лобо без малейшего колебания встает.

— Да, представьте себе, что мое время мне дорого. У меня завтра три заседания. И если вы рассчитывали, Альбус, что позвав нас пустыми обещаниями на неготовый проект, вы нас заставите сделать за вас всю работу и самим написать закон, просидев здесь всю ночь, то вы ошиблись. Я не собираюсь ночевать здесь. Всем до свидания.

— А я готова задержаться и начать работу над законом, — басом говорит мадам Марчбэнкс. — Хотя бы над первыми параграфами.

— Я тоже, — подает голос товарищ министра Алькофрибас Боунс.

Еще три голоса — и самостийная комиссия по разработке закона об оборотнях готова приступать к работе.

Дамблдор сияет:

— Я не смею отговаривать вас, Гризельда, хотя я не хуже Магнуса понимаю, как вы заняты и как ценно ваше время… Не могу выразить, как я вам благодарен. Вы, Тиберий, Алькофрибас, Эдгар, Памфилий — добавляю также мою скромную персону — нас шестеро, но вшестером мы стоим целого кабинета министров, друзья мои! Я уверен, что за сегодняшнюю ночь первая часть закона будет готова.

Магнус Лобо сухо усмехается, кидает Летучий порошок в камин и ступает внутрь.

— Превосходно, — весело говорит мадам Марчбэнкс. — Ну-с, молодые люди, у меня чешутся руки приступить к делу! Ставлю галлеон, что мы добьем общие положения до восхода луны.

* * *

Снег всё ещё лежит, но на этот раз его освещает солнце.

Те же люди собрались в кабинете Дамблдора — и спорят они так же, как недавно ночью. Разве что теперь перед каждым из них лежит исчирканный пергамент черновика закона.

— Альбус, это не пройдет, — выносит вердикт всё тот же смутьян Магнус. — Разумеется, раз я член вашей веселой компании и это есть результат ваших общих трудов, я поддержу ваш «проект» на голосовании комиссии, но смысла в том я не вижу. И вы, и я знаем, что в такой редакции закон не пройдет. Формулировки запредельно резкие — сколько бы мадам Гризельда, которую я безмерно уважаю, ни пыталась их смягчить. Ни одна министерская задница не примет закон, где четко прописано полное равенство оборотней и людей и предоставление оборотням в полном объеме гражданских прав. Я не очень понимаю, какой смысл представлять на комиссию заведомо провальный закон? Это чистое донкихотство.

— Мы должны пытаться подавать закон снова и снова, Магнус, хоть каждую неделю, — терпеливо объясняет Алькофрибас. — Год за годом, пока не дожмем министерскую комиссию. Пока они не привыкнут к формулировкам и не смирятся с неизбежным.

— Я настаиваю, чтобы проект был представлен на комиссию в том виде, в каком он есть, не смягчая ни одного слова, — твердо заявляет Дамблдор. — Да, Магнус, я знаю, что его не примут. Я даже предполагаю, что его встретят со скандалом. Я даже уверен, что кто-то над этим проектом просто посмеется и покрутит пальцем у виска. Но будущее нас рассудит.

— Значит, вы прекрасно осознаете, что введение оборотней в их права — это долгий процесс, и глупо надеяться, что вы решите их проблемы одним махом, все и сразу, — парирует судья Магнус. — Вы признаете. Что процесс растянется на годы. Что же мешает вам использовать эти годы продуктивнее? Сейчас предложить очень умеренный и реалистичный закон, который могут одобрить, если над этим поработать; через пару лет, когда к новому положению привыкнут, добавить еще пунктов, а потом еще, пока мы постепенно не добьемся для оборотней статуса полноправных граждан? Процесс займет те же двадцать лет, уверяю вас.

— И спорю на пять галлеонов, что у дражайшего Магнуса проект его преобразований готов и лежит в кармане, — фыркает Гризельда.

Судья Лобо церемонно кланяется и сует руку в карман, чтобы извлечь длинный свиток.

— Так я и думала. Пока мы корпим над общим проектом, Магнус давно уже разрабатывает свой, во славу своего особого мнения, — комментирует Гризельда. — Не первый год знакомы.

— Я действительно давно уже работаю над проблемой ущемления прав оборотней, — спокойно говорит Лобо. — И у меня есть свой проект — смею надеяться, достойный. Предложение Альбуса и его собрания пришлись как нельзя кстати. Я обдумывал свой вариант довольно долго и я готов представить его на рассмотрение уважаемым коллегам. Отличие моего проекта от варианта Альбуса в том, что он составлен с учетом нынешних настроений министерства и поэтому имеет все шансы быть принятым. Никаких революционных преобразований в моем законе нет, леди и джентльмены, потому что сейчас надеяться на одобрение их нереально. А я не привык терять время и стараюсь ставить осуществимые цели.

— Я с удовольствием почитаю ваш проект, Магнус, — изрекает Тиберий Огден, и проект идет по рукам.

Через минуту чтения Дамблдор решительно отодвигает пергамент:

— Магнус, это слишком мало. Практически ничего. От принятия вашего закона оборотни не получат никакого улучшения.

— Получат, что смогут, — холодно говорит Магнус. — Он улучшает их статус незначительно, я согласен, но улучшает. Реально. И эти улучшения можно получить от министерства прямо сейчас. Завтра заседание комиссии, и уже завтра оборотни получат то, что не имели годами. Сейчас они не имеют вообще ничего, Альбус, и вы это прекрасно знаете. Лучше хоть что-то, чем вообще ничего.

— А я считаю, что посулить реформы и дать вместо них такое — это издевательство над оборотнями, — отвечает Дамблдор.

— Вы считаете, что лучше предложить заведомо отвергаемый проект, который не даст оборотням вообще ничего? Поиграться с министерством, подсовывая им скандальный закон снова и снова, снова и снова получая отставку и никаких реальных улучшений для оборотней вообще? А это не издевательство?

— Боюсь, что мы никогда не поймем друг друга, Магнус, — вздыхает Дамблдор.

— С вашим проектом оборотни получат вот что: никаких улучшений. И очередной скандал в прессе с волной возмущения, что они смеют претендовать на какие-то там права — скандал, который отбросит нас еще на шаг назад. И так будет продолжаться годами. За это время с моим проектом оборотни могли бы постепенно и реально улучшать свое положение. А какую выгоду оборотням принесете вы, кроме эффектного скандала и пустой славы любителя оборотней?

— Я не считаю славу любителя оборотней пустой. Я буду гордиться тем, что заслужил подобную славу, — говорит Дамблдор.

Судья Лобо фыркает:

— Разве вы ее заслужили! Что вы сделали для оборотней? Очередной неисполнимый прожект?

— Я полагаю, джентльмены, что ваша распря дошла до недопустимых пределов и должна быть прекращена, — твердо вступает мадам Марчбэнкс. — Вы уже перешли на личности. Джентльмены, вам стоит извиниться друг перед другом и не омрачать приятное пребывание на нашем собрании своими склоками.

— Извините, Гризельда, — сразу отвечает судья Лобо.

Примерно минуту Дамблдор и Лобо молча смотрят друг на друга — без взаимной приязни. Их молчаливый диалог понятен всем, кто не владеет легилименцией.

«Смутьян!» — «Прожектёр!»

— Если на этом всё, — басом говорит Гризельда, — то я предлагаю проголосовать, какой из двух проектов, представленных нам, мы понесем завтра на заседание в министерство. Кто за проект Магнуса?.. Отлично. Поднимайте руки, джентльмены, не стесняйтесь. Кто за проект Альбуса?.. Превосходно. Большинство.

* * *

На сей раз над Хогвартсом светит солнце и на кустах набухают почки.

Снег растаял, в окно кабинета Дамблдора долетает свежий запах весенней листвы.

— Я протестую, — категорически заявляет судья Лобо.

Алькофрибас Боунс стонет:

— Магнус, помилуй Мерлин! Что на этот раз?

— Ни один Попечительский школьный совет в мире не согласится принять на обучение оборотней на ваших условиях.

— Я попытаюсь настоять, — мягко отвечает Дамблдор.

Судья Лобо поднимает бровь и цедит:

— Не ослышался ли я? Помилуй Мерлин, Альбус, вы собираетесь принять оборотней в Хогвартс?

— Собираюсь, — коротко отвечает Дамблдор. — И если у меня удастся, я уверен, что моему примеру последуют другие.

— А если не удастся? — спрашивает Лобо.

Альбус твердо говорит:

— Кто-то должен начать.

— А если ваш новый прожект постигнет та же судьба, что и пресловутый закон об оборотнях? Я предупреждал, что из вашей истории ничего хорошего не выйдет, Альбус. Но вы не слушали. А теперь реакция общества такова, что и думать нельзя о том, чтобы еще что-то принять в пользу оборотней. Вы славно напортили им, Альбус, еще лет десять это разгребать.

— Хорошо, — устало отвечает директор, — а что вы предлагаете?

Судья Магнус встает и начинает явно заготовленную речь:

— То, о чем я говорил раньше. Специализированные школы для оборотней. Отдельные государственные и частные школы, в которых созданы все условия, чтобы оборотни могли обучаться.

— Спецшколы, — с отвращением роняет Марчбэнкс. — Один шаг до гетто.

— «Все условия, чтобы оборотни могли обучаться» в вашем понимании представляют собой запертые помещения, где дети заключались бы под каждое полнолуние? — уточняет Дамблдор. — А сама школа, разумеется, забрана решетками, чтобы дети не могли выскочить и напугать почтенных обывателей?

— Не только, — спокойно продолжает Лобо. — Хотя не могу не удивиться вашей иронии. Если в полнолуние эти дети выскочат, как вы выразились, наружу, то мне очень жаль обывателя, который попадется им по пути. Стая оборотней разорвет его в клочья.

— Дети не виноваты в своей беде! — отрезала Марчбэнкс.

— Но дети должны знать, что им предстоит всю жизнь соблюдать особые правила безопасности, чтобы не закончить эту самую жизнь в клетке в Азкабане, — холодно сказал Лобо. — И их должны этому учить. Постоянно. Как одним из ведущих предметов обучения в школе оборотней. Поведение в обществе, чрезвычайные ситуации и правила безопасности. Не говоря уже о том, что если дети выскочат и нападут на кого-нибудь, школу тут же закроют, а проект всеобщего обучения оборотней будет похоронен еще на двадцать лет!

— Если оборотням всю жизнь жить в нормальном обществе, Магнус, то лучше им и учиться в нормальной школе, — тихо сказал Дамблдор. — Они должны с детства привыкать к жизни среди людей.

— Они должны сначала научиться жить среди этих людей! — рявкнул Магнус. — Хотя я признаю вашу правду в том, что если реформа удастся, то неплохо бы и в стандартных школах ввести предметы по обучению жизни среди оборотней. Люди могут узнать много интересного!

— А я решительно не понимаю, почему оборотни должны учиться отдельно — как вы говорите, по отдельной программе, — сказал Дамблдор. — Мне кажется, что самое главное для моей реформы — чтобы все дети имели одну программу, и оборотни в том числе.

— Если оборотни учатся в общеобразовательных школах, то у них, конечно, будет общая программа, — сказал Лобо. — Но в моем проекте, раз уж у них специальные школы, их обучение может иметь преимущества. Оборотни не такие, как обычные люди. Они сильнее, быстрее, их обонянию и осязанию любой человек может только позавидовать. У них есть звериный нюх и шестое чувство. И я упорно не понимаю, почему эти великолепные особенности нельзя развивать и подстраивать под них особую программу. Почему ребенок, имеющий музыкальный слух, может учиться в музыкальной школе, а оборотень, имеющий свои преимущества, -в школе оборотней учиться не может? Кроме того, раз вас так сильно волнует проблема полнолуний, то нахождение в стае в специально приготовленном помещении среди себе подобных — это огромный плюс. Старшие учат младших владеть собой, все вместе учатся, как себя вести и пережить эту ночь. Я читал превосходные исследования Ромуальда Грызли по поводу поведения оборотней в полнолуние. Научно доказано, что ребенок-оборотень лучше себя чувствует в коллективе зверей, чем запертый где-то в одиночестве.

Его разум сохраняется, он отдает себе отчет в своем поведении. Он учится контролировать себя.

Ведь до того времени ребенок постоянно был один в своей семье, никаких оборотней поблизости не имел и боялся каждого полнолуния, потому что его, ребенка, запрут одного на целую ночь в комнате, а там ему будет плохо и больно… И одиноко. Запирать детей в одиночестве обычно является наказанием, а как вы сами метко заметили, эти дети ни в чем не провинились.

— Тут есть над чем подумать, — провозгласила Гризельда.

Тиберий кивнул:

— Покажите мне эти исследования, Магнус, если вам не трудно. В ваших словах много здравого смысла.

— В обычной школе ребенок будет чувствовать свое особое положение и стыдиться себя, — продолжал судья. — В своей собственной ему стыдиться будет нечего. Все его товарищи понимают его и разделяют ту же судьбу.

— И они все вместе будут чувствовать, что заперты в спецшколе для ненормальных, — сказал Дамблдор. — Что путь в обычную школу для всех остальных детей им заказан.

— Это проблема всех волшебников, Дамблдор, — сказал Лобо. — Хогвартс — тоже спецшкола для ненормальных.

Это был запрещенный прием, и особенно хитрый прием со стороны судьи Лобо, который сам-то никогда не учился в Хогвартсе. Семья Лобо выбрала домашнее обучение.

Иногда коллеги Магнуса думали, что именно этим объясняется его неприятие Дамблдора: все, кто учились вместе с Альбусом или под началом Альбуса, поддавались его харизме, а Магнус был этого заведомо лишен.

— Пока я директор Хогвартса, никто не посмеет назвать мою школу интернатом для ненормальных, — жестко ответил директор. — И никто не посмеет сказать, что я отказал кому-либо из волшебников в приеме в Хогвартс. В моей школе все волшебники будут учиться независимо от того, кто они и из какой семьи. Если они волшебники, они найдут здесь приют, будь они трижды оборотни.

— И что вы будете делать, если оборотень действительно пожелает обучаться в Хогвартсе? — спросил Лобо.

— Как что? По-моему, ответ очевиден. Я приму его.

— А дальше? — тихо спросил Лобо.

— Что «дальше», Магнус?

Судья оскалился:

— Как всегда, пустые обещания и сырые прожекты? Я спрашиваю, где ваш план по содержанию и обучению в Хогвартсе оборотня. Конкретный план, вроде плана моей специализированной школы, план по пунктам: где будет жить, на каком статусе, как планируется проводить полнолуния и т.д. План, который можно критиковать и дополнять, а не красивые общие слова.

— Я представлю вам это план, Магнус, — пообещал директор.

Лобо ухмыльнулся:

— Я так и знал, что раньше вы о нем не подумали.

* * *

— Допрыгались, Альбус?

Лицо судьи Лобо было злым как никогда.

— Магнус, меня оправдывает одно: нельзя винить себя больше, чем я сам себя виню.

— Вас оправдывает только то, что никто не пострадал, — отрезает Лобо. — Иначе я первый выписал бы ордер на вас в Визенгамот. Если бы этого мальчика, Снейка, убили, вы бы сели в Азкабан — и надолго.

— Снейпа, — автоматически поправляет Альбус.

— Он будет жаловаться?

— Я заставил его дать слово молчать.

— А я переговорил с Блэками и убедил их не иметь к вам никаких претензий. Мне это дорого стоило, Альбус.

— Магнус, я повторяю еще раз: я в неоплатном долгу перед вами.

— В долгу передо мной! Как же мне надоели ваши пустые обещания! — зло отвечает Лобо. — Как будто вы меня когда-нибудь слушались! Ах, вы передо мной в долгу? А если я потребую здесь и сейчас выполнить долг: наконец-то серьезно продумать свои проекты, чтобы они больше не были опасными и вредными прожектами и приносили пользу, а не стоили жизни людям? А если я потребую от вас соблюдать все правила безопасности для детей, которых вам доверили, чтобы они закончили школу живыми? Это будет уже мой нереальный прожект, да, Альбус?

— Магнус, я всё продумал с самого начала, — вздыхает Дамблдор. — Я был уверен, что никто не полезет к Люпину в полнолуние, что я его изолировал достаточно хорошо…

— А о том, что он связался с компанией первых хулиганов школы, которых хлебом не корми, а дай сунуть башку тигру в пасть или еще что рисковое придумать, этого вы не знали? Я почему-то узнал, как только переступил порог вашей школы.

— Я не понимаю, почему мальчик не должен был найти себе друзей, — резко говорит Альбус.

— А почему вы не проверяли, что он делает в полнолуние? Вы хотя бы раз приходили туда, смотрели, как у него дела в вашей хижине?

Альбус не отвечает.

— Отлично. Оборотень пять лет учится в вашей школе, а вы ни разу не инспектировали его жилище. Да там что угодно могло твориться — хоть атомную бомбу собирали бы!

Альбус молчит.

— Кстати, я прочитал показания всех оболтусов и не понял несколько моментов. Откуда Поттер и Блэк узнали, как открывать Гремучую Иву? Кто еще это умеет делать? Снейп теперь знает, а кому еще Блэк показал дорогу? Или, пока вы спите, к Люпину в гости ходит вся школа?

Альбус парирует:

— Снейп дал слово, что никому тайны не откроет.

— А два других оболтуса?

Директор вздыхает:

— Хорошо, я сегодня же поговорю с ними.

— А что говорит сам Люпин?

— Что он может сказать? Он ничего не помнит.

— Он не знает, почему другие ученики смогли добраться до него? Это не он открыл им секрет? Если не он, то гоните в шею вашу медсестру. Секрет знали трое: вы, она и мальчик. Кто-то разболтал.

— Мадам Помфри не имеет никакого отношения к этой истории, — твердо говорит Альбус.

— А если не она и не мальчик, то кто? Вы?

— Я выясню, — вздыхает Дамблдор.

— И потрудитесь сменить пароли на вашей Иве — сучки поменять, как у вас там? Не помню, чем вы ее открывали. Чтобы никакие оболтусы больше не лезли, куда не следует. И послушайте доброго совета: проследите за Люпиным и его компанией как-нибудь в полнолуние, чтобы знать, что одного раза им хватило.

— Им хватило одного раза. Я разговаривал с ними и я за них ручаюсь. Я им доверяю, — отвечает Дамблдор.

Судья Лобо дергает ртом. Он так и знал, что все его советы пропадут втуне. Альбус, разумеется, пообещает и ничего не сделает. Он же знает, как лучше…

* * *

— Несправедливо. Всё, что произошло с профессором Люпиным — это чудовищно несправедливо! — восклицает Гермиона Грейнджер.

— Во всем виноват этот гад (неразборчиво), — кивает мрачный Рон Уизли.

Гарри Поттер сжимает кулаки. Он со всеми согласен.

— И теперь профессора Люпина ждет общественное осуждение. За то, в чем он совсем не виноват! Он пытался спасти нам жизнь. Он хотел задержать государственного преступника Сириуса Блэка, он мог получит за это Орден Мерлина! Он всё сделал правильно — а теперь его уволили без рекомендации и еще с гневными письмами родителей? Да разве они все забыли, сколько он сделал для школы?

Гермиона встает:

— Я этого так не оставлю.

— Что ты хочешь сделать?

— Я напишу апелляцию. Я напишу в Визенгамот! Приноровилась уже, когда составляла петицию для Хагрида и Клювокрыла. Я пойду лично на прием к судьям и добьюсь реабилитации профессора Люпина!

Компания смотрит на Гермиону в ошалении. Заем Рон неуверенно предлагает:

— Знаешь, это всё ты здорово придумала, но может, сначала ты посоветуешься с Макгонагалл? Она тоже подскажет что-нибудь.

— На прием к судьям! Деточка, это бесполезно, — горько говорит Макгонагалл. — Альбус уже пытался. И он почти уговорил всех, но судья Магнус Лобо… Как всегда. Выступил и перетянул голоса на свою сторону. Он выступил и вывернул наизнанку все факты, все мотивы… Люпин в его речи стал выглядеть безответственным разгильдяем, который только чудом не перекусал всю школу… А ведь Альбус почти убедил всех в невиновности Ремуса. Но теперь…

— Что теперь?

— Теперь никто не вступится за Ремуса. Судья Лобо говорил так убедительно.

— Почему он так поступает? — не выдержала Гермиона.

Макгонагалл вздохнула:

— Это очень старая история, деточка. Лобо уже много лет ненавидит Альбуса и сводит на нет все его проекты, все законы, все усилия. Альбус еще двадцать лет назад подготовил блестящий закон в пользу оборотней, просто идеальный¸ в котором учитывались все их права… Если бы этот закон приняли, оборотни еще двадцать лет назад стали бы жить полноправно и счастливо, и их дети ходили бы в волшебные школы без всякой боязни. И Ремус прожил бы другую жизнь… Но Лобо выступил против проекта Альбуса — я думаю, из зависти. У Лобо был свой собственный проект закона, причем закону Альбуса он и в подметки не годился. Но Лобо не простил Альбусу, что все остальные предпочли его закон, и с тех пор мстит при каждой возможности.

— И такому человеку доверили быть судьей Визенгамота! Такому мелочному и завистливому типу! — возмутился Гарри.

Макгонагалл развела руками:

— Лобо — очень древняя и почитаемая семья. Все дети в этой династии шли по министерской линии — там пятеро судей, два министра… Они страшно богаты и влиятельны.

— И они ненавидят оборотней! — крикнул Гарри.

— Формально судья Лобо как раз выпускает законы, улучшающие права оборотней. Через два года, когда закон Альбуса с треском провалили, Лобо всё-таки выдвинул в Комиссию по правам оборотней свой проект и его поддержали. За эти двадцать лет к проекту Лобо уже принято десять поправок, формально оборотни получают всё больше прав… Но на самом деле прав у оборотней всё равно мало.

— Лобо добился-таки своего, — мрачно сказал Рон. — Представляю, как он торжествовал. Как же, он победил самого Дамблдора!

— Ничего. Главный дискриминационный проект Лобо Альбус уничтожил, — горячо согласилась Макгонагалл. — Вообразите: этот Лобо продвигал закон, по которому оборотни учились бы в спецшколах! Это был проект всей его жизни, он сам признавался. Чтобы государство разрешило построить особые школы для обучения оборотней и только оборотней, с особой программой. По специальной архитектуре, где были бы огороженные поля и комнаты для содержания оборотней во время полнолуния. Он хотел запереть детей в этих школах, как в клетках! Он заявлял, видите ли, что это легче, чем строить такие помещения по всей стране в обычных школах отдельно для каждого оборотня!

— Вот нацист, — выплюнула Гермиона.

— Как только открыли Ликантропное зелье, Лобо немедленно принес свой проект на Комиссию. Он говорил, что теперь все преграды к обучению оборотней устранены и министерство только выиграет, если построит централизованную школу с больничным крылом, где нанятые им специалисты будут готовить на всех Волчье зелье. И что это зелье они могут также раздавать другим оборотням и учиться варить его состав на уроках…

Ужасный проект Лобо чуть не приняли, ведь он намекнул, что его богатая семья готова выделить деньги на постройку школы. А также семьи Блэков, Бегменов, Боунсов… И редактор «Ежедневного пророка» Варнава Кафф согласился внести свою долю в виде экперимента от самой газеты…

При таких серьезных спонсорах закон Лобо обязательно бы приняли, но Альбус спас положение. Он решительно выступил против. Он напомнил, что это дискриминационный путь — отделять оборотней от других детей и заставлять их учиться в школе-тюрьме за стальными решетками. Альбус смог добиться, чтобы закон отклонили.

— Молодец, — прошептала Гермиона со слезами.

— Но я уверена, что судья Лобо этого Альбусу не простил и теперь отыгрался на Люпине.

— Я пойду на прием к этому судье. Посмотрим, что он мне скажет! — заявила Гермиона. — Мне и Мальчику-Который-Выжил, которым Люпин спас жизнь!

Приемная судьи Магнуса Лобо никому из детей не понравилась.

На из взгляд, там было слишком похоже на кабинет профессора Снейпа: темно, потому что все окна плотно прикрыты шторами, страшно, потому что в шкафах лежали кипы дел и явно Темных…

Тем более, что на землю спускались сумерки и тьма в комнате сгущалась и без усилий мрачного судьи.

Судья сразу объявил, что выслушает их и примет до 20.00, а в это время их попросту выставит обратно. И даже поставил на свое бюро песочные часы, которые отмеряли время визита. Этим он лишил себя их последних симпатий.

Старый судья в роскошной мантии сидел за рабочим столом.

Выглядел он желтым и хмурым, рычал на посетителей по поводу и без повода — но об этом профессор Макгонагалл их уже предупредила.

Хотя судья и пытался сгладить свою невежливость, предложив гостям рюмки с горячим кофе. Никто не взял, и свой дымящийся бокал судья осушил в одиночестве.

Гарри, конечно, устал и подкрепиться кофе было совсем не лишним, но он помнил, что в этот момент профессор Люпин бредет по дорогам Британии куда глаза глядят, а ведь полнолуние еще не закончилось, и он уволен с работы, и будущее его совершенно беспросветно.

А виновник всего этого еще смеет сидеть в уютном кресле у себя дома и предлагать им кофе!

Судья острым взглядом пронзил Гарри, и его сходство с ужасным Снейпом усилилось. Гарри не сомневался, что Лобо только что прочитал его мысли.

Судья усмехнулся и кивнул.

— Если вы пришли просить за некоего Люпина, то могу сразу предупредить: вы зря теряете время. Люпин получил по заслугам и прекрасно это знает, — сказал судья. — У него хотя бы хватило ума мне не жаловаться.

— Профессор Люпин не жаловался, потому что он очень совестливый человек! Он всегда считает себя виноватым! — сказал Гарри.

— Ну, в данном случае он считает правильно, — хмыкнул судья.

— А я думаю, что неправильно! Профессор хотел спасти нас, у него не было времени ждать какого-то зелья, ведь нас могли убить в любую минуту. Он бросил всё и побежал к нам, чтобы спасти наши жизни, — заявила Гермиона.

— Ну, если бы он превратился в волка по дороге к вам, все его благие порывы пропали бы даром. До вас бы он не дошел, а Хогвартс помимо беглого Блэка и толпы дементоров получил бы бонусом бешеного оборотня, — сказал судья.

— Но он не превратился в волка, сэр. Зачем обсуждать то, чего не было? — спросила Гермиона.

— Вы правы. Мне достаточно того, что было. Что оборотень, находящийся в детской школе, нарушил все мыслимые и немыслимые правила безопасности, подверг детей смертельной угрозе и сделал он это в девяносто первый раз. На первый раз я бы его простил; на девяносто первый — не рассчитывайте, — сказал судья Лобо.

— Сэр, я не понял про девяносто первый раз. Как вы считали? — вежливо спросил Рон.

— Я считал, мистер Уизли, так: господин Люпин попал в Хогвартс в одиннадцать лет и сразу был предупрежден о правилах своего пребывания здесь. За время обучения в Хогвартсе он грубо нарушил эти правила ровно девяносто раз, — сказал судья. — Тридцать раз до того, как он чуть не убил ученика Снейпа в результате своих постоянных нарушений, и шестьдесят — после этого. Признаюсь, что узнав об этих шестидесяти следующих разах, я получил для себя ответы на все вопросы в отношении мистера Люпина. После того, как мистер Люпин чуть не убил учащегося Снейпа, с ним были проведены достаточно внятные беседы и даны четкие предупреждения. Предупреждения в отношении того, что его ждет, если он не прекратит свои игрища. Мистер Люпин прекрасно знал, на что идет и что его ждет. Теперь он получил заслуженное наказание. Не более того.

— Как вы не понимаете, он же рискнул всем, он рискнул своим будущим ради нас! Зная, что его ждет кара, он бросился нас спасать! — крикнул Гарри.

— И он вас спас? — усмехнулся судья.

— Почти.

— Я с радостью послушаю вашу версию событий. По моим данным, вы все благополучно вышли наружу из вышеупомянутой Хижины м собирались доставить своего пленника в Хогвартс, но тут из-за туч вышла луна и мистер Люпин выступил в сольной партии. Она чуть не стоила жизни вам всем, — заметил судья.

— Но не стоила же!

— А что мешало мистеру Люпину, раз уж вы все отправились наружу, остаться в Хижине в одиночестве и запереться? И превратиться в волка там, никому не мешая?

— Но он хотел сопровождать нас!

— Он не имел права это делать.

Гермиона вздохнула:

— Да, он совершил ошибку. Но неужели эта ошибка должна стоить ему будущего? Теперь, когда все узнали, что он оборотень, его никто не возьмет на работу…

— В этом вы абсолютно правы. Никто больше не возьмет на работу мистера Люпина, потому что безответственные разгильдяи никому не нужны, — отчеканил судья. — Работник, готовый ради прихоти подвергнуть всех смертельной опасности… О да, такому работнику очень трудно найти работу.

— Он имеет право на работу, как и мы все! Несправедливо лишать его этого права только потому, что он оборотень! — сказал Гарри.

— А с чего вы взяли, юноша, что оборотни не имеют работы? Я лично знаю много прекрасно и успешно работающих оборотней. С тех пор, как открыто Волчье зелье, у работодателей нет никаких оснований возражать против трудоустройства оборотней. Они больше не опасны для общества и могут служить ему на пользу, что они и делают. Надо только соблюдать правила безопасности — это верно, не отступая от них ни на шаг. И тогда вы будете желанным работником. В отличие от мистера Люпина.

— Вы не правы. Профессор Люпин говорил, что оборотню трудно устроиться на работу, — возразила Гермиона.

Судья ухмыльнулся:

— Боюсь, что в данном случае не прав как раз профессор Люпин. Я знаю о жизни оборотней побольше его.

— Но профессор говорил, что он много лет не мог трудоустроиться.

— Это его проблемы. Если профессор Люпин работал везде, где устаивался, так же, как в Хогвартсе, то я понимаю его работодателей.

— Вы предвзяты к профессору Люпину! — догадался Рон.

Судья рассмеялся:

— И еще как. Его поступки будут очень дорого стоить общине оборотней. Его прогулка этой лунной ночью будет долго аукаться всем оборотням, если они пожелают устроиться на работу! Этот скандал замять нельзя. Поэтому община оборотней и наказала Люпина по всей строгости. Репутация общины дороже снисхождения к неисправимому разгильдяю. А теперь, леди и джентльмены, я заканчиваю, потому что ваше время истекло!

Действительно, в песочных часах оставались считанные песчинки.

— Судья Лобо, вы жестоки и вы не правы! — крикнула Гермиона.

Судья взмахнул палочкой, открывая гостям камин.

— Профессор Дамблдор выступает за то, чтобы дать Люпину еще один шанс! А профессор Дамблдор лучше всех заботится об оборотнях!

И тут судья Лобо расхохотался.

— Дамблдор лучше всех заботится об оборотнях? Это самое смешное, что я слышал от вас, дорогая леди! Благодарю.

— Он всегда пытался помочь оборотням, всю жизнь!

— Он помогал им так, что даже враги приносили общине меньше вреда, чем прожекты Альбуса, которые все кончались громкими скандалами. И не слушайте больше велеречивых речей. Реально Дамблдор никогда не уважал оборотней и не сотрудничал с ними. За двадцать лет своих прожектов он так и не догадался послать гонцов к старейшинам общины — даже Сами-Знаете-Кто его в этом опередил! А уж насколько Альбус прислушивался к мнениям старейшин общины… которые, кстати, все были против назначения Люпина на должность учителя Хогвартса. Дамблдора предупреждали, что Люпину нельзя доверять!

— Всё ясно, — упавшим голосом сказала Гермиона.

Действительно, последняя реплика судьи лишала Люпина малейшей надежды.

Дети понурились и шагнули в камин.

Через минуту после их ухода песок в часах иссяк и включились сигнальные чары.

Громкий звук прокатился по всему дому судьи Лобо.

В комнате, где он сидел, со стуком спустились на пол с потолка стальные решетки.

Судья посмотрел на часы — 20.10, автоматические защитные чары сработали как всегда вовремя.

Затем судья полюбовался на свой пустой бокал, который всё ещё дымился.

Затем он подошел к окну ждать восхода луны.

— Поверьте мне, что многие оборотни прекрасно живут и работают. И жизнь наша значительно облегчилась после открытия Ликантропного зелья… А до того признаю, что было тяжело. Да. Но мы выстояли и продолжаем бороться. Не только я. Мой друг Варнава Кафф, редактор «Ежедневного пророка»; мой друг Донован Бегмен, заведующий азартными играми Министерстве; мой друг Ромуальд Грызли, профессор Шармбатона… Надо только не забывать о правилах безопасности.