Моя война (гет)

Для высокоорганизованного разума смерть — лишь очередное приключение. Альбус Дамблдор

1987 г.

Я помню этот день в мельчайших подробностях. Помню каждую деталь, каждое слово, каждое чувство. Почему? Может потому, что это был последний день перед моим забвением? Или потому, что в тот день моя жизнь полностью изменилась? Я не знаю точно. И, в общем, это совсем неважно. Главное, что я помню.

Это был интересный день. С утра мама отправилась в больницу Святого Мунго с моей милой маленькой сестричкой, которая, несмотря на все свое обаяние и детскую красоту, уже начинала меня нервировать. Конечно, мама могла бы и сама вылечить Катрин, ведь она была одной из самых талантливых целительниц Магического мира, но ее талант распространялся только на проклятия, сглазы, темномагические и физические раны, а совсем не на детские болезни. Просто в Магическом мире шла война. В общем, она и сейчас идет.

Я, в некотором роде, обрадовался («характер у сестрички был еще тот, а спать-то хочется» — жалобно ныл я, оправдывая свою радость перед лицом Совести с голосом мамы), и как раз собирался поспать ("ну, болит у тебя ухо, милая сестрица, так потерпи хотя бы до утра, зачем весь дом-то будить!" — Совесть укоризненно на меня взглянула из закромов разума, но говорить ничего не стала, видимо, сама спать хотела). И даже уже расправил постель и переоделся в свою любимую пижаму со снитчами, как вспышки заклятий за окном привлекли мое внимание.

Естественно, я бросился к окну, надеясь на интересное зрелище. Зрелище действительно было интересным, но слишком уж жутким.

— Почему? — спросите Вы, а я Вам отвечу, что жутким оно было из-за женщины, которую тащили за собой заклинанием двое в длинных черных мантиях с капюшонами и белыми масками. С очень страшными белыми масками.

Несмотря на то, что все это походило на странную постановку какого-то неизвестного мне спектакля, а странной она была, хотя бы потому, что происходила посреди леса, рядом с невидимым для большей части населения Земли домом, в этой процессии было что-то торжественное. Что-то, что заставляло меня смотреть на них не в силах отвести взгляда. А точнее, смотреть на эту женщину, несомую заклятием одного или одной из этих двоих. У нее была необыкновенная душа. Необычная, яркая, пламенеющая, добрая, независимая… Я мог бы смотреть на эту душу веками, мог бы любоваться ею, как ценитель любуется творением знаменитого художника. Невыразимо. Бесконечно. Непрерывно.

Но у меня не было времени. Хотя бы потому, что эта душа не собиралась долго оставаться в этом теле. Ее время пришло.

Тем временем, один из одетых в мантии что-то крикнул, схватился за старую, поношенную мантию неизвестной, так заворожившей меня, и, повернувшись вокруг себя, исчез. Оставшийся на поляне не стал задерживаться и, взмахнув палочкой, исчез. От взмаха его палочки находившееся рядом дерево запылало огнем.

* * *

Была осень. Сухие листья, подхваченные порывом ветра, вспыхнули, попав в огненный вихрь вокруг дерева. А я вдруг отчетливо понял, что сейчас умру. Видимо, сказался прилив адреналина, потому что я успел примерно подсчитать, сколько осталось времени до моей смерти, и сгорю я или задохнусь угарным газом, не сумев выйти из запертого дома. Что дом защищен магией, я, конечно, не подумал. В этот момент из леса выбежал рыжеволосый мужчина с компанией и принялся тушить огонь. Надо сказать, что тушила пожар как раз компания. Рыжеволосый же упал на колени и закричал. Это был какой-то надрывный крик, как у человека, у которого выдирают душу. Мне стало очень не по себе.

Группа людей же была довольно разношерстная: старик с длиннющей бородой наперевес, похожий на Мерлина с одной из моих карточек из шоколадных лягушек, да наводящий ужас мужик со шрамами по всему лицу и вращающимся голубым глазом. Высчитывать время до смерти расхотелось. Теперь очень хотелось спрятаться

Что, в общем, я и сделал.

* * *

Для написания главы и ритуального вызова музы использовалась песня Би-2 "Серебро".