Сломанные крылья (джен)

К тому времени, как они вернулись обратно в комнаты Снейпа, Свобода немного успокоился, желание вырвать старику печень и со злости плюнуть на неё малость поутихло, зато теперь в голове замаячила соблазнительная мысль медленно, не спеша, разодрать старика на кусочки. Юный анимаг не мог не отметить, что теперь, когда он находился в облике ястреба, его часто тянуло совершить насилие в ответ на эмоциональные встряски. Конечно, он старался контролировать эту часть себя, не сдерживаясь разве что во время охоты. Или как сейчас, когда он был настолько разъярён, что ему было просто плевать на приличия. Гнев скручивал его изнутри, как нечто живое, извивающееся, пульсирующее и рычащее. Вдруг нестерпимо захотелось вырваться из стен замка, расправить крылья, взлететь, выследить себе жертву и разорвать её. Пока его самого не разорвало от ненависти.

— Северус, мне нужно поохотиться.

Мастер зелий удивлённо посмотрел на своего фамильяра.

— Поохотиться? Я же тебя полчаса назад покормил.

Ястреб беспокойно завозился на его запястье, изо всех сил пытаясь не ляпнуть в ответ что-нибудь резкое.

«Контролируй себя. Контролируй. Он не виноват, не срывайся на нём», — твердил ему голос разума. Ястреб издал короткий крик, в котором сквозило нетерпение.

— Я знаю, но… мне нужно. Мне очень нужно полетать.

Северус кивнул, поняв состояние своего друга. После недавнего разговора у него на душе тоже было неспокойно. От идиотизма Альбуса сильно хотелось взять и пробить стену кулаком.

— Минуту. Сейчас я тебя выпущу.

Подойдя к входной двери, Северус открыл её, и через две секунды Свобода уже был таков. Несколько мгновений зельевар просто смотрел ему вслед, затем закрыл дверь и вернулся к своему столу.

Надо было проверить целую кипу домашних работ, рассмотреть учебные проекты семикурсников из его класса по подготовке к ЖАБА. Сев за стол, он взял в руки перо и первое эссе. И просто впился взглядом в пергамент, даже не видя того, что на нём было написано, чувствуя, как все мысли устремляются назад, в прошлое…

* * *

Свобода ворвался в совятню как какой-то пернатый вихрь, нарушив покой мирно дремавших там сов. Открыв спросонья глаза, птицы подняли недовольный шум. Мягко прощебетав извинения, ястреб устремился к большому створчатому окну и окунулся в яркий солнечный свет. Ветер подхватил его, и он взмыл к небу, яростно взмахивая крыльями. Подгоняемый сжигающим изнутри гневом, он поднялся на такую высоту, на которую раньше никогда не взлетал, затем, развернувшись, устремил взгляд вниз. Зоркие янтарные глаза хищника расширились, пока он высматривал себе добычу.

Ничего не обнаружив, он полетел к Запретному лесу, где охотничья игра всегда была обеспечена, и стал кружиться над ближайшей его частью, позволяя ветру сотворить под своими крыльями своеобразную воздушную подушку, удобную для скольжения — это уменьшало расход энергии.

Он никак не мог оправиться от того, что узнал. Дамблдор, совершивший нечто столь невероятное, столь манипулирующее… Разум просто-напросто отказывался принимать такое. Старик придумал пророчество для отвода глаз, чтобы ослепить и одурачить своего главного врага, но всё пошло не так, и в результате погибли родители Гарри, а он сам едва уцелел. И вместо того, чтобы попытаться хоть как-то исправить ошибку, Дамблдор взял и отдал его более чем неподходящим для этого людям — его магловским родственникам, обрекая на детство без заботы и любви. А после приезда в Хогвартс он навязал ему роль спасителя всего треклятого волшебного мира, даже не удосужившись поинтересоваться, можно ли.

Все ужасные испытания, через которые он прошёл — Квиррел, василиск, дементоры, турнир и Вольдеморт, — были для того, чтобы подготовить его к его «великой судьбе», к тому, чтобы убить величайшего тёмного мага всех времён. И всё это во имя пророчества. Ложного пророчества. Им управляли как фигуркой на шахматной доске.

Его снова накрыла мощная волна злости. Он задрожал.

«Будь ты навеки проклят, Дамблдор! Кем ты себя, чёрт побери, возомнил, пытаясь подогнать меня под свои больные идеи?! Захотел сделать из меня спасителя, чтобы совесть за гибель моей семьи не мучила? Фоукс сказал, что я должен был стать твоим искуплением. Да иди ты в задницу! Мне сполна хватило быть твоей пешкой! С этого момента я делаю то, что хочу!»

О, как же ему сейчас хотелось взять и спикировать на голову директора, но того, к сожалению, поблизости не было, так что пришлось обойтись неосторожной белкой. Белок иногда было сложно поймать, чересчур они были шустрые, но Свобода улучил мгновение, когда глупое существо достаточно отдалится от дерева, и, прижав крылья к бокам, ринулся вниз словно молния с небес, чувствуя, как ревёт в ушах ветер.

В самый последний момент он выровнялся, согнул когти и нанёс решающий удар.

Белка даже не поняла, кто именно напал на неё, пока когти ястреба не пронзили её тельце. Через несколько мгновений она была мертва. А минутой позже Свобода уже вовсю раздирал её клювом и когтями, страстно желая, чтобы на её месте был Дамблдор.

«Я думал, он был моим другом, думал, он заботился обо мне», — горько подумал ястреб. «Но нет. Ему лишь надо было превратить меня в идеального героя, чтобы навеки устранить последствия своей же ошибки. Но этому не бывать. Ничто не воскресит моих родителей, ничто не вернёт мне нормальное детство. Всё это потеряно, и я никогда тебя за это не прощу, старик! Никогда!»

Запрокинув голову вверх к небу, краснохвостый ястреб испустил крик, полный боли и гнева. Но небо осталось равнодушным к нему, так же, как и безмолвие леса.

Закончив, наконец, терзать несчастную белку, он съел ещё тёплое мясо, но во рту остался горький привкус, а внутри образовалась неприятная тяжесть.

Если бы только он не рвался так сильно вместе с Северусом в кабинет директора. Но откуда ему было знать, какую тёмную тайну хранил Альбус Дамблдор? Даже в самых диких своих фантазиях он бы не представил, что старый добрый волшебник, который всегда был так внимателен по отношению к нему, был ответственен за то, что Гарри стал сиротой, более того — решил продолжить эту шараду, дабы загладить свой кошмарный просчёт.

«Боже… О Боже, не было мне печали, теперь ещё и это… Я не могу… не знаю, что и думать… Я верил, что ему, правда, не всё равно, но для него я, оказывается, всего лишь пешка… Пешка в его проклятой игре, чтобы победить Вольдеморта…»

Он опустил голову, чувствуя острую боль в области груди.

«Если даже ему всё равно, то кому нет?»

Перед глазами мелькнул образ высокой фигуры в чёрных одеждах, но он отмёл его.

«Нет. И ему тоже. Ему дорог его фамильяр. Стоит ему узнать правду, так он…»

Боль стала сильнее, и вместе с этим пришло осознание, что те, кто по-настоящему любил его, уже давно ушли из этого мира навсегда.

Отчаянно желая облегчить сдавливающую сердце агонию, он снова взмыл в небо и летал до тех пор, пока не выдохся. Затем он развернулся и устремился по направлению к замку, настолько вымотанный, что крылья едва подчинялись ему.

Ужасная пульсирующая боль никуда не ушла, и он удручённо подумал, исчезнет ли она когда-нибудь.

Пролетая над хижиной Хагрида, он остановился. Передохнуть, что ли? Или продолжить путь?

Из избушки доносились тяжёлые шаги, позвякивали чайные чашки, а когда Свобода услышал знакомый бархатный баритон, то решение было мгновенно принято. Очевидно, Северус зашёл в гости к Хагриду. Несмотря на опасения в отношении зельевара, и то, как тот обращался с ним все четыре года, Свобода обнаружил, что один только звук его голоса сразу же подействовал на него умиротворяюще. К тому же ему было любопытно, почему Северус пришёл сюда в такое время, когда ему вроде как надо было домашние задания проверять? Увиливать от своих профессорских обязанностей — вовсе не в характере Снейпа.

Спустившись вниз, ястреб уселся на карниз. Ну вот, и крылья отдохнут, и слышно будет хорошо.

Конечно, подслушивать — это верх неприличия, но Свобода просто не мог удержаться. К тому же после открытия, сделанного в кабинете директора, он был уверен, что его уже ничего не шокирует, что бы он ни узнал.

Но он ошибался.

* * *

Сжав в руке чашку, Северус сверлил хмурым взглядом её содержимое, словно это был не чай, а испорченное зелье. В конце концов, он так и не смог сконцентрироваться на работе, что случалось с ним крайне редко. Сдавшись, он решил не тратить времени зря и пойти прогуляться по территории замка. Прогулки обычно помогали очистить голову от лишних мыслей. Волею судьбы или нет, но ноги будто сами привели его к избушке Хагрида.

Он думал, что хотел побыть один, но, увидев струйку дыма, поднимающуюся из каменного дымохода, понял, что больше всего на свете сейчас желал бы выпить со своим наставником чашку горячего чая и послушать рассказы про очередного зверя, которого лесничий взял под своё заботливое крыло. По крайней мере, разговаривая с Хагридом, ему не обязательно было искать скрытый смысл в его словах, как это было с Дамблдором. Хагрид был прозрачным как кристал, и именно с таким человеком Северусу и надо было побыть после сегодняшнего утра, проведённого в компании директора. Тема проклятого пророчества всегда вскрывала старые раны. Как же он устал постоянно убегать от этого…

Подойдя к двери, он громко постучал. Моментом позже та открылась, и Хагрид при виде гостя лучезарно улыбнулся.

— Здравствуйте, профессор Снейп! Что привело вас сюда? Что-то нужно для ваших зелий?

— Нет. Что мне нужно, так это чай.

Усмехнувшись, Хагрид посторонился.

— Разумеется. Заходи, Северус.

И вот он уже сидел за столом, а перед ним стояла дымящаяся чашка с чёрным бохайским чаем, щедро приправленным мёдом и лимоном. Похоже, Дамблдор не был единственным, кто знал об этом древнем лекарстве.

Хагрид тем временем выставил на стол буханку хлеба, миску топлёных сливок, джем и масло. Усевшись напротив своего старого друга, Хагрид начал намазывать масло на ломоть хлеба.

— Так почему ты пришёл, Северус? Решил, что пора немного отдохнуть от подземелий и бумажной волокиты?

Встретив смеющийся взгляд тёмных, как бусинки, глаз лесничего, Северус кивнул и последовал примеру своего наставника.

Из опыта Рубеус знал, что Северус заговорит тогда, когда будет к этому готов, не раньше. Поэтому он сперва сам начал рассказывать ему о том, как прошёл его собственный, насыщенный событиями, день. Как он освободил дикого пегаса из Дьявольских силков, как позаботился о лисичке с раненой лапкой, как ловил зайцев для рагу.

Снейп ничего не говорил, только вежливо слушал. Слегка приподнятый подбородок и внимательное выражение лица зельевара напомнили Хагриду о той неделе, которую Северус провёл в его избушке после того, как сорвался. Вначале мальчик не хотел ничего рассказывать, но Хагрид просто завёл себе привычку болтать с ним, чувствуя, что его голос действовал на замкнутого Северуса успокаивающе. Сейчас происходило то же самое.

К тому времени, как он закончил расписывать Северусу свой день, мастер зелий достаточно расслабился для того, чтобы заговорить о том, что его терзало. А именно — о визите к Дамблдору и воспоминаниях, которые всколыхнул этот самый визит. Хагрид был единственным, кому он мог довериться с этим. Ведь тот знал юных Северуса, Лили и Мародёров.

— Каждый раз, когда он заговаривает об этом пророчестве, будь оно неладно, я вспоминаю её, — мягко сказал Снейп. Чёрные глаза зельевара в свете свечи отражали необычную гамму эмоций: ужасную тоску, вину и глубочайшую любовь. Хагрид знал о пророчестве. Не всю правду, конечно, но ему было известно, к кому оно относилось и каким образом привело к гибели Поттеров. — Не то чтобы я забыл её, я никогда её не забуду, но… я никак не смог сегодня сосредоточиться на работе. Каждый раз, когда я брал перо, перед глазами я видел её. Её взгляд. Говорят, что глаза — зеркало души. Её глаза всегда отражали всё, что она чувствовала, мне достаточно было просто посмотреть в них, чтобы знать… В отличие от меня она никогда не умела, и так и не научилась, скрывать свои эмоции. Но с другой стороны — она не росла в одном доме с Тобиасом…

Сидящий на карнизе ястреб замер.

«Он говорит о моей маме! Я знаю, он упоминал… что любил её… но разве они выросли вместе? Я думал, они встретились в школе…»

Склонив голову, ошеломлённый Свобода приготовился погрузиться в воспоминания Снейпа об одной солнечной рыжеволосой ведьме, которую он когда-то желал всем сердцем и о которой бесконечно сожалел.

* * *

Первым, что привлекло меня в Лили, были её глаза. Даже в детстве у неё были самые большие зелёные глаза, какие я когда-либо видел. Глубокий изумрудный цвет со светло-зелёным оттенком. Я был очарован ими, как мотылёк — языками пламени. Это были первые глаза, которые искрились радостью и смехом. В глазах моего отца я всегда видел гнев и порицание, а в глазах матери — усталость вкупе с беспомощностью. Но в тот день в игровом парке, когда я вышел из кустов, за которыми прятался, и сказал ей, что она — волшебница, я увидел в её взгляде, направленном на меня, искренний восторг и любопытство.

Я скрывался в зарослях потому, что кучке старшеклассников снова приспичило поиграть в игру «Впечатай Снейпа лицом в тротуар». Я был лёгкой жертвой, все в городе знали, что мой отец был бесполезным пьяницей, потерявшим работу, когда мельница закрылась, что моя мать чудная, потому что она редко общалась с другими женщинами, и что мы всегда с трудом перебивались. Иными словами нам едва хватало денег на простые нужды. Половину моего гардероба составляла изношенная, перешитая и перештопанная одежда моего отца, которая была мне слишком велика, я вечно походил на ходячую рекламу для тряпок. Одного этого хватило, чтобы меня отнесли в категорию изгоев. Немало на это повлиял и тот факт, что я был умнее многих детей в моём классе, у которых не было мозгов даже на то, чтобы два и два вместе сложить.

С Лили была её старшая сестра Петуния. Эта особа посмотрела на меня так, словно я был надоедливым дворовым псом, но это тут же изменилось, когда я сказал Лили, что видел, как она, спрыгнув с качели, летела по воздуху.

— Не смей никому об этом рассказывать, мальчишка! — взвизгнула Петуния, сверля меня недобрым взглядом.

— Я тебе не „мальчишка“, — огрызнулся я, отплатив ей тем же. Ещё не хватало, чтобы какая-то девчонка слишком много себе позволяла по отношению ко мне. Ну и что, что она была выше и старше. — Меня зовут Северус Снейп.

Петуния поморщилась.

— Северус? Что за странное имя?

— Так звали римского императора. И одного святого, — холодно пояснил я. Как-то раз мне до смерти надоело, что над моим именем вечно смеялись, и я решил провести небольшое расследование. С тех пор мне было что сказать в ответ на насмешки.

— Какие-то проблемы?

Петуния презрительно фыркнула, но прежде, чем она снова открыла рот, вмешалась Лили.

— Не обращай внимания на мою сестру. Петуния иногда любит покомандовать. Приятно познакомиться с тобой, Северус. Я — Лили. Лили Эванс. Мы недавно переехали сюда из Ливерпуля, — она протянула мне руку, и я осторожно пожал её.

— Здравствуй, — произнёс я в ответ на приветствие. Мне стало интересно, был ли это первый раз, когда она использовала свою силу? Она была единственным ребёнком-волшебником моего возраста, о котором я знал. — Я догадывался, что вы новенькие, раньше я вас тут не встречал. А вы где живёте?

— На Уивер Стрит, прямо перед старой мельницей. А ты где живёшь, Северус?

— Спиннерс Энд.

Петуния скорчила гримасу.

— Спиннерс Энд? Но там же одни бедняк… Ай! — вскрикнула она, получив тычок под рёбра от своей сестры.

— Туни, где твои манеры?! — нахмурилась Лили. — Он же не виноват, что живёт там.

Я слабо улыбнулся. Она мне сразу понравилась.

— Я никому не скажу, — пообещал я ей.

— Откуда нам знать? — подозрительным тоном спросила Петунья. — Может, ты врёшь нам. Потом побежишь и всем раззвонишь. И нас снова будут считать ненормальными.

— Не стану я этого делать, — настойчиво повторил я. Кому, как не мне знать, что значит быть изгоем? — Смотри, — опустившись в траву, я сорвал маленький одуванчик, сосредоточился, и цветок начал менять оттенки: от жёлтого к красному, от красного к синему, и снова к жёлтому. — Видишь? Я такой же, как ты. Потому что я волшебник, а ты — ведьма.

— Ведьма?! Как ты смеешь так вульгарно обзывать мою сестру?!

Я раздражённо закатил глаза.

— Ничего вульгарного в этом нет. Так мы называем девочек, которые обладают волшебной силой. «Мудрая женщина» — вот что означает это слово. Маглы!

— Кем ты меня назвал?

— Маглой. Так волшебники называют тех, у кого нет магии, — объяснил я.

— Мне это слово не нравится, — резко сказала Петуния.

Я пожал плечами.

— Но оно к тебе относится. Мой отец тоже магл.

— А твоя мать? — спросила Лили.

— Моя мать — ведьма. Она такая же, как мы.

— Правда? — у Лили разгорелись глаза. — Значит, мы не единственные?

Я весело потряс головой.

— Разумеется, нет. Таких, как мы, по всей Британии хватает. Просто они живут в других местах и почти не появляются там, где живут маглы. За исключением маглорожденных, таких, как ты. Или тех, кто состоит с маглами в браке.

— Маглорожденные?

— Это ведьмы или волшебники, чьи родители маглы. Твои ведь не владеют волшебством?

— Нет. Но я думаю, что мама иногда очень этого хочет, — с улыбкой сказала Лили.

Ничего удивительного. Кто бы не хотел творить волшебство? Ну, мой отец, например, но этого ублюдка я в счёт не брал. Я начал объяснять разницу между чистокровными, полукровками, сквибами и маглорожденными.

— А ты у нас кто, Снейп? — поинтересовалась Петуния.

— Полукровка. Моя мать Эйлин происходит из древнего чистокровного рода Принцев. Но мой отец, Тобиас Снейп, магл.

— А он откуда? — спросила Лили.

Я чуть было не сказал — «из ада», но вовремя вспомнил, что всегда говорила мать: не ругаться в присутствии дамы.

— Харрогейт, Северный Йоркшир.

— А большая ли разница в том, кто ты?

— Не особо. Есть, конечно, некоторые чистокровки, которые скажут, что они лучше маглорожденных и полукровок, но это ерунда. Мама говорит, что у каждого чистокровного есть в предках магл, и что многие полукровки и маглорожденные обладают более мощными способностями к магии, потому что они… э… разнообразили свой генофонд.

— А? Что? Говори по-английски! — приказала Петуния. — Что это значит?

— М-м-м… — я крепко подумал. — По-моему, это что-то хорошее. Например, ты скрестишь два вида растений и получишь гибрид, который иногда гораздо лучше оригиналов. Мама говорит, что многие чистокровки заключали браки с представителями своего же рода, и это их ослабило.

— А, понятно. Это как с размножением собак. Нельзя их спаривать с родственниками, иначе получатся недоразвитые щенки.

— Ага. Что-то в этом роде.

— А что ты ещё делаешь с помощью магии? — был следующий вопрос Лили.

— Когда я стану старше, смогу делать многое. Сейчас магия пока что срабатывает случайно, например, когда ты боишься, или тебе больно, или ты очень сильно чего-то хочешь.

— О! Как когда я хотела взлететь? Ты когда-нибудь летал, Северус?

— Не-а. Но как-то раз я перепрыгнул через весь лестничный пролёт, — я тогда отчаянно хотел скрыться от своего пьяного родителя. Магия придала силы моим ногам, и я перепрыгнул через всю лестницу наверх. Хотя в итоге я всё равно попался в руки отца, ведь спрятаться было негде. В итоге мне влетело за то, что я использовал свою уродскую силу. Но этого я, конечно, не собирался им рассказывать. Я никогда никому не говорил, что происходило у меня дома. Я знал, что лучше не говорить.

— Круто! — ухмыльнулась Лили. — А что твоя мама делает с помощью магии?

— Она — мастер зелий. Я тоже им стану, когда выросту. Конечно, после того, как получу палочку и пойду в школу.

— Палочку? Вы пользуетесь палочками? — воскликнула Петуния.

Я утвердительно кивнул.

— Все волшебники ими пользуются, когда поступают в школу.

— А где её можно достать? — поинтересовалась Лили.

— В лавке Олливандера. В Косом переулке.

— А где это?

— В магическом Лондоне, — тут я вспомнил, что у мамы в библиотеке имелся атлас магической Британии. — Слушай, у меня дома есть книга, где всё это можно найти. Что-то вроде волшебного атласа. Я его завтра могу взять с собой, если хочешь.

Лили жадно кивнула, и даже Петуния выглядела заинтересованной. Я улыбнулся — кажется, у меня появился друг.

На следующий день я снова встретился с ними в парке. Под рубашкой, которая доходила мне до колен, у меня были спрятаны атлас и книга по элементарным заклинаниям.

Петуния, увидев меня, захихикала.

— Отличная рубашка, Снейп. Выглядит, как платье твоей мамы.

Я зло посмотрел на неё.

— Заткнись!

— Ну это же правда.

— Петуния! Если ты собираешься так себя вести, то уходи, — приказала Лили, её зелёные глаза сердито мерцали. — Вспомни, что говорила мама.

— Да замолчи ты, наконец, маленькая всезнайка. Ты мне не начальник, Лили Элизабет Эванс. Куда захочу, туда и пойду.

Какое-то время они сверлили друг друга взглядами, затем Петуния развернулась и пошла прочь.

— Дался мне ваш глупый фэнтазийный мир! Вы оба тронутые, если хотите знать! — она присоединилась к каким-то девочкам, играющим у качелей, а я увлёк Лили в конец парка и показал ей то, что принёс.

Её глаза взволнованно засияли, затем округлились от изумления, когда она увидела доказательство того, что я не рассказывал байки, что да, Косой переулок действительно существует, даже картинка есть с его изображением, и она движется.

Потом мне пришлось рассказать ей про волшебные фотографии и ещё про десятки других вещей. Это был самый лучший день в моей жизни.

* * *

Мы встречались каждый день либо в парке, либо в доме Лили, поскольку мне было стыдно показать ей, где я живу. Стояло лето, и парк был моим единственным убежищем, где я скрывался от отца. А Лили стала моим первым настоящим другом.

Как-то раз мы сидели в своего рода углублении в лесу за её домом, и она расспрашивала меня о Хогвартсе. Я рассказывал ей всё, что запомнил из разговоров с мамой.

— Петуния говорит, что Хогвартса нет. Что это какой-то воображаемый замок, а я тебе по глупости верю, Сев, — сказала Лили с беспокойством в глазах.

— Хогвартс существует, но только такие, как мы, могут поехать туда. Когда тебе исполнится одинадцать, ты получишь письмо от директора, тогда сама всё поймёшь.

— Почему одинадцать? Зачем нам ждать так долго? — она нетерпеливо вздохнула. Нам тогда было по девять лет.

Я пожал плечами.

— Не знаю. Такие у них правила, — подхватив несколько листьев, я заставил их кружиться в причудливых узорах.

Лили заулыбалась.

— Ой! Научи меня этому, Сев!

— Э… я не могу. Я точно не знаю, что делаю, — признался я. — Моя магия просто творит то, о чём я думаю. Палочки у меня нет, так что я не могу применять заклинания.

— Ох, — она огорчённо вздохнула. — Поскорее бы и мне получить палочку. Тогда я смогу пользоваться заклинаниями, когда захочу.

— Не совсем так, Лили. Колдовать вне стенах школы запрещено. Как только ты поступишь в Хогвартс, Министерство будет за тобой следить, и если ты нарушишь правила об ограничении волшебства несовершеннолетних, то они пришлют тебе письмо, и у тебя будут неприятности.

— А то, что сейчас происходит? — нервно спросила она.

— Нет, когда ты ещё маленькая, они знают, что ты с этим ничего не сделаешь, так что всё нормально.

— А что они сделают, если я нарушу правило? Отправят в Азкабан? К… дементорам?

О дементорах и Азкабане я рассказывал ей вчера.

— Нет, конечно, нет! В Азкабан они сажают очень плохих людей, преступников, которые применяют Непростительные заклятия, убивают людей, и так далее. Они бы никогда не послали тебя туда, Лили, ты всего лишь ребёнок, и кроме того ты бы никогда не сделала что-то такого, за что бы тебя отправили туда.

Она взирала на меня с нескрываемым любопытством.

— Расскажи ещё раз о дементорах, Сев.

— Хорошо, — вздохнул я и повторил то, что говорил вчера, что дементоры были кем-то вроде материальных призраков, которые питались хорошими воспоминаниями и чувствами, что они могли лишить волшебника магии, а также высосать его душу Поцелуем.

К тому времени, как я договорил, мы уже оба дрожали, нам было изумительно страшно от всего этого, но когда кусты за нами зашуршали, нас чуть удар не хватил. Из зарослей вылезла Петуния.

— Ну, может, хватит уже?! Ты всё это выдумал, Снейп!

— Не выдумал! — рявкнул я, разозлённый тем, что она пришла и испортила всё веселье. Чего она вообще к нам прицепилась? — Всё, что я сказал, правда. И чего ты за нами шпионишь?

Она авторитетно скрестила руки на груди.

— Я не шпионила! Просто хотела убедиться, что вас не съели эти дементи. Или как вы их там называете.

— Дементоры, — поправил я.

— Всё это глупая ложь! Лили, ты позволяешь вешать себе лапшу на уши!

Лили посмотрела на Петунию и тихо сказала.

— Это правда. Ты ведь видела книгу с картинками, Туни. И мы оба владеем магией.

Тогда она, сверкая глазами, накинулась на меня.

— Хватит забивать голову моей сестры всякой чепухой, Северус Снейп! Она и так чудная.

— Ничего подобного! — закричала Лили.

— Это не чепуха. Ты просто не понимаешь, — ответил я ей самым своим высокомерным тоном.

— Я понимаю то, что ты делаешь из Лили урода, такого же, как ты сам. Посмотри на себя, Снейп. Что это на тебе? Платье твоей мамы? — она указала на мою рубашку, которая, я знал, была слишком велика для меня, но у меня не было денег для нормальной одежды.

Она вечно отпускала такие замечания, но я обычно игнорировал её. В этот раз не вышло, я разозлился, и ветка над нашими головами хлестнула ухмыляющуюся Петунию по плечу.

Она взвизгнула и разрыдалась. Вот уж большой ребёнок.

— Ах ты подлый сопляк! Ненавижу тебя, Снейп! — и она умчалась.

— Северус! Это ты сделал? — требовательным голосом спросила Лили, которая почему-то на меня рассердилась.

Я сглотнул.

— Ну… понимаешь…

— Ты, да? Ты причинил ей боль!

— Нет! — воскликнул я, испугавшись, что она станет меня бояться, если я признаюсь, что просто не сдержался.

— Не лги мне, Снейп! Это был ты! — она вскочила на ноги.

— Стой! Лили, куда ты?

Она не ответила, просто одарила меня рассерженным взглядом и ушла за своей сестрой.

— Я не хотел! — крикнул я ей вслед. — Просто она вывела меня из себя своими насмешками! — но она не обернулась, и я остался один. Неужели я всё испортил? Я в ярости пнул камень. Чёрт бы побрал Петунию за её снобизм, и заодно мой вспыльчивый нрав. Ну почему я вечно всё порчу? Может, мой отец был прав. Может, я действительно безнадёжен.

* * *

Но весь следующий день я провёл в парке, ожидая Лили. Когда она наконец появилась, я извинился, и она сказала, что прощает меня, и что Петуния не должна была меня дразнить, и что мы остаёмся друзьями. Я был очень рад услышать это и поспешил сообщить ей хорошую новость — мама согласилась обучать нас элементарным зельям.

— По пятницам она свободна, она пользуется маленькой лабораторией в больнице Святого Мунго, когда варит зелья для них. Хочешь учиться, Лили?

— Да! О, это чудесно, Сев! Я же не дождусь! Хоть бы уже была пятница.

Я тоже этого хотел. Но была не пятница, так что мы решили скрасить ожидание очередной книгой. «Фантастические звери и места их обитания» от Ньюта Скамандера. Я читал её уже раз десять, Лили — нет, так что мы прочли её вместе. Тогда она спросила, возможно ли скрыть всех магических существ от глаз маглов.

— Иногда не выходит, тогда нам приходится пользоваться заклинанием забвения, — сказал я ей.

— Заклинание забвения? Что это?

— Оно заставляет тебя забыть о том, что ты видел или слышал. Это сложная магия, в основном им пользуются авроры. Это для нашей же защиты. Мама говорит, чт, если маглы когда-нибудь узнают о нашем существовании, они снова могут начать охотиться на нас, как много веков назад.

— О… Тогда, наверное, это хорошо, — она перевела взгляд на большую серебристую змею с тремя головами. — Рунеспур. Круто. Тяжело ей, должно быть, во время кормёжки, каждая голова должна получить свою долю.

Я кивнул. Я обожал обсуждать такие вещи с Лили, у неё на всё был свой уникальный взгляд.

Занятия по зельям начались на той же неделе и проходили более чем успешно. Как и у меня, у Лили был талант и любовь к зельеварению. Мама была счастлива, что ей достались такие хорошие студенты, и в шутку сказала, что ей придётся нас метлой выгонять из лаборатории, а не то мы ей все ингредиенты изведём. Я редко видел, как она улыбается. Дома этого не происходило — там был отец. Но с нами она улыбалась постоянно.

— Когда-нибудь вы вырастите и оба получите степень Мастера. Тогда я смогу смело сказать, что обучала двух самых умных студентов, которые когда-либо стояли перед котлом.

Я хотел этого больше всего на свете. Я хотел, чтобы мама гордилась мной. Хоть кто-то бы гордился, на отца я вообще не надеялся. Для него я был сплошным разочарованием и к тому же уродом, потому что владел магией. И это никогда не изменится.

Поэтому я с таким нетерпением ждал поступления в Хогвартс. Там я, наконец, буду для всех нормальным.

* * *

Когда письма из Хогвартса, наконец, пришли, мама взяла нас обоих в Косой переулок, чтобы купить всё необходимое для школы. Остаток лета я обучал Лили аккуратно писать пером. Этому меня тайно учила мама с восьми лет.

Наконец наступило первое сентября, и я встретился с Лили, Петунией и их родителями на платформе. Перед отъездом мама обняла меня и тихо сказала:

— Веди себя достойно, Северус, и прилежно учись. Чтобы я тобой гордилась. Будь лучшим из лучших.

Я пообещал, что буду стараться. Попрощавшись с ней, я взял свой чемодан и оттянул его к краю платформы, чтобы потом мне было легче затащить его в поезд. Я был тощим, и чемодан был тяжёлым для меня. И тут я заметил семью Эванс. Мистер и миссис Эванс напоследок проверяли багаж Лили, а сама она разговаривала с Петунией — вид у той был ещё более раздражённый, чем обычно. Я незаметно подошёл поближе, чтобы лучше слышать.

— Туни, мне жаль, что ты не сможешь поехать со мной, — взгляд Лили был полон сожаления. Я чуть не упал. Петуния в Хогвартсе? Да она бы всех там с ума свела своим высокомерием.

Петуния презрительно фыркнула.

— Да очень мне нужна какая-то уродская школа. Я рада, что ты уезжаешь. Хоть не придётся больше терпеть тебя, Лили!

Её сестра покачала головой.

— Ты ведь на самом деле так не считаешь. Я видела письмо, которое ты получила от директора…

— Да как ты посмела?! Ты рылась у меня на столе, маленькая проныра!

— Оно лежало на самом видном месте и… Сев увидел печать. Мы просто хотели узнать, как так получилось, что ты получила письмо от волшебника, ведь ты не владеешь магией. Мы не рылись, ты не так поняла…

Петуния побагровела.

— Рылись! Я говорила, что этот пацан испортит тебя. Он вечно суёт свой большой нос в чужие дела.

— Туни, всё нормально. Не сердись, пожалуйста. Я понимаю, что ты тоже хочешь быть волшебницей…

— Да кто сказал, что я хочу?!

— Туни… я знаю, что он ответил тебе. Что только те, у кого есть магическая сила, могут учиться в Хогвартсе. Но он уверен, что ты всё-таки найдёшь в жизни что-то столь же интересное. Он был очень добр.

— Ох, замолчи уже и садись в свой проклятый поезд, Лили. Мне всё равно. Езжай в эту дурацкую школу. Вы со Снейпом заслужили. Будете уродами вместе!

— Мы не уроды, Петуния!

— А кто вы тогда? Нормальной тебя точно не назовёшь, Лили. Нормальной ты никогда не была, — прошипела Петуния и умчалась. По щекам Лили покатились слёзы.

Злобно посмотрев вслед Петунье и мысленно возжелав проклясть её гадкий язык, я подошёл к своему другу.

— Привет, Лили. Ну что, ты готова ехать?

— Да. Наверное… — она улыбнулась мне сквозь слёзы. — Пойдём.

Лили попрощалась со своими родителями и, закусив губу от волнения, проследовала за мной в поезд.

* * *

Свобода чуть не свалился с карниза, настолько он был ошеломлён внезапно открывшейся информацией.

«Мерлиновы подштанники! Тетя Петуния мечтала быть волшебницей? Хотела поехать в Хогвартс? Может, поэтому она злится, что я маг, а она — нет. Может, поэтому она мне запрещает произносить слово «магия» в её присутствии. Потому что ревнует или что-то вроде того. Это многое объясняет.»

В этот момент Хагрид заметил его.

Когда Северус свистком подозвал своего фамильяра, тому пришлось подчиниться. Влетев в избушку, он уселся на плечо мастера зелий.

— Как полетал?

— Хорошо. Но спать хочется, — солгал ястреб и закрыл глаза, притворившись, что собирается подремать. Надеясь на то, что Северус продолжит говорить. Спустя мгновение тот так и сделал.

* * *

Распределение прошло не так, как я ожидал. Лили шляпа направила в Гриффиндор, а меня — в Слизерин. Два факультета, которые враждовали между собой. Я знал, что сиё обстоятельство принесёт нам много проблем, хотя Лили поклялась, что для неё это ничего не меняет. Ну, для неё, может, это и не имело значения, а вот для кое-кого — да. Конкретно — для Поттера, Блэка, Люпина и Петтигрю. Они зациклились на мне с самой первой встречи в Хогвартс-экспрессе. Поттер тогда сказал, что если его определят в Слизерин, то он тут же уедет из школы, и Блэк с ним согласился. «Сила есть, ума не надо» — сказал им я, что их изрядно повеселило. Отсмеявшись, они заявили, что я вообще ни на какой факультет не попаду, поскольку у меня нет ни того, ни другого.

Лили тогда разозлилась и решила пересесть со мной в другое купе. Поттер, ухмыльнувшись, сказал: «Ещё увидимся, Нюниус!». И тем самым закрепил за мной самое ненавистное мной прозвище, показав заодно свою заносчивость и скотский характер.

Я готов был забыть о стычке в поезде и оставить всё, как есть, но у Поттера и Блэка были другие планы. Они хотели поставить «надменную змею» на место, они начали время от времени устраивать мне засады, когда я шёл на занятия. Но что бы они там ни думали, я не был лёгкой мишенью.

Моя мать научила меня защищать себя, использовать Обжигающие проклятия и другие заклятия в таком же духе. Какое-то время я достойно отражал их атаки. Пока они не начали жульничать в стиле «два-три на одного». Обычно мне удавалось уклониться или отразить сразу два проклятия, но Петтигрю обожал нападать на меня сзади, что, конечно, всё усложняло.

Но они привили мне очень полезный навык: всегда быть готовым ко всему и не терять бдительность.

К концу учебного года они заработали себе репутацию самых отъявленных шутников и притеснителей на нашем курсе. Я всей душой ненавидел их. Так же, как и Лили. Иногда она приходила мне на помощь, когда они начинали кидаться в меня проклятиями. Пару раз даже мстила им за меня. Я был их любимой целью, но я был не единственным, кому доставалось от них. Многие студенты из Рейвенкло и Хаффлпаффа пострадали и подверглись унижению из-за их идиотских розыгрышей. В безопасности был только Гриффиндор.

На втором курсе Лили дала им прозвище «Мародёры», когда однажды увидела, как они насылают проклятия на первогодку из Слизерина. Так оно к ним и приклеилось, хотя эти ублюдки даже гордились им! Решили, что звучит оно просто превосходно. Наверное, они были слишком тупы, чтобы осознать, что их «чудесная кличка» означает банду агрессоров, нападающих на слабых и беспомощных. Но оно подходило им, ведь именно этим они и занимались.

Вот только они утверждали, что просто веселятся, и в основном все их розыгрыши сходили им с рук. Толку от них было, как от нарывов на теле. В зельях, да и почти в любых предметах я всегда старался быть лучше их.

Как-то раз мы с Лили работали над новым зельем для дополнительных баллов. Слагхорн всегда ставил нас в одну пару, ему было интересно, что у нас в итоге выйдет, ведь мы были лучшими в зельеварении в его классе. Основа зелья была почти готова, но тут нарисовался Поттер со своей сворой.

Естественно, проклятия с их стороны не заставили себя долго ждать, а идиот Петтигрю что-то сделал с нашим котлом. В результате зелье, над которым мы трудились два дня, было полностью испорчено. Я никогда не видел Лили настолько разъярённой, как в тот раз.

— Великовозрастные имбецилы! ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ?

— Да успокойся, Эванс, сваришь снова, — беспечно отозвался Блэк, одарив её своей фирменной улыбочкой.

— Да ты хоть знаешь, как долго мы варили это, проклятый сукин сын? — взорвалась она. — ДВА ДНЯ! Ты слышал? Два дня, а вы всё испоганили! Вы что, снова решили, что это будет смешно? «Нам скучно. Айда, прикольнёмся над Снейпом и Эванс»?

— Блин, Эванс! Мы же не знали, что и ты тут будешь. Мы думали, что Нюнчик тут один. Это просто шутка, не кипятись ты из-за мелочей, — начал было Поттер.

Глаза Лили сузились, и она стала пугающе похожа на дракона, готового испепелить свою жертву.

— Да неужели? — обманчиво ласковым голосом произнесла она. Я вздрогнул. Я знал, что Лили их сейчас просто прибьёт. И мне было наплевать. Они заслужили. — Посмотрим, покажется ли тебе смешным это, Поттер! — сказав это, она вскинула палочку.

До сего дня мне неизвестно, что за проклятие она наслала на них, но оно поразило всех троих. Два дня они провалялись в больничном крыле, страдая от рвоты, поноса, гнойной сыпи по всему телу, которая чесалась и ужасно горела… Короче говоря, не самое приятное зрелище. К тому же Лили сообщила профессору об испорченном зелье. Слагхорн снял с них пятьдесят баллов и назначил им неделю отработок.

После этого они даже дышать не смели на наши зелья и очень старались не раздражать Лили лишний раз.

В конечном счёте наш бальзам для лечения синяков выиграл нам с Лили приз от Слагхорна за лучшее зелье.

* * *

«Готов поспорить, что свой характер я унаследовал от неё», — подумал Свобода, тихо хмыкнув. «Похоже, она была очень хорошим другом, готовым помочь в трудную минуту. Я даже не могу винить её за то, что она сделала с папой и Сириусом. Я бы тоже разозлился, если бы зелье, над которым я потел два дня, было испорчено из-за глупой шутки. Они заслуженно поплатились».

Поведение отца и его друзей сильно напоминало ему Дадли и его шайку. Неприятно было слышать всё это о своих родных, но Хагрид не стал защищать Джеймса и Сириуса, а он бы сделал это, если бы Северус преувеличивал. Гарри ничего не оставалось, кроме как принять эту горькую правду.

Слушая рассказ Снейпа, Хагрид по большей части согласно кивал гловой, два или три раза он добавлял: «Да уж, они вечно влипали в неприятности. Никак на месте не могли усидеть, сорванцы! Хуже, чем стая пикси».

Поудобнее устроившись на плече Снейпа, ястреб приготовился слушать дальше. Интересно, расскажет ли профессор что-нибудь ещё о школьных годах Лили?

Сделав несколько глотков чая, Северус продолжил.

* * *

Всё изменилось на пятом курсе. Вражда между мной и Мародёрами достигла той степени, когда мы готовы были проклясть друг друга при каждой встрече. Я завёл привычку сидеть на самой последней парте, чтобы за спиной была стена. Так я мог быть уверен в том, что на меня никто не нападёт без моего ведома. Ко всему прочему приближались СОВы. Я пытался подготовиться к ним, занимаясь с Лили в библиотеке.

И как-то раз поздно вечером, во время одной из таких посиделок, я набрался храбрости и сделал то, о чём мечтал уже очень давно.

Я поцеловал её.

Я был готов к тому, что она даст мне пощёчину за то, что я посмел приставать к ней. Я даже не знал, если нравлюсь ей именно в таком ключе.

Но она просто смотрела на меня какое-то время, расширив глаза от удивления, затем насмешливо сказала:

— И чего ты так долго копался, Сев?

И поцеловала меня в ответ.

Я словно умер и попал в рай. Я молился, чтобы всё это не оказалось сном, а если я во сне, то лучше уж умереть в нём, чем вернуться в реальность, потому что это был самый счастливый момент в моей жизни.

— Значит, ты не возражаешь? — мягко спросил я, когда мы остановились от нехватки воздуха.

Она засмеялась.

— Северус, если бы я возражала, ты бы об этом узнал. Поверь, — она шутливо помахала палочкой перед моим носом, и я отпрянул в притворном ужасе. — Я бы продолжила, но, боюсь, мадам Пинс выставит нас из библиотеки, если увидит, чем мы тут занимаемся. Так что… повторим ещё раз последнюю группу древних рун?

— А нам обязательно это делать? — разочарованно протянул я.

— Нет. Можем и закрывать лавочку на сегодня, — лукаво сказала она.

— Ладно, неважно. Так что там у нас под номером семь? — я сжал её руку под столом, борясь с желанием захихикать как полный идиот. Я смотрел в книгу, но даже не мог разобрать, что в ней было написано. Всё, что я видел перед собой, так это её зелёные глаза, наполненные страстью, которая побуждала меня заключить её в свои объятия и целовать до беспамятства.

Спустя три месяца свиданий мы официально решили, что мы — пара. Но это была тайна. Наши факультеты практически вели войну друг с другом. У нас бы возникли проблемы, если бы кто-то узнал, что мы вместе.

Не то чтобы мне было до этого какое-то дело. Ради Лили я бы выдержал и десятки Круциатусов. Она полностью околдовала меня своими завораживающими изумрудными глазами, и я никак не мог насытиться ею.

* * *

Свобода от потрясения чуть не свалился с плеча Снейпа.

«Да чтоб мне в ад провалиться! Снейп целовал мою маму! И она целовала его В ОТВЕТ!»

Интересно, ему не снится всё это? Или, может, он забрёл в параллельную реальность. Слегка тряхнув головой, он замер, когда рука Снейпа ласково коснулась его.

— Думаю, мне пора. Свобода неспокоен, проголодался, наверное.

— Нет, я в порядке. Просто… у меня была чесотка. Но она уже прекратилась. Продолжай, если хочешь, я не против, — да он с ума сойдёт, если не услышит продолжение истории здесь и сейчас.

— Но долго это не продлилось, так? — мягко спросил Хагрид. Его чёрные глаза светились сочувствием.

— Нет. Как сказал Диккенс: «Это было лучшее из времён, это было худшее из времён...»

* * *

Давление, которое оказывали на нас наши факультеты, было огромным. Тёмный лорд набирал силу, многие чистокровки Слизерина переходили на его сторону, чтобы обрести власть. Мародёры начали относиться к Лили с подозрением, что мешало нам дальше встречаться. Поэтому мы с Лили решили прекратить это на время, пока СОВы не закончатся, чтобы нам хотя бы легче дышалось.

Лили начала дружить со своими сокурсницами из Гриффиндора, Элис Стюарт, Мерри Макдональд и ещё с одной, я уже не помню её имени. В любом случае они пытались внушить ей перестать разговаривать со мной. Ведь я был слизеринцем.

Мои собственные одноклассники из Слизерина были не лучше. Эйвери, Мальсибер и Лестранж хотели, чтобы я присоединился к их маленькой компании. Они были известны, имели деньги и связи, всё, чего не доставало мне. Я по глупости решил, что будет не плохо хотя бы раз побыть членом популярной компании. Я засиживался с ними после занятий, помогал им с домашними заданиями, они были полными тупицами в зельях и чарах, хотя у них были немалые познания в чёрной магии. Все они были фанатично настроены против маглов и маглорожденных. Мне это, конечно, ни капли не нравилось, но я решил не выступать. Это был их взгляд на мир, и никто бы не заставил их мыслить иначе. К тому же я не хотел, чтобы ещё и они начали меня травить. Хватало Мародёров.

Как говорится, рисковать нужно с умом. Я не высовывался без надобности и делал вид, что согласен с ними. Так всё тогда и обстояло. Я терпеливо ждал, когда закончатся СОВы, тогда я снова смог бы встретиться с Лили. Но пока я лежал на дне, Поттер пытался очаровать её.

В чём не шибко преуспевал. Лили продолжала отвергать его, но меня это всё равно разозлило. Как смеет этот поганый искатель славы посягать на мою девушку? Конечно, никто не знал, что она была моей, но это не имело значения. Этот мерзавец пытался увести у меня единственную женщину, которая когда-либо у меня была, тогда как перед ним падали ниц десятки других. Он был звездой Квиддича, бабником номер один, и всегда напоминал всем об этом, расхаживая по школе, как кокатрайс.

Но у меня не было времени думать о Поттере. Начались СОВы, и я был твёрдо настроен получишь высшую оценку по всем предметам. Я стал лучшим в зельях и в ЗОТС. Катастрофа произошла как раз после экзамена по Защите.

* * *

Свобода завороженно слушал рассказ Снейпа о том, что произошло много лет назад, в тёплый июньский день, после экзамена по Защите. Пятикурсник Северус Снейп как раз сидел под деревом бука и повторно просматривал тестовые вопросы, когда появились изнывающие от безделья Сириус и Джеймс.

Снейп рассказал Хагриду о тут же начавшейся потасовке, о проклятиях, которые они насылали друг на друга, о том, как Сириус использовал изобретённое лично Снейпом заклинание против него самого, откопав его в учебнике Северуса, который он украл у него неделю назад. Северус вернул учебник, забыв, что занёс туда своё заклинание Левикорпус вместе с контрзаклинанием.

— У меня была глупая привычка делать записи о зельях и заклинаниях на полях страниц своих учебников, обычно у меня никогда не имелся под рукой пергамент. В общем, мне это дорого обошлось, — поморщился Снейп. — И вот меня подвесили вверх тормашками, как кусок мяса, на всеобщее посмешище. Когда появилась Лили и напустилась на Поттера и Блэка, я думал, что умру от стыда.

Свобода приоткрыл глаза и удивлённо заметил, что Снейп стал смертельно бледным. Почему? Разве его мать не помогла Северусу и в этот раз?

От услышанного его передернуло. То, что описал Снейп, слишком сильно напомнило ему случай, когда Дадли засунул его головой в унитаз в начальной школе, и чуть не утопил. А затем тому хватило наглости сказать учителю, что его кузен обмочил штаны, и до конца года Гарри обзывали «ссущим Поттером». Учитель передал тёте Петуние сообщение, чтобы она отвела своего племянника к доктору — узнать, нет ли проблем с мочевым пузырём. Петуния этого, естественно, не сделала, просто запретила ему много пить, прочитала лекцию о том, что он позорит семью, и заперла в чулане. Воспоминание так и не стёрлось, даже сейчас заставляя его неистово краснеть от стыда.

Он более чем понимал чувства Снейпа.

И когда Северус сказал Хагриду о том, что случилось после того, как Лили встала на его защиту, он был шокирован.

«Ты назвал её грязнокровкой? Северус, чтоб тебя, о чём ты только думал, ублюдок ты бестолковый?!» — чуть не выкрикнул он, но вовремя придержал язык. Хотя желание хорошенько цапнуть волшебника за ухо было велико.

Пока Северус не добавил:

— Как только я сказал это, то тут же захотел проклясть собственный язык. Я не знаю, что на меня нашло. В тот момент я был разъярён, унижен, я просто сорвался на человеке, который в тот момент был рядом со мной. И им оказалась Лили. Идиот! Одним лишь словом я уничтожил наши отношения. Я был так раздавлен, что даже не заметил, как пришёл ты и заставил Блэка и Поттера отпустить меня.

— Да, вспоминаю. Я рад, что смог помочь. Они поступили очень подло, они должны были быть наказаны за это.

— Их не наказали. Они, как обычно, вылезли сухими из воды. Тем же вечером я направился в башню Гриффиндора, чтобы извиниться. Я ждал у портрета, пока одна из её напыщенных подруг — Макдональд, кажется, — не передала ей, что мне нужно поговорить с ней. Я пришёл к ней, чтобы помириться, но в итоге мы разругались…

* * *

— Лили, мне очень жаль, — я был решительно настроен исправить свою ошибку. Никогда я так сильно не сожалел, что сорвался, как в тот раз. — Я не хотел.

Её глаза были подобны кусочкам изумрудного льда, они заморозили меня на месте.

— Не утруждайся, Снейп! Я не желаю ничего слышать!

— Пожалуйста, выслушай меня! Я ничего такого всерьёз не имел ввиду!

— Тогда почему сказал? Обычно ты ничего не говоришь просто так. Может, ты сказал это потому, что все твои новые друзья так считают? Я их слышала, знаешь ли. Они думают, что грязнокровки — отребье, зараза. Что нас всех надо уничтожить. Значит, вот кто я для тебя, Снейп?

— Нет! Я никогда… Для меня это никогда не имело значения, Лили… Ты ведь знаешь!

— Тогда зачем ты дружишь с такими, как Эйвери, Лестранж и Мальсибер? Зачем ты общаешься с такими злыми людьми?

— Я не… не совсем…

— Я тебя видела, Снейп, не пытайся лгать мне, чёрт бы тебя побрал!

— Я не лгу! — взорвался я. — Раз я с ними общаюсь, это не значит, что я разделяю их идеалы! Ты сама говорила: давай попробуем дружить с другими людьми из наших факультетов, Эванс! Лучше посмотри, с кем ты сама общаешься! С этими мерзавцами Мародёрами! Меня обвиняешь, а сама любезничаешь с Поттером, который никогда не упускал случая проклясть меня!

Она вспыхнула.

— По крайней мере, Поттер и Блэк не пользуются тёмными проклятиями! Вспомни, что недавно сделал Эйвери с Мерри! Как это по-твоему называется? И как ты можешь дружить с таким, как он, Сев? Он отвратителен!

Я сжал зубы.

— Можно подумать, Поттер и Блэк чем-то лучше! Им и не надо использовать чёрную магию, они унижают людей ради забавы. Не обязательно владеть тёмными заклятиями, чтобы причинить кому-то вред, Лили! Может, ты и не убьёшь и не изуродуешь кого-то, но это оставляет другие шрамы, чёрт побери!

— Не начинай, Снейп! Я по горло сыта тобой и Мародёрами! Я устала находить тебе оправдания. Ты так одержим ими, что тебе наплевать, что ты проводишь время с людьми, цель которых убивать маглов и в итоге присоединиться к Ты-знаешь-кому! Может быть, они были правы насчёт тебя!

Я потрясённо уставился на неё, не в силах вымолвить ни слова в свою защиту. Неужели она верила в это? Ради всего святого, я любил её. Я бы никогда намеренно не причинил ей вреда.

Она смотрела на меня искрящимся гневом взглядом. Уязвлённый её готовностью поверить в худшее, что говорили обо мне, я прорычал:

— Ладно! Верь, во что хочешь, чёрт побери! Тебе ведь всегда видней, не так ли, Эванс?

— Всё кончено, Снейп, — холодно произнесла она, повернулась и исчезла в портретном проёме.

Я так и остался стоять там, а её последние слова эхом отзывались в голове словно похоронный звон.

Что же я наделал…

* * *

Это было начало конца. После разрыва с Лили меня больше ничего не интересовало, кроме учёбы. Я был вечно расстроен, подавлен, а мой характер оставлял желать лучшего. Все избегали меня, но это даже не огорчало. Я был как раненый дракон, готовый откусить голову любому, кто подходил слишком близко.

Приехав домой, я узнал, что мама умирает. Никакая магия не могла её спасти. Я всё равно попытался. Я применил все лекарства и элексиры, которые знал, все исцеляющие заклинания, но всё было напрасно. Она умерла холодной декабрьской ночью как раз перед Рождеством. Я был рядом с ней и держал её за руку, пока она не вздохнула последний раз.

И с ней ушла моя последняя надежда на что-то, напоминающее семью.

Когда я вернулся в школу на второй семестр, я был полностью раздавлен, озлоблен на весь мир, мою душу словно кто-то разодрал в клочья, но я не знал, как попросить о помощи. Всё, что я умел, так это замыкаться, что я и делал, и никто не знал, как близко я подошёл к краю пропасти после того, как Блэк чуть не убил меня в Визжащей хижине.

Я пошёл к директору, уверенный в том, что он поступит по справедливости. Я чуть не лишился жизни, проклятый вервольф почти укусил меня, спасли только быстрые навыки Поттера, и хотя мне ненавистно было признавать это — я оказался в долгу у этого высокомерного болвана. Я хотел, чтобы свершилось правосудие, но Дамблдор, оказывается, думал иначе. Он сказал, чтобы я держал рот на замке, что секрет Люпина должен быть сохранён. Он заставил меня поклясться в этом.

— А как насчёт Блэка? Он пытался убить меня, чёрт возьми!

— Ну-ну, Северус, я очень сомневаюсь в этом. Он сказал, что это была всего лишь шутка.

— О, прелестно! — оскалился я. — Просто шутка. Действительно, было очень забавно, сэр! Я чуть не лопнул от смеха!

— Мальчик мой, ты слишком взволнован. Лучше иди и отоспись. Я всё улажу с мистером Блэком и остальными.

Я не поверил в этом. Ни на секунду не поверил. В его выражении лица не было ни капли гнева, ничего, что указало бы на то, что он собирался наказать их. Он выглядел обеспокоенным. Но не моим состоянием. Он волновался за Люпина, что кто-то узнает, что директор разрешил вервольфу с действующим проклятием посещать Хогвартс и, тем самым, подверг опасности всех учеников.

Во мне поднялась волна злости. Я готов был плеваться от ярости. Но тогда я решил хотя бы раз в жизни сдержаться и просто сказать:

— Да, сэр.

Я ушёл. Тогда я осознал, какую цену имел в глазах старика.

Никакую.

* * *

Северус вздохнул и устало потёр виски.

— Остальное ты знаешь, старый мой друг. Я решил избрать путь левой руки* и чуть было не потерял себя. Послушав Малфоя и Эйвери, я стал слугой монстра. Я позволил ему использовать себя. Ненависть отравила во мне всё. Я поверил его обещаниям, поверил в то, что меня будут ценить за мои таланты, что меня никогда не забудут и не отвергнут. Он сыграл на моих чувствах, как виртуоз на рояле. И я почти поддался ему.

— Но ты этого не сделал, Северус. Ты вовремя понял, что к чему, и вернулся к нам, — мягко напомнил Хагрид.

— Я был на самом краю. Только одна вещь удержала меня от полного падения. Знаешь, что это было? — прошептал Снейп. Он был бледен, все черты его лица в этот момент стали резкими. — Её глаза. Я вспомнил тот вечер, когда мы расстались, и её глаза, в которых плескались гнев и боль. Я осознал, что если стану окончательным приспешником зла, то она окажется права насчёт меня. И тогда я никогда больше не смогу достойно встретить её взгляд.

Хагрид накрыл руку Северуса своей.

— Я рад, что ты передумал. Иначе это была бы огромная потеря.

Посмотрев в глаза Хагрида, Северус кивнул.

— Я знаю. Когда я появился у тебя на пороге, едва живой от холода и лихорадки, я был уверен, что ты бросишь меня умирать. Но ты снова приютил меня и вылечил. И отправил к Дамблдору.

Хагрид покачал головой.

— Неужели ты, правда, думал, что я отвернусь от тебя? После всего, что я сделал для тебя до этого?

Свобода почувствовал, что между ними пронеслось что-то, о чём им не обязательно было говорить вслух, но сам он, конечно, не понял, что именно имел в виду Хагрид.

Снейп кивнул и отвёл взгляд.

— Я был Пожирателем смерти. Ты должен был убить меня.

Хагрид фыркнул.

— Бред какой! Ты был семнадцатилетним балбесом, которого ввёл в заблуждение сам дьявол. Как и многих до тебя. Я думал, что ты умер, дружок, что я потерял тебя навсегда. И вдруг ты заявился ко мне посреди ночи, бледный как смерть, едва в сознании от лихорадки, и всё, что мне удалось выжать из тебя, было: «Хагрид, я не хочу назад, помоги». И что, по-твоему, я должен был делать?

Северус кисло усмехнулся.

— Вызвать авроров.

— Ага. Тогда я сам бы оказался убийцей, потому что ты и дня бы не протянул в Азкабане. Кроме того я знал, чего тебе стоило вернуться, я не хотел, чтобы это было напрасно. Я спас тебя и ни разу не пожалел об этом, Северус Снейп. Вот тебе вся истина.

— Я никогда не смогу достойно отплатить тебе, — прошептал Снейп. И заработал от лесничего лёгонький щелчок по уху.

— Придержите язык, сэр! Друзья ничего друг другу не должны, сколько раз надо повторять? Чёртов упрямец!

— Пока я не поверю в это, — безмятежно ответил зельевар.

— Хах! Может, просто приложить твою голову о стену пару раз?

Северус фыркнул.

— Уже пробовали. Я чрезвычайно твердоголов.

— Проклятый йоркширец! — отбрил Хагрид.

— Уж какой есть, — Снейп едва заметно улыбнулся. — Дамблдор принял мои извинения и пообещал избавить меня от обвинений, если я стану его шпионом. Затем я получил от него своё первое задание — передать содержание пророчества Тёмному лорду. Если бы я только отказался… Если бы только знал, что из этого выйдет…

Хагрид похлопал его по плечу.

— Но ты не мог знать.

— Я должен был что-то заподозрить. Я был близок к нему, я должен был знать, что он задумал. Я должен был догадаться, кто был предателем в Ордене. Всё моё умение соображать в итоге не принесло ничего! Я вернулся к ней, она простила меня, и я поклялся защитить её сына. Но этого оказалось недостаточно! Я снова не успел! Последним, кого она видела в своей жизни, был проклятый Тёмный лорд.

— Нет, Северус. Последним, кого она видела перед смертью, был её сын, — мягко поправил Хагрид. — Ты сделал для неё всё, что мог. Ты подведёшь её только в том случае, если не сдержишь клятву.

Какое-то время Северус молчал. А потом сказал:

— Я найду его, Хагрид. И буду защищать. Любыми средствами.

Свобода возмущённо зашипел.

«Любыми средствами? И что это, чёрт побери, значит?» — анимаг раздражённо щёлкнул клювом. «Я тебе не мешок с галлеонами, который можно упрятать куда-нибудь в уголок, Северус!»

Под конец истории Свобода пришёл к заключению, что Снейп был не только саркастичной летучей мышью подземелий. Он был очень мужественным человеком, к которому Свобода мог бы проникнуться симпатией и уважением. Но было одно «но». Снейп должен прекратить воспринимать его как копию его отца и увидеть просто Гарри — студента, волшебника, мальчишку с глазами Лили.

Пока что он, естественно, не знал, как заставить профессора изменить своё мнение. Как сказал Хагрид, Снейп был чертовски упрям. Вот если бы он, скажем, спас ему жизнь… Нда. Сомнительно. Всё же это была хорошая пища для размышлений. Этой ночью он многое узнал о своих родителях и зельеваре. Все они делали глупые, необдуманные поступки, но, пользуясь шансом, пытались исправить это. Оказывается, не все гриффиндорцы хорошие и не все слизеринцы плохие, свет и тьма есть в каждом из нас, значение имеет только выбор, который мы сделаем. Джеймс прекратил заниматься травлей, Лили простила своего друга за ужасную ошибку, а Снейп решил вернуться к свету.

Молодой ястреб знал, что теперь выбор стоит и перед ним. Пока что он не был уверен в том, который выбор будет правильным, но надеялся, что, когда время придёт, он примет верное решение.