Второй курс. If we could turn back time (гет)

31 июля 1992 года. Окрестности Лонгботтом-мэнора

Зыбкую мглу предрассветных сумерек разгонял лишь огонь шести зачарованных факелов вкруг деревянного помоста: два у будущего ритуального камня и ещё по паре — с двух сторон от рядов скамеек, расставленных перед камнем. Сегодня они были полупусты, так как здесь собрались лишь участники ритуалов и их близкие. Джером, Августа с Невиллом и сами Лавгуды: Луна, Пандора, Джинни и Ремус, пока ещё Лавгуд-Люпин. К сожалению, родители Ксенофилиуса не дожили до этого дня — они умерли, когда Луне ещё не исполнилось и года, так что она действительно являлась последней носительницей фамилии Лавгуд с самого рождения.

Ремус сидел на скамье чуть в отдалении ото всех и задумчиво наблюдал за последними приготовлениями. Луна в белоснежной робе, придававшей ей сходства с привидением, закусив губу и уткнувшись носом в блокнот, бормотала текст заклинания на смеси латыни и гэльского, повторяя кантаты. Джером вместе с единственным человеком со стороны — мастером рун из Венгрии — проверял рунические цепочки и узоры, высеченные на камне. Мох на большей его части оставили нетронутым — по просьбе Луны, — так что круги и пентаграммы тонули в зеленом «бархате», что несколько осложняло проверку, но мастер легко обходил это неудобство, взмахом палочки заставляя поочередно светиться каждый элемент орнаментальной резьбы.

Ремус помнил, что Джинни не сомневалась ни секунды, когда Луна предложила ей стать настоящими сестрами, и никакие предупреждения, рассказы и страшилки не изменили её мнения. В теории, Джинни не пугал ритуал выжигания крови, но на практике — она начала гораздо сильнее нервничать, оказавшись у камня, который с рассветом должен был преобразиться в алтарь.

— Из-за моей мамы ты перенесла куда более сильную боль, — бравируя, произнесла она, когда Луна пару дней назад пыталась её просветить о сути ритуала. — Я это заслужила — раз, и выдержу — два.

Ремус ещё тогда поразился твердости голоса Джинни — все же в ней был и стержень, и моральный компас, позволявший отличать добро от зла. Тогда она не колебалась, несмотря на страх.

— А что насчёт тебя, Ремус? — как нечто само собой разумеющееся спросила в тот день Луна. — Ты станешь частью нашей семьи пред Магией?

Ремус тогда удивлённо моргнул. Пандора ещё не рассказывала девочкам, что Ремус сделал ей предложение, уже по-настоящему — искренне и от всего сердца. Джинни тоже удивлённо смотрела на сестру, явно не понимая, чем вызван её вопрос. И только сама Луна безмятежно смотрела на Ремуса, словно читала в его душе как в раскрытой книге. Впрочем, очень вероятно, что так оно и было, учитывая её дар эмпатии.

— Да, я был бы счастлив стать с вами тремя настоящей семьёй, — искренне ответил он, к радости приемных дочерей.

А сейчас он сидел на скамье будущего ритуального зала, который пока что не был стеснен ни стенами, ни цивилизацией, ожидая начала ритуала. И так же, как и Джинни, уже практически перед алтарем его начал грызть червячок сомнения: а достоин ли Ремус всех этих замечательных девушек? Как ни крути, он все ещё был обузой — фиктивным отцом и мужем, бестолковым нахлебником, зависимым от зелья оборотнем, который мог представлять угрозу для ставших близкими людей. Заслуживал ли он такого счастья? Не отбирал ли он его у кого-то более достойного? Мог ли позволить себе остаться с ними взаправду?

Джером с мастером рун закончили проверку, а Луна, в последний раз пробежавшись взглядом по строчкам блокнота, отложила его в сторону. Джером громко похлопал в ладоши, привлекая внимание, и гул до этого разговаривающих людей стих.

— Пора начинать ритуал, — коротко возвестил он и направился к своему месту на первой лавке в правом ряду, рядом с супругой. Невилл в последний раз крепко сжал ладошку Джинни, успокаивая ту, и поспешил за дедом на свое место. Мастер рун устроился на второй скамье за Лонгботтомами. Ремус, все ещё в тяжёлых раздумьях, встал с дальней скамьи и направился к первой скамье в левом ряду, где освободилось его место рядом с Джинни и Пандорой. Он присел с другой стороны от Джинни и, следуя примеру Пандоры, тоже взял её за руку.

— Все будет хорошо, — ободряюще шепнул он и поцеловал Джинни в макушку. Он не знал, кому сейчас следовало услышать эту фразу больше — Джинни или ему самому, но понимал, что все сделал правильно, поймав одобряющий взгляд Пандоры.

Луна взобралась на небольшое возвышение, построенное на помосте у камня со стороны воды, чтобы нивелировать рост, и встала перед будущим алтарем, лицом к собравшимся. Все взгляды оказались прикованы к ней, а голоса стихли. В предрассветных сумерках стрекотали сверчки, и только лёгкий ветерок трепал распущенные волосы Луны и подол её робы.

Луна подобрала с камня нож — гоблинское серебро, ручная работа — и подняла его перед собой на уровень глаз. И с первыми розоватыми лучами солнца, отразившимися от лезвия, Луна резко полоснула себя по левой ладони, тут же сжав её в кулак.

— Мать-Магия, услышь меня! — Первые красные капли упали на камень. — Я приношу тебе дар: чистую кровь, сильную кровь, новую кровь!

Луна плавно опустила порезанную руку к камню, разжала окровавленные пальцы и коснулась камня всей ладонью. От её руки вниз словно прокатилась волна. Рунические цепочки слабо загорелись алым светом, принимая подношение, и вновь погасли.

— У носителей дара есть имя. И имя то — Лавгуд, — последнее слово она произнесла громче и звонче. И вместе с ним рунная вязь вокруг всего камня вспыхнула, словно спичка. Волну магии почувствовал даже Ремус — она прошила все его существо, тонкими иголками забравшись под кожу, и он неловко поежился от непривычных ощущений.

Луна прикрыла глаза и, не отрывая руки от камня, напитывавшегося её кровью, начала нараспев читать длинный текст заклинания. Округлые звуки незнакомых Ремусу языков свивались в музыку рассвета: шелест листвы, пение птиц и шум ветра, который налетел внезапно, практически штормовым фронтом! Ремус сузил глаза от резких порывов, Августа неподалёку удерживала шляпку от полёта. А Луна, не открывая глаз, продолжала читать заклинание, пока вокруг нее зарождался небольшой локальный ураган.

Пандора рассказывала Ремусу, что стихийная магия Луны всегда выражалась в природных явлениях, например, в небольшой туче в больнице, когда Луна узнала, что мама не сможет ходить. Но сейчас, впервые увидев проявление этого на деле, Ремус поразился, сколько силы скрывалось в этом маленьком тщедушном тельце.

Небольшой смерч формировался вокруг Луны, пока та словно впала в транс, заключая контракт с Магией от лица Лавгудов. Вода тонкими струйками поднималась сквозь щели в помосте и закручивалась в хаотичном танце, отражая солнечные лучи в рассредоточенных каплях. Луна и будущий алтарь находились в эпицентре смерча, в самом оке бури. Светлые волосы, полощущиеся на ветру, отливали белым золотом в рассветном солнце, что вставало у неё за спиной.

Капли озерной воды вылетали из воздушной стены, отделявшей Луну от собравшихся, и оседали на волосах и лице Ремуса. Он не сразу заметил, что замер с открытым ртом, наблюдая за ритуалом, пока на финальных словах заклинания шторм не утих так же быстро, как начался. Вода, больше не поддерживаемая магией Луны, с громким всплеском опала вниз: в озеро и на помост, и чуть-чуть на всех присутствующих. Ремус встряхнул головой, сбрасывая оцепенение, накрывшее его вместе с волной магии.

Луна стояла сгорбившись и облокотившись обеими руками о камень — точнее (судя по равномерному свечению рунической резьбы, переливавшейся подо мхом), уже алтарь. Она тяжело дышала — вся её фигурка ходила ходуном при каждом вдохе и выдохе. Но спустя несколько неимоверно долгих мгновений, она наконец выпрямилась и с безмятежной улыбкой обвела взглядом всех собравшихся, словно отвечая на их невысказанный вопрос — да, она в порядке!

— Магия признала род Лавгудов, — слегка севшим голосом произнесла она, поднимая руки над головой.

Первыми захлопали Джером и Августа. Ремус обернулся на резкие звуки сбоку, не сразу опознав в них ободрение. Затем к ним присоединились Пандора и Джинни, мастер рун и сам Ремус, последовав примеру остальных. Это и правда было огромным свершением для столь юной волшебницы — провести в одиночку столь сложный ритуал.

Невилл тоже похлопал, но вскочил с места, спешно подходя к Луне ближе и беря её за руки.

— Как ты себя чувствуешь? Не хочешь присесть отдохнуть? — обеспокоенно спросил он.

Видя это проявление заботы, Ремус в который раз убедился в искренности чувств Невилла к Луне, которые он пронес сквозь две жизни. Он был рад за них.

— Я в порядке, — успокоила Невилла Луна. — Не хочу откладывать.

— Точно? — с сомнением переспросил он. — Мы не спешим.

— Точно, Нев. — Улыбнулась ему Луна, проводя рукой по его щеке. — Я справлюсь.

Невилл словно не до конца ей поверил, но отступился, вернувшись на свое место. А Луна, вдохнув полной грудью, выпрямилась и вновь повернулась к собравшимся.

— Мама, иди сюда! — Луна протянула руку к Пандоре, и та подкатила кресло ближе к камню, повинуясь указанию дочери.

Луна обошла алтарь и достала из лежащей чуть в стороне сумки небольшой кубок: тот был довольно простым, без изысков и драгоценных камней — простое гоблинское серебро и руническая резьба, пущенная по ободку чаши и по ножке.

— Пандора Кассандра Лавгуд! — Луна встала перед Пандорой, отставив кубок на алтарь и, взяв в руки нож, на котором не осталось ни капли крови Луны; он впитал её. — Родившая меня, вскормившая меня, взрастившая меня. Ты ли это?

— Да, это я, — подтвердила Пандора, принимая из рук Луны нож.

Пандора медленным движением провела лезвием по правой ладони, задумчиво наклоняя её. Алая кровь выступила на бледной коже, и Луна подставила кубок под вязкие капли, которые достаточно быстро наполняли маленькую ёмкость.

— Алтарь признает родство, если я — кровь от твоей крови, — констатировала очевидное Луна, выливая содержимое чаши на алтарь, где по центру пентаграммы было вырезано небольшое круглое углубление. А затем она прошептала короткое заклинание на гэльском, и кровь, до этого собравшаяся в углублении, впиталась в камень без следа, и руны вновь вспыхнули, но не так ярко, как загорались во время первого ритуала.

Луна поставила опустевший кубок по центру вырезанного круга, обошла алтарь, вернувшись к своему постаменту, и, нараспев, начала читать новое заклинание. Руны на камне начали разгораться, а затем и вовсе пыхнули снопом мерцающих искр, которые, повинуясь воле Луны, наполнили ритуальный кубок золотой пылью.

Закончив заклинание, Луна снова обошла алтарь, встала напротив матери и, обхватив чашу ладонями, подняла её над головой.

— Пандора Кассандра, силой главы рода я принимаю тебя в род Лавгуд! — С этими словами Луна перевернула чашу, высыпая переливающиеся пылинки на голову Пандоры. Они мерцали и сверкали, покрывая волосы Пандоры словно снегом, а затем в один миг вспыхнули и пропали.

— Добро пожаловать в род, мама! — с усталой улыбкой произнесла Луна, обнимая её.

Для последнего ритуала к Луне присоединились Августа и Невилл, делясь с Луной силой, пока та читала вводное заклинание для активации алтаря. По центру камня лежал обоюдоострый кинжал, который использовался для этого ритуала, и, по мере того, как Луна читала заклинание, он начал слабо светиться голубым.

Ремус же подкатил кресло Пандоры к алтарю и встал напротив неё на одно колено, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Сомневаться поздно. Он стоял перед женщиной, которая приняла его со всеми недостатками и придала смысл его существованию, вытащила со дна и подарила ему нормальную жизнь, которая позволила полюбить себя и сама полюбила в ответ. Случайная цепочка событий, приведшая его сюда, оказалась самым дорогим подарком из тех, что Ремус получил за всю свою жизнь. И хотя внутренний голос зудел, что он не достоин, что не заслужил такого счастья, стоило Ремусу поднять взгляд на Пандору, чьи глаза едва ли не светились от нежности, как внутренний голос стихал.

— Мама, Ремус, пора, — тихо сказала Луна, закончив заклинание.

Ремус взял в правую руку светящийся кинжал и поднял его так, чтобы одна сторона лезвия была направлена на него самого, а вторая на Пандору — символ того, что любые отношения — это обоюдоострый клинок. — Согласна ли ты, Пандора, взять Ремуса в законные мужья перед лицом Магии?

— Согласна, — Пандора не колебалась ни секунды, отвечая на вопрос дочери.

— Согласна ли ты принять его в род Лавгуд?

— Согласна.

— Тогда ты первая должна напоить ритуальный клинок.

Пандора кивнула и безымянным пальцем левой руки коснулась острого, как бритва, лезвия, направленного на неё. Клинок вошел в кожу словно в масло, и на светящемся кинжале начали проступать руны, насыщаясь кровью от кончика.

— Ремус, — окликнула засмотревшегося Ремуса Луна. — Согласен ли ты взять Пандору в законные жены перед лицом Магии?

— Согласен, — Ремус говорил искренне. Он был готов.

— Согласен ли ты оставить своё имя в прошлом и служить на благо рода Лавгуд в будущем?

Он принял это решение ещё на Рождество, когда в последний раз виделся с отцом. Он не хотел страдать как Люпин, он хотел жить и быть счастливым как Лавгуд. К Мерлину полумеры!

— Согласен! — Ремус тоже прикоснулся безымянным пальцем к кинжалу, чувствуя, как тот буквально высасывает кровь, чтобы наполнить ею бороздки и желобки на лезвии, из которых складывались руны на его половине кинжала.

Луна затянула очередную кантату, пока лезвия клинка насыщались кровью новобрачных: со стороны Пандоры кровь уже достигла рукояти и побежала тонкими струйками вкруг закручивающегося узора, тогда как у Ремуса рисунок заполнился лишь наполовину. И с каждой новой строчкой кровь Пандоры лишь ускорялась, занимая доминирующую позицию на кинжале, тогда как кровь Ремуса лишь медленно ползла, насыщая руны со своей стороны. А в момент, когда оба алых потока столкнулись, нож забурлил. Буквально! Ремус даже чуть дернулся от неожиданности, едва не отдернув палец, когда их с Пандорой кровь вошла в резонанс, перемешиваясь и становясь единым целым.

Луна замолкла, и повисла звенящая тишина. Ремус ощущал лишь равномерную пульсацию — в пальце и в кинжале. Это их с Пандорой сердца бились в унисон.

— Можете опустить руки, — коротко прошептала Луна.

Ремус отнял палец первым и удивлённо охнул, когда от лезвия за ним вместо загустевшей крови потянулась золотая невесомая нить, словно сотканная из света. А на другом конце клинка такая же тянулась за Пандорой.

Луна просияла. С широкой улыбкой она произнесла короткое заклинание, и кинжал влетел к ней в руки, словно соскочив со струны, которая натянулась между Ремусом и Пандорой. Луна осторожно опустила кинжал в центр алтаря, и руны на камне вспыхнули тем же голубым светом, которым сиял на протяжении ритуала клинок. А потом она запела — мелодичное заклинание было завершающим этапом ритуала — и золотая нить начала движение, словно змея, подчиняющаяся факиру. По нити прошла волна, вторая, после чего она резко удлинилась, расширилась словно лента и свернулась большими кольцами, а затем — повинуясь взмаху руки Луны, эти кольца скрутились тугой пружиной меж Ремусом и Пандорой и… Распрямились, устремившись к их рукам, оплетая безымянные пальцы, а затем кисти и запястья. Вспыхнули и исчезли.

Ремус ошеломленно моргнул. Он больше не видел золотой ленты, которая оплела его руку, но чувствовал её — словно ниточку, соединившую его с Пандорой. Основание безымянного пальца слегка тянуло, точно на него надели кольцо. Впрочем, так, по сути, и было — только кольцо это было выковано Магией и невидимо глазу.

— Силой главы рода Лавгуд я назначаю Ремуса Лайелла Лавгуда лордом-наместником рода до моего совершеннолетия, а Пандору Кассандру Лавгуд — его леди! — На этой фразе алтарь вспыхнул в последний раз, и Луна устало опустила руки, опираясь на заботливо подставленный локоть Невилла.

Ремус же почувствовал что-то похожее на прикосновение, сперва робкое, почти незаметное; зато вслед за ним его словно накрыло волной! Магия, подчиняющаяся воле Луны, пронзила все существо Ремуса, питая и наполняя силой, словно пустой сосуд.

«Так вот каково это — быть частью чего-то большего…» — только и смог подумать он, прикрыв глаза и отрешенно предавшись незнакомым ощущениям.

Сила переполняла его. Он чувствовал, что может свернуть горы, осушить моря — словно во всем мире нет ничего неподвластного ему! А ещё он чувствовал чье-то присутствие. Ремус прислушался к себе, пытаясь опознать эти источники волнения в его окружении. Один из них был совсем рядом — буквально у него в руке, эхом отдаваясь в сердце.

«Пандора!» — догадался он, осознавая, что то был отзвук ее силы в магии, связавшей их сердца и судьбы.

Соответственно, второй, более яркий импульс, но словно слегка чужеродный, принадлежал Луне. Как основательница рода она, даже передав Ремусу регентство и титул, имела куда больший вес в их маленьком роду. Но, так как у них с Ремусом не было кровного родства, он ощущал её слегка отчужденно. Интересно, а как он будет ощущать Джинни после завершения ритуалов?

Ремус настолько погрузился в калейдоскоп незнакомых ощущений, захвативших его с головой, что не сразу понял, что его зовут.

— Реми?.. — обеспокоенный голос Пандоры сопровождался нежным прикосновением к его руке.

Ремус открыл глаза. Он все ещё стоял на одном колене перед Пандорой возле алтаря. Но, судя по тому, что та начала за него беспокоиться, он не просто моргнул.

— Я в порядке, Дора, — с лёгкой хрипотцой ответил он, сжав её ладонь. — Просто потерялся в новых ощущениях.

Пандора улыбнулась, с облегчением откинувшись в кресле.

— Э, нет! — С усмешкой, достойной Сириуса Блэка, Ремус привстал с колена и наклонился к Пандоре. — Раз я теперь исполняю обязанности главы рода… Объявляю нас мужем и женой. И планирую поцеловать невесту.

Пандора звонко и счастливо рассмеялась, обнимая его за шею, и сама замкнула их губы в поцелуе.

* * *

И последней за это утро настала очередь Джинни. Ритуалы над ней должен был провести уже сам Ремус с помощью Джерома, потому что сил Луны уже едва хватало на то, чтобы держать себя в сознании. Она устало привалилась к Невиллу, прикрыв глаза, пока Джером организовывал все для первого ритуала над Джинни.

Ремус читал литературу по ритуалу выжигания крови и был искренне восхищен смелостью своей будущей дочери, которая решилась на него, чтобы стать с ними семьёй по-настоящему.

Вести ритуал он доверил Джерому — все же у того был куда более обширный опыт в ритуалистике и магии крови, нежели у Ремуса, так что когда на кону стояла жизнь Джинни — он не хотел рисковать. Сам же Ремус был нужен для активации алтаря для ритуала, и затем, как только последняя капля крови Уизли и Прюэттов оставит тело Джинни, они с Пандорой должны были присоединиться к ритуалу, чтобы отдать ей уже свою кровь.

Джером, в отличие от Луны, мог свободно пользоваться палочкой, так что подготовил алтарь достаточно быстро. Он отлевитировал в сторону помост, который использовала Луна, наколдовал ремни, которые должны зафиксировать Джинни, расчертил вокруг алтаря дополнительную пентаграмму, расставил негаснущие свечи и отлевитировал чаши с ингредиентами, необходимыми для ритуала, в ключевые точки.

Предыдущие ритуалы были сравнительно просты: представить свой род Магии и принять в него нового члена, при этом не меняя его суть — то были древнейшие ритуалы, которые можно провести буквально посреди поля на первом подходящем камушке. А вот ритуал выжигания крови был куда сложнее.

Джером закончил подготовку и кивнул Ремусу. Тот подошёл к Джинни и протянул ей руку.

— Ты готова? — с тревогой спросил он у вцепившейся в лавку Джинни.

Та нервно сглотнула, перевела взгляд на вымотанную Луну, затем на радостную Пандору, и сдавленно кивнула, с видимым усилием оторвав руку, чтобы протянуть её Ремусу.

— Всё будет хорошо. — Ремус обнял вставшую Джинни. — Я буду рядом. Мы все будем рядом.

Джинни крепко вцепилась в Ремуса в ответ и просопела что-то ему в район талии.

— Не бойся, — ободряюще сказал он и повел её к алтарю, помогая забраться на плоский камень. — Всё будет хорошо.

Последнюю фразу он произнёс, завязывая ей глаза широкой лентой, после чего помог улечься в нужном направлении, расправил сбившуюся робу, прикрыв тонкие коленки. Взмах палочки — и тугие ремни крепко привязали напуганную Джинни к алтарю. Ремус прошептал заклинание, активируя алтарь, и хотел было отойти, оставив весь ритуал Джерому, когда Джинни его окликнула.

— Не уходи, пожалуйста! — взмолилась она дрожащим голосом.

Ремус поднял вопросительный взгляд на Джерома.

— Я могу постоять где-нибудь рядом, не мешая ритуалу?

— М-м… — Тот на секунду задумался. — Только если между лучами пентаграммы справа или слева от её головы, — сказал он. — Но пересекать меловую линию или трогать Джинни во время ритуала нельзя, иначе может и тебя зацепить.

— Хорошо, я просто постою рядом, — кивнул Ремус и прошёл на указанное место. — Все, я никуда не уйду, — заверил он Джинни, которая чуть-чуть расслабилась от звука его голоса совсем рядом.

— Спасибо, Ремус.

Джером подошел ближе к алтарной плите, проверяя, надёжно ли закреплены ремни: по одному небольшому на каждую руку и несколько более широких, которые перехватывали голову, грудную клетку, бедра и ноги Джинни.

— Ты готова? — спросил он у Джинни, прикасаясь к её плечу.

— Да, — с лёгкой заминкой ответила она, бравируя и пытаясь не выдать волнения голосом. Хотя, конечно же, ей было страшно — в этом Ремус не сомневался. Но он же и верил в неё.

— Ты справишься, Джинни, — заверил её Ремус. — Больно будет совсем недолго. Обещаю.

Джером подал Ремусу знак к началу, и тот замолчал, и замер на месте — в полуметре от алтаря, к которому была привязана Джинни. Последний взмах палочки — и рот Джинни тоже оказался перехвачен наколдованной лентой, выступающей в роли кляпа. Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом утреннего ветерка в кронах деревьев и пощелкиванием магического огня в факелах.

— Мать-Магия, я взываю к твоей помощи! — произнёс Джером, нарушая тишину. — Очисти огнем тело этого ребёнка от слабой и проклятой крови, разорви её связь с попирателями своих законов, сотри её старое имя из истории. Сегодня умрёт Джиневра Молли Уизли, дочь Молли Прюэтт и Артура Уизли. Но вместе с тем родится Джиневра Моргана Лавгуд, дочь Пандоры и Ремуса Лавгудов.

Ремус обратил внимание на то, как Джером произнёс имена биологических родителей Джинни — Молли и Артур судя по всему никогда не заключали брак перед лицом Магии, потому Молли все ещё принадлежала к роду Прюэтт, несмотря на то, что по документам уже много лет считалась Уизли. Тогда как Ремус, принятый в род каким-то получасом ранее, уже носил новую фамилию, ведь Магия признала его Лавгудом, а до бумажек, хранящихся в архивах Министерства, Высшей силе не было, разумеется, никакого дела.

Джером взмахнул палочкой, призывая пару ножей, которые легли перед ним на алтарь. Они были тонкими и острыми, но короткими, словно огромные иглы со стеклянными полыми ручками, внутри которых, у самого основания, трепетало пламя; и по мере того, как Джером читал заклинание на латыни, лезвия разгорались алым, словно металл нагревался до температуры плавления. Однако Джером смог спокойно взять один из этих ножей за стеклянную рукоятку и, подойдя к правой руке Джинни, не колеблясь, загнал лезвие на всю длину в предплечье — от запястья к локтю. Рукоятка легла ей в ладонь.

По телу Джинни прошла судорога, и она издала сдавленный из-за кляпа крик. Ремус поежился, представляя ощущения — это должно быть не просто больно, а очень больно! Он отвел взгляд, не в силах видеть искаженное мукой лицо Джинни, и посмотрел на Пандору, которая, сидя неподалёку, побелевшими от напряжения пальцами вцепилась в ручки кресла и, кажется, даже не моргала.

Джинни снова замычала и всхлипнула — это второй нож вошёл в её левое запястье. Ремус перевёл взгляд на Джерома, который, пусть и был сосредоточен на ритуале, тоже не мог скрыть беспокойства.

Джинни тихонько плакала — белая лента поверх её век стремительно пропитывалась соленой жидкостью. Но делать это тихо ей довелось недолго, потому что Джером начал читать следующее заклинание, и тело Джинни выгнуло дугой. Иглообразные лезвия раскалились так, что их стало видно даже сквозь бледную кожу, а стеклянные рукоятки наполнились воронками кровяных вихрей, которые поглощало пламя в самой дальней от клинков части.

Эти ножи они заказали у гоблинов специально для ритуала, чтобы провести его в более гуманной манере, когда кровь выжигалась не внутри носителя, а извлекалась и сгорала снаружи. Джинни была ещё слишком мала и выжигание наживую могло окончиться плачевно, так что и Лавгуды, и Лонгботтомы согласились, что лучше выбрать более щадящий вариант. Но в случае магии крови, даже щадящий и безопасный — не значит безболезненный. Чем больше просьба, тем больше жертва, тем больнее ритуал. Джинни отдавала Магии всю свою кровь до последней капли, чтобы та очистила мир от этой смеси оскверненной и слабой крови, добровольно отдавала свою жизнь в руки Магии, чтобы та, в благодарность, позволила ей переродиться, приняв новую кровь.

С каждым новым куплетом, Джинни обмякала все сильнее, а кровь отливала от её лица. Она все больше походила на восковую куклу, особенно когда дыхание стало почти незаметным.

Ножи полыхнули багрянцем, сжигая последние капли крови, и Джером жестом указал Ремусу и Пандоре, что теперь их черед. Счёт шёл на минуты. Пандора подкатила кресло к правой руке Джинни, а Ремус подошёл, уверенно заступив внутрь пентаграммы, к левой руке. Они одновременно вытащили ножи из холодеющих рук Джинни и, полоснув себя по ладони, приложили их к тонким порезам на руках Джинни.

Джером, переместившийся к голове Джинни, стремительным речитативом читал следующее заклинание, и Ремус почувствовал, как запульсировала ладонь, из которой начала высасываться кровь, наполняя тело Джинни.

Прошло всего несколько секунд, показавшихся Ремусу вечностью, когда грудная клетка Джинни наконец вновь пришла в движение. И только тут он понял, что от волнения даже забыл, что надо дышать. Судя по шумному вздоху Пандоры, у неё была та же проблема.

Щеки Джинни вновь приобретали розоватый оттенок, и через несколько мгновений она вновь завозилась на камне, захныкав. Ремус нежно сжал её пальчики свободной рукой, успокаивая и утешая, но ничего не говорил, пока Джером вел ритуал. Тот же закончил читать заклинание, смахнул пот со лба и коротко кивнул Ремусу.

— Принимаю тебя в род Лавгудов! — произнёс он финальную фразу ритуала, отпуская руку Джинни. Взмах палочки — и ремни с повязками растворились в воздухе, позволяя Джинни сесть, потирая запястья. — Добро пожаловать в семью, доченька!

Ремус наклонился, чтобы обнять Джинни, и вновь прислушался к своим ощущениям. Теперь в его окружении появился ещё один пульсирующий комочек силы — Джинни, теперь уже действительно ставшая его дочерью.

Он помог Джинни слезть с алтаря, и едва ноги той коснулись земли, на неё налетел ураган по имени Луна.

— Теперь мы с тобой настоящие сестры! — Она радостно заключила в объятия Джинни, чьи рыжие волосы светлели буквально на глазах.

Пандора с тёплой улыбкой подкатила кресло ближе, присоединяясь к объятиям дочерей. И Ремус, несколько секунд полюбовавшись на эту идиллическую картину, присоединился к ним. К своей семье.