Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Урок легилименции у Стеклянных Горгулий Гермиона перенесла, Женевьев отослала сову с извинениями и отменила на этой неделе их занятия. Етту спешно собрала и отправила погостить к Грэйнджерам, устроив мадам Рэйджисон внеочередной уикенд.

Названая мать стала дуться, что сама Гермиона наотрез отказалась оставаться даже на день.

С тех пор, как соседка и лучшая подруга Стэфани Томпсон съехала, отбыв с сыном за границу, откуда не находила времени ни писать, ни звонить, миссис Грэйнджер сильно скучала. Дела в стоматологической клинике шли дурно, клиентов почти не было. Дома — идеально чисто и очень пусто. Дочь навещает так редко...

Сейчас Эльза с воодушевлением восприняла приезд любимой внучки, но на Гермиону всё равно обиделась. Вот уж выискалась леди: на родную мать времени нет! Потом вспомнила, что у ее дочери есть другая мать, действительно родная, и загрустила вовсе.

Но Етта быстро расшевелила приунывшую бабушку, так что они начали вместе месить тесто для черничного пирога еще до того, как Гермиона трансгрессировала обратно в поместье.

Мадам Малфой очень волновалась.

Не настал ли момент разомкнуть последний раскаленный обруч? Захватить в плен, обезвредить и усмирить Гарри Поттера, наконец-то сполна отомстить ему за Джинни и Генриетту?

Письмо Фреду с настойчивым требованием явиться сей же час прямо к ней в дом, потому что появились чрезвычайно важные сведенья, и адресом нужной каминной решетки исчезло минуту назад.

Гермиона стояла у окна в дальней малой гостиной и с высоты второго этажа наблюдала за тем, как посреди сада в предвечерних сумерках домовики Оз и Формоз воюют с разросшейся милонской фиалкой, заполонившей целую аллею огромными волшебными цветами, грозящими разрастись до размеров хэллоуинских тыкв.

В камине полыхнуло пламя. Хмурый Фред Уизли неловко выбрался из огня.

— В чем дело? — почти зло спросил он, отряхиваясь от пепла. — За каким чертом ты заставила меня явиться в этот дом?!

— Фред, — решительно начала Гермиона, с бешено бьющимся сердцем поднимая с подоконника наполненный до краев бокал, и концентрируя в себе магическую силу, которая потребуется для нападения, — я сейчас сделаю очень странную вещь, но тут же всё объясню тебе, — собираясь с духом, произнесла она, всё еще стоя к нему спиной. Затем глубоко вдохнула, стиснула волшебную палочку и, резко повернувшись, с размаху плеснула в лицо ничего не подозревающего волшебника «Гибелью воров».

Фред ойкнул и отпрянул. Судорожно сжимая палочку, леди Малфой наблюдала за тем, как по его ошарашенному веснушчатому лицу, не производя никаких изменений, стекает зачарованная вода.

— Прости, — упавшим, растерянным и виноватым голосом выдавила Гермиона, заранее решившая, в случае новой ошибки, всё чистосердечно рассказать, невзирая на категоричность суждений своего коллеги. — Я сейчас всё объясню!

— Да уж, постарайся! — рявкнул тот.

Она протянула ему полотенце и, начиная убирать палочку, добавила, когда Фред, всё еще ошеломленный, стал вытирать лицо:

— У тебя что-то на лбу. Понимаешь, — Гермиона с трудом засунула палочку в непослушный карман, — прости, Фред, я...

Она подняла взгляд и охнула. Но не успела ничего сделать до того, как рыжеволосый Фред Уизли с лицом Гарри Поттера вскинул даже не волшебную палочку, а просто бледную ладонь — и она потеряла сознание.

* * *

Гермиона очнулась. Кажется, прошло довольно много времени — за окнами царила густая ночная тьма.

Она стояла на ногах, прикрученная магическими путами к сотворенному посреди гостиной широкому деревянному столбу. Оковы не давали ни трансгрессировать, ни дотянуться до Черной Метки.

Высокий и худой противник ее уже утрачивал очертания Фреда Уизли — наверное, давно не хлебал Оборотного зелья. Теперь Гермиона вспомнила никелированную флягу, к которой ее мрачный коллега так часто прикладывался — она считала, что там огневиски, следствие безысходности и внутреннего опустошения.

— Что ты сделал с Фредом?! — зло спросила леди Малфой, как только пришла в себя.

Гарри поднял правую руку, демонстрируя серебряный перстень с черным агатом. Страшная догадка, подающая слова Амаранты в совершенно ином свете, мелькнула в голове Гермионы.

— Трансфигурировал, — безэмоционально подтвердил ужасное предположение Гарри. — Приходится расколдовывать его совсем ненадолго, чтобы изменения не закрепились в исходном материале, — любезно разъяснил он, и Гермиону передернуло от подобной аттестации живого человека и старого товарища. — Волосы ращу специальным зельем, — продолжал Гарри и вдруг резко спросил: — Кому известно о том, что ты собиралась сделать? Вообще о том, что зовешь меня в этот дом, и о твоем плане? Кто может узнать о нем?

— Амаранта и Тэо, — против воли хозяйки сообщил тут же ее язык. — От них, возможно, это знают Чарли Уизли и Дэмьен д’Эмлес. Люциусу я сказала, что мне нужно серьезно поговорить с Фредом Уизли и именно здесь, когда просила его уйти куда-нибудь. Тварь! — визгливо закончила она. — Ты напоил меня Сывороткой Правды!!!

— И ты неплохо с ней справляешься, — пожал плечами Гарри. — Сохранила ясность ума. Молодец, так намного приятнее. Кто-то может узнать о нашем разговоре сейчас? — продолжил допрос он.

— Портреты со стен, наверное, уже донесли Papá, — пытаясь прикусить предательский язык, ответила Гермиона.

— О, не волнуйся, — усмехнулся Гарри. — На доме Изолирующее заклятие такой силы, что я и сам не смогу снять его. Чары выветрятся только через несколько дней. Раньше ни выйти, ни войти не сможет даже сам Господь Бог, что уж говорить о живых картинках.

— Ты собрался гостить у меня всё это время? — с презрением вскинула брови Гермиона. — Не забывай, что и сам здесь находишься!

— Парадный вход пока чист, я уйду через него прежде, чем запечатать дом полностью, — «успокоил» ее маг и прибавил издевательски: — Не тревожься.

— Это ты убил Джорджа! — вдруг с ужасом поняла Гермиона. — А я подозревала в этом mon Pére! Какая же я идиотка...

— Да, — кивнул Гарри, подтверждая непонятно какое из ее утверждений. — Он бы меня разоблачил, — добавил маг. — И нужен был повод обусловить изменения характера.

— Вот значит, как ты теперь отзываешься о друзьях? — ядовито спросила Гермиона, сощурившись. — Они и их жизни — лишь поводы, чтобы что-то обусловить?

— У меня нет друзей, — холодно произнес Гарри. — Я один. Вокруг остались лишь сплошные трусы и предатели. То ли слепые, то ли тупые! Эти крысы попрятались в свои норы и ждут, пока Волдеморт уничтожит мир! — запальчиво закончил он. — Я единственный, кто еще может его спасти.

— А ты спросил у мира, надо ли его спасать?! — вскипела от бессильной ярости Гермиона, рванув свои неподатливые путы. — Зачем mon Pére уничтожать его?! Да и ради кого ты вознамерился спасать этот чертов мир?! Если вокруг одни только трусы, крысы и предатели?! Это для них ты хочешь что-то спасать, жертвуя собой и уничтожая жизни? Ты — сумасшедшее чудовище!

— Я не чудовище, — спокойно ответил Гарри, глядя ей в глаза, — я — Избранный. Тот, кому выпало, пусть и ценой своей судьбы, но всё-таки победить самое страшное в мире зло.

— Во имя Мерлина, ведь ты умалишенный!

— Возможно, — холодно проронил Гарри.

— Подумай сам, — не сдавалась Гермиона, пытаясь заставить его внять гласу разума, — даже если у тебя достанет сил убить Темного Лорда, пускай, — что дальше? Останутся его последователи! Что ты собираешь с ними делать?

— Когда я закончу, здесь и следа волдемортовской заразы не останется.

— Хочешь вырезать всех? — ощерилась ведьма. — Уничтожить цвет магической крови, лишить общество почти всех чистокровных семей? Что останется после твоей благородной ревизии?! Ты, кажется, сказал, что кругом трусы и предатели все! Так, может, ты и вознамерился уничтожить всех, чтобы новый мир когда-нибудь возник лучшим из пепла? Мир не феникс, Гарри! — с жаром и горечью крикнула она. — Да и тогда не проще ли сбросить на Соединенное Королевство маггловскую водородную бомбу? Именем Мерлина, послушай себя! Что станут, по-твоему, делать здесь все остальные, уцелевшие, после того, как ты закончишь своё благое дело?! Считаешь, что когда оставшиеся после твоей чистки облезлые шакалы развяжут битву за власть посреди кладбища прошлого — не будет хуже, в тысячу крат ужаснее?! Один сильный и полновластный тиран куда лучше безграничной анархии! Что хорошего смогут создать здесь стервятники, когда закончат дожирать трупы перебитой тобой аристократии?! Ради чего ты всё это затеял?! Ради будущих детей?! А что вырастет из этих детей в том мире, который ты собираешься сотворить, уничтожив основы магии, всё... Да ты же всё собираешься уничтожить!!! Только так ты можешь искоренить «зло Волдеморта» — но кому нужно такое спасение?!

— Гангрене нельзя давать распространяться, даже если она поразила жизненно важные органы, — с мрачной решимостью ответствовал Гарри, сложив руки на груди и глядя на нее немигающим взглядом выцветших зеленых глаз, — их всё равно отнимают прочь, а если это вызывает смерть — что ж, всё лучше, чем позволять живому существу гнить заживо в бесконечных страданиях! Даже одурманивая наркотиками — ибо и они рано или поздно перестанут помогать. Это не существование, а пытка, и прервать ее — благодеяние, а не расправа! Пораженные чумой города выжигали дотла, заливая остатки негашеной известью, чтобы не допустить распространения заразы!

— Ты, может быть, решил уничтожить Великобританию?!

— Может быть, и стоит, — тихо произнес волшебник. Гермиона обомлела. — Если это поможет помешать Волдеморту захватить и опоганить весь мир! — сурово окончил сумасшедший. — Он уже тянет к нему свои склизкие лапы...

— О небо, Гарри, есть ли предел твоему безумию?! — вскричала скованная путами пленница. — Ради чего ты вознамерился осуществить апокалипсис?! Кто дал тебе право определять, что есть дьявол на этой земле?! Дамблдор?! Скучающий интриган, строивший грандиозные планы увеселения своей собственной одинокой старости?! Это его памяти ты всё еще служишь?! Так знай, что он в ужасе от твоих деяний! Что его портрет всячески подсказывает моему отцу, как справиться с тобой! Дамблдор считает тебя своей самой страшной ошибкой! Но, невзирая на то, продолжает забавляться, наблюдая происходящее. Это — твой идеал?! По его слову ты вздумал устроить Армагеддон раньше срока?!

— Волдеморт стал хозяином Старшей палочки? — вдруг сухо спросил Гарри.

— Да, — ответил за Гермиону околдованный Сывороткой Правды язык, — но откуда... Откуда ты вообще о ней знаешь?! — задохнулась она следом за этим.

— Это не поможет ему, — проигнорировал ее вопрос Гарри. — Теперь у меня достанет сил с ним справиться. Только сначала доберусь до Черной Вдовы и до этой чертовой змеищи. И тогда между мной и им уже ничего не останется.

— Откуда ты узнал о кольце Maman? — холодно осведомилась Гермиона.

— Делюминатор Дамблдора открыл мне многое, — сощурился Гарри Поттер.

— Только слепой безумец может всё еще служить Дамблдору! — вскричала леди Малфой со стоном. — Неужели ты не видишь, что он использовал тебя?! Только не для победы над Темным Лордом, а ради борьбы с ним! Ему нравилось с ним бороться, понимаешь?! Ему без этого противостояния было слишком скучно жить! Дамблдор подстроил всё! Всё, и смерть твоих родителей — тоже! И позволил mon Pére воскреснуть, чтобы дальше состязаться с ним! А ты — только ферзь на шахматной доске, которую видел перед собой сумасбродный старик вместо того, чтобы лицезреть реальность! Ради чьей памяти ты погубил себя и уничтожаешь всё на своем пути?! Воспоминания о ком придают тебе решимости?! О твоей мамаше?! — Гермиона сверкнула глазами. — Бастардка(1) моего деда, влюбленная в Северуса Снейпа всю свою жизнь, вышедшая замуж ему назло и в ночь своей гибели стонавшая в объятиях mon Pére! — И она посмотрела прямо Гарри в глаза, открывая свои мысли и воспоминания. — Давай, спроси меня, правда ли это, ведь я не могу тебе солгать! — выкрикнула женщина с исступлением.

— Это... правда? — дрогнувшим голосом спросил тот.

— Правда, кузен Гарри, — жестко ответила ведьма. В этот момент в его глазах мелькнула какая-то, по-видимому, страшная мысль, на секунду поселившая панику, но он тут же подавил это в себе, а Гермиона тем временем продолжала: — Спроси меня еще о Дамблдоре, если уж ты чего-то о нем не знаешь! Спрашивай меня о чем угодно — твоим чаяньям нет оправдания разумом, ответ на любой вопрос будет только аргументом в пользу твоего безумия! Так всё же чьей памяти ты служишь?!

— Я никому не служу, — каменным голосом перебил ее Гарри. — Я — Избранный. Всего лишь орудие в руках судьбы. Мир сам решил, что настало время очиститься от порожденной им заразы! Грядет катарсис(2). И Дамблдор тоже был лишь исполнителем высшей воли. Как он воспринимал это — неважно. Главное — он дал мне толчок и подготовил меня к этому бою. Пусть и не понимал этого! Не имеет значения, кем была моя мать. Ничто вовсе не имеет значения. И мне не нужна ничья помощь! Теперь у меня достанет сил справиться самому. Судьба и правда на моей стороне: я не дам Волдеморту поработить этот мир окончательно. Если не ради будущего, то ради прошлого.

— Какого прошлого?! Ты хочешь выкорчевать прошлое! Ты его не понимаешь!

— Это ты не понимаешь ничего, — с горечью сожаления оборвал волшебник. — Мы так часто говорили с тобой — и мне даже показалось, что в тебе сохранились остатки разума и совести. Но ты еще хуже, чем те, слепые! — с нарастающим жаром негодования говорил он. — Ты не отрицаешь, что Волдеморт — чудовище, ты сама это прекрасно поняла! Ты боишься его, хотя ты его дочь, плоть и кровь самого дьявола! И при этом отстаиваешь его право на власть! Ратуешь о какой-то справедливости! Сейчас! Когда Волдеморт правит бал над миром! Ни одна жертва не будет излишней, чтобы уничтожить это зло! Да, мне приходится быть беспощадным! Но когда я смотрю на предателей, окружающих меня, шваль, готовую целовать подол мантии Волдеморта, лишь бы продлить свою никчемную жизнишку, — мне легко быть безжалостным, ибо я несу справедливость, а жертвы, которые приходится приносить во имя ее, — недостойны сожаления!

Наше аутодафе(3) выходит на финишную прямую, Гермиона. Ты уничтожила мое прикрытие — что ж, поздравляю! Но это не остановит, а лишь задержит меня. А вот твой путь подошел к концу, — блеснул глазами Гарри Поттер. — Кто в доме?! Где мой Хоркрукс?

— Генриетта у названой бабушки, — прошипела ведьма.

— Вот и отлично, — сказал ее враг, вскинув палочку. — Этот разговор не имеет смысла. А мне пора. Fiendfyre! — произнес он, призывая, к ужасу скованной женщины, страшнейшее из проклятий: разжигая по углам комнаты Бесье Пламя, в которое с сожалением швырнул агатовый перстень со своей руки. — Я покидаю тебя, Гермиона, — сказал на прощание он. — Довольно игр. Поверь, в том мире, куда ты вскоре попадешь, лучше — ибо там нет Волдеморта. И мне кажется справедливым, что тебе доведется сгореть здесь, в этом доме, вместе со всем этим старинным рассадником чумной заразы и всей дрянью, которая наполняет его. Бесье Пламя уничтожит всё, а Изолирующее заклятие не даст ему выжечь половину округа. Смотри, какой я гуманный! — и он рассмеялся страшным хохотом безумца.

А тем временем со звуком, напоминающим шум прибоя, в углах гостиной огненные змеи вскинули свои головы, раздувая пылающие капюшоны и разверзая клыкастые пасти, полные бушующего огня. Взметнувшийся из пламени дракон проглотил агатовый перстень и, присев на пылающих лапах, ощерился, метнувшись вверх и рассыпаясь на полчище огненных химер.

— Прощай, Гермиона, — сказал Гарри Поттер сквозь пламя. — Я освобождаю тебя от постоянного страха и постоянного рабства. Поминай мое имя, когда огонь доберется до тебя.

И он вышел из комнаты, медленным прогулочным шагом направляясь к парадному выходу из поместья, и то и дело останавливаясь, чтобы выпустить новых огненных монстров, которые разлетались по дому, словно одушевленные существа, стремящиеся разрушить каждый уголок, испепелить каждый закоулок.

Гермионе было прекрасно известно, что Бесье Пламя — это заклятый огонь, глубинная Черная магия, одно из тех средств, которым можно уничтожить даже Хоркрукс. Но применить его и она никогда и ни за что не решилась бы — слишком опасно и неконтролируемо это пламя. Его не потушить, и оно постоянно растет, умножает само себя, будто обретает душу вместе со свободой. Оно будет бушевать до тех пор, покуда есть что пожирать, покуда всё досягаемое не обратится в мертвый пепел.

И нет никакого способа остановить его, только ограничить рамками радиус действия. Но и это может сделать только магия беспредельной силы, а у Гермионы скованы руки, и нет смысла даже в оставшейся в кармане волшебной палочке...

Она попыталась сосредоточиться и освободиться.

Игристая кобра стелилась к ногам, шипя искрами пламени. Воздух в комнате накалился. По обоям и шторам бегали огненные муравьи, но стекла не лопались от магического жара — их держало Изолирующее заклятие, о котором говорил Гарри.

Зато всё внутри рассыпалось сажей.

Внезапно, едва безжалостный мститель окончательно скрылся прочь, часть стены по левую сторону зала провалилась вниз — но не Бесье Пламя было тому причиной.

Из неизвестного хозяйке тайного хода пахнуло живительной прохладой и свежим воздухом, благо чудовищный огонь не питался кислородом. И тут же вместе с волной кружащей голову свежести в полыхающую гостиную, словно мираж, порожденный одурманенным разумом, выскочил Люциус, на ходу разрушая магические путы, державшие Гермиону.

— Быстрее! — подхватывая ошалевшую от жара и чада супругу, крикнул он и увлек ее в провал, к которому уже устремились, выставив вперед рога с когтями и колотя гигантскими хвостами, огненные чудовища.

Позади взлетали в воздух последние предметы, еще не пожранные огнем, как будто монстры заклятого пламени, ликуя, подбрасывали их: стулья и картины, старинные гобелены со стен, подсвечники и статуэтки, украшавшие каминную полку...

— Что... Ты... Откуда... — на ходу шептала Гермиона, несясь вслед за Люциусом по пыльному и сырому коридору, уходящему вниз бесконечным рядом узких ступеней. От хоть и спертого, но такого желанного воздуха кружилась голова — жар и копоть пылающей гостиной почти лишили ведьму сознания, и теперь оно возвращалось с трудом.

Дыхания на бегу уже не хватало.

— Скорее! — бросил Люциус, когда она едва не упала — путь освещал только отблеск огненных демонов, ринувшихся следом в раскрывшийся коридор. — Скорее, Кадмина! Мы еще можем успеть к выходу раньше него! Иначе — конец!

Они выскочили в холл, похожий на недра преисподней — огромную комнату жрала гигантская стая огненных зверей: пылающие змеи, химеры и драконы взмывали ввысь, опускались и снова подымались; обстановка старинного поместья, питавшая их, падала в клыкастые пасти, взлетала вверх под ударами когтистых лап и исчезала в огненной бездне.

— Давай же! — крикнул Люциус, рывком толкая ее к свободной и даже открытой двери, но пламенные чудовища, будто по команде, вскинулись и стали теснить их, придвигаясь всё ближе и ближе. — Назад! — рявкнул вдруг маг, и Гермиона, не успев ничего понять, сильно ударилась о неровные стены каменного тоннеля, куда он ввалился вместе с ней, уворачиваясь от проклятья, посланного возникшим на лестнице Гарри.

— И ты здесь! — услышала леди Малфой сквозь треск пламени почти ликующий голос врага. — Воистину, сегодня мне везет!

— Кадмина, ты можешь сражаться? — спросил Люциус, тряхнув ее за плечи. — Где твоя палочка?

— Палочка здесь, — пробормотала Гермиона, вытаскивая свое оружие. — Но он очень силен!

— И всё же он еще не запечатал выхода.

— Нельзя убивать его — Генриетта...

— Да ты и не сможешь его убить. — Люциус быстро выглянул из потайного коридора. — Поттер стоит в дверях и злорадствует, — скоро заговорил он, — считает себя всесильным, и вознамерился ехидничать, глядя на нашу кончину. Кадмина, посмотри на меня. — Он снова тряхнул ее за плечи — стальные глаза сверкали в красном зареве, а голос зазвучал уверенно и спокойно, с глубоким убеждением: — Ты очень умная и сильная ведьма, — проговорил он. — Удивительная. Не такая, как все другие. А твое главное достоинство, Кадмина, — это умение понимать. Иногда должно пройти много времени — но в итоге ты всё понимаешь правильно. У тебя хватит сил и это пережить, слышишь меня, Кадмина? Не отчаивайся, отчаяние — не твоя стезя. Нужно спешить. Помни о своей силе. И о том, что тебе есть для кого жить. И ты справишься!

Люциус сжал ее плечи и крепко поцеловал в мокрый от пота лоб.

— Ну, иди! — сказал он и подтолкнул свою супругу, будто очнувшуюся наконец от дурмана, навстречу ликующему за стеной огня Гарри Поттеру.

С внезапным приливом сил и желания выжить ведьма шагнула к огромным языкам пламени, с иронической горечью отметив про себя, как легко и красиво Люциус толкнул ее в эти объятия смерти саму. Отправил на бой, который она может и не выиграть. Как ловко, напутствовав ее, он остался в укрытии ожидать исхода этого сражения.

В этом весь он.

Стоило бы поучиться...

Жар Бесьего Пламени окружил прочной стеной, но Гермиона вскинула палочку и прошептала слова, заставившие огненных чудищ на миг расступиться. Она успела увидеть усмешку Гарри, стоявшего на пороге парадного входа с поднятой палочкой, и огненный вихрь снова сомкнулся несущей смерть стеной.

Гермиона не успела произнести заклинания вновь.

— Экспекто патронум! — раздалось внезапно за ее спиной, и с порывом ветра свинцовые когти сомкнулись на плечах, а неведомая сила рванула ведьму вверх, под сводчатый потолок холла.

Огромный серебристо-белый орел взметнулся, разгоняя крыльями огненных гарпий, клубящихся всюду.

Гарри, которого наследница Темного Лорда видела сквозь искаженный жаром воздух, языки пламени и клубы пара, дико расхохотался и крикнул, обращаясь к Люциусу сквозь огонь:

— Это не поможет! Они и под потолком, и под землей доберутся до нее и до тебя, Малфой! — прогрохотал он. — Они будут рвать в пепел всё, что здесь есть, еще много дней, пока уж не останется ничего, кроме сажи! Магию, которой я сковал дом, не разрушит ничто!

— Кажется, Поттер, уж тебе-то следовало бы знать, что есть силы, способные победить что угодно, — с ледяным спокойствием выкрикнул Люциус в ответ, и сквозь пламя сжимаемая в когтях его Патронуса Гермиона увидела, как муж шагнул из тайного хода вперед, разгоняя огненных гадов. — Я вызываю тебя на дуэль, Поттер.

— Дурак! — зло хохотнул Гарри. — Я убью тебя в течение пяти минут!

— Я знаю, — холодно бросил Люциус Малфой.

— НЕТ!!! — взвилась Гермиона, пытаясь вырваться из цепкой хватки молочно-белого орла, который гигантским мощным клювом уже раздирал пленку заклятия на сводчатом потолке холла и пробивал усеявшийся трещинами камень.

Через миг Огненная Геенна сомкнулась под ее ногами, а Патронус, рассекая воздух огромными крыльями, устремился в свежее ночное небо, на свободу, дарованную добровольно принесенной в жертву жизнью.

— Пусти меня!!! — хрипела Гермиона, когда, разрывая пространство, орел ворвался в румынское небо и, словно пущенная стрела, с огромной скоростью устремился вниз, клювом разбивая стеклянный купол Даркпаверхауса, и стал стремительно снижаться с градом осколков.

Вдруг, еще очень высоко, его, словно дымное облако, смыло прочь, растворив на лету без следа. И Гермиона полетела вниз головой на каменные плиты пола, усеянные битым стеклом.

И ухнула в ледяную воду.

Дыхание перехватило, всё заволок дымный туман.

Но ведьма, думавшая сейчас только о том, что осталось там, в Уилтшире, за сотни миль от нее, в несколько мгновений преодолела этот шок — и еще до того, как подхвативший ее на лету граф Серж плавно спустил свою ношу на пол, осознала происходящее.

— Я... никогда не видела... чтобы Патронусы вот так исчезали! — задыхаясь, выпалила Гермиона, кроша подошвами туфель стекло. За спиной слышались шум и топот, но она смотрела только на зависший рядом призрак, спасший ее от неминуемой гибели минуту назад.

— Патронус пропадает так, если умирает человек, пославший его, — произнес граф.

Ледяные когти сжали ее сердце, и будто гром прогремел в ушах. Кровь отхлынула от лица, а мертвящий холод мгновенно охватил всё тело.

Сзади хлопнула дверь, и Лорд Волдеморт выбежал навстречу дочери из своих покоев. В полузабытьи Гермиона осела на усыпанный битым стеклом пол и взглянула на него, убирая все заслоны окклюменции.

Застывший с поднятой палочкой Темный Лорд очень медленно моргнул, раскрывая глаза уже пурпурно-багряными.

Старшая палочка сверкнула вспышкой, и Гермиона, лишаясь сознания, провалилась в колдовской сон.

___________________________

1) Бастард — незаконнорожденный (внебрачный) ребенок родовитой особы.

2) Очищение через страдание.

3) В Средние века в Испании и Португалии — торжественная религиозная церемония, включавшая в себя процессии, богослужение, выступление проповедников, публичное покаяние осужденных еретиков и чтение их приговоров, а так же сама процедура приведения приговора в действие, главным образом публичное сожжение осуждённых на костре.

...Мы играли с тобой в кошки-мышки,

Чаровница шальная моя.

Ты — раскрытая мудрая книжка,

Что промокла в лесу от дождя.

Ты в боях потерявшийся воин,

Перепутавший войско своё,

Ты — корабль, среди волн и прибоя

Позабывший, где солнце встает.

Ты — Ясон с оборвавшейся нитью,

Дикий зверь, угодивший в капкан,

Ты хотела свободу увидеть —

А нашла только сизый туман.

Ты запуталась в сложностях жизни,

Слишком много взяла на себя.

Ты не хищница, милая, хищник —

Он живет, никого не любя.

Мы играли с тобой в кошки-мышки,

Забавлялись, делили постель.

Были осени, ливни и зимы,

Ты бежала одна сквозь метель.

Возвращалась, пройдя через грозы,

Вновь и вновь, чаровница моя.

И, наверное, мне надоело

Просто жить, никого не любя.

Ты такая смешная: колдунья,

Завязавшая шелком глаза,

Изменяющая в полнолунья,

Роковая путана моя!

Очень жаль, что закончились игры:

Ты всю жизнь так любила играть.

Оставляю тебе поле битвы —

Постарайся сама устоять.

Ну, не плачь, я тебя покидаю,

Чаровница шальная моя.

Так уж вышло — теперь ты иная,

Не грусти, проживешь без меня...