Прекрасная смерть (джен)

Тяжелые ботинки скользили по льду, даже несмотря на рифленую подошву. Холодный ветер пронизывал насквозь, до самых костей. Асфальт хоть и был покрыт скользким месивом, с неба моросил едва ли не дождь.

Эрна в этой стране за последние семьдесят лет уже второй раз, и каждый ее приезд сопровождается экстремальными погодными условиями. В первый раз — почти что африканская жара, сейчас — холодный, мокрый ветер и лед. Эрна действительно начинает верить, что ей здесь не очень-то рады.

Девушка остановилась перед своей дверью и вздохнула. На старой, кожаной обивке красовалась сатанинская звезда. Как оригинально. Интересно, кто на сей раз пытается упрекнуть Эрну за ее работу? Мать того наркомана, который предпочел быструю и спокойную смерть, медленному сгниванию от наркотиков? Или муж женщины, которая попросила убаюкать несчастного ребенка с неизлечимой болезнью, который и так бы умер через несколько месяцев?

Эрна зашла в квартиру. Та встретила ее тишиной и темнотой. Девушка открыла окна, выключила свет и села в кресло, подобрав под себя ноги. Она закрыла глаза и почувствовала, как вновь растворяется в окружающем мире. В темноте. В тишине. В холоде.

Когда Эрна вышла из оцепенения, она не чувствовала рук. Плечи мелко дрожали. Девушка закрыла окно и прижалась лбом к стеклу. Ее квартира находилась в старом районе города, который полнился одинаковыми домами. И казалось, что в них живут такие же одинаковые люди. Эрна усмехнулась. Ей тоже хотелось быть одной из них.

Если закрыть глаза и прислушаться, становится слышно, как у соседей сверху смеется ребенок, смотрящий мультики, а пара, живущая справа, тихо переругивается из-за какой-то ерунды. При должном желании Эрна могла бы раствориться в их реальности, но она лишь мотнула головой, скидывая налипающие наваждения.

С момента, когда она впервые, в Уккермарке, столкнулась с возможность распылять свое сознание, становиться всем, девушка научилась контролировать эту способность. Теперь, когда она хотела что-то узнать о человеке, его чувствах и слабых местах, Эрна просто сплетала свое сознание с его. И достаточно быстро научилась не только читать людей, но и манипулировать ими, заставлять принимать необходимые ей решения. Это было удобно, когда возникала необходимость получить новые документы. Или работу.

Марк Лунц. Так звали главу славянского культа. Появился он у этой ветки Арс Фатрум совсем недавно, по меркам Эрны. Сам славянский культ был весьма разобщен и настроен скептически к каким-либо действиям. Но этому Марку удалось собрать вокруг себя горстку таких же идейных людей. И теперь они занимаются поиском детей культа. Самостоятельно. А значит, работы у Эрны значительно поуменьшилось. Нужно лишь договориться с ним о сотрудничестве в этом деле.

Эрна зашла на кухню и достала из шкафчика турку. Она не любила электрический свет, но все-таки включила лампочку. Достала банку с кофе и досадливо поморщилась — он остался только на самом донышке, едва ли на ложку хватит.

Девушка сверилась со своими внутренними часами и кивнула сама себе. Если она не потеряла счет времени, пока находилась в трансе, то сейчас должно быть не так уж поздно. Значит, магазины еще работают. Не то, что бы она не представляла свою жизнь без кофе, но терпеть с ним бессонные ночи, полные кошмаров, было куда проще.

Накинув кожаную куртку, Эрна снова вышла из квартиры. Пока она находилась дома, мерзкая морось успела превратиться в крупные хлопья снега. Девушка поглубже зарыла нос в старый вязаный шарф. Никаких ностальгических чувств и радости такая погода у нее не вызывала.

Вообще, Эрне хотелось выть. А если быть еще честней с собой, то и вовсе исчезнуть.

Эрна на мгновение замерла и вгляделась в сугроб, который успело намести за пару часов. Что-то темное и бесформенное копошилось в нем. Девушка сделала шаг к сугробу, но тут же мотнула головой и пошла дальше. Наверняка, это просто замерзшая собака, ищущая себе пропитание.

Но когда Эрна возвращалась домой, обнимая банку с кофе, черная фигура все еще была в сугробе. Однако больше уже не шевелилась. Что-то внутри девушки дрогнуло, и она неуверенным шагом пошла к сугробу.

Только при близком рассмотрении Эрна поняла, что это человек, ребенок. Девушка ускорила шаг и едва не рухнула в этот же сугроб, поскользнувшись на замерзшей луже. Ей чудом удалось удержать равновесие. Выругавшись по поводу погоды на всех известных ей языках, Эрна опустилась коленями прямо в снег рядом с ребенком. Холод сквозь ткань джинсов быстро добрался до тела, заставляя мелко дрожать.

В снегу лежала маленькая девочка. Ей едва ли можно было бы дать десять лет. Видимо, в сугробе она находилась уже достаточно давно, так как хлопья снега уже успели запорошить ее тонкую, старую кофту, лицо и волосы тонким слоем. Девочка была без сознания.

Эрна принялась быстро стряхивать снег с малышки. В темноте тяжело было разглядеть, дышит ли еще она или уже нет. Пальцы Эрны коченели от прикосновений к снегу, но она все равно попыталась нащупать на шее девочки ниточку пульса. Она едва-едва ощущалась под тонкой кожей. Девочка медленно умирала.

Эрна уже сталкивалась с переохлаждением и знала, что спасать ее надо уже поздно.

Петь Колыбельную для детей всегда было испытанием для Эрны, даже после стольких лет. Но чаще они больше других заслужили спокойную смерть, которая навсегда оставит их в прекрасном, добром детстве.

Эрна подняла девочку и крепко прижала к себе. Ее тело оказалось совсем маленьким и слабым. В груди девушки отозвались болезненные ощущения жалости. Эрна приложила губы к уху девчонки и тихо, чтобы случайные прохожие не услышали, запела. И без того слабое дыхание замедлилось, пульс затухал. Когда немка выдохнула последнее слово песни, она не смогла разомкнуть рук, державших девочку. Эрна не могла представить, что вот так просто оставит это детское тельце в снегу, чтобы его нашли другие люди. Поэтому она продолжала прижимать к себе девочку, словно хотела отдать ей остатки своего тепла.

Малышка вздрогнула и издала протяжный вдох. От неожиданности Эрна чуть было не уронила ее обратно в снег. Но руки непроизвольно сжались еще сильней.

Девочка была все еще без сознания, но живая. Сердце Эрны ускоренно забилось. Она и до этого встречала детей нового поколения культа, но никогда еще в таких обстоятельствах. Эрна стянула с себя шарф, впитавший ее тепло, и обмотала им голову, шею малышки. Потом схватила ее поудобней и вытянула из сугроба. В голове девушки почему-то даже мысли не возникло искать ее родителей или звонить в скорую. Она чувствовала свою полную ответственность за жизнь ребенка и не собиралась перекладывать ее на других.

Донеся девочку до своей квартиры, Эрна уложила ее в постель, сняла насквозь промокшие от снега вещи и укутала в одеяло, положила под спину подушку, чтобы девочка лежала на боку. Тело малышки еще оставалось ненормально холодным, но уже через час дыхание стало глубже и ровней, а пульс нормализовался. Спустя два часа Эрна попыталась привести девочку в чувства, похлопывая по щекам и давая понюхать нашатырь.

Девочка заворочалась, что-то невнятно пробормотала и открыла большие испуганные голубые глаза. Она попыталась быстро подняться, но сил на это не хватило, поэтому девочка просто отползла к другому краю кровати.

— Всье хог'ошо, — прошептала Эрна. — Не бойсья. Я не сдьелаю плохо.

— Кто вы? Почему я здесь?

Эрна закусила губу, пытаясь вспомнить русские слова. Все-таки за двадцать с лишним лет словарный запас заметно оскудел, хоть немка и до этого не могла похвастаться превосходным умением говорить на русском.

— Я помогла тебье. Ти была в снегу бьез сознания. От холода. Я пг'иньесла тебья домой, чтобы согг'еть. Когда тебье станет gut, можьешь идтьи. А пока выпей это, будьет... ммм... лучше.

Эрна протянула девочке большую чашку теплого сладковатого чая. Малышка недоверчивым зверьком смотрела на свою спасительницу и не могла ей поверить. Даже предложение чая вызывало уйму подозрений. Но пробирающая дрожь и голод заставили все-таки принять чашку. С первым же глотком телу стало значительно теплей.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась девочка, жадно глотая сладковатый чай. — Ты так необычно говолишь.

— Эрна. Я... Deutsche.. эм, немка, то есть. Ещье плохо знаю язык.

Девочка снова с подозрением глянула на новую знакомую. Жизнь уже к столь малым годам научила ее, что людям особо доверять нельзя. Но Эрна не выглядела ни злой, ни угрожающей. Она была похожа на обычную худощавую девчонку-старшеклассницу. А в черных глазах действительно виделось беспокойство.

— Меня Женя зовут. Спасибо, что помогла мне.

— М, не за что, Жьенья... Же...

— Евгения? — предложила девочка, видя, как Эрне тяжело приговаривать имя.

— Евгениа... Евгена?

— Можно и так, — улыбнулась Женя и сонно зевнула. От горячего чая ее начало убаюкивать. — Мне нужно уходить?

— Если твои родьители не будут волноваться, то можьешь остаться. Вещи ещье мокг'ые, а тебье нужно отогг'еться.

— Холошо, — слегка улыбнулась девочка, отдавая чашку и сильней заворачиваясь в одеяло, но потом тише добавила: — Моим лодителям все лавно, где я.

Эрна нахмурилась. Она не считала правильным задавать Жене вопросы на эту тему. Да и, по правде говоря, не хотела этого делать. Но слова девочки отдались внутри неприятным ощущением. Так быть не должно.

Когда Женя крепко и спокойно заснула, Эрна вспомнила, что оставила банку с кофе в сугробе. Страдальчески закатила глаза, не зная, плакать или смеяться над своей неуклюжестью. Слишком уж девушка была обеспокоена судьбой и жизнью Жени, чтобы помнить о каком-то там кофе.

Смирившись с мыслью, что она осталась сегодня без бодрящего напитка, Эрна поудобней устроилась в кресле и закрыла глаза. Она не хотела спать, видеть снов, но измотанный организм взял свое.

В беспокойном сне девушку всегда настигали призраки прошлого, о которых она в бодрствовании никогда бы не смогла вспомнить. Эрне часто снилась мать. Элизабет подходила, обнимала рыдающую дочь, бережно гладила ее по голове. Девушка доверчиво прижималась к ней, втягивала носом такой родной запах молока, полевых трав, каши. Но как только Эрна успокаивалась, к привычному материнскому запаху примешивался тошнотворный запах гари. Сначала он появлялся едва ощутимыми нотками, но потом становился все заметней. Кожа Элизабет стремительно нагревалась, пока не вспыхивала ярким огнем. Эрна отскакивала от нее, но крик ужаса так и не мог вырваться из горла. Ей оставалось просто смотреть, как Элизабет сгорает заживо. Снова. Эрна в мельчайших деталях видела, как плавилась и облазила кожа, как превращались в черные угли мышцы. Нос забивал отвратительный запах паленых волос и кожи. Но даже не это ужасало девушку. Ей было почти физически больно смотреть в глаза матери, полные холодного осуждения, словно Эрна собственноручно подожгла ее. Впрочем, звучит смешно. Ведь именно так и есть. Если бы не Эрна, не ее эгоизм, Элизабет не погибла бы так глупо. Так рано.

И каждый раз Эрна пыталась убежать от этого осуждающего взгляда. Куда угодно, лишь бы не видеть глаз матери. Но без конца натыкалась на других людей, которых загубила: Вильгельм, которого Хель утащила в Хельхейм на съедение подземным чудовищам, золотоволосый Ганс, умирающий у нее на руках от чумы, девочка из Уккермарка, имя которой Эрна так и не узнала. И еще сотня, тысяча людей, погибших из-за нее или ради нее. Все они сгорали в том огне, который Эрна разжигала под собой, тянулись окровавленными руками к ней. Эрна видела их смерти, их трупы. И, не в состоянии убежать, просто падала на землю, зажимала голову руками и кричала, пытаясь хоть так заглушить их стоны. Кричала, пока голосовые связки не рвались, пока из горла не текла кровь. Она всегда оставляла за собой лишь мертвое пепелище.

Эрна распахнула глаза. Кто-то упрямо тыкал ее в плечо. Медленно повернув голову, девушка увидела испуганную Женю.

— Вы кличали по сне, — прошептала малышка. Она опиралась о подлокотник кресла, стараясь не наступать на правую ногу.

— Я знаю, — спокойно ответила Эрна, подняв глаза к потолку. Женя судорожно сглотнула. Только она подумала, что этой странной девушке можно доверять, как оказалось, что по ночам она кричит во сне и шепчет что-то о смерти. А потом спокойно отрывает глаза и делает вид, что все нормально.

— Я испугалась, — честно призналась Женя.

— Пг’ости.

Эрна глянула в окно. На линии горизонта появилась уже желтая полоска света. С учетом времени года, должно быть уже больше восьми утра. Девочка неловко продолжала стоять рядом.

— Пг’иготовить тебье еду? — поинтересовалась Эрна, принимая вертикальное положение. За ночь в кресле спина затекла и неприятно ныла от любого движения.

— Я… не знаю, навелное. Что вам снилось?

— Не помню, — без замедлений соврала Эрна и ушла на кухню. Женя нахмурилась. Такая откровенная ложь не могла убедить даже ребенка. Но девочка не стала задавать лишних вопросов. Не ее это дело, что снится человеку, которого она знает буквально пару часов.

Женя допрыгала до кровати на одной ноге и залезла обратно под одеяло. Когда девочка полностью пришла в себя, она вспомнила, что же произошло. Она убежала из дома, когда родители в очередной раз начали ругаться и швырять друг в друга предметы. Бежала так, что не видела ничего вокруг. А потом поскользнулась. Это было очень глупо. Девочка плашмя упала в сугроб и пролежала так минут пять, рыдая от страха, даже не замечая, как сквозь тоненькую кофту, в которой она выбежала, не раздумывая, из дома, пробирается холод. А когда чуть успокоилась и попыталась подняться, тут же рухнула обратно от боли в ноге. Ни одна из последующих попыток встать результатов не дала. От холода, голода и эмоциональной истощенности силы очень быстро покидали девочку. И уже через десять минут она не могла даже предпринимать попыток подняться. Она просто легла в снег, надеясь, что ее найдут, и тихо заплакала. Она и сама не заметила, как глаза от усталости закрылись, а сознание отключилось. А пришла в себя уже от мерзкого запаха нашатыря в квартире этой странной девушки.

Живот предательски заурчал, когда с кухни потянуло запахом жареной картошки. Женя покраснела и закрыла лицо одеялом. Ей не хотелось доверять себя Эрне, но чувство голода оказалось сильней. И девочка ругала себя за это, но когда ей принесли еду, она, не раздумывая, кинулась на нее. Но, к счастью, в глазах хозяйки квартиры не заметила ни удивления, ни осуждения.

— Как ти оказалась в сньегу? — спросила Эрна, усаживаясь в кресло и отхлебывая чай.

Женя старательно проживала, чтобы не говорить с набитым ртом, и только потом ответила:

— Поскользнулась и упала, а встать не смогла. Знаю, что это глупо.

— У тебья болит нога?

Девочка сконфуженно кивнула. Эрна с минуту посидела неподвижно в кресле, а потом отставила чашку и вышла из комнаты. Вернулась с вещами Жени. Они были сухими и теплыми. Женя очень боялась, что ее спросят, почему девочка бегала по улице снежной зимой в одной кофте, но этого вопроса не последовало.

Женя оделась и попыталась ступить на ногу, но тело сковала боль, и девочка рухнула обратно на кровать. На глазах выступили слезы от досады на саму себя. Идти до дома Жене было не так уж далеко, но с такой мучительной болью в лодыжке это становилось невыполнимой миссией.

Эрна с недоумением посмотрела на девочку и вздохнула. Вчера Женя получила не только переохлаждение, но и вывих.

Девушка опустилась на пол и обхватила двумя руками тоненькую лодыжку малышки. Женя дернулась от этого прикосновения и хотела вырваться, но Эрна что-то проворчала на своем языке и сжала пальцы. Руки у хозяйки квартиры были грубые, шершавые и прохладные, не внушающие доверия и спокойствия, но Женя решила не сопротивляться: если ее ногу сожмут еще сильней, то впору будет выть от боли.

Убедившись, что девочка больше не будет вырываться, Эрна ослабила хватку. Лодыжка заметно опухла за ночь. Девушка уткнулась лбом в колено Жени и тихо запела. Этой древней песне Хель обучила ее еще в те времена, когда ведьм было принято сжигать на кострах. Как оказалось, на фельриде существует много песен Матери Сущего, обладающих различными свойствами. И эта песня залечивала все раны и повреждения, которых касались пальцы поющего.

Женя с удивлением смотрела, как эта странная девушка поет. Она не понимала, что происходит, но зато почти сразу заметила, как боль утихла. Голос Эрны завораживал девочку. Она во все глаза смотрела на хозяйку квартиры. Когда девушка замолкла и сделала глубокий вдох, Женя не удержалась и коснулась пальцами плотных медных пружинок волос. Эрна подняла голову и внимательно посмотрела на малышку. Та стушевалась под пристальным взглядом черных, почти матовых глаз. Но потом Эрна улыбнулась. Легко и добродушно.

— Тепьерь не должно больеть.

Девочка осторожно шевельнула лодыжкой. Боли действительно не последовало. Даже когда Женя встала на две ноги. Словно и не было вовсе никакого вывиха.

— Как Вы это сделали?

— Секг’ет, — хитро улыбнулась Эрна и подмигнула девочке. — Идьи домой. За тебья будут волноваться.

Женя хотела возразить, что никто, наверняка, даже не заметил ее пропажи, но проглотила свои слова. Зачем говорить об этом незнакомому человеку? Девочке до слез не хотелось уходить. Но она вежливо поблагодарила Эрну за помощь и попрощалась.

Когда Женя уже почти дошла до дома, она вспомнила еще одну странную вещь: вчера, когда она заснула в сугробе, она словно бы слышала волшебную песню на незнакомом, тягучем языке. Сопровождалось пение звоном колоколов, а на языке появлялся привкус меда. И голос поющего эту песню был до мурашек похож на низкий голос Эрны.

* * *

— И ты уверена, что эта девочка точно из Арс Фатрум?

— Ja.

— И она точно живет здесь?

— Ja.

— И ты точно хочешь, чтобы я поговорил с ее родителями?

— Ja.

— И точно-точно не хочешь заняться этим сама?

Эрна резко развернулась на каблуках и злобно гаркнула:

— Shut up!

Но ее собеседник широко оскалился и хмыкнул:

— Какая ты нервная. А я-то думал, что немцы холодные и сдержанные.

Эрна скрипнула зубами и сделала глубокий вдох. Парень успокаивающе похлопал ее по плечу и пошел дальше. Досчитав до десяти, немка пошла за ним.

Девушка уже давно поняла, что зря обрадовалась, когда глава славянского культа, Марк Лунц, с энтузиазмом согласился ей помочь. Нужно было сразу заметить подвох. С самого первого взгляда на зеленоволосого, татуированного мальчишку. Разве с ним можно вести серьезные дела? Да Эрна, кажется, за все семьсот лет своей жизни не встречала более раздражающего человека. Но девушка могла сколько угодно плеваться, злиться и ругаться, но все равно понимала, что этот человек необходим ей для достижения цели.

Эрна долго не могла принять решение, что же делать с девочкой, которая пережила Колыбельную. Это было верным знаком, что Женя либо потомок кого-то из Арс Фатрум, либо ребенок нового поколения культа. Но для того, чтобы становиться полноценным адептом, девочка была еще слишком мала. Это в средние века посвящали в адепты с шести лет. Сейчас это просто нецелесообразно.

Когда Эрна устроилась на работу ди-джеем и познакомилась с Марком, он рассказал ей, что уже встречался с такими детьми. В беседе с их родителями ему удалось убедить взрослых, что бояться тут нечего, нужно только знать, что делать.

Познакомившись с ними, Эрна даже невольно позавидовала умению Марка убеждать людей, не имеющему под собой никакой основы, кроме бесконечной харизмы парня. Родители девочки встретили странную компанию более чем радушно, словно старых друзей. Еще никогда Эрна не встречала такого хорошего отношения к адептам культа от простых людей, знающих, на что способна Колыбельная.

Именно этот случай убедил ее, что с родителями Жени должен поговорить Марк. Все-таки добровольное принятие решения всегда лучше насильственного внушения мнения. Свою способность менять сознание девушка решила оставить на крайний случай.

Перед нужной дверью компания замерла. В квартире явно происходило что-то неладное. Внутри слышались крики, плач и звон чего-то бьющегося. Эрна настороженно притронулась к двери. Она уже была не уверена, что стоит стучать и заходить внутрь, как радушным гостям. Среди какофонии звуков девушка отчетливо слышала детский плач.

— Что будем делать? — осторожно спросил Марк.

— Пг'осто заберьем ее. Я всье сделаю сама. Стой здьесь.

Эрна взялась за ручку двери и напела несложную, коротенькую мелодию. От тонких пальцев всего за минуту по двери расползся иней. Марк присвистнул. Он узнал, на каком языке прозвучала песня. И позавидовал, что этой девчонке открыта тайна других заклинаний фельрида. Ведь Марк всегда догадывался, что кроме Колыбельной есть и другие песни.

Девушка дернула ручку, и она с треском поддалась. Рывок — дверь открылась. Эрна, не задумываясь, ринулась в квартиру. Ее руки отчего-то мелко дрожали, словно ей было страшно. Но этого чувства девушка не знала вот уже несколько сотен лет. Так откуда ему взяться теперь?

Когда Эрна зашла в комнату, ей открылась ужасающая картина. Огромный мужик, пошатываясь, стоял над кроватью и пинал ее, пьяным криком требуя, чтобы кто-то вылез из-под нее. В руках он сжимал разбитую бутылку. Внимания на постороннего человека он не обращал. Эрна настороженно замерла. Глаза жадно выхватывали детали произошедшего: вон на столе стоят рюмки и остатки закуски, на полу осколки бутылки, которую мужчина сжимает в руках, костяшки рук у него сбиты, словно он очень долго обо что-то колотил, край стола испачкан отвратительно красным. Эрна сделала еще один шаг в комнату и увидела, откуда же на столе кровь: на полу лежала женщина, изогнутая, словно тряпичная кукла. Многочисленные гематомы на лице обезобразили ее. Голова неестественно запрокинулась назад, а вокруг растекалась липкая лужа крови, еще теплой.

— А ты еще кто такая? — невнятно спросил мужчина, заметив, наконец, постороннего человека. — Как зашла сюда?

Мужик, едва удерживая равновесия, развернулся и пошел в сторону Эрны. Глаза, такие же голубые, как у Жени, были словно затянуты мутной пеленой. Покрасневшее лицо, руки, судорожно сжимавшие остатки бутылки. Все человеческое в нем отошло на десятый план. Осталась только животная ярость, неконтролируемая, беспредметная.

Эрна запоздало отшатнулась от мужчины, но это ей не помогло. Он с хрипом схватил девушку за плечи и ударил спиной о стену. Боль прошла по всему позвоночнику.

— Сдать меня решила?! — прорычал мужчина, с легкостью швыряя Эрну в сторону. Все еще оглушенная болью в спине, она прижалась к полу, ожидая следующего удара. Она не боялась своей боли — избиение никогда не сравнится с ощущением, когда тебя заживо пожирает огонь. Но девушка не могла прекратить думать о Жене, которая должна быть где-то здесь, которая могла увидеть смерть матери.

Следующий удар пришелся по ребрам, выбивая из легких весь воздух. В глазах мгновенно потемнело, а уши заложило шумом.

Всего пару секунд, чтобы нормализовался организм. Эрна открыла глаза, мир еще кружился от удара, а в ушах звучал шум морских волн. Но следующего удара не последовало. Именно это заставило девушку резко подняться.

Ситуация разворачивалась слишком быстро. Всего за каких-то пятнадцать минут жизнь Жени перевернулась с ног на голову.

Все началось с того, что девочка нечаянно разбила злосчастную бутылку с отравой, от которой так зависели родители. Она действительно не хотела этого. Просто мячик укатился под стол — пришлось полезть. Но отец в одну секунду пришел в неконтролируемую ярость. Так в их семье бывало часто — после первой бутылки его тянуло махать кулаками. А кто, как ни семья, могли попасться под горячую руку? Но в этот раз ярость была какой-то особенной.

Отец ударил Женю по лицу с такой силой, что девочка не смогла устоять на ногах и рухнула на пол, раня руки об осколки. Но этого мужчине показалось мало, и он, хрипя что-то невнятное, направился в сторону дочки. В этот момент вмешалась мать. Она лепетала заплетавшимся языком о том, что Женя это случайно сделала и уже получила свое наказание. Мужчина на мгновение замер. Помутненный мозг медленно перерабатывал информацию. Женя действительно успела поверить, что все обойдется, но отец оттолкнул от себя женщину, и снова направился к девочке. Тогда-то мать и кинулась на него, замахиваясь горлышком от разбитой бутылки. Но что могла она сделать против пьяного, неконтролируемого мужика?

Когда отец схватил женщину за волосы и ударил головой о стол, крича что-то про дерзость, Женя взвизгнула и забилась в самое безопасное место, которое смогла увидеть, — под кровать. Она зажмурила глаза и закрыла уши руками. Но даже это не смогло избавить ее от звучащего эхом звука удара головы матери об стол, этого неприятного хруста. Когда отец начал колотить ногами и руками по кровати, Женя максимально сгруппировалась. Ей хотелось просто исчезнуть куда-нибудь из этого места. Куда-нибудь, где она будет в безопасности. Да хоть к той кучерявой девушке, которая спасла ее из сугроба.

Женя не сразу заметила, что отец прекратил бить по кровати. А когда поняла это, то осторожно выглянула из своего укрытия. От увиденного к горлу девочки подступил комок: на полу лежала та самая девушка, Эрна. Она надломано дышала, не в силах подняться, а рядом стоял отец. Он с ненавистью ударил ее по ребрам, вновь заставляя растянуться на полу. А потом занес над девушкой острое горлышко разбитой бутылки.

— Не тлогай ее! — выкрикнула Женя, выбираясь из своего укрытия. Она не знала, чем помочь Эрне, но чувствовала, что обязана это сделать.

Отец замер и перевел расфокусированный взор на девочку. Женя помнила этот взгляд — таким он одарил мать за секунду до того, как ударить ее головой о стол.

Когда мужчина сделал шаг к девочке, Женя зажмурила глаза. Она не хотела знать, что сейчас должно произойти. Она только надеялась, что все закончится очень быстро. И когда кто-то схватил Женю за плечи и дернул в сторону, она ожидала почувствовать боль. Но вместо этого ее просто крепко прижали к себе, словно защищая от удара.

Женя распахнула глаза. Первое, что она увидела — широкую улыбку зеленоволосого парня. По щеке из глубокого пореза текла кровь.

— Сейчас мы отвлечем твоего папу, а ты быстро беги на улицу и жди нас там, ладно? — шепнул он на ухо девочке. — Все будет хорошо, не переживай. Мы с Фогель защитим тебя.

— Mark! Schneller!*

Парень резко обернулся. Впавший в исступление мужчина бессмысленно размахивал горлышком бутылки, выплевывая ругательства.

— Беги, — подтолкнул Женю к выходу Марк. Девочка, совершенно не понимая, что происходит, последовала команде. Путаясь в собственный ногах, она помчалась к выходу из квартиры так быстро, как ей позволял ее детский организм. Отец попытался схватить ее за кофту, но зеленоволосый парень кинулся к нему и помешал. Жене хотелось остановиться, посмотреть, что произошло, но она знала, что не может ослушаться.

Не задумываясь, мужчина схватил мешающего ему Марка за куртку и дернул к себе. В одну секунду бок прожгло болью. Острые края бутылки вошли в тело, как нож в масло. Отец Жени занес окровавленную руку для второго удара, определенно смертоносного, но в воздухе прозвучало четыре напевных слова. Мир мгновенно потерял все цвета и стал монохромным. Рука мужчины так и зависла в воздухе. Только капающая кровь продолжала быть ярко-красной.

Марку казалось, что он находится в вязкой смоле. Он едва мог шевелить пальцами. Время растягивалось, как патока. То, что можно было сделать за секунду, занимало словно час.

Но действие странного заклинания закончилось в тот момент, когда Эрна дернула Марка, вырывая его из рук обезумевшего мужчины. Парень не удержал равновесия и едва не повалил немку на пол. Рана в боку отозвалась оглушающей болью.

Пока Марк пытался придумать, как сбежать из квартиры, а мужчина, шатаясь и махая горлышком бутылки, приближался, под потолок взвился чистый, глубокий голос Эрны. Отец Жени сделала еще один шаг и замер, окутанный путами Колыбельной.

— Что ты делаешь? — прошипел Марк, дергая девушку за плечо. — Это запрещено, так нельзя! Прекрати! Ты убиваешь его против воли.

Но Эрна не слушала его. В голове звенели колокола. Но с каждой нотой из звон становился все тише, пока не стал почти незаметным, раздражающим. Ее Колыбельная потеряла вкус. Но девушка знала, что именно так должна звучать Песня Смерти. Она не должна успокаивать и дарить радость. Она должна убивать.

Марк с ужасом наблюдал, как лицо мужчины менялось. Его сковала судорога боли. С хрипом он рухнул на землю, хватаясь за горло, словно его душили. Глаза налились кровью, лицо покраснело. Еще никогда парень не видел, чтобы от Колыбельной умирали в таких мучениях. Ненависть Эрны меняла саму суть песни.

Но девушка этого не чувствовала. Она ощущала, что поступает правильно, так, как того хочет Колыбельная. И в благодарность за это Песня давала ей абсолютное чувство спокойствия и полноценности. И это чувство было почти наркотическим.

Когда Колыбельная закончилась, сердце Эрны споткнулось и едва не остановилось. Горячая боль растеклась по всему телу. Девушка хрипло вздохнула и едва не повалилась на пол, хватаясь за грудь.

— Черт, да что с тобой такое? — шепнул Марк, удерживая Эрну от падения. — Что произошло?

— Колыбельная мстит мнье, — со слабой улыбкой отозвалась девушка. — Ей нг’авится то, как я ее используйю. И она хочьет ещье. Ти пг’ав, так нельзья. Но я не знаю, смогу ли.

— Придется, — буркнул Марк. — Ты убила его. Это было ужасно. Даже если он это и заслужил, то явно не так. Колыбельная не должна убивать так. Неужели ты именно этого хотела?

— Nein, — качнула головой Эрна, чувствуя, как боль в груди утихает. — Но я хотьела защитить Евгену. Льюбой ценой. И я это сдьелала. И если надо будьет, то сделайю это длья дг’угих людьей культа. Это мой долг — защитить их всьех от этого мира.

— А кто защитит тебя, глупая ты Птица? Или ты уповаешь на все прощающую тебе Хель?

— Чудовищ не надо защищать, — хмыкнула Эрна прикладывая руки к боку Марка. Под пальцами ощущалась горячая кровь.

— О, прекрати, — закатил глаза парень. — Чудовища не защищают и не спасают людей, не делают добрые дела, не избавляют других от мучений, не жертвуют собой. Какое же ты чудовище? Просто глупая, бессмертная девчонка, ничего не понимающая в жизни, заигрывающая со смертью и любящая называть себя чудовищем, чтобы оправдать свои плохие поступки, вместо того, чтобы признать их и раскаяться.

— Я не умейю каяться, — подняла на Марка глаза Эрна, когда прошептала исцеляющую песню.

— Никогда не поздно научиться!

— Можьет, как-нибудь потом.

Эрна развернулась и пошла на выход, небрежно переступив через тело мужчины. Мышцы в ногах еще немного подрагивали.

Марк коснулся бока, в который вошло горлышко бутылки. Футболка была порвана, но самой раны уже не было. Немного помедлив, он вытянул из рук умершего оружие. Сюда наверняка придет милиция, а оставлять свою ДНК в таком количестве — плохая идея.

Эрна сидела на лице рядом с Женей, закутывая ее в свой шарф. Девочка рыдала навзрыд, размазывая по щекам слезы. Фогель шептала ей что-то успокаивающим голосом, пусть и на немецком, гладила по волосам и прижимала к себе. Марк порылся у себя в рюкзаке и достал шапку. Подошел к девочке и с улыбкой натянул ее по самый нос Жени. Малышка на мгновение умолкла, а потом подняла шапку вверх, чтобы посмотреть на хулигана.

— Я же говорил, что все будет хорошо. Теперь ты в безопасности.

— Я не хочу возвлащаться к лодителям, — прошептала Женя. — Никогда.

— Пойдьем со мной? — спонтанно предложила Эрна. Она сама не ожидала от себя такого решения, но оно показалось ей единственно правильным.

— А можно?

Честные детские глаза смотрела на девушку с такой надеждой, что она уже не могла поступить по-другому. Эрна кивнула и улыбнулась. На глазах Жени навернулись слезы, и она со сдавленным всхлипом обняла девушку, крепко сжимая ее руками.

— Я люблю тебя, — совершенно искренне выдохнула девочка.

Эрне было больно. Не физически. Дело было не в гематомах на спине и ребрах. Просто эти три слова всегда вонзались в самую глубину ее души, заставляя вспоминать, что внутри все еще есть что-то живое. Что-то, что нужно уберечь, но Эрна не может этого сделать сама.

Эрна привела Женю к себе домой, накормила ее, помогла принять ванну и расчесать непослушные персиковые волосы. Фогель никогда не умела заботить об одном единственном человеке. Спасать десятки и сотни — сколько угодно. Но когда дело касалось всего одной-единственной жизни, ей казалось это слишком ответственным. Но, когда она сказала об этом Марку, тот ответил, что себе всегда нужно давать шанс.

И она согласилась. Нужно дать себе шанс любить.

Когда Эрна легла на кровать рядом с мирно сопящей девочкой и устало закрыла глаза, девушка уснула почти мгновенно. Женя доверчиво прижалась к своей спасительнице. Впервые за долгие семь веков Эрна спала без кошмаров.

Примечания:

* быстрее.