Прекрасная смерть (джен)

Шаги Элизабет глухо разносились по помещению, отражаясь от каменных стен и высокого потолка. Ей было неуютно в таком вычурном месте. Куда родней казалась маленькая колокольня в лесу, чем это огромное готическое здание. Служба закончилась, и людей в церкви осталось мало. Чад от жировых свечей еще висел в воздухе. Нос щекотал какой-то особенный аромат, который свойственен только церквям. От этого запаха голова Элизабет шла кругом. А возможно все дело было в подсознательном страхе.

Женщина подошла к алтарю и глянула крест с распятием.

— Так вот какой он, ваш бог. Тот, что милосердный и вселюбящий, но позволяющий вам убивать ни в чем неповинных людей.

Элизабет покачала головой и пошла дальше. Интересно, у церковников так же болит сердце и душа за каждого, за кого они несут ответственность? Готовы ли они пожертвовать собой ради блага своих прихожан?

Женщина остановилась около двери, спрятанной в закутке. Сердце начинало наращивать темп. Но Элизабет знала, что эта жертва необходима. Собравшись с силами и прошептав молитву богине Хель, она храбро вошла в комнату. Священник, листавший какую-то книгу, вздрогнул и недовольно посмотрел на непрошенного гостя. Худощавая, высокая женщина явно из бедняков глядела на него с неожиданным чувством собственного превосходства.

— Что ты здесь делаешь, дочь моя? Прихожанам сюда нельзя.

— Я не прихожанка, а уж тем более не ваша дочь. Меня зовут Элизабет Фогель. Я хочу поговорить с ответственным за нападение и сожжение квартала с якобы еретиками.

— Ну допустим это был я, — сказал священник, захлопывая книгу и возвращая ее на полку. — Почему ты интересуешься?

— Вы ведь знаете, кто жил в этом квартале?

— Конечно. Кучка язычников, использующих магию, чтобы убивать ни в чем неповинных людей.

— Так вот я — глава этой кучки язычников — культа Арс Фатрум.

В голосе женщины было столько стали, что священник невольно дернулся подальше от нее и схватился за крест.

— Что тебе нужно, поганая ведьма? Как ты, вообще, посмела придти в храм божий, осквернить его своими шагами?

Элизабет устало смотрела на перепуганного священника. Все внутри сжималось от сожаления, что такие вот люди почти уничтожили все, ради чего она жила и была готова отдать жизнь.

— Я хочу заключить с вами сделку…

— Не собираюсь я заключать никаких сделок с дочерью Дьявола! — перебил ее мужчина. В его глазах отражался искренний ужас. Он затравленно озирался по сторонам, пытаясь придумать, как позвать на помощь.

— Я хочу заключить сделку, — вздохнув, начала заново Элизабет. — И вы меня выслушаете и согласитесь, если не хотите проблем с нашим богом. — Священник вздрогнул, услышав за своей спиной легкое шуршание ткани. — Напав на квартал, вы убили и арестовали наших детей, которые не имеют никакого отношения к культу. Я знаю, что вы собираетесь публично сжечь их, обвинив в ереси и колдовстве. Но они ни в чем не виноваты. Если вы их отпустите, они будут жить обычной жизнью, как все остальные люди. Поэтому я предлагаю обмен. Вы отпускает детей, а вместо этого арестовываете меня и других, настоящих, адептов культа.

— Думаешь, вас не сожгут, если вы добровольно сдадитесь? — бросил священник, к которому вернулась храбрость, как только он понял, что опасность ему не грозит.

— Нет, я знаю, что нас убьют, — спокойно кивнула Элизабет. — Но мы хотим дать шанс выжить нашим детям.

— Только если речь идет о равнозначном обмене, — качнул головой священник. — Один арестованный на одного настоящего язычника. Хотя за тебя, как за главу этого дьявольского гнезда, могу отдать двоих.

Элизабет, слегка поколебавшись, кивнула. Свой долг она обязана исполнить. А остальные адепты культа ее поддержат. Так было испокон веков. Главное — сохранить наследие.

* * *

Эрна сонно жалась к груди Хель. Девушка забралась в колокольню и беспокойно дремала. Ей снились крики людей и вонь гари. Она периодически вздрагивала и, только убедившись, что находится в безопасности, засыпала обратно.

Под колокольней, на поляне, собрались остальные из культа, которые смогли избежать арестов. Остались преимущественно дети и молодежь, кое-кто из старших. Все они были потерянными и брошенными. Выглядывая из колокольни, Эрна видела, как многие из них плачут или просто сидят, глядя в одну точку, и захлебывалась горьким чувством вины. Это ведь из-за ее своеволия они остались без дома, еды, семьи.

Элизабет и остальные старейшины ушли еще утром. Выдвигалась версия, что они пошли искать новое место жительства.

Эрна предпочитала прятаться от своих, не зная, какую реакцию вызовет. После всего произошедшего не будет ничего удивительного, если они ее возненавидят. В таком случае, оказаться в изгнании будет еще не самым плохим вариантом.

— Не бойся, — тихо сказала Хель, гладя девушку по медным волосам. Шепот ее оказался на удивление мягким и бархатистым. — Я защищу тебя. Дети моего культа не посмеют тебя обидеть. Они уставшие, напуганные, потерянные. Но каждый из них понимает, что без тебя и твоего предупреждения, они были бы вовсе мертвы. Да, возможно у них есть некоторая обида, но у большинства здравый смысл сильнее. В общем-то, подобной ситуации вряд ли можно было бы избежать. Церковь могла сама найти их. Или же кто-нибудь из тех, чьим родственникам они пели, могли рассказать о них. Тогда бы жертв было в разы больше. И все это понимают или хотя бы чувствуют. Так что тебе нечего бояться.

— Я не боюсь, — вздохнула Эрна, кладя голову на костлявое плечо богини. — Мне просто ужасно больно за все произошедшее. И даже если нападения инквизиции нельзя было бы избежать, быть его причиной — просто невыносимо. Этот груз навсегда останется на моем сердце. И каждый погибший адепт культа будет зияющей раной в самой моей сути. До конца моих дней.

— Людям нельзя жить без ран. Иначе они забывают, кем являются. Пока в тебе будут болеть потерянные жизни последователей культа, ты сохранишь в себе человечность. А это немаловажно в нынешнем мире.

— Иногда чудовищем быть проще. И, возможно, правильней.

— Оставь это кому-нибудь другому.

Эрна замерла и прислушалась к оживлению на улице. Она торопливо выглянула из своего убежища. Молодые адепты культа столпились вокруг вернувшихся старейшин и что-то бурно обсуждали. Эрна прищурилась и вгляделась в толпу. В ней она заметила тех, кого арестовали инквизиторы. Шумно вздохнув, девушка осела на пол и прислонилась лбом к каменной кладке. Как так вышло, что церковь их отпустила? Не могла же она просто смириться, что в этом городе будут жить язычники.

Услышав осторожные шаги, девушка вздрогнула и резко обернулась. Золотистоволосый парень замер и робко улыбнулся. Эрна помнила его. Он был на год младше ее. Его отец постоянно приносил Элизабет молоко. Мальчишку, вроде, звали Ганс. Под волчьим взглядом девушки он стушевался и сделал пару шагов назад. В ясных голубых глазах отражалась нерешительность и что-то еще. Что-то неприятное. Эрне хотелось прогнать его, но вместо этого она попыталась расслабиться и смягчить взгляд.

— Ты ведь Эрна, дочь Элизабет? — Девушка кивнула. — Тебе стоит выйти к остальным. Старейшины принесли… новости. Тебе нужно с ними поговорить.

— Это обязательно?

— Да, думаю, да.

Вздохнув, Эрна поднялась, оправив подол платья, и нехотя пошла к лестнице. Девушка чувствовала, как ее желание жить будто постепенно вытекает. С каждой минутой становилось все тяжелей.

— Хэй, — окликнул ее Ганс, когда они спустились с колокольни. — Э… Эрна, мне очень жаль, что все так вышло. Но я и остальные правда благодарны тебе за то, что ты предупредила нас. Ты будешь хорошим лидером.

Девушка замерла и настороженно посмотрела на Ганса. Тот виновато опустил глаза. Еще немного помедлив, она резко развернулась и чуть ли не бегом направилась к старейшинам. Но на полпути к толпе ее схватил за руку Николос.

— У меня для тебя плохие вести, — прошамкал он. — Твоя мать, Элизабет, вместе с некоторыми другими старейшинами сдалась инквизиторам. Завтра будет казнь.

Эрна почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Старик подхватил девушку, которая начал медленно оседать на землю. Ее глаза остекленели, а губы что-то неслышно шептали. Николос покачал головой и прижал Эрну к груди. Какой бы безалаберной и своенравной ученицей она не была, сейчас ей нужна была простая человеческая поддержка. Она же все-таки еще совсем ребенок.

— Твоя мать пошла на благородный поступок. Она отдала жизнь за наших детей, за будущее. Ты же видишь, как они счастливы, что смогли спастись.

— Почему меня должно волновать чужое счастье? — холодно процедила сквозь зубы Эрна. — От меня заживо отрывают кусками то, что я когда-либо любила, а меня должно радовать то, что какая-то кучка людей спаслась за счет жизни моей мамы?

Девушка оттолкнулась от старика и с ненавистью посмотрела на него. Но тот лишь покачал головой. Николос не осуждал реакцию Эрны. Он верил, что пройдет время, и она станет прежней. Ведь теперь эта девочка — новая надежда всего культа.

— Это был выбор Элизабет. И она поступила правильно. Тебе не стоит осуждать ее или тех, кого она спасла. Она сделала то, что должна была сделать глава культа.

Губы Эрны изогнулись в презрительной ухмылке. Не желая больше находиться в этом месте, она обошла старика и бегом скрылась в лесу. И только уйдя на достаточно большое расстояние, девушка позволила себе выкричать всю ту боль, что накопилась в ней.

* * *

Погода стояла отвратительная. Дождя, как такового, не было, но воздух был настолько влажный, что на волосах оседали капельки воды. Ветер продувал до костей. Но, невзирая на погодные условия, людей на главной площади было достаточно много. В центре возвышались пятнадцать столбов, обложенных сеном. Вокруг них-то и толпился народ. Они что-то оживленно обсуждали и выглядели… счастливыми?

Эрна брезгливо скривилась. Чтобы не привлекать внимания, она спряталась в маленьком переулке, накинув плащ с капюшоном. Однако отсюда открывался отличный обзор на площадь. То тут, то там взгляд девушки успевал выхватить других адептов культа, которые тоже старательно прятали свои яркие головы под платками и капюшонами.

Толпа внезапно стихла и начала расходиться в стороны, образуя коридор от церкви к столбам. Парадные двери распахнулись. Первым вышел главный священник. За ним следовали инквизиторы с факелами в руках, ведя за собой связанных адептов культа. Эрна напряглась и приподнялась на носочки, чтобы лучше видеть тех, кто оказался в лапах церковников. Сердце девушки болезненно сжалось. Ее мать шла самой первой. У нее был твердый взгляд и гордо поднятая голова. Но от той внутренней силы, что источала Элизабет, становилось только больней.

Чтобы хоть как-то себя успокоить, Эрна закрыла глаза руками, оставляя только звуки. Но от этого становилось только страшней. В криках людей смешались злость и восторг. Они выкрикивали ругательства и восхваляли церковь. Девушка чувствовала, как накатывает тошнота. Ведь как минимум трети людей адепты культа помогали избавить их родственников от страданий. Тогда они говорили слова благодарности, а теперь клянут Арс Фатрум.

Священник произнес вступительную речь и зачитал приговор. В нем не было ни слова правды. Говорилось лишь про ведьмовство да ересь, которую адепты якобы распространяли среди населения, хотя это совершенно невозможно.

Эрна чувствовала, что ее все больше тошнит от омерзения. Кое-как переборов себя, она все-таки оторвала руки от глаза и оглядела площадь. Все, кто пришел из Арс Фатрум, устроились в последних рядах, чтобы не привлекать внимание. Но девушка сразу узнала своих. Нет, не из-за рыжих волос выбивающихся из-под капюшонов. Эрна внезапно начала чувствовать энергию, которой пропитан насквозь каждый последователь культа — бесконечная боль одиночества, отчаяние и смирение со всем этим. Это вросло в них, как корни сорняка, заполнило всю их суть. Только сейчас Эрна задумалась над тем, что у всех в культе ужасающе тоскливые глаза. И она знала, что адепты чувствуют вину перед обычными людьми за свои способности. Знала потому, что сама была такой же. Поэтому Арс Фатрум никогда не пытался отвоевать своих прав на жизнь.

По команде священника инквизиторы поднесли факелы к соломе. Из-за влажности она мерзко затрещала и начала дымить. Эрна хотела отвернуться, снова закрыть глаза, но вместо этого лишь смотрела, как зачарованная на столб своей матери. Огонь медленно поднимался вверх, к босым ногам Элизабет. Черный дым скрывал худощавую фигуру женщины.

Когда раздался первый крик боли, толпа неистово возликовала.

— Глупые люди! — внезапно крикнула Элизабет на всю площадь. — Вы никогда не сможете нас уничтожить. Арс Фатрум будет жить вечно. И мы будем спасать вас, как бы вы нас ни ненавидели.

Но возглас женщины был поглощен ликованием толпы, славящей церковь и инквизицию. Ведьма должна гореть.

Кто-то из толпы схватил факел и кинул его в солому, разложенное вокруг столба. Его примеру последовали еще несколько десятков людей. Огонь, невзирая на влагу, быстро разошелся, ухватился за подол бедного платья Элизабет и взметнулся вверх. Крик боли, злобы и отчаянья растворился в иступленном восторге толпы. И только Эрна видела со стороны, как некоторые из зрителей стянули с себя капюшоны, обнажив рыжие головы, и в немой скорби приложили два пальца правой руки — указательный и средний — ко лбу между бровей. Жест клятвы верности культа Арс Фатрум. И никто из них не боялся, что его могут привязать к столбу следующим.

Эрна мелко дрожала, но не могла ни заплакать, ни закричать. Ей только хотелось рухнуть на колени и тихо скулить, как маленькому брошенному щенку. Девушка медленно сползла по стене на грязную землю. Но из глотки не вырвалось ни звука. Тонкие пальцы до крови расцарапывались об щебенку. Эрна так хотела выкричать, выплюнуть, высвободить то, что так ее убивало. Но вместо этого просто слушала затихающие крики своих соратников на костре и загребала пальцами мокрый песок и камни.

Девушка почувствовала, как ледяные костлявые руки легли невыносимым грузом ей на плечи. Теперь даже они не несли спокойствия.

— Почему ты их не спасла? — сухими губами проговорила Эрна. — Почему ты не спасла ее? Ты ведь богиня, защитница своих детей. Почему ты позволяешь гореть им на кострах?

— Прости, — тихо выдохнула Хель. Ее голос оказался на удивление нежным.

Эрна судорожно сглотнула и приложила два пальца ко лбу, чувствуя под указательным шрам — поцелуй владычицы Хельхейма.

Богиня обняла девушку за плечи, прижав к себе, как родного ребенка. Смерть тоже скорбела.