Твой Авалон (гет)

Июнь 1967 года выдался утомительным и жарким. Директриса Хогвартса как всегда волновалась за своих выпускников. Оценки являлись формальностью, но они открывали определенные двери в обществе, и потому были столь важны.

Гермиона гордилась своими учениками. Наверное, в определенном смысле они заменили ей собственных детей. За годы работы она узнала их с точки зрения не только учебы, но и личных качеств, и увлечений. Бурная жизнь Хогвартса стала еще оживленней с появлением театра, постоянного дуэльного клуба, кружка продвинутой магии и музыкального ансамбля. Все это являлось плодом усилий и ее самой, и вот этих ребят — нынешних выпускников. Гермионе по праву было чем гордиться!

С Томом она общалась очень мало, лишь по необходимости. Чем закончилось его изучение книги Мерлина, копия которой надежно была спрятана в директорском кабинете, оставалось для волшебницы тайной. Хотя у нее имелись некоторые догадки. В конце концов, и Тому далеко не все могло оказаться по зубам. По крайней мере, сразу.

Что же понадобилось от нее Долохову с утра пораньше? Засланец Тома? Но почему он? Гермиона дала разрешение русскому на вход в Хогвартс с большими сомнениями, но отказывать причин не было.

Долохов был в своем репертуаре — явился с бутылкой дорогого вина и огромным букетом роз. И все это смотрелось как-то странно, даже нелепо в большом строгом кабинете, лишенном лоска и роскоши, под неодобрительными взглядами директорских портретов.

— Это мало походит на деловую встречу, — приветствуя русского, с усмешкой заметила Гермиона.

Долохов поцеловал ей руку. Пронзительные серые глаза царапнули хитрой непринужденностью.

— Моя госпожа, мы же пили с вами на брудершафт. К чему нам формальности?

Волшебница покачала головой и жестом пригласила гостя присесть. Поставила цветы в изящную серебряную вазу, инкрустированную переливающимися самоцветами, — подарок Тома, привезенный им из Индии. Здесь все дышало Томом.

Неужели что-то не ладилось у него? Как же спросить, чтобы не раскрывать правду? Сначала, конечно, расположить гостя к себе всевозможными приемами…

— Прошу, — Долохов разлил вино в высокие бокалы.

— Надеюсь, на этот раз обойдемся без брудершафта, — слегка улыбаясь, прибавила Гермиона. — Думаю, мы сможем и так обсудить любые вопросы, Антонин.

Бокал холодил руку. Выпьет первым или не выпьет?

Долохов, кивнув, пригубил вино, и волшебница только тогда последовала его примеру, привычно оценивая качество жидкости с магической точки зрения. Муж привил ей паранойю, утверждая, что жена Лорда Волдеморта всегда будет привлекательной мишенью как для врагов, так и для некоторых друзей… Нет, Том все-таки не годился на роль Отелло, это было из другой пьесы Шекспира.

— Чему обязана, Антонин? — с показной легкостью поинтересовалась Гермиона, левитируя на стол коробку шоколадных конфет с веритасерумом.

Маг не притронулся к угощению, как предусмотрительно с его стороны!

— Том не предупреждал о твоем визите.

Глаза Долохова сузились, но он сладко улыбнулся:

— Надеюсь, это дело останется между нами, Гермиона? — Та кивнула. — Я не слепой и заметил, что ваши отношения с мистером Риддлом уже далеко не самые лучшие.

Волшебница изумленно вскинула брови. Как-как он назвал Тома?

— Наши отношения с мужем, — тем не менее напоказ спокойно произнесла она, — касаются только нас двоих и обсуждению не подлежат. Так что можешь сразу переходить к сути дела.

Улыбнулась самой официальной улыбкой.

Ну надо же, Антонин совсем обнаглел!

Тот тоже не переставал улыбаться, длинное лицо казалось вполне приветливым.

Классика лицемерия. Даже противно…

— Что вы, Гермиона, это меня ни в коей мере не касается. Меня куда больше интересует ваше мнение как мудрой и красивой женщины, которая прекрасно разбирается в политической ситуации. — Долохов потянулся через стол и взял ее за руку.

В какую игру он решил поиграть? Однако она не стала отнимать ладони. Посмотрим, что он скажет дальше.

— Наш горячо любимый лидер слишком нерешителен в последнее время. По всей видимости, ему не хватает уверенной женской руки, от которой никто бы не отказался…

Он пожал руку Гермионы, пальцы заскользили выше…

У него плохо с головой? Или дело еще хуже?

— У Тома есть веские причины и понимание общей ситуации, которые и диктуют такое поведение, — пожала плечами она.

— Понимание ситуации? — невинным тоном повторил русский. — Хотелось бы мне приобщиться к нему!

Гермиона отдернула руку. В этот момент в кабинет постучались, и, не желая выставлять на чей бы то ни было обзор странные посиделки с нежданным гостем, директриса вышла в коридор. Перебросившись парой фраз с Макгонагалл, она вернулась к столу.

— Поймите меня правильно, моя госпожа, — любезно продолжил Антонин. — Я просто хочу знать, почему ваш дражайший супруг не переходит к более решительным мерам. А потому давайте, Гермиона, выпьем за понимание.

Мужчина коснулся бокала собеседницы своим.

Вкус вина показался странным… Неужели это Долохов каким-то образом вызвал Макгонагалл, чтобы остаться в кабинете одному? И все подстроил? Или просто воспользовался моментом… Как глупо вышло! Позорище!

Гермиона откинулась на высокую спинку кресла. Мысли расплывались. Том…

Нужно собрать волю в кулак и не заснуть! И, главное, заодно не умереть!

Не дать векам сомкнуться.

Не то. Сосредоточиться на ощущениях тела — это не поможет. Нужна психическая концентрация. Эмоции.

Безразличие накрывало уютной волной. Вот бы сейчас попасть на остров вечного блаженства, на Авалон… Мерлин.

Кажется, она сказала это вслух.

И кажется, присутствие великого мага коснулось теплой волной, как будто он был совсем рядом, поддерживая и успокаивая. Мерлин… В душе воцарился мир. Что сделано, то сделано. Она вне всего, как и истинное блаженство!

Но Том…

— Как объять необъятное? — неожиданно раздался знакомый голосок.

В ответ прозвучало нечто, идентифицированное волшебницей как русское ругательство.

Кабинет накрыл пронзительный визг, послышалось гневное рычание и странный звук, похожий на смачное гавканье.

Гермиона открыла глаза. Дотянулась до палочки в кармане мантии и едва слышно прошептала заклинание, блокирующее магию. Поднялась на ноги, которые еще слегка подкашивались в коленях.

Бедный сфинкс лежал на полу, жалобно скуля. Из ноги обидчика сочилась кровь — зверь вцепился на славу, словно дорвавшись до русской натуральной еды!

Долохов копался в бумагах на рабочем столе. Книга Мерлина оказалась на видном месте… так вот зачем он пришел!

Как же ты так неосторожно проговорился, Том?!

В этот миг русский обернулся.

Подавив шок, потянулся было за волшебной палочкой, но Гермиона опередила его. Ее оружие был точно направлено ему в грудь.

— Надеюсь больше никогда тебя здесь не увидеть, Антонин!

Гермиона едва стояла на ногах, но сохраняла видимость полного контроля и уверенности.

— И не думай, что можешь справиться с женой твоего Лорда! Вон!

Она едва дождалась, когда Долохов, наградив волшебницу молчаливо-убийственным взглядом, покинул директорский кабинет. Из последних сил Гермиона добралась до шкафа с зельями и нашла беозар.

* * *

Том Риддл рвал и метал. Одно дело — идиот и недоумок, и совсем другое — предатель! Риддл был готов стереть Долохова в порошок, засадить в Азкабан, нет, даже отдать зацеловать дементорам!

Возможно, зелье было несмертельным, но он посмел поднять руку на нее!

Том не помчался к жене — та уже справилась сама. Однако нельзя было мешкать в разборках с предателем.

Что же теперь делать? Убирать Долохова из организации не хотелось, кому нужны лишние враги? Оставить безнаказанным — тем более. Изменить память? Слишком много всего придется трансформировать. Устранить физически? Незачем привлекать к себе внимание и давать козыри в руки таким реальным противникам, как Дамблдор.

Как поступили бы на его месте Артур и Мерлин? Устроили бы законный суд, прецедент был, и как раз с драгоценной женушкой короля. Что-то подобное и придется сделать — чтобы другим неповадно было!

Риддл пронесся по коридору замка и лишь у дверей в зал слегка притормозил. Сделал глубокий вдох. Лишь бы не убить мерзавца в первый момент!

«Рыцари» в полном составе ближнего круга сидели за столом. Вечерние экстренные заседания ни для кого не были редкостью, а потому вся компания не подавала признаков беспокойства, вальяжно развалившись в креслах. Кто-то покуривал травяной табак, кто-то делал заметки в пергаменте, другие спокойно беседовали с бокалами в руках.

С появлением предводителя шум затих. Том сел во главе стола и, даже не взглянув на Долохова, начал:

— Господа, сегодня повод для нашей встречи весьма печальный. Мы знакомы друг с другом долгие годы. И никто никогда не сомневался в правильности нашего пути. И даже если кто-то не одобрял отдельные задачи и методы, они жертвовали своими представлениями ради целостности организации и общего блага. Но вчера, господа, произошел вопиющий инцидент, который, надеюсь, никогда не повторится!

Мужчины удивленно переглянулись и вновь обернулись к Тому. На Долохова тот все еще не смотрел.

— На известную всем вам Гермиону Риддл, которая входит в состав нашей организации практически с момента ее создания, не говоря уже о том, что является моей женой, сегодня утром было совершено нападение. Одним из вас. — Послышались изумленные возгласы. Атмосфера сразу же насытилась тревогой и напряженностью. — Антонин Долохов пытался украсть ту самую уникальную книгу Мерлина, о которой я говорил вам, но недооценил магические таланты моей жены.

Теперь «рыцари» молча и во все глаза смотрели на русского: кто неверящи, кто шокированно, а в глазах иных даже проглядывало сочувствие. Все они ждали, напряженно и мучительно, а что же будет дальше.

Даже не хочется применять к ним легилименцию — словно придется копаться в грязном белье.

Долохов тоже молчал, осознав, что оправдания не помогут, а лишь разозлят и без того взбешенного шефа, и Риддл продолжил:

— Я могу понять многое: и то, что в России волшебникам приходится трудно, и то, что хочется поскорее завершить начатое великое дело, и то, что чрезвычайно интересно все, чем располагает ваш лидер. Но это не оправдание для преступных действий! А было совершено именно преступление, которое карается по магическим законам во всех уголках мира! Более того, я неоднократно повторял, что еще не время для массированных активных действий в отношении магглов. И если подождать, они все сделают сами — это будет гарантией действительно коренных изменений ситуации! А мы исключим риск благополучием и жизнями наших соратников, родных и близких! Я надеюсь, что Антонин отважился на свой шаг сгоряча, иначе это было бы расценено не просто как преступление, — Том выдержал паузу, смерив Долохова тяжелым взглядом, — а как преступление перед товарищами, которые работают не покладая рук, и нашим общим делом! И надо признаться, я рад, что пострадало не оно, а только моя жена.

Долохов сделал было попытку возразить, но Том не позволил:

— Помолчи, Антонин, я еще не закончил! Как вы все знаете, параллельно нашей деятельности мы с Гермионой ведем исследования в области магического вмешательства Мерлина в дела будущих поколений. Мы уже не раз обсуждали правомерность его действий и то, можно ли их предать гласности. Сейчас дело не в этом. Мерлин передал эти материалы нам, мы ими владеем на законном основании! И по какому праву кто-то считает приемлемым красть их у нас? Не говоря уже о том, что при этом забывается о целях нашей организации! Однако Гермиона решила не обращаться в аврорат, и это мудрое решение. Но мы с вами не можем оставить сей вопиющий факт без внимания! — Голос Тома стал холоден, как лед. — Скажи, Антонин, ты сам как оцениваешь меру своей вины?

Долохов побледнел, черты его вытянутого лица перекосились.

— Мой Лорд, — тихо начал он. — Ты ничего не говоришь нам о своих планах и текущей ситуации. И я, признаться, уже начал думать, что ты игнорируешь доставшееся тебе знание.

Риддл раздраженно фыркнул:

— О планах я говорил подробно не раз! Но где были твои уши, чтобы услышать? И Мерлин тут совсем ни при чем. И без его магии мы добьемся своей цели, продолжая действовать медленно, но решительно. Более того, это не причина подмешивать зелье моей жене с намерением стереть ей память после успешного воровства! — Нужно было давить до конца. Так, чтобы никому потом мало не показалось. — Какое наказание ты сам бы назначил себе? Думаю, три месяца Азкабана рассматривать не стоит? Да и на российских членов нашей организации я бы на твоем месте не рассчитывал. Мне посчастливилось неделю назад встретиться с Михаилом Поляковым, вторым по рангу в вашем регионе после тебя, и между нами было достигнуто полное взаимопонимание, — тон Риддла стал саркастическим.

— Я бы предпочел то, что положено по закону, — пытаясь сохранить достоинство в глазах волшебников, заявил Долохов.

Его длинное лицо застыло, словно маска, и он, ни на кого не смотря, прожигал взглядом полированную столешницу.

— Вот и отлично, — с показной жизнерадостностью резюмировал Том. — Я не намерен отстранять тебя от твоей работы в нашей организации, да и в Совете ты нужен. Я даже не буду подвергать тебя безболезненной, но столь некрасивой процедуре изменения памяти. Но по закону за попытку воровства дается три месяца тюрьмы — вот на три месяца ты и отправишься в отпуск. — И вкрадчиво пояснил: — На Канарские острова без возможности использовать магию.

Долохов побледнел. А что, неужели он думал, что Лорд Волдеморт простит его? И наказание, по большому счету, было еще гуманно!

Губы Эйвери кривились. Лестрейндж равнодушно пожимал плечами. Розье шептал на ухо Малсибера какое-то критическое замечание. А последний удивленно вскидывал брови. Покуситься на жену шефа, когда в отношении самого шефа это сделать страшно, — подобное бесчестье не поддержал бы никто из английской аристократии, даже сторонники самых что ни на есть радикальных мер против магглов.

Долохов поднялся на ноги.

— Надеюсь, вы учтете мои мотивы как смягчающий фактор, мой Лорд. И позволите завершить текущие дела.

Не понравилась перспектива смещения? Еще бы! Надо тайно приставить охрану к Полякову. На сегодняшний день и после возвращения. А уж как будут следить за русским на Канарах… Вот уж он оценит жизнь магглов, так оценит!

— Конечно, Антонин, — напоказ улыбнулся Том, и все присутствующие оценили угрозу и предупреждение, скрытые в этой улыбке. — Жду тебя завтра в центральном офисе Управления. Можешь идти.

После ухода Долохова он быстро отпустил остальных, раздав несколько особо важных поручений.

Том Риддл оставался Лордом Волдемортом. И пусть даже думать не смеют, что он будет проявлять гуманность к тем, кто ее не заслужил!

* * *

Том взял на себя полномочия карать и миловать. Долохов, конечно, заслужил наказания, но… было в этом что-то неправильное. С другой стороны, нельзя подменять дух закона его буквой. Это вело к страшным последствиям, впрочем, как и самосуд.

Эх, Том. Прощать он так и не научился.

Маленький сфинкс Осирис уже окончательно поправился, и по завершении экзаменов Гермиона перевезла его в Женеву, где провела лето.

Муж наверняка отследил ее частые международные перемещения и связал их с Альфардом. Чего другого!

Но почему же Том ни слова не говорил о разводе? Приличия? Сомнительно — если бы формальности и приличия были и в самом деле ему столь важны, то он бы никогда не выгнал жену из дома.

Есть ли шанс, что он все еще любит ее?

Прошло уже три года…

А Эйлин только этим летом поняла, что у Гермионы с Томом что-то не так. Остальные, не относящиеся к ближнему кругу, возможно, не поняли ничего.

В Англию волшебница вернулась в конце августа. Навестила несколько семей учеников, с чьими родителями давно хотела поговорить, своих собственных юных родителей и, конечно же, отправилась к подруге.

Дом Элджи и Эйлин Лонгботтомов расположился в Вест-Хэмпстеде, северной части Лондона. На этом месте раньше находилась деревушка, и никто не тревожил магов, но сейчас семейство оказалось в самом центре бурной столичной жизни.

Гермиона приоткрыла тяжелую калитку и проскользнула в сад. Подруга с сыном уже были во дворе.

— Бонифатиус! — воскликнула Гермиона и раскрыла руки, поджидая бегущего к ней крестника.

— Тетя Гермиона! — Мальчик крепко обнял ее.

Сильный, она едва удержалась на ногах. Кто бы мог подумать, ему уже четыре года!

Волшебница достала из сумки объемную яркую книжку, зная, чем угодить ему больше всего.

— Ух ты!

— Нравится, Бон-Бон?

— Еще бы!

— Дорогой, а кто скажет спасибо? — покачала головой подошедшая Эйлин.

— Спасибо, тетя Гермиона! — воскликнул мальчик, и мать отправила его изучать подарок.

— Хорошо, что зашла, — миссис Лонгботтом, улыбаясь, взяла подругу под руку и повела ее к большой резной скамейке, укрывшейся под тенью бука.

Август дышал прохладой, и Эйлин куталась в шаль. Домовой эльф принес горячий чай и бисквиты. Гермиона откинулась на спинку скамьи и с удовольствием слушала рассказы о проделках Бонифатиуса и его раннем увлечении магическими премудростями, в особенности зельеварением.

Мальчик чем-то походил на «бывшего» Снейпа, по крайней мере, волосами и носом. Но был он куда более открытым и доброжелательным. Возможно, сказалось влияние отца. Потому что сама Эйлин даже сейчас однозначно не являла собой образец жизнерадостности.

Неужели действительно все может измениться настолько, затронуть столь важные аспекты жизни? Жизнь не запрограммирована, хотя бы в какой-то ее части есть свобода выбора.

Почему же ее, Гермионы, собственный выбор всегда основывался на общественном благе, отставляя в сторону личное? Был ли хоть малейший шанс на то, что она могла оказаться счастливой домохозяйкой? Да ни единого шанса! Это противоречило с потребностями ее души, с ее путем, с ее сущностью. А потому в любом варианте мира общественная жизнь оставалась для нее неизбежной.

— Может быть, тебе все-таки помириться с мужем? Ему скоро стукнет сорок один. Еще годик, и, как ты сама утверждала, он жутко захочет иметь детей.

Гермиона, вымучив улыбку, слегка покачала головой.

— Детей он, вероятно, хочет и сейчас. Вопрос не в детях, а в степени доверия и близости.

Это была лишь пустая фраза, ничего не объясняющая в том хитросплетении проблем, которое разделяло их с мужем. Эйлин нахмурилась:

— Не понимаю. Мне казалось, что более близких людей, чем вы с Томом, просто не найти!

Как же больно, все еще больно было это осознавать! Гермиона вздохнула.

— Я тоже так думала. Но, видимо, различия в мировосприятии все-таки должны были сказаться, рано или поздно.

Эйлин недовольно фыркнула, чуть не пролив чай на грудь.

— Не ври сама себе! Вы просто очень гордые, оба!

— О нет, я переступила через свою гордость, когда… — Отправила ему книгу. — Впрочем, не важно. — Гермиона вновь заставила себя улыбнуться: — У меня есть Хогвартс, и я счастлива!

— Раны зарастают только тогда, когда на них проливается целительный бальзам, — миссис Лонгботтом не смотрела на подругу, но было ясно, что она говорит о своем опыте. — И никакая подделка не может его заменить.

И в этот миг Гермиона поняла, что все ее счастье было лишь внешним, мнимым, лишенным души.

* * *

Том знал, такое небо лишь на Авалоне. Высокое, появляющееся будто ниоткуда, когда в одно мгновение рассеиваются туман и облака. Ослепительно синее, оно спускается до Земли, и ты словно паришь, охватывая сознанием бесконечность.

Артур слабо улыбнулся, и Том увидел, как отчаянная синева небес будто вошла в его глаза, в которых проявился не остров рядом с Гластонбери, не земля, которой он правил. В них был Авалон, сияя манифестом того изначального бытия, в которое уходил король Британии.

Риддл проснулся со странным чувством одновременного покоя и отчаяния. Нужно было действовать как можно быстрее.