С поправкой на нормальность (гет)

Наутро я была злая. Потому что: я не выспалась, мне опять снились кошмары, Ника вернулась домой после полуночи. И апофеозом всего этого было осознание, что я безнадежно влюбилась в человека, которого сама же и придумала. Умница просто. И я молчу еще о том, что это очень попахивает нарциссизмом.

Я задумчиво смотрела на монитор ноутбука и думала о том, что же написать в своем блоге. Мне очень хотелось поделиться хоть с кем-нибудь тем, что я чувствую, что я пережила этой ночью. Но рассказать об этом было некому. И даже люди в интернете не были подходящей аудиторией. Не могу же я написать, что влюбилась в выдуманного друга, а вчера поцеловалась с ним.

Я подняла пальцы над клавиатурой и прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Еще минута, и я знаю, что необходимо говорить. Пальцы мягко прикоснулись к клавишам.

«Если вы когда-нибудь задумаетесь, как признаться человеку в любви, чтобы он наверняка услышал и понял вас, то просто скажите ему, что он ваш самый лучший кошмарный сон, и вы ни разу не жалеете об этом. И это будет звучать гораздо искреннее, чем все эти пресловутые «я люблю тебя». Потому что любовь — это редкостная дрянь, которая позволяет почувствовать себя полноценным, даже если тебя не существует вовсе.»

Я нажала кнопку «опубликовать запись» и закрыла крышку компьютера. Облегчение так и не пришло. Чувство одиночества и безысходности только еще больше защемили в груди, будто втыкая в сердце маленькие иголочки.

Вы думаете, что вам плохо, когда вы безответно влюблены, или ваша любовь находится на расстоянии нескольких сотен километров? Тогда просто вспомните, что где-то в этом мире живет такая девочка Шейлина Софья, которая умудрилась влюбиться в человека, которого сама же и придумала, и к которому никогда не сможет даже прикоснуться по-настоящему, что уж говорить об нормальных отношениях.

Я поморщилась. От этих размышлений еще больше хотелось выть. Уж лучше бы действительно моя личная жизнь ограничивалась кисточками и красками. Я, как минимум, могла бы скупать их килограммами, разбрасывать по квартире, а потом валяться во всем этом изобилии. Нет, ладно, про «разбрасывать по квартире» — это я, конечно, загнула. Ника мне такого своеволия не простит. Но закидать ими свою кровать и спать так, как дракон на золоте, вполне могла бы.

— Мэээйс, — попробовала я позвать уже третий раз за день. И ничего. На линии тихо. Хьюстон, Хьюстон, у нас проблемы. Мне оставалось только надеяться, что тишина вызвана твоей вредностью или хотя бы смущением за вчерашнее, а не тем, что я больше не могу удерживать тебя в этом мире.

— Эх, Мэйс, Мэйс, что ж ты со мной делаешь, — устало покачала я головой.

— Ну и кто такой Мэйс?

Я вздрогнула и замерла, будто пойманная на месте преступления. Можно подумать, что если я притворюсь продолжением стула, то меня не заметят и пройдут своей дорогой. Как бы ни так.

Ника бесшумно подошла ко мне и лукаво улыбнулась.

— Чего молчишь? Кто же этот таинственный Мэйс, который заставляет тебя так страдать? — сладким тоном прошептала моя соседка, двузначно поглаживая мою руку. Вот ведь кошка мартовская, еще и издевается. Будто мне мало того, что делает Мэй.

— Это. Не. Важно.

— Как это неважно? — возмутилась Ника. — Очень даже важно! Я тут отметила у тебя некоторые изменения в интерьере. — Я нахмурилась. — Ой, ну не делай такое лицо. Я про все эти замечательные рисунки, развешанные по стене. И на всех определенно один и тот же мальчик. Это не может не вызывать подозрений. Он и есть тот самый Мэйс? А он хорошенький. Многогранный, я бы сказала. Я очень-очень рада за тебя! Надеюсь, у вас все хорошо?

— Ага, хорошо, — мрачно буркнула я, вновь прокручивая в голове тот момент, когда ты исчез, оставив от себя только оседающие частички льда. Лучше не придумаешь.

— Ой, ну чего ты! Или у вас что-то не ладится? Я верю в тебя, Сонечка! Эта весна просто обязана подарить тебе счастье! Кто он? Чем занимается? Почему у него такое странное имя? Где вы познакомились? Ой, мы ведь сможем ходить потом на парные свидания! Я и Дима, ты и этот таинственный Мэйс. Правда, здорово?

Я в отвращении скривилась, будто мне показали рыбу-каплю, и закатила глаза. Куда делась моя хладнокровная и невозмутимая подруга? Кто эта влюбленная романтическая особа? Спасите меня от нее.

Я серьезно посмотрела на Нику. Она была такая возбужденная и счастливая, что мне стало обидно и неприятно. Ее личная жизнь налаживалась. С нормальным, реальным парнем. А что было у меня? Только бесконечное отчаяние и холод на губах. Мысли, что я помню то, чего никогда не было.

— Мэйс, — нарочито задумчиво протянула я. — Ну даже не знаю, что о нем рассказать. Он ничем не занимается и не увлекается. Он весьма милый, веселый. Правда, очень язвительный. Иногда это порядком бесит. Но по сравнению с нашей настоящей проблемой, язвительность — это сущая ерунда. А знаешь, в чем состоит эта проблема? — Ника вопросительно посмотрела на меня. — Мэйса не существует. Понимаешь? Его нет. Я выдумала его. Мэйс — это мой воображаемый друг. Но, если ты думаешь, что это именно то, что беспокоит меня больше всего, то ты глубоко ошибаешься. Меня убивает тот факт, что я умудрилась влюбиться в этого несуществующего придурка. И это не метафора. Меня действительно убивает это.

Я замолчала и вызывающе посмотрела на подругу. Та в процессе моей пламенной речи медленно осела на кровать и теперь ошалело смотрела на меня, пытаясь понять, вру я или говорю правду.

А я почувствовала облегчение. Я ведь никогда и никому не признавалась о твоем существовании.

— Ну, можешь ставить мне диагнозы, — развела я руками.

— Ох, Соня, — наконец выдохнула Ника, но дальше не продолжила фразу. В тоне ее не было ни испуга, ни насмешки. Ничего такого, что могло бы говорить о том, что моя соседка решила, будто я сумасшедшая. Скорей, в ее интонации преобладала жалость.

— Думаешь, мне пора лечиться?

— Это не смешно.

— Конечно. Потому что это не шутка. Мне плохо. Мне больно. Знаешь ли ты, каково это — не иметь ни малейшей возможности прикоснуться к тому, кто тебе дороже всего во Вселенной?

— Я не знаю, — честно ответила Ника. — Это все так странно. Особенно, если ты говоришь правду. Детский синдром Карлсона, конечно, встречается и у взрослых, но я не знаю, что тут можно советовать. Только самой справляться со своими чувствами. Сила воли и замещение выдумки реальностью. Выбить воображаемый клин клином существующим. Но... если твоя проблема имеет еще больший объем, то тебе действительно лучше обратиться за помощью.

— Спасибо за откровенность, — вздохнула я, стараясь не смотреть на подругу. Я боялась увидеть в ее глазах осуждение моих чувств, хотя это вряд ли возможно.

— Я надеюсь, у тебя все наладится. Мне жаль, что я вот так влезла в не свое дело. Если бы знала — молчала бы в тряпочку. Прости. Я, пожалуй, пойду, если ты не возражаешь.

Ника встала и неуверенно пошла к двери. Ей было явно неловко за все произошедшее. Оно и понятно. Я вот не знаю, как бы повела себя на ее месте. Дверь тихонько скрипнула и закрылась. Я снова осталась наедине со своими такими неуместными чувствами.

Я подтянула к себе колени, положив на них подбородок, и зябко повела плечами. В комнате стало как-то прохладно, будто кто-то посреди снежной зимы открыл все окна. Я сильней стискивала в объятиях свои плечи, но это не помогало согреться. Поэтому я решила встать и взять кофту.

Каково же было мое удивление, когда я увидела, что мое окно полностью затянули морозные узоры. И это с учетом, что прогноз погоды обещал плюсовую температуру. Но и это было не самым впечатляющим. На заиндевевшем окне кривым почерком было выцарапано «Ночь. Парк. Жду под звездами. Медиус».

Мое сердце споткнулось и остановилось. Пружина реальности закручивалась все туже, грозя жертвами.