С поправкой на нормальность (гет)

«Как-то давно, когда я еще была маленькой, глупой девочкой, мой отец сказал, что беречь и довольствоваться только тем, что у тебя есть — значит лишить себя шанса добиться чего-то большего.

Теперь я не маленькая девочка, но все такая же глупая. Глупая потому, что все-таки доверилась отцу, его словам. Но сейчас я знаю, что лучше иметь что-то свое, родное, чем бросить все, погнавшись за чем-то, что, возможно, не только не принесет тебе счастья, но и отберет те крохи, что были.

Только вот, когда ты это понимаешь, уже чертовски поздно что-то менять. Да и надо ли, если ты сам все загубил?»

Я нажала на кнопку «опубликовать запись» и легла лбом на клавиатуру. Компьютер протестующе запищал.

Чем отличается нытье в интернете твоим читателям в блоге от нытья воображаемому другу? По сути, ничем. Ни тех, ни другого для тебя не существует. Ты можешь только вообразить их. Разница лишь в том, что разговор с людьми в интернете не приравняют к шизофрении.

Но я не могу сказать, что мне стало легче. Прошла всего неделя, а я чувствую себя такой уставшей и вымотанной, будто с твоим исчезновением на меня рухнул неподъемный груз. Хотя, вроде, ничего не изменилось.

Есть колоссальная разница между «быть одиноким» и «быть одному». В детстве я всегда была одна, но никогда не была так одинока, как сейчас, окруженная друзьями и одногруппниками-приятелями. Я будто потеряла что-то важное в своей жизни. И эту пустоту ничем не заполнить и не заглушить.

Но я ни разу даже не пыталась звать тебя обратно, твердо решив обрубить все концы. А ты ни разу не нарушил свое обещание.

Я услышала возню в коридоре и звук хлопающей двери. Странно. Ника не приглашает гостей, а я никого не жду.

Ко мне в комнату влетела моя подруга, взъерошенная и удивленная.

— Там это, твой отец пришел. — Я оторвала голову от клавиатуры и недовольно посмотрела на соседку. — Причем не один, а с каким-то парнишкой. Просил позвать тебя. И, честно говоря, мне не очень нравится вся эта ситуация. Больно у него суровый вид. А еще у тебя на лбу буква г от клавиатуры приклеилась.

— На этом плохие новости закончились? — устало спросила я, снимая со лба букву и небрежно приклеивая ее обратно на клавишу.

— Молоко закончилось, поэтому кофе вечером тебе придется пить без него, — развела руками Ника.

— Отлично, пойду, добью себя общением с отцом.

— Ладно. Они на кухне. А я буду у себя в комнате. Не хочу мешать. Но ты, если что, зови. И, по возможности, не обостряй ситуацию. Я знаю, что твои отношения с отцом не самые лучшие, но криков в моем доме мне не надо. И еще... У тебя буква м на щеке.

Я закатила глаза, вздохнула, снимая наклейку, и пошла на кухню. Беседы с отцом в принципе не вызывают у меня энтузиазма, а тут еще и мое бесконечное ощущение усталости. И, к слову, что там еще за парень с ним? Только этого мне не хватало.

Я остановилась около зеркала и поправила растрепавшиеся волосы. Можно подумать, будто мне это поможет. Ощущала я себя ужасно и выглядела соответственно. Синяки под глазами из-за бессонницы, вызванной дурными снами, грозили приобрести размеры вселенной. Сосуды в глазах полопались по той же причине. Недавно помытые, но неуложенные волосы топорщились во все стороны, придавая моему образу ведьмовскую безуминку. А одежда непонятного размера и фасона дополняла внешний вид.

— Красотка просто, — хмыкнула я сама себе и в ту же секунду зажала руками рот, чтобы не взвизгнуть. За моим плечом стоял ты, пристально глядя на мое отражение бирюзовыми глазами.

— Ну и чего ты? Я же не призрак какой-нибудь.

— Убирайся, — не отнимая ладоней ото рта, прошептала я. — Только тебя мне для полного счастья и не хватало.

— Уйду, — спокойно кивнул ты. — Только, пожалуйста, не ходи туда. Приди и скажи, что у тебя нет желания разговаривать, и возвращайся в комнату.

— Давай я как-нибудь разберусь без советов собственной галлюцинации.

— Я не желаю тебе зла. Я просто хочу уберечь тебя от чего-то плохого.

— Чего?

— Я не знаю, — вздохнул ты, прикрывая холодные голубые глаза. — Я просто чувствую, что может случиться что-то непоправимое.

— О, ну раз чувствуешь! — вскинула я руки. — Мэйс, ты хоть понимаешь, как это звучит? То есть, я должна довериться своему выдуманному другу, потому что он что-то там чувствует? Знаешь, я еще не настолько больна. Приходи с подобными заявлениями, когда я буду лежать в палате с мягкими стенами и пускать слюни на смирительную рубашку.

— Дура, — злобно прошипел ты. — Я не твоя галлюцинация. И никогда ей не был. Ты не больна. Но у тебя могут быть большие проблемы, если ты пойдешь туда. Я не знаю, какие, но наверняка знаю, что будут. И я должен уберечь тебя от этого.

— Считай, что я прощаю тебе этот долг, — фыркнула я. И как тут можно говорить, что я не больна, если прямо сейчас спорю с вымышленным человеком?

— С кем это ты тут разговариваешь? — недовольно спросил отец за моей спиной. Я вздрогнула и обернулась, затравленно посмотрев на него.

— Все нормально. Ни с кем.

Я демонстративно посмотрела на тебя и проследовала за отцом. Ты ринулся за мной и попытался схватить за руку, но тебе будто что-то помешало: твоя рука так и застыла в сантиметре от моих пальцев. Ты утробно прорычал и сделал шаг назад. Я слегка повела плечом и отвернулась, игнорируя чувство вины. Ведь это глупо: ощущать себя виноватой перед нереальным человеком за его нереальность.

На кухне сидел парень примерно моего возраста, может чуть старше. Типичный богатенький мальчик из инкубатора родителей. Я бы сказала, что было в нем что-то карикатурное. Худенький, хлипенький, с жиденькими светлыми волосами, тщательно зачесанными назад, лицо усыпано подростковыми прыщами. В строгом костюме, с идеально ровной спиной. Когда я вошла на кухню, парень обернулся на меня и скептически осмотрел сквозь линзы очков в роговой оправе. А я едва подавила смешок, увидев его пунцовые оттопыренные уши анфас.

— Знакомься, Соня, это Петр, — представил мне отец парня. — Он замечательный молодой человек. Интеллигентный, галантный, с высшим образованием, из хорошей семьи. Он сын моего партнера по бизнесу.

Я напряженно посмотрела сначала на отца, а потом на парня, который неприлично разглядывал меня все это время. И с чего бы моему папе так рекламировать это Петра?

— Ну и что дальше? — недовольно буркнула я, отойдя к окну, лишь бы не видеть этого лопоухого вуайериста. Следить за людьми в отражение окна очень удобно. Они не знают, что ты смотришь на них, поэтому ведут себя открытей. А опустившийся на город вечер создает для этого идеальные условия. Только вот твое отражение в стекле я старалась игнорировать. Это было тяжело. Каждый раз волей-неволей мой взгляд возвращался к твоим бирюзовым глазам. Было в них что-то такое, что не давало спокойствия.

— Петя недавно нашел в тебя в социальной сети, — тем временем вещал мой отец, — и загорелся желанием с тобой познакомиться.

— Зачем? — флегматично поинтересовалась я. — Да и если он нашел меня через интернет, то логично было бы там же и написать мне? Разве нет? К чему было дергать тебя в другой город?

— Я предпочитаю знакомиться в реальной жизни, — наконец подал голос парень. Я обречено покачала головой. Он еще и гнусавый. Откуда же только он такой убогонький взялся?

— Познакомился? Молодец. Можешь идти.

Я резко развернулась, опираясь спиной о подоконник, и уставилась прямо на тебя. Ты смотрел недовольно, но как-то напугано, подпирал плечом дверной косяк. Петр проследил мой взгляд, но так и не понял, куда я смотрю.

— Уходи, — одними губами прошептал ты, а я только скептически вздернула бровь. Во мне просыпалась принципиальность. Буду я еще свою галлюцинацию слушаться.

— Совсем не обязательно быть такой грубой, — слегка обижено проговорил парень. — Ты же леди!

Я непроизвольно закатила глаза, за что получила злобный взгляд отца.

— Соня, могу я поговорить с тобой наедине?

— Можно подумать, что от моего ответа что-то зависит, — вздохнула я, последовав за отцом в свою комнату. Когда я проходила мимо тебя, ты попытался что-то сказать мне, но я шикнула «галлюцинация», и ты промолчал.

Отец прикрыл тихонько за собой дверь и повернулся ко мне. Если бы он был Зевсом, меня бы пришибло молнией из его глаз.

— Ты как себя ведешь? — сквозь зубы процедил он.

— А что не так, папенька? — попыталась я притвориться храброй, но дрожащий голос выдал меня с потрохами.

— Ты должна быть вежливой с этим парнем! — Я попыталась возразить, но отец и слова не дал мне вставить: — Я сказал должна, значит должна. Это сын моего бизнес-партнера. И ты ему каким-то чудом понравилась.

— И что дальше? — фыркнула я. — Это его проблема. Пусть страдает, пишет грустные стишочки, дежурит под окнами. Только не надо серенад. Не с его голосом. Побереги мой сон и психику.

— Закрой свой рот! — резко крикнул мой отец, стукнув кулаком на стене. Я вздрогнула и сделала шаг назад. Сердце заколотилось. Отец не так часто орал на меня, у него просто не было на это времени, но если он это делал, мне всегда становилось страшно.

— Уходи, — шепнул ты мне на ухо, но мне было не до того. — Просто послушай меня. Пока не поздно. Соня, пожалуйста.

Отец двумя быстрыми шагами подошел ко мне и больно схватил за плечо. Я попыталась вырваться, но он только сильней сжал свои пальцы.

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, — прошипел отец прямо мне в ухо. — Пойдешь сейчас на кухню, миленько улыбнешься, как ты умеешь, и согласишься пойти с ним на свидание. И там будешь делать все, что он попросит. Понятно? И мне плевать на твои желания, моральные принципы и прочее. Помни, что если я захочу, то тебя выкинут из этого убогого университета без права на восстановление.

— Что за мерзкий шантаж?

Я кое-как вырвала руку из цепких пальцев отца и отскочила в другую половину комнаты. Еще никогда я не видела его в таком состоянии. Это была не просто злость, а что-то, граничащее с ненавистью. Мне хотелось забиться в угол и не слушать, что мне говорят, закрыв ладонями уши. А в голове навязчивой звучал твой голос: «Беги, беги, беги. Прямо сейчас». Я чувствовала, как волна безумия накрывает меня, смывает, сбивает с ног. Все то, что так давно копилось во мне, теперь рвалось наружу. Одновременно два голоса — твой и отца — действовали на нервы, которые натянулись до предела.

— Ты сделаешь все, как я скажу. Потому что от этого зависит мой бизнес. Если ты понравишься сыночку моего партнера, он продолжит инвестировать. Поэтому, хочешь не хочешь, а ты должна ему понравиться. Иначе тебе же хуже будет.

— Ты на пределе. Тебе нужно уйти. Просто спокойно уйти. Не думать об этом. Иначе ты наделаешь глупостей.

— А надо будет, так ты еще и замуж выйдешь за этого очкарика. Потому что я не собираюсь терять свою золотую жилу из-за твоей взбалмошности. Ты и так мне изрядно жизнь и репутацию попортила. Теперь сделай что-нибудь во благо.

— Соня, послушай меня. Ты же видишь, во что превращается эта ситуация. Я же предупреждал. Уходи, пока не поздно. Случится что-то страшное. Хоть раз в жизни просто послушай меня. Я хочу, чтобы с тобой все было в порядке.

— Да заткнитесь вы оба! — крикнула я, зажимая уши, прежде чем поняла, что этого делать не стоило. Зато голоса сразу смолкли. Я сделала два глубоких вдоха, пытаясь успокоиться. Голова гудела, а виски будто пронзали раскаленными иглами, начинало подташнивать.

— Кто оба? — настороженно спросил отец, хмурясь. — Ты тут совсем свихнулась, нанюхавшись своих красок.

— Не твое дело, — рыкнула я, пытаясь унять дрожь в теле. — Ты за кого меня принимаешь? За вещь? Или за девицу из эскорт-услуг? Ты хоть понимаешь, что ты продаешь свою дочь за инвестиции в твой бизнес?

— Вот именно! Ты — моя дочь. Я тебя создал. И поэтому имею полное право делать с тобой все, что захочу. Хоть девицу из эскорт-услуг. Ты мне обязана.

Я хотела произнести целую гневную тираду, но слова застряли в глотке. Наружу вырвался только непонятный всхлип, а по щекам непроизвольно побежали слезы. Я поджала губы и закрыла глаза, стараясь сдержать рыдания, но навязчивая мысль, что я для отца всего лишь вещь, которую можно выгодно продать, заставляла задыхаться болью и отчаянием. Всего несколько слов, а я разбилась с громким звоном, как хрустальная ваза. Удивительно. Я ведь уже столько пережила слов от отца. О том, что я бесполезна, о том, что я не нужна ему такая, что я глупая, бездарная, что я ничего не добьюсь. Я пережила и простила детское одиночество, его игнорирование важных для меня дней и событий. Но слова, что я всего лишь вещь, которую можно повыгодней втюхать какому-то мальчишке, которому это приспичило, разбили меня на мелкое хрустальное крошево.

Сделав глубокий вдох, я выскочила из комнаты, оттолкнув отца от двери. Он попытался задержать меня, что-то крикнуть вслед, но я не стала слушать, хлопнув дверью. В коридоре я схватила свою куртку и выбежала из квартиры как есть: в тапочках и старых лосинах. Мне хотелось уйти от этого места как можно дальше.

Дважды я споткнулась на лестнице, едва не пересчитав лицом ступеньки. Слезы застилали глаза, а вакуум в голове не позволял проникать в сознание посторонним звукам. Я передвигалась на ощупь, стараясь побороть желание бежать. Потому что просто-напросто некуда. Но как только я вышла на улицу, ноги сами понесли меня в неизвестном направлении. Не бегом, конечно, но достаточно быстрым шагом, чтобы врезаться в прохожих.

Я не видела, куда шла, и как на меня смотрят люди. Я просто громко хлюпала носом, не стесняясь, и размазывала кулаками слезы по щекам. Дышать было настолько тяжело, будто я поднялась на огромную высоту, хоть состояние больше было сравнимо с падением с этой высоты. Голова невыносимо болела, но в ней все еще было пусто. Я уже пожалела, что убежала из дома.

«Соня, стой!» — пронзительно прозвучал в моей голове твой голос, разрывая гудящую тишину. Я вздрогнула, делая еще пару шагов вперед. От слез я все еще ничего не видела, но мир постепенно наполнялся звуками. Шум и крики людей. Визг тормозов. Я повернула голову и даже сквозь пелену слез увидела несущуюся на меня машину. Я только успела сделать маленький шаг назад.

Удар. Испуганные крики. Боль. Падение. Хруст. Хлопок дверью. Сумбур. Держать глаза открытыми тяжело. Воздух вырывается из груди с булькающим хрипом. Прикосновение к руке. Ищут пульс. Кто-то пытается меня поднять, но я, кажется, кричу от боли, и меня кладут обратно на асфальт. Время. Оно становится осязаемым. Тянется, как патока. Каждая секунда отдается болью в голове. Звуки смешиваются в раздражающую какофонию. Вдох. Вдох. Кислорода все еще мало. Приходится напоминать себе, чтобы дышала. Кто-то пытается меня успокоить. Гладит по голове. Среди звуков различаю сирену скорой.

Меня перетаскивают на носилки и надевают кислородную маску. Дышать ужасно больно. Но, зная, что я уже в руках врачей, я позволяю себе расслабиться и отдать свою жизнь в их распоряжение. Нет смысла сопротивляться.

Пустота.

А в голове до последнего пульсирует твой голос:

«Прости меня. Прости. Я должен был тебя уберечь. Прости».

Но и он постепенно сходит на нет.

Спокойствие.