Разбуди меня (гет)

Если б ты могла быть со мной всегда,

Так избавь от снов, в счастье меньше слов...

Разбуди меня в этой темноте,

В этом холоде больше не смогу,

Разбуди, прошу.

С. Басюл — «Разбуди меня»

Дни шли за днями, неумолимо приближая апрель, а вместе с ним и Пасхальные каникулы, которые, хоть и были гораздо короче Рождественских, всё равно приводили уставших от уроков и домашних заданий учеников в нетерпеливое ожидание такого необходимого отдыха.

На завтраке в день отъезда за гриффиндорским столом было особенно оживлённо. Одни делились своими планами на каникулы, другие обсуждали намеченные с семьёй поездки, а третьи окружили Джинни, с неподдельным интересом расспрашивая её, всю ли неделю выходных она проведёт с Гарри.

— Эй, народ, полегче! Отстаньте уже от неё, — вмешался Дин, когда у Джинни уже не было сил отмахиваться от наиболее докучливых младшекурсниц: они просили достать для них автограф народного героя. — Как папарацци, Мерлинова борода. Она тоже человек, и имеет право на отдых. Всё, марш отсюда!

Девочки, надувшись, разошлись, а Джинни повернулась к Дину.

— Спасибо большое! Не пойму, что на них нашло? Сроду меня так не пытали.

— Это, так сказать, весеннее обострение, — подмигнул Дин. — Уверен, половина из них грезит о Гарри, как когда-то Ромильда Вейн.

— Готова поспорить, это из-за того, что он... — сидящая напротив Астория нарочно сделала паузу, чтобы торжественно добавить: — Избранный!

— Этого мне ещё не хватало! — проворчала Джинни, случайно задев локтём сидящую слева Гермиону. Та подняла голову, сонно моргая — половина ночи, проведённая в расшифровке древних рун, давала о себе знать.

— Не обращай внимания. Они просто фанатки, — Дин с видом крайней деловитости махнул рукой.

— Фанатки? Это вроде болельщиков в квиддиче?

Гермиона, несмотря на усталость, прислушивалась к ребятам с самого начала разговора и теперь не смогла сдержать улыбку.

— Ну да, что-то вроде того, — пояснила она подруге. — Фанатами ещё называют поклонников какой-нибудь кинозвезды, спортсмена или любого другого публичного деятеля.

Джинни шумно выдохнула.

— Мне от этого не легче...

— Увези его куда-нибудь, — посоветовала Астория, пожимая плечами. — Подальше от суеты. У них в Аврорате ведь тоже будут небольшие каникулы, так что...

— Да, это хорошая идея! — поддержал Асторию Дин, а Гермиона добавила:

— Только, пожалуйста, после того, как я повидаюсь с ним. Ладно?

Джинни рассмеялась.

— Ну конечно! Ты так спрашиваешь, словно он моя собственность. Разумеется, вы же лучшие друзья.

Гермиона кивнула, а в голову уже лезли непрошеные мысли.

Да, ты права, Джинни. Любимый человек не должен быть вещью.

Почему же Тео такой собственник?

И, самое странное, почему мне это нравится? То есть, нравилось...

Избегает меня, упрямый. Только в Большом зале его и вижу, и то редко. На совместные уроки не ходит, в библиотеке не появляется; ума не приложу, как ему удаётся не сталкиваться со мной в коридорах. У него что, копия Карты мародёров на руках?

А ведь я не могу без него. Признала, наконец. Только кому это теперь нужно? Мне так часто снятся сны с ним — и только хорошие... Правда, просыпаясь утром, я вспоминаю, что на самом деле мы расстались, и эта мысль неустанно преследует меня, колотится неприятным молоточком, отравляя всё моё существование. Именно существование, но никак не жизнь.

Логическое мышление Гермионы и в этой, казалось бы, тупиковой ситуации не могло не проработать дальнейшие варианты развития событий. Самым предпочтительным, желанным и при всё при том наименее вероятным был тот, где они с Тео мирились и снова были вместе, однако в эти моменты внутренний голос Гермионы тут же спрашивал у своей хозяйки, разомлевшей от несбыточных, но таких сладких мечтаний: а изменится ли Тео после всего, что произошло? Не заставит ли вновь отказаться от друзей, послав их куда подальше? И чью сторону на сей раз она примет?

Без Тео ей было трудно дышать, двигаться, учиться, спать, совершать все те привычные, на первый взгляд, действия, о которых она раньше и не задумывалась.

Её друзья были рядом — сейчас, сию секунду, они поддерживали её, но разве к этому она стремилась, это, по большому счёту, хотела получить в итоге?

Да, они все замечательные и очень близки мне. Но и Рон когда-то был близок. Однако теперь, если Гарри регулярно пишет, передаёт мне приветы, всегда рад встретиться, то Рон совсем пропал.

Гермиона прикрыла глаза, вспоминая, как они с Роном, взявшись за руки, лежали на полу дома на площади Гриммо. Это было так давно... так нереально... но это было, и она не собиралась это отрицать, как и вычёркивать из памяти редкие счастливые минуты, которые ей, Гарри и Рону удавалось буквально вырывать у судьбы в тот непростой год.

Спасибо, Рон. Я благодарна тебе за всё, что было между нами, и, пожалуй, даже за то, что ты мне не пишешь. Я и без того вся в растерянности.

Сколько прошло времени с того инцидента между Тео и Виктором? Сколько я уже не разговаривала с самим Виктором о чём-то, кроме учёбы? Месяц? Полтора? Я перестала замечать, когда он уезжает на игры и когда возвращается. Я вообще перестала что-то замечать, за одним исключением.

Мерлиновы кальсоны, он и раньше занимал все мои мысли, а уж теперь!..

Гермиона вся встрепенулась, вновь выпадая из мыслей в действительность, и ей пришлось призвать на помощь всё своё мужество, чтобы не выразить охватившего её приступа невыносимой, острой, мучительной тоски. Она поднялась вслед за ребятами и украдкой скользнула взглядом по залу — за столом Пуффендуя ещё копошились второкурсники во главе с Несси, Падма и Луна ждали друзей у выхода, а Тео сидел, как всегда, спиной к ней и с «Пророком» в руках. Перед ним стояла чашка с нетронутым кофе; неестественно прямая спина и сжатые в кулак пальцы свободной руки говорили о том, что он очень напряжён.

Гермиона поспешно отвела глаза, чувствуя на себе чей-то тяжёлый перекрёстный взгляд: это, конечно, была Трейси Дэвис, поспешно выдёргивающая из-за стола маленьких слизеринцев. Без всякого сомнения, она знала, что Тео теперь свободен, однако, похоже, ничего не предпринимала — то ли её связывало помолвочное кольцо Эдриана Пьюси, то ли чувство собственного достоинства наконец победило её подобострастное увлечение Ноттом. И смотрела она на свою гипотетическую соперницу не злорадно, не мстительно, а, скорее... сочувственно.

Боже, только не это. Трейси меня что, жалеет? Думает, я такая же жертва его минутного каприза, как она? Что же он с ней сделал, как поступил, что она так уверена в том, что и меня он обвёл вокруг пальца, а потом, натешившись, забыл, словно ненужную игрушку?

Выходя из Большого зала, она не удержалась и бросила последний взгляд на Тео. С этого места она могла видеть его профиль: сквозившее яростью мрачное выражение лица говорило о том, что он прочитал в газете что-то очень неприятное.

Нужно будет достать сегодняшний номер «Пророка».

Сама поездка прошла весело и быстро: Гермиона, Падма и Дин легко нашли незанятое купе (поезд был наполовину пуст), а чуть позже к ним присоединилась и Джинни, вся светившаяся от счастья — оказывается, когда Хогвартс-Экспресс уже готов был тронуться со станции Хогсмид, запоздавшая почтовая сова принесла ей сообщение от Гарри, в котором говорилось, что он встретит её на вокзале.

— Это так мило, — вздохнула Гермиона, по-хорошему ей завидуя. — Он тебя, наверное, прямо с поезда поймает в объятия.

— Не трави душу, Гермиона! — смеялась Джинни, вся так и подпрыгивая от нетерпения. Падма с Дином, улыбаясь, наблюдали за ней, но на самом деле за улыбкой Падмы скрывалась крайняя сосредоточенность; все роившиеся в её голове мысли вытесняла одна-единственная: на завтра было запланировано первое посещение Отдела тайн. — А вот наш Ронни, как обычно, не смог отлучиться из магазина, — сварливо добавила Джинни. — Мне кажется, он там уже поселился.

— Скорее всего, — Дин поднялся, чтобы достать вещи с верхней полки. По обеим сторонам от железной дороги мелькали вдалеке маленькие уютные коттеджи: начался пригород. — Уж мог бы выделить полчаса, чтобы встретить родную сестру и подругу, которую не видел несколько месяцев.

— Дин, это... их личное дело, — тихо заметила Падма.

— Да всё в порядке, — отозвалась Гермиона. — Я давно привыкла к этим его особенностям.

— А я нет, — решительно заявила Джинни. — Ну ничего, как только доберусь до Рона, выскажу всё, что о нём думаю!

— Не думаю, что Гарри тебя так легко отпустит, — улыбнулась Гермиона.

— Кстати, Гермиона, — Дин поставил чемоданы на пол и тронул её за плечо, показывая куда-то в сторону выхода. — По всей видимости, это к тебе.

Она проследила за его взглядом и наткнулась на коренастую фигуру, стоявшую за стеклянной дверью и явно ожидающую её.

— Виктор! — поприветствовала Крама Гермиона, выходя из купе и задвигая за собой дверь. Она, как всегда, была рада его видеть и не чувствовала ни малейшей скованности, будто последний раз они разговаривали буквально вчера.

А фактически мы и словом не перемолвились с того самого вечера, как он узнал, что я встречаюсь с...

Так, всё, забудь об этом.

— Вот так сюрприз! — продолжала она. — А я уж думала, ты на меня обиделся.

— Ну что ты, — разуверил её Крам, учтиво, но довольно прохладно касаясь губами её руки, и жестом пригласил в купе напротив. — Уж на тебя-то я даже не думал обижаться. Можем поговорить?

— Конечно.

Они вошли в купе; Гермиона устроилась на диванчике ближе к окошку, освобождая место рядом, но Виктор предпочёл сесть напротив. Она посмотрела на него с лёгким любопытством, правда на задворках сознания всё-таки отметила, что это любопытство не шло ни в какое сравнение с тем ощущением, что охватывало её, когда рядом был Тео. С ним она словно ходила босыми ногами по мелко раздробленному стеклу. Когда приятно и чуточку больно одновременно.

Когда ты балансируешь на грани.

— Мы с Эйрин на каникулах едем в Хорватию, — сказал Крам, вновь отрывая Гермиону от раздумий.

— В Хорватию? Хороший выбор. Хотите покататься на лыжах?

Виктор удивлённо взглянул на неё, точно так же, как Рон года три назад, когда она рассказывала об этом замечательном и популярном среди маглов развлечении, и поэтому Гермиона тут же пояснила:

— Ой, ты наверное не знаешь, что такое «лыжи»... Две параллельные узкие доски с заострёнными концами.

— Да нет, знаю, — несколько натянуто рассмеялся Виктор. — Но мы забронировали отель не в горах, а в низине, где климат гораздо мягче, и вместо снега идёт дождь. Если и кататься там на лыжах, то только на водных.

— Ну... тоже неплохо.

— Но, думаю, на это времени почти не останется. Мы хотим как можно больше тренироваться, а в качестве отдыха оба предпочитаем обычные прогулки на свежем воздухе, — тут он мечтательно улыбнулся, и Гермиона подумала, что никогда раньше не видела его таким счастливым. — Кстати, я уже многому научился у Эйрин. Тренировочная программа ирландцев в корне отличается от нашей. Они по большей части нацелены на скорость, тогда как мы — на силу. Но и ей, вообще-то, тоже было чему поучиться у меня.

— Ещё бы! А где она живёт? — спросила Гермиона из элементарной вежливости. — Наверное, в Дублине?

— Да. Из Хорватии сразу полетим туда, провожу её... После Пасхи сборной Ирландии предстоит домашний матч со Швецией, а нам — ещё через неделю играть на выезде с румынами.

— Если Чарли Уизли придёт на матч, передавай ему большой привет от меня.

— Обязательно, — Виктор вдруг нахмурился: было видно, что ему ни с того ни с сего стало неловко.

— Что с тобой?

— Никак не могу отделаться от неприятного ощущения, что я, вроде как, подставляю Макгонагалл своим решением покинуть школу по окончании учебного года. Ведь тогда преподавательскому составу снова придётся искать кого-то на моё место...

— Ты всё ещё переживаешь из-за этого? — Гермиона не верила своим ушам. Ей бы его проблемы!

— Честно говоря, да. А ещё, — он сдвинул брови, — меня беспокоит твой вид в последнее время. Грусть, которую ты безуспешно пытаешься скрыть, круги под глазами и жалкое подобие улыбки. Он всё-таки причинил тебе боль?

— Я сама с этим разберусь, Виктор... — одними губами произнесла Гермиона, но Крам осторожно приподнял её лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Ему хватило несколько секунд, чтобы укрепиться в своих подозрениях.

— Я так и знал! — с досадой выпалил он. — Чёртов наглец, как я мог допустить!..

— Виктор, — уже твёрже сказала Гермиона, останавливая его, будто он прямо сейчас собирался идти искать Нотта, чтобы выяснить с ним отношения. — Ты же сам сказал: мой вид беспокоит тебя не день и не два, однако за всё это время ты ни разу не спрашивал меня, что происходит. А сейчас вдруг готов за меня вступиться. Не надо. Не вмешивайся в это, пожалуйста.

Хогвартс-Экспресс замедлил ход, и Гермиона решительно встала. Сказав насупившемуся Виктору в качестве прощания, что ей необходимо проверить, собрали ли младшекурсники свои вещи к прибытию поезда, она поспешила покинуть купе.

На платформе царил самый настоящий переполох, и Гермиона, спустившись вслед за малышами по ступенькам вагона, сразу окунулась в толпу.

— Джинни! Астория! — попыталась докричаться она, с трудом протискиваясь между снующими туда-сюда людьми. Ярко-голубое пальто Джинни сначала мелькало на другой стороне платформы, но теперь куда-то исчезло, и Гермиона, поняв, что звать её бесполезно, решила найти какой-нибудь более-менее тихий уголок, чтобы как следует осмотреться.

— И вечно тебя тянет в самую толпу, — послышался позади неё недовольный голос. — Вон же они.

Не успела она обернуться, как пришедший на выручку Малфой уже тащил её в сторону, противоположную той, в которую двигалась толпа.

— Спасибо, дальше я сама, — сказала она на ходу, завидев Гарри и Джинни у кассы с билетами.

Драко лишь молча кивнул — вид у него был такой же напряжённый, как и у Тео за завтраком — и развернулся, чтобы присоединиться к Астории, ожидающей его у здания вокзала в компании Мэтью Гринграсса и Нарциссы Малфой.

— Что такого сегодня написали в «Ежедневном пророке»? — в последний момент не удержалась Гермиона. Не могла же она отпустить его просто так.

— Любопытство всегда было твоей главной чертой, Грейнджер. Для кого-то — ничего особенного, а для кого-то это повод бить кулаком по равнодушным каменным стенам и плеваться ядом в нашей и без того ядовито-зелёной гостиной.

— Значит, он остался в школе... — Гермиона словно говорила сама с собой.

— Пять баллов Гриффиндору. Ему, как ты помнишь, некуда ехать, а теперь ещё и не к кому.

Догадка обрушилась на неё в ту же секунду, и она с неожиданной цепкостью схватила Малфоя за лацкан пиджака.

— Что случилось, Драко? Пока мы на Кингс-Кросс, я ещё могу купить газету. Но, может, лучше ты скажешь сам, так будет проще...

— Беспокоишься за своего ненаглядного?

Гермиона нахмурилась.

— Он не мой, и ты это знаешь.

— Твоё любопытство плюс его кошмары... Мерлин, ваши отношения загонят меня в гроб раньше времени, — притворно вздохнул Малфой. — В «Пророке» опубликовали списки погибших в битве за Хогвартс.

Гермиона поджала губы, понимая, что он имеет в виду.

— И его отец...

— Конечно, нет. Он умер в Азкабане, и Нотт по этому поводу в прямом смысле вынес мне мозг сегодня утром. «Министерские — уроды», «его имени здесь нет, как будто он сдох как последняя крыса»... Ладно, я должен идти. Счастливых каникул.

Не дожидаясь её ответа, Малфой растворился в толпе. Гермиона же так и застыла на месте, переваривая только что услышанное.

Ему снова снятся кошмары? А ведь они исчезли, когда мы были вместе. Значит, теперь всё вернулось.

Она медленно повернулась в ту сторону, где стояли Джинни и Гарри, и помахала им рукой. Джинни заметила её первой, что было неудивительно, ведь зрение у её спутника по-прежнему оставляло желать лучшего, и потянула Гарри за рукав магловской куртки.

— Гермиона! — Гарри бросился к ней навстречу, стремительно лавируя между встречающими и провожающими, словно между игроками команды противника во время квиддичного матча, и, пробравшись к ней, крепко обнял. — Как же я рад тебя видеть!

— Привет, Гарри! — ответила она с искренней теплотой. — Ох, ты так возмужал за эти месяцы!

— Да ладно?

— Серьёзно! Самостоятельная жизнь делает тебя взрослее.

— Он меняется исключительно в лучшую сторону, — подмигнула Джинни.

— Да, пожалуй, — улыбнулась Гермиона.

— Кстати, о чём вы разговаривали с Крамом в поезде?

По её лукавому виду Гермиона могла совершенно точно определить, на что та намекает.

— Нет, Джинни, это не то, о чём ты думаешь.

— Ты настолько владеешь легилименцией, что знаешь, о чём я думаю? — парировала та. — Просто до этого вы, по-моему, не общались целый месяц. Ну, помимо уроков.

— Да всё очень просто. Он начал встречаться кое с кем, и смысл разговаривать о чём-то кроме учёбы исчез сам собой.

— Встречаться? Крам? — подал голос Гарри, который был в крайней степени обескуражен. — Твой преданный воздыхатель предпочёл кого-то тебе?!

— Спасибо, конечно, но я не лучшая девушка на свете.

— То есть как это? — опешила Джинни. — Лично я не знаю, кто может быть лучше тебя, Астории и Луны.

— Разве что только ты, — рассмеялась Гермиона. — Не зря именно тебя выбрал сам...

— Постойте, постойте, — чуть смутившийся Гарри поспешил вновь вклиниться в разговор. — Так кто она? Я её знаю?

— Думаю, да. Её зовут Эйрин Моран.

— Моран? Та самая?!

— Да, ирландская охотница.

— С ума сойти! — Гарри даже забыл про свою постоянную привычку поправлять сползающие на нос очки, и теперь они держались лишь за его уши. — Ну надо же, кто бы мог подумать... Какая звёздная пара! В спортивном разделе «Пророка» об этом пока ни слова — значит, Виктор молчит.

— Ох, — Гермиона почувствовала укол совести. — Скорее всего, он не хотел это афишировать и сказал только мне, а я... Ребята, вы ведь никому? А то неудобно получится.

— Гермиона, за кого ты нас принимаешь, — укоризненно сказала Джинни, смешно взъерошивая и без того лохматые волосы Гарри точно таким же жестом, каким это делал он сам.

— Не знаю, не знаю, — в свою очередь, протянул он, якобы крепко задумавшись. — Меня, например, так и подмывает рассказать об этом всем вокруг.

— Ну ещё бы! — подыграла ему Гермиона и решила наконец высказать ту просьбу, которая вертелась у неё на языке последние десять минут. — Слушай, Гарри, я тут подумала, что Джинни последует нашему совету и утащит тебя на все каникулы на необитаемый остров...

— Ну, это пока не решено, — хохотнул он, легонько ущипнув Джинни за щёку. — Правда?

— Это ты так думаешь, — хитро прищурилась та в ответ. — Но, кажется, мы не дослушали Гермиону.

— Да, Гарри... Помнишь, на День рождения ты подарил мне «Новейшую историю магии»?

— Конечно. Такое невозможно забыть. Я перерыл, по-моему, всю Англию вдоль и поперёк в поиске этой книги и в итоге заказал её спецдоставкой из Глазго, где остался единственный экземпляр во всём Королевстве.

— Ого! — вырвалось у Джинни. — Ты не перестаёшь меня удивлять!

— И меня, — изумлённо добавила Гермиона, но сейчас речь шла не об этом. — Так вот, в эту книгу ты вложил вырезку со списком погибших в финальной битве, который сам по себе пополняется участниками войны, умершими позднее.

— Вообще-то, это секретная информация, Гермиона...

— Но я и не кричу об этом на каждом углу, — резонно заметила она. — Джинни-то можно доверять, как думаешь?

Гарри был вынужден согласно кивнуть.

— Само собой... Но что не так со списком?

— С ним всё так, но я оставила его в той самой книге в Хогвартсе, а он мне внезапно понадобился. Срочно. Сейчас.

— И ты хочешь, чтобы я взял в Аврорате дубликат?

— С годами вы становитесь всё более прозорливым и дальновидным, мистер Поттер, — сказала Гермиона тоном профессора Макгонагалл, а потом задорно улыбнулась. — Пожалуйста, Гарри, если это возможно...

— Что ж, нет ничего невозможного.

Тепло попрощавшись с друзьями, Гермиона направилась к выходу с Кингс-Кросс — её уже должны были ждать родители. Проходя мимо киоска с волшебной прессой, она на секунду замерла, колеблясь, купить или не купить всё-таки «Ежедневный пророк». Но, пробежавшись глазами по заголовкам статей на главной странице и вспомнив слова Малфоя, что кроме злосчастного списка там нет ничего особенного, она покрепче перехватила ремень своей сумки и побежала к барьеру, разделяющему мир волшебников и маглов.

Сова принесла письмо Гарри тем же вечером. Поблагодарив его за оперативность в коротком ответном послании, Гермиона поднялась в свою комнату, чтобы спокойно ознакомиться со списком.

Её догадка подтвердилась. Имени Теодора Нотта-старшего не значилось в перечне — как участников битвы за Хогвартс, погибших непосредственно на поле боя, так и умерших впоследствии. В общем-то, ничего удивительного, но в эту минуту Гермиона попыталась представить себя на месте Тео. Да, его отец был Пожирателем смерти, да, из-за этого, скорее всего, убили его мать... Но старший Нотт по-прежнему оставался его отцом — человеком, который его вырастил, воспитал, дал ему имя и положение в обществе.

А потом и клеймо «сын Пожирателя»...

Зная, как болезненно Тео воспринимает подобные разговоры, она никогда не решалась спросить его о том, любил ли он отца, и как тот, в свою очередь, относился к нему. Обычно при упоминании лишь одного его имени Тео кривился, морщился, раздражался, злился, но — Гермиона это знала — так или иначе, был к нему привязан. Избирательная память услужливо подсунула ей единственное доказательство: фразу, брошенную Тео в порыве эмоций в снежную пелену первого послерождественского дня.

«Ты никогда не задумывалась, что мне, может быть, хочется вернуть своих родителей? Хочется поболтать с ними о всякой чепухе, начиная с любимой музыки и заканчивая оценками по зельеварению? Хочется дарить и получать подарки, сидеть вечерами у камина, встречать Рождество, в конце концов!»

Только сейчас она прочувствовала всю глубину тоски, сквозившей в этих словах. Дикой, безудержной тоски, которую Тео настойчиво пытался спрятать под маской злобы или равнодушия.

Тоски по семье, по родителям, по их любви и теплу.

— Бедный мой, — прошептала Гермиона, непроизвольно касаясь пальцами губ, с каким-то самоистязательным упорством силясь вспомнить, как их касались его губы, горячие и жадно-ласковые. — Не мудрено, что отсутствие имени отца в этом списке вконец вывело тебя. Там значатся все погибшие Пожиратели смерти, кроме него. Это действительно несправедливо...

Она невольно вспомнила прошлый год и те безумные несколько месяцев, когда она, неся по ночам дежурство у палатки, раз за разом возвращалась мыслями к своим родителям. В те ночи она по-настоящему мучилась: не от холода, не от страха в любую минуту быть пойманной или даже убитой, а от бесконечной, беспросветной, а порой и безнадёжной неизвестности. Она ведь даже не могла предположить, увидит ли когда-нибудь своих маму и папу, и будет ли их семья той же дружной крепкой семьёй Грейнджер, какой была до войны...

Война. Сколько судеб она искалечила, сколько жизней исковеркала. И то, что произошло с родителями Тео, целиком и полностью объясняет ту горечь и отчаяние, которыми он весь пропитан, которые порой прорываются в его слова и мелькают в его поступках...

Так, стоп. А что если вся его ярость, вся жестокость и ненависть по отношению к Виктору, Дину и остальным — это тоже лишь последствие той внутренней боли, которую он испытывает и которая ни на минуту его не оставляет?

Ведь с Гарри время от времени происходило то же самое. Я не раз замечала, как он иногда грустнел, глядя на приятную суету и суматоху в Норе, эти отличительные черты большой семьи Уизли. Они так любили Гарри и заботились о нём, однако никто, в том числе и Сириус, не мог заменить ему родителей.

Кстати, Гарри же говорил о том, что на днях был в гостях у Андромеды, поздравлял маленького Тедди с Днём рожденья. Подумать только, малышу уже год! А ещё он сказал, что Тедди только-только научился ходить и как раз, когда пришёл Гарри, потопал вслед за бабушкой встречать своего крёстного. Немного не рассчитал силы и чуть не упал, в последний момент ухватившись за бабушкину ногу. А потом прижался к ней, обнял и прямо в глаза сказал «Мама»... Боже, боже, ведь пройдёт несколько лет, и он узнает, что его мама, как и папа, как и дед, погибли в этой треклятой войне, сражаясь с...

А Том Реддл? С рождения лишённый не только заботы и тепла в сиротском приюте, но и элементарного человеческого отношения к себе, с годами он всё больше озлоблялся и в итоге стал... тем, чем стал. И вряд ли за всю его, с позволения сказать, жизнь Тому приходило в голову, что убийства и насилие — не лучший способ достичь величия. Но, как говорится, каждому своё...

Интересно, если бы он был способен мыслить сейчас, в своём нынешнем жалком состоянии, то пришёл бы к какому-то иному выводу? Мне кажется, нет. Такие люди — точнее, нелюди — неисправимы.

У Падмы и Малфоя на завтра запланирован долгожданный поход в Отдел. Скорее бы!

С этими мыслями Гермиона отправилась спать, зная, что завтра с самого утра будет ждать весточку от Падмы.

— Прошу, ребята, проходите. Это холл Отдела тайн или, как его ещё называют, Первая комната.

Сол Крокер обвёл глазами просторный круглый зал, где всё, начиная от стен и заканчивая потолком, было идеального чёрного цвета, отчего казалось, будто находишься внутри обсидианового куба. Вокруг всей комнаты через равные интервалы были расположены одинаковые двери без ручек и табличек, такие же чёрные, как и обрамляющие их стены, отчего различить их в тускло-синем пламени свечей в канделябрах было ещё труднее.

Падма с Драко переглянулись: оба были здесь впервые и оба были поражены, с нетерпением и, в то же время, инстинктивной опаской ожидая, что же будет дальше.

— Сразу вам скажу, — добавил Крокер, — что разрешение Министра магии на это ознакомительное посещение Отдела уже само по себе означает, что вас приняли в невыразимцы, хоть и пока негласно, ожидая от вас, для чистой формальности, успешной сдачи экзаменов по всем усложнённым предметам, которые вы изучали в этом году.

Произнеся эти слова, он сделал вид, что не обратил никакого внимания на то, как Падма тихо и восторженно ахнула, машинально сжав руку Малфоя чуть повыше локтя, однако же мысленно отметил про себя небывалое рвение этой студентки попасть на интереснейшую, но очень непростую службу в Отдел тайн. Внутренне радуясь, что на Когтевране, его родном факультете, всё ещё есть умные самоотверженные ребята, которых не пугают трудности, Крокер продолжил со сдержанной улыбкой:

— Итак, Комната предназначена для того, чтобы дезориентировать и сбить с толку недоброжелателей, воров или тех посетителей, кто забрёл сюда случайно.

— Простите, сэр, — не вытерпела Падма; невооружённым глазом было видно, как её разбирает любопытство, — но как сюда можно попасть случайно, учитывая секретность Отдела и степень его защищённости?

В этот момент Драко мрачно усмехнулся: кому как не ему знать, что прямо под тем местом, где они втроём сейчас стояли, находится зал суда, где не раз и не два проходили заседания Визенгамота по делу его семьи.

— В общем, довольно просто, — пожал плечами Крокер, отвечая на вопрос Падмы. — Мы с вами находимся на девятом уровне Министерства, а этажом ниже расположен десятый, где обычно проходят судебные заседания Визенгамота. Лифт на этот уровень не опускается, поэтому попасть туда можно лишь по лестнице с нашего, девятого уровня. Как правило, люди после долгих судебных слушаний слишком задумчивы и рассеянны, и нам приходится частенько сталкиваться в Отделе с так называемыми «потеряшками». Это порядком надоело моим коллегам и лично мне; только за последний год я уже несколько раз подавал заявление мистеру Брустверу о разрешении этой насущной проблемы, поскольку растерянные волшебники, заблудившиеся в этой самой комнате среди мелькающих дверей и вопящие «Спасите!» во всё горло, реально мешают нам работать. За это время уже можно было реструктурировать коридор — например, сделать видимой только эту злополучную лестницу, а на сам Отдел навести Отводящие чары; да, в конце концов, можно было уже продолжить вниз шахту и пустить лифт до десятого уровня. Но, как видите, Кингсли на посту министра совсем недавно, и после войны не знает, за что хвататься: разруха-то коснулась всех отделов без исключения. Сейчас, насколько мне известно, он занимается реформами в Аврорате: создаёт группу ночных дежурных для усовершенствования системы безопасности...

Падма и Драко снова переглянулись, посмотрев друг на друга с пониманием.

Значит, Робардс наконец послушал профессора Уильямсона.

— Так вот, Первая комната... Она заколдована так, что её главная цель — запутать нежелательного посетителя. Когда сюда кто-то входит, дверь закрывается, — он махнул рукой в сторону двери, давно оставшейся позади, — и стены комнаты начинают неожиданно и быстро вращаться, столь же неожиданно останавливаясь и сбивая человека с толку. Когда же сюда входит сотрудник Отдела, министр, главы других отделов или кто-то, имеющий официальное разрешение (к коим относитесь и вы), комната, как вы могли убедиться, ведёт себя спокойно. Далее — информация строго конфиденциальная. Вы видите двенадцать дверей по всему периметру зала. Они, как вы уже наверняка догадались, ведут в другие комнаты Отдела. Внимание: чтобы попасть в нужную комнату, надо громко произнести её название, и дверь туда откроется сама собой. Несомненно, такое нехитрое условие вас удивит, ведь запомнить названия всего двенадцати комнат несложно. Однако основная загвоздка здесь состоит в том, что любой невыразимец, настоящий или будущий, побывав в Первой комнате и узнав о способе проникновения во все остальные, обязан дать своё согласие о неразглашении этих сведений, которые носят статус повышенной секретности.

— Извините, сэр, — прервал его Драко, — но что, если этот человек не станет подписывать согласие? Передумает, испугается или ещё по каким-то причинам поменяет своё решение?

— Тогда ему просто сотрут память, — откликнулся Крокер так, словно для него это было обычным делом. Хотя, возможно, в действительности так оно и было. — Надеюсь, к вам это не относится, мистер Малфой?

Драко, ни разу не моргнув, достойно выдержал изучающий взгляд Сола Крокера и ответил ровным голосом:

— Безусловно, нет. Моё решение осознанное и окончательное.

— Сэр, а как невыразимцы могут узнать о том, что их новый сотрудник выдал кому-то тайну Отдела? — спросила Падма.

— О, это тоже довольно просто. Пергамент со стандартной формулировкой согласия, на котором вы после нашего ознакомления с Отделом поставите свою подпись, заколдован мощными связывающими чарами. Механизм «оповещения», если можно так выразиться, подобен тому, что срабатывает при нарушении Непреложного обета. Нет, конечно, выдавший секретные сведения не умирает; он лишь подвергается фрагментарному заклинанию Обливиэйт: не помнит, куда он шёл и зачем, о чём были его последние слова, на какую должность он совсем недавно устроился работать и всё в таком духе. Зато отлично помнит, с кем он разговаривал только что, а также знает, что ему срочно, сию секунду необходимо оказаться в Министерстве. Когда он прибывает сюда, за него берутся стиратели памяти, другие же отправляются к тому, кому он проговорился. Из памяти обоих убирают только секретные сведения, после чего отпускают их на все четыре стороны.

— Всё всерьёз, — хмыкнул Драко, дослушав Крокера до конца и думая о том, каким образом будет передавать добытую информацию Нотту. Он бы сильно удивился, если бы в этих связывающих чарах была какая-то лазейка. Но ещё сильнее его удивило бы то, что Падма сейчас думала о том же самом.

— Мистер Крокер, — сказала она, нарушив повисшую ненадолго тишину, — мы слышали о вторжении в Отдел неизвестных около двух месяцев назад. К слову, в этом подозревали именно нас...

— Да, я знаю, — спокойно отозвался Крокер. — Но ведь вас оправдали.

— Сняли подозрения, — по привычке поправил его Драко.

— Тогда что вас беспокоит?

— Не беспокоит, а, скорее, интересует, — сказала Падма. — Что с теми комнатами, которые были разрушены при обвале?

— Ах, это. Они восстановлены, разумеется. Вы же не думаете, что если у Кингсли не доходят руки до рассмотрения моего проекта по продолжению лифтовой скважины, то он забыл и о комнатах Отдела тайн, пострадавших с разной степенью серьёзности? Их отстроили ещё в феврале, практически сразу после обвала, так как изменение целостности архитектуры могло повлечь за собой другие, гораздо более значительные нарушения. Вот, к примеру, Комната времени...

Название комнаты он произнёс нарочито громко, и одна из двенадцати дверей тут же приветливо распахнулась. Крокер сделал Падме и Драко знак следовать за ним, и ребята вошли в большую комнату с высокими потолками, которая вся так и переливалась танцующим искрящимся светом. Вдоль стен висели книжные полки и стояли столики, но почти все они были пусты, за исключением верхней полки небольшого шкафа в самом дальнем углу комнаты, где стояло восемь часов разнообразной формы и размера. Их тиканье, заглушаемое толстым стеклом циферблатов, было очень тихим, но Падма смогла расслышать, что тикали эти часы вразнобой.

— Новые маховики времени, — пояснил Крокер, указывая кивком головы на немногочисленные часы. — В той битве, что произошла здесь в июне девяносто шестого года, были разбиты и уничтожены абсолютно все маховики. Нашим мастерам пришлось немало потрудиться, чтобы создать новые. После почти трёх лет усилий они создали лишь эти восемь.

Он задумчиво качнулся с пяток на носки, заложив руки за спину, и добавил безрадостным тоном:

— Ущерб от той бойни во много раз превышает тот, что был нанесён в результате обвала. Кстати, виновников так и не нашли.

Падма постаралась ничем не показать охватившего её волнения, а Крокер тем временем продолжал:

— Но, к нашему большому счастью, один из самых важных и ценных артефактов Отдела, сосуд времени, уцелел.

Он повёл рукой в сторону высокого, в человеческий рост, хрустального сосуда куполообразной формы, покоящегося на столешнице того же шкафа, где были маховики. Переливчатый свет, озаряющий всю комнату, исходил именно от него.

— Ух ты! — воскликнула Падма, когда они с Драко приблизились к сосуду.

Зрелище было поистине захватывающим. Весь сосуд был будто наполнен вихрящимся сверкающим ветром, и в этом искристом потоке мерцало крошечное яйцо, которое Падма поначалу приняла за драгоценный камень. Медленно всплывая в своей странной субстанции, оно раскалывалось, и из него появлялась маленькая птичка, которая возносилась на самый верх, к горлышку сосуда. Однако потом воздушные течения несли птичку вниз, её перышки обвисали и становились мокрыми, а у самого дна сосуда она вновь исчезала в яйце.

— Ну, как вам? — с неподдельным интересом осведомился Крокер.

— Впечатляет, — довольно сухо оценил Драко; Падма же была совершенно очарована.

— Потрясающе! — выдохнула она. — Ведь только на изучение этого сосуда, как и на создание маховиков, могут уйти годы! Как же здесь всё увлекательно!..

— Это ещё что, — заговорщически подмигнул ей Крокер, проходя мимо шкафа с сосудом и отворяя спрятанную за ним дверь, противоположную той, в которую они изначально вошли. — Пойдёмте дальше.

Гермиона прождала письмо весь день, и только вечером, когда солнце клонилось к закату, маленькая бело-рыжая сова Падмы принесла ей короткое послание следующего содержания:

«Гермиона!

Это была лучшая экскурсия в моей жизни! Я в полнейшем восторге.

Всё, что нужно, мне известно. Одна неувязка: теперь надо мной кружит большой чёрный гриф. Нужно подумать, чем нам его покормить и как угодить.

До встречи в поезде!»

Подписи не было, как не было и намёка на расшифровку этого странного предложения про большого грифа. Держа в одной руке письмо, а в другой волшебную палочку, Гермиона забралась с ногами на маленький диван в кухне; родители после ужина ушли в палисадник высаживать календулу и наперстянку, и она осталась одна в доме, что было даже на руку — в одиночестве ей всегда думалось лучше.

Большой чёрный гриф... Какие значения имеет слово «гриф»?

Взмах палочкой, и из зала Гермионе прямо в руки прилетел Большой толковый словарь. Быстро найдя нужную страницу, она внимательно вчиталась в текст:

— Так, значение первое: «Гриф — это длинная пластина из дерева или пластмассы в верхней части струнного инструмента, вдоль которой натянуты струны». Хм, совсем не по теме... Ладно, этот вариант пока отложим. Что у нас дальше? «Стальной стержень штанги, на который надевается груз». Далее, «Рукоятка холодного оружия»... — она на время закрыла книгу, заложив страницу пальцем, и сомкнула ресницы, пытаясь выстроить в голове логическую цепь.

Все эти предметы объединяет то, что они твёрдые, их легко можно взять в руку, и они представляют из себя какую-то основу — стержень, пластина... По-моему, нужно значение, кардинально отличающееся от этих трёх, подобных друг другу.

— Так, посмотрим дальше... — сказала она вслух. — Ну, хищная птица точно не подходит, Падма тут явно писала в переносном смысле. Тогда... «Печать либо штемпель с образцом подписи; оттиск такой печати на документе». И последнее: «Пометка, надпись на документе, определяющая правила его использования. Пример: "секретно", "срочно", "для служебного пользования", "лично"»... Пожалуй, это то, что надо. Секретно... Секретность! Ну конечно, это же Отдел тайн, само его название говорит об этом. Похоже, пришло время той самой клятвы о неразглашении, про которую я думала ещё в январе.

Она снова пробежала глазами по строчке из письма:

«Нужно подумать, чем нам его покормить и как угодить».

А это, по всей видимости, означает то, каким образом Падма передаст информацию мне. Да уж, задачка не из лёгких. Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Второй раз подставлять её я просто не имею права. Но и бросить дело на полпути — тоже.