В глазах (джен)

Он не прятался. Зачем? Ведь он предприниматель и хочет заключить выгодную для себя сделку. Я, теоретически, его будущий партнер. Конечно, только теоретически. Он так и не понял до сих пор, кто я такой. Мое лицо не видел вблизи, а по голосу не угадаешь — связки восстановлены заново после прошлого неудачного рейда, и голос теперь не мой... Да и, глядя на внешность, тоже трудно будет назвать уже по имени. Но многие все равно помнят, кто я...

Когда я вижу искры узнавания в их глазах и появляющуюся брезгливость, хочется дотянуться до палочки и стереть это выражение с их лиц. Мне уже осточертели их колкие слова в мой адрес! Но мне приходится играть роль высокомерного заносчивого ублюдка, плевать хотевшего на них всех, ничтожеств. Да, это у меня получается хорошо. Я никогда не буду пресмыкаться ни перед кем. Я лишь подстраиваюсь под обстоятельства, переделываю их под себя по мере ознакомления. Даже теперь, в моем таком незавидном положении, я умудрился быть «на коне» и заставляю их плясать под мою дудочку. Да, я заносчивая, скользкая тварь. Но кто другой в нашем мире? Только слабаки. А я не слабак!

Я подхожу к нему. На конопатом лице расплывается стандартная натянутая улыбка — минимум искренности, максимум фальши. Он пытается расположить к себе, а я ухмыляюсь и тоже растягиваю губы в подобии оскала. А у него от этого начинает дергаться веко. Чёрт, переиграл...

— Добрый день, мистер Сайрус, — голос хрипатый.

Да, Сайрус. А чем это хуже того же Томаса или Андерсона? Всё равно он не вспомнит потом...

— Добрый, добрый...

— Я рад, что, наконец, вы почтили меня свои визитом. А то всё как-то телефон да камин...

— Мне так удобнее, знаете ли.

Склоняет голову набок, прищуривается.

— Знаете, вы мне кого-то напоминаете, только не могу понять...

Холодею внутренне, напрягаюсь, пытаюсь говорить спокойно.

— Это вряд ли. Я недавно в Лондоне.

— Вот как... Ну что ж, тогда, может, приступим? — кивает головой в сторону припаркованного автомобиля.

Не-е, дорогой, это в мои планы совсем не входило.

— Может, всё же переговорим на более... нейтральной территории?

Он задумывается на миг и согласно кивает. Идём в ближайшее кафе. Находим самый удаленный столик. Он кидает вокруг нас простенькое Заглушающее, даже не замечая палочку в моих руках. Закрепить, Отвлекающие, Защитные... Мне совсем не надо, чтобы нас увидели, опознали и прицепились. Мне надо, чтобы с этой секунды, мой неудавшийся партнер числился пропавшим без вести.

— Кхм... Мистер Сайрус, так вы готовы заключить со мной сделку?

Ответить «да»? И тогда Британия погрязнет в темных незарегистрированных артефактах? Снова будут волнения и галдеж. А кто станет козлом отпущения? Конечно же, бывшие Пожиратели смерти. А мне это совершенно не надо.

У меня уже всё заготовлено. Портключ на цепочке висит на шее. Помещение изолировано, клиент... ждет. Ухмыляюсь и, протягивая руку, хватаю его за запястье. Рывок в животе. Я вижу его испуганные глаза. Миг и мы уже очень далеко. Он вырывается и вскидывает палочку, целясь в меня. Я успеваю поставить блок и уворачиваюсь. Он кружит вокруг, бросая осторожные взгляды по сторонам. Обстановка ему ничего не покажет. Заброшенный завод, одно из сотен помещений в нем. Облезлые, разваливающиеся стены и потолки, грязь и пыль под ногами, холодный ветер задувает сквозь выбитые окна. Его терпение на исходе и самообладание дает трещину. Я вижу это, чувствую.

— Кто ты, мать твою?! Какого хера ты притащил меня сюда?!

— Фу, как грубо и не культурно... Не хорошо...

— Ты министерская шавка, да? Кто тебя подослал?

— Что же вы так орёте-то, мистер. Не комильфо это, выражаться так, да палочкой махать.

— А ты не указывай мне, щенок! Не дорос ещё пасть открывать. Что, решил в героя поиграть? Вылез из-под юбки мамаши и рванулся в праведный бой?

Ох, не надо было затрагивать ему мою мать... Заклятие срывается молниеносно. Он не успевает поставить блок и отлетает спиной на стену. Слышится звук сломанных костей и нечеловеческий вой. Мужик сидит на полу, прижимая руку к груди. Спина изодрана в кровь. Его палочка валяется рядом.

— Ну, и кто ты теперь без неё, а? — пинаю мыском дорогих туфель бесполезную сейчас деревяшку.

-Зато я знаю, кто ты, ублюдок! Мелкий напыщенный индюк, возомнивший себя карателем! — кровь брызжет из его разбитой губы, и он морщится.

— Не-е, ты ещё не видел «карателя». И я, честно признаться, не знаю, кто из нас двоих хуже.

Я ухмыляюсь, а он сжимается сильнее. Почему? Что он иногда видит такого во мне, что заставляет его затыкаться?

— Да мне плевать! Ты перешел все границы, парень! — пытается встать, но я бью его с ноги в живот.

Хрипит. Харкает кровью. Мыски ботинок заляпаны теперь бурыми разводами. Урод. Протираю их о его же пиджак. Он не может пошевелится, лежит на боку.

— Что ты хочешь, сучёнок?

— О, как мы заговорили? Что хочу?.. Да много чего. Но ты не сможешь мне это дать.

— У меня есть деньги...

— Мне не сдались они. Своих девать не куда.

— Х-кх-кх... — плевок. — Значит... я был прав. Ты один из этих... золотой, мать его, молодежи...

— Неверный ответ, — удар.

Он подвывает.

— Ненавижу, сволочь... Что ты хочешь? Выкуп? Побрякушки темные халявно? Могу поделиться...

— А если мне нужно нечто другое? — сажусь возле него на корточки, приподнимая пончиком палочки его подбородок.

— Что?

— Ну я же не могу отпустить тебя теперь, когда ты знаешь моё лицо, — ухмыляюсь.

Его зрачки расширяются. Но, к моему удивлению, он избирает совсем неправильную тактику.

— Ты не посмеешь... меня... Я тебя из могилы достану, тварь! Ну, что ты хочешь за мою жизнь, а? Все вы одинаковые! Сначала отбрехиваетесь, что вам ничего не надо, честные такие все, блять. А на самом деле — твари продажные. Ты такой же, да? Так назови цену!

Мой разум на миг отключается. Ведь я вижу опять эту неправильность, эту мерзость, которую так хочу искоренить!

— Ты поплатишься за это! — шипение сквозь зубы. — Круцио!

Да... Мне можно... Мне всё можно! Я вижу, как он извивается в агонии. Миг и заклятие сходит. Его трясет. До него начинает доходить весь масштаб трагедии.

— Нет, нет! Не надо! Я не знаю даже кто-ты... кто ты на самом деле! Черт, не...

— Не знаешь?! — глаза прищурены. — Неужели ни разу не видел? Врёшь! — удар ногой по животу.

Фигурка скрючивается сильнее, похожа на эмбрион.

— Ни в одной грёбаной желтой газетенки ты не видел моё лицо? — удар. — Отвечай!

Фигурка всхлипывает, трясется, прижимая кровоточащие руки к груди.

— Да, да, вспомнил! — зрачки расширены. — Ты этот... сынок... ну, которого в Азкабан упрятали...

— Вспомнил. А говоришь, что не видел, гад! — удар по плечу.

Отхожу от него, верчу в длинных пальцах палочку их светлого дерева. Эх, где моя истинная палочка сейчас? Мне она так нравилась. Первая моя... А эта какая уже по счету?.. Их бич — мое заклинание. Оно делает микрорасщепы по ручке, и в один прекрасны миг она рассыпается в моих руках. Я уже устал заказывать новые. Откуда такая сила, скажите вы? Да хер знает! Возможно, после того случая, когда нам с напарником пришлось пробираться через огненные дебри в погоне за тремя отморозками, и меня окатило выбросом неконтролируемой стихийки от этого придурка. Не, он, конечно, псих, но могущественный, сволочь. Конечно, ему-то полегчало резко после такого, а я еще несколько дней в Мунго отлеживался. И бонусом — умение с максимальной пользой для... для них, короче. А у меня потом руки трясутся сутки... Но главное то, что я могу теперь сделать. Наконец, нет этих жестоких слов, осуждений во взгляде и шепотков за углами в коридорах. Потому что они, все эти министерские крысы, знают, что я умею и чем это может кончиться для них. Наконец, стираются грани прошлого, оно утекает, как песок сквозь растопыренные пальцы. Я знаю, как может быть по-другому, без брезгливости на их лицах, без злых оскорблений. Я представляю его, мой мир, каждый раз, как закрываю веки, и попадаю в него каждый раз, когда на время теряю разум. Он идеальный. Там я нечто и некто. Там я всё и ничего. Я сила, закон и повелитель. Нет, мне не нужна формальная власть. Я просто хочу мир без предрассудков и пересудов. Свой, где я всё создаю сам. Нет истории, нет нынешнего мира, нет людей, которые знают и помнят меня... Никого...

— Я сделаю этот мир стерильным, чистым, без этой грязи и лжи, обвинений и ненависти... Я видел это... Я видел его...

Прикрыть глаза, улыбка на губах. В голове шум и гул, кровь бьет в виски.

— Что за бред ты несешь, придурок сумасшедший! — голос жестоко вырывает меня из моего рая. — Где ты такое видел? Ты совсем что ли с катушек съехал, чертов пожир...

Его затыкает на полуслове мой взгляд. Знаю, глаза у меня сейчас реально бешеные. И я вижу, что он боится. Ссыкло. Жмется спиной к стене, пытаясь слиться с ней. Я надвигаюсь на него, но меня будто что-то останавливает, тормозит. Я словно вижу себя со стороны. Замираю. Чёрт, я сейчас так похож на него... Но мне нельзя так, иначе, он уже не сможет выбраться, вернуться, тот, кто смотрит в мои глаза перед прыжком в неизвестность... Кто из нас двоих рассудительный? Я, блять! Опять роли. Чёртовы роли! Я понимаю, что сам растерялся, и этот ублюдок, что сидит у моих ног, видел это, видел меня таким... Только он никому не сможет это рассказать. Дааа... Как же это в кайф. Я направляю на него палочку.

— Defectus rationis!*

Яркий свет бьет ему в лицо, и зрачки резко сужаются. Руки падают на пол, а рот приоткрывается в беззвучном полукрике-полустоне. Всё, он теперь не живее овоща. Зачем Министерству они нужны в таком виде? Опыты? Наглядное пособие к их власти? Мне плевать, если честно. Главное для меня, что он уже сам ничего не вспомнит. Я слишком хорош в этом. Спасибо напарнику. Кстати, а как он закончил? Только бы не запорол...

Я кидаю последний взгляд на распростертое тело возле моих ботинок. Да, тебе место именно там, тварь. Сколько же ты крови-то подпортил, проворачивая свои грязные делишки. Весь такой крутой из себя, когда встретились только, палочкой махать принялся, обзываться. Ой, как не хорошо! А на самом деле... Такой же мешок с дерьмом, как и все остальные лживые ублюдки. Плевок вниз. Бросить маячок. Теперь авроры найдут тело, выпотрошат из мозга всю нужную им информацию и перевезут... Куда там они возят эти бессознательные туши? Плевать...

**

Иду по мостовой. Холодный дождь забирается за воротник. А мне лень ставить отталкивающие чары. Все равно ночь на дворе, никто не видит ничего и никого вокруг. Спешат по своим домам, к своим придуманным жизням. Магглы... Хотя, волшебники не лучше. Кичатся своими знаниями, историей, умениями. А что в реале? Многолетняя война, деспотия и тирания. Какой, к черту, Визенгамот? Министр махнул палочкой — открылись двери в Азкабан для ненужных индивидуумов. Всё, что образовалось «светлого» после падения Лорда постепенно сошло на нет, и мир снова стал тем, чем был до этого — свалкой. Снова появилась преступность и многочасовые дебаты по поводу равноправия и привилегий для аристократии. Аристократия... Её изничтожили почти под корень. Ведь по мнению общественности, именно она поддерживала Темного Лорда. Все взрослые волшебники попали в тюрьму, кроме тех, кто не умер в последние два года войны, и тех, кто под шумок не свалил за границу. Младшее поколение... Им было нелегко. Все и всё против них. Не важно, какого мнения ты придерживаешься. Можно было отработать оправдание корячась на Министерство. А какой мне оставался выбор? Правильно — никакого. Вот и пошел...

Меня отвлекло от раздумий гудение из кармана брюк. Знакомый голос в трубке. Долго же его, видать, мурыжили в Министерстве... Будет ждать. «Да, сейчас приду». Зайти в квартиру, скинуть промокшие насквозь шмотки, надеть новое, чистое и сухое. В какое бы я дерьмо не вляпался, надо выходить с высоко поднятой головой. Это вдалбливалось с детства моим нерадивым папашей. Колдую над тумбочкой в спальне. Щелчок, отодвигается панель сзади. Взять в руки, подбросить, прикинуть вес, сунуть в карман. Взмахом запереть тайник.

Теперь чары наведены, и я не рискую быть похожим на мокрого воробья. Карман греет приятная ноша. Скоро... мой мир, мое спасение будет со мной... У меня уже подрагиваю пальцы, губы разъезжаются в полубезумной улыбке, а перед глазами такие желанные картинки.

Он открывает секунд через десять после моего нажатия на звонок. Выглядит хреново: темно-синие круги под глазами, волосы всклокочены, мятая рубашка вылезает из-под ремня. Вопрос слетает с языка:

— Заебали, да?

— А тебя? Смотрю, тоже.

— Ублюдки.

— Ага. Пошли.

Его квартиру знаю наизусть — не раз тут бывал. Но мне плевать на обстановку и даже на то, что мы передвигаемся почти в темноте — огни города за окном не в счет. В отражении зеркала мои идеально уложенные светлые волосы и пылающие лихорадочным огнем серые глаза. Плюхаюсь на кровать. Покрывало смято, видимо, он валялся на нем. Достаю мешочек из кармана. Он уже не здесь, я вижу это по его отстраненному взгляду. Всё готово, и я тоже. Последний штрих. Взгляд — глаза в глаза. Я вижу в них свое отражение, как зеркало в зеркале. Словно сейчас мы едины. Смотреть в них... Чтобы выбраться, чтобы выплыть, чтобы существовать...

*-перев. с латыни «Затмить разум».