В глазах (джен)

Мир кружится. Белыми пятнами пляшет перед глазами. Я чувствую, как энергия вливается в меня. Подрагивают руки, и с пальцев будто срываются искры. В голове шум и гул, словно ветер. Проносятся мысли, отрывками, моментами. Для меня сейчас имеет значение только одно. Цель задана. Маршрут проложен, и давно продуманы все возможные пути решения. Мышцы натянуты как струны, напряжены. Как хищник перед прыжком. Собраться, сосредоточится и... наслаждаться. Да, это то, чего я жду, чего хочу, чего остервенело желаю. Здесь — я есьм всё. Длань дарующая, рука карающая. Кто я? Я...

Я иду по темным узким улицам. Серые громады домов возвышаются по обе стороны от меня. И лишь мокрый асфальт под ногами. Шаги тихие. Брызги влаги, монотонно барабанящий по карнизам дождь. Палочка нетерпеливо пляшет в моих пальцах. Я вышел на охоту. Ноздри раздуваются, и я принюхиваюсь. Я знаю, он где-то рядом, неподалеку. Тот, за которым я должен следить. Он находится быстро. Я знал, где искать. Стоит, облокотившись о стену, черное пальто чиркает по земле. Сгорбленная спина и чуть удлиненные темные волосы, собранные в жиденький хвостик, свисают между лопатками. Да, это он. Но ещё рано. Надо ждать, но сил нет. Прячусь в тени. Он должен провести меня к ним и тогда... О, да... Я чувствую дрожь предвкушения, пробегающую по позвоночнику, выгибается спина, сжимаются кулаки. Гнев начинает потихоньку затоплять мозг, накатывая волнами, смывая границы разумности. Но я жду. Жду момента, когда смогу увидеть страх в их глазах, их сжимающиеся в напряжении пальцы, слышать их учащенное дыхание. Адреналин по венам быстрым потоком... Нет-нет-нет! Набраться терпения. Потом будет всё. Сейчас я должен быть спокоен.

Проходит немного времени, и моя жертва бросает на мокрый асфальт докуренную сигарету, направляется в сторону большого заброшенного склада. На встречу ему идет ещё одна безымянная фигура. Почему безымянная? Она существует только этот миг для меня, и она — никто. Для меня имеет значение лишь факт ее присутствия здесь. Причастен — значит, замешан. Замешан — значит, виновен. Виновен — значит, грешен...

Я тень. Меня скрывает мантия от любопытных глаз. Ночь — мой помощник. Я иду за ними. Шаги легкие, пружинистые. Я не пытаюсь прятаться и не боюсь напугать и потерять свою цель. Она уже моя добыча. Лишь нужно дождаться время, когда я смогу ее взять. Не может быть борьбы. Потому что нет смысла слабому бороться с сильным, обрекая себя на неминуемое и ещё более унизительное поражение. Их нити жизни уже вплетены в ковер судеб. Прикрыв глаза, я чувствую под пальцами тонкие штрихи ярких линий на полотне. Их поступки, желания и все действия подчиняются мне. Теперь я владею...

Хлопок аппарации внезапен, но я не удивлен. Не могли же они оставаться здесь. Я не расстроен. Считываю путь. Рывок в районе пупка и легкая горечь во рту. Острая боль в правом боку. Чёрт! Яркий свет бьет по глазам. Лишь на миг прикрыть, а потом распахнуть. Ведь передо мной конечная точка. Цель достигнута.

Они стоят кружком в просторных темных длинных плащах. Никаких мантий — они лишь привлекают внимание. Между ними ящики, набитые тем, за что им гореть в аду. Ад? Если он существует, то они всё равно до него не дойдут — я прегражу им путь. Никто не смеет отнимать у меня моё...

Как удачно они выбрали место, то что надо. Золото песка под ногами и теплое южное солнце. Глаза закрываются сами, а палочка послушно прыгает в ладонь из крепления на предплечье. Я знаю, что будет дальше, и от этого дрожу. От предвкушения, от сладостного ожидания скорой развязки. Миг и мир меняется вокруг меня. Я чувствую магию, которая бежит по венам вместе с моей темно-красной кровью, искрит и наполняет каждую клеточку тела. Сейчас я могу всё, что хочу. Сбрасываю мантию, скрывающую меня, и вижу их расширившиеся глаза. О, этот запах страха. Они боятся, я вижу. Я усмехаюсь. Они пытаются добраться до палочек, но я быстрее. Заклятие, выпущенное ими с трех сторон проносится над головой. Нырок вниз, подкат под ноги одному, сшибаю. Он валится кулем, палочка отлетает вбок. Красный луч слетает с моей и попадает в грудь второму, стоящему рядом. Ещё четверо. Во мне бушует адреналин, и я теряюсь в этом вихре эмоций и ощущений, запахов, чувства вседозволенности. Я — сила, которая пришла карать. Все они виновны. В своих деяниях, поступках, в мышлении, таком неправильном, запретном. Палочка — продолжение руки, единое целое со мной. Я вижу, как на глазах она превращается в подобие меча. Он сверкает гранями на солнце, бросая блики. Так даже ещё интереснее! Взмахи, рубящие удары от плеча. Заклятия соскальзывают, оставляют глубокие надрезы на теле врагов. Их вина может быть смыта только кровью! Сейчас я в своей стихии. Я знаю, что от меня требуется, и я должен это исполнить... во славу, во имя чести и справедливости!

Один умудряется ускользнуть из моего поля зрения — тот, за кем я изначально следил. Увертливый, сукин сын! Бросаю взгляд на поле боя — здесь моя работа окончена. Взмахом собираю валяющиеся палочки и кидаюсь на звук аппарационного хлопка. Считываю след. Вываливаюсь из потока в темное помещение. А, это тот заброшенный склад! Где же моя жертва? Не хорошо убегать, если тебя ещё не отпускали... Я слышу его тихие шаги за стеллажами. Он думает, что скроется от меня. Посылаю заклятие Обнаружения. Да, он именно там, где я думаю. Иду наперерез. Он натыкается на меня, заворачивая из-за ящика. Сталкивается и слегка пошатывается, но быстро ориентируется, и уже через миг с его палочки сыплются заклятия. Ах, как же хорошо играется кошке с мышкой. Может, продлить удовольствие?.. Но тут он всё портит, посылая в меня серию темных проклятий. Вот чёрт! Это же те самые, которые эти ублюдки разрабатывали! Гнев затапливает, и я окончательно теряю разум. Только вспышки перед глазами и чувство выполненного долга после смертельного взмаха палочкой...

Сознание возвращается неохотно. Я так не хочу терять это чувство эйфории. В голове бухают молотом слова низким голосом о том, что нужен живой свидетель... А я тупо смотрю на расползающееся по полу темно-красное пятно.

-Вот, блять...

Надеюсь, в той бойне в песках остался кто-то живой...

**

Я захожу в квартиру и с силой хлопаю дверью. Грудь сдавливаю ремни на плаще. Большие стальные бляхи в форме голов львов больно врезаются к кожу. Щелк! Щелк-щелк! Накидка летит на кресло и раскрывается веером, укрывая спинку и подлокотники. В помещении темно, но мне это совершенно не мешает. Я знаю куда иду. На тумбочке возле кровати лежит пачка сигарет. На миг красная точка пламени освещает мое лицо и гаснет. Затяжка-жжение-выдох. За окном огни большого ночного города. Он никогда не спит. Панорамное зачарованное окно почти во всю стену создает прекрасный вид. Мне он так нравился, когда я только въехал сюда. А теперь? Теперь мне пофигу. Я знаю, что то, что вижу — лишь фальшивка, макет нашей идеальной сказочной жизни. Если копнуть глубже, то в глаза бросается бедность, нищета, вся грязь бьет фонтанами, прорываясь гнойными фурункулами на улицах. Вся ущербность живущих здесь людей, как муравьи, копошащихся в этом логове. Меня бесит этот мир с его лживым содержимым. Убийцы, воры, насильники. Твари! Они выползают на улицы, как только солнце скрывается за горизонтом. Я не могу позволить им разгуливать там. Жажда крови? Мести? Агрессия? Мне плевать, как это называется. Заразу можно уничтожить только каленым железом, выжечь под корень, удалив причину инфекции. Кто, как не я?..

Падаю спиной на диван и прикрываю глаза. Сразу же всплывают образы и видения, которые уже прожжены на сетчатке. Палочка — меч, знак на груди — алый крест. В моих руках сила и мощь. Дайте же мне выплеснуть её наружу! Я не могу больше сдерживать! Вот к чему приводит мое терпение — кровь по полу и крики Кингсли. Но я ему нужен... Нужен же?.. Черт, я не знаю этого уже. Но мне всё равно. Я прав, остальные пусть идут нах! Шарю рукой по кровати. Пальцы дрожат. Давно уже не было этой сладости, этой легкости в них. Грёбаный министр продержал меня у себя почти сутки. Что ему надо было? Я так и не понял. Какой-то бред, какие-то напыщенные слова. Меня от них тянуло блевать ещё в школе, когда мне их втирал Дамблдор, Фадж, Скримджер и долбанутая общественность. Сейчас я просто сжимаю губы и, пропуская мимо ушей его речь, смотрю перед собой. А перед глазами снова картинки. Ммм, я знаю, что скоро настанет этот миг, когда я буду далеко от этого дерьма. Да, это-то мне сейчас и нужно. Мобильник находится почти сразу. Быстрый набор и уже знакомый голос на другой стороне. Я знаю, он скоро будет и принесет исцеление, избавление. Это своеобразная расплата за мою нерадивость, за то, что я не в силах изничтожить весь грех, обитающий в этом мире. Но и это моя награда. Оно дарит мне прощение, и я обновляюсь, перерождаюсь, наполняюсь энергией. Скоро...

Я встаю и подхожу к окну. Я вижу свое отражение в блеске стекла. Волосы острижены и так же топорщатся в разные стороны, как и раньше. Только это и осталось от прежнего меня. Всё остальное исказила реальность. Черты лица, движения тела. Я еле узнаю себя. Но это не значит, что мне жаль. Я стал сильнее, решительнее. Это меня устраивает. И я вижу вещи в истинном свете. Да, уже очень скоро я смогу смотреть его глазами, своими глазами. Когда он рядом в этот момент, в момент истины, я вижу отражение себя в его глазах. На миг — боль, на миг — счастье...

Стук... Я готов. Последний взгляд на отражение. Мои глаза горят зеленью и кажутся сумасшедшими. Пускай! Для меня важно лишь то, что я иду открывать дверь. Дверь в мой персональный ад и рай. Он стоит напротив, лыбится, сука, знает, что я жду из последних сил. Но замечаю, что и у него самого подрагивают руки, а взгляд бегающий и затравленный.

— Заебали, да?

— А тебя? Смотрю, тоже.

— Ублюдки.

— Ага. Пошли.

Комната, диван, стол. Я уже не здесь, не сейчас. Вне времени, вне пространства. Последнее и самое важное — взгляд, глаза в глаза. Это уже как ритуал. Но только так я не теряю эту гребаную реальность. Я знаю, что если что, я найду путь назад, там, в его глазах...

Он не прятался. Зачем? Ведь он предприниматель и хочет заключить выгодную для себя сделку. Я, теоретически, его будущий партнер. Конечно, только теоретически. Он так и не понял до сих пор, кто я такой. Мое лицо не видел вблизи, а по голосу не угадаешь — связки восстановлены заново после прошлого неудачного рейда, и голос теперь не мой... Да и, глядя на внешность, тоже трудно будет назвать уже по имени. Но многие все равно помнят, кто я...

Когда я вижу искры узнавания в их глазах и появляющуюся брезгливость, хочется дотянуться до палочки и стереть это выражение с их лиц. Мне уже осточертели их колкие слова в мой адрес! Но мне приходится играть роль высокомерного заносчивого ублюдка, плевать хотевшего на них всех, ничтожеств. Да, это у меня получается хорошо. Я никогда не буду пресмыкаться ни перед кем. Я лишь подстраиваюсь под обстоятельства, переделываю их под себя по мере ознакомления. Даже теперь, в моем таком незавидном положении, я умудрился быть «на коне» и заставляю их плясать под мою дудочку. Да, я заносчивая, скользкая тварь. Но кто другой в нашем мире? Только слабаки. А я не слабак!

Я подхожу к нему. На конопатом лице расплывается стандартная натянутая улыбка — минимум искренности, максимум фальши. Он пытается расположить к себе, а я ухмыляюсь и тоже растягиваю губы в подобии оскала. А у него от этого начинает дергаться веко. Чёрт, переиграл...

— Добрый день, мистер Сайрус, — голос хрипатый.

Да, Сайрус. А чем это хуже того же Томаса или Андерсона? Всё равно он не вспомнит потом...

— Добрый, добрый...

— Я рад, что, наконец, вы почтили меня свои визитом. А то всё как-то телефон да камин...

— Мне так удобнее, знаете ли.

Склоняет голову набок, прищуривается.

— Знаете, вы мне кого-то напоминаете, только не могу понять...

Холодею внутренне, напрягаюсь, пытаюсь говорить спокойно.

— Это вряд ли. Я недавно в Лондоне.

— Вот как... Ну что ж, тогда, может, приступим? — кивает головой в сторону припаркованного автомобиля.

Не-е, дорогой, это в мои планы совсем не входило.

— Может, всё же переговорим на более... нейтральной территории?

Он задумывается на миг и согласно кивает. Идём в ближайшее кафе. Находим самый удаленный столик. Он кидает вокруг нас простенькое Заглушающее, даже не замечая палочку в моих руках. Закрепить, Отвлекающие, Защитные... Мне совсем не надо, чтобы нас увидели, опознали и прицепились. Мне надо, чтобы с этой секунды, мой неудавшийся партнер числился пропавшим без вести.

— Кхм... Мистер Сайрус, так вы готовы заключить со мной сделку?

Ответить «да»? И тогда Британия погрязнет в темных незарегистрированных артефактах? Снова будут волнения и галдеж. А кто станет козлом отпущения? Конечно же, бывшие Пожиратели смерти. А мне это совершенно не надо.

У меня уже всё заготовлено. Портключ на цепочке висит на шее. Помещение изолировано, клиент... ждет. Ухмыляюсь и, протягивая руку, хватаю его за запястье. Рывок в животе. Я вижу его испуганные глаза. Миг и мы уже очень далеко. Он вырывается и вскидывает палочку, целясь в меня. Я успеваю поставить блок и уворачиваюсь. Он кружит вокруг, бросая осторожные взгляды по сторонам. Обстановка ему ничего не покажет. Заброшенный завод, одно из сотен помещений в нем. Облезлые, разваливающиеся стены и потолки, грязь и пыль под ногами, холодный ветер задувает сквозь выбитые окна. Его терпение на исходе и самообладание дает трещину. Я вижу это, чувствую.

— Кто ты, мать твою?! Какого хера ты притащил меня сюда?!

— Фу, как грубо и не культурно... Не хорошо...

— Ты министерская шавка, да? Кто тебя подослал?

— Что же вы так орёте-то, мистер. Не комильфо это, выражаться так, да палочкой махать.

— А ты не указывай мне, щенок! Не дорос ещё пасть открывать. Что, решил в героя поиграть? Вылез из-под юбки мамаши и рванулся в праведный бой?

Ох, не надо было затрагивать ему мою мать... Заклятие срывается молниеносно. Он не успевает поставить блок и отлетает спиной на стену. Слышится звук сломанных костей и нечеловеческий вой. Мужик сидит на полу, прижимая руку к груди. Спина изодрана в кровь. Его палочка валяется рядом.

— Ну, и кто ты теперь без неё, а? — пинаю мыском дорогих туфель бесполезную сейчас деревяшку.

-Зато я знаю, кто ты, ублюдок! Мелкий напыщенный индюк, возомнивший себя карателем! — кровь брызжет из его разбитой губы, и он морщится.

— Не-е, ты ещё не видел «карателя». И я, честно признаться, не знаю, кто из нас двоих хуже.

Я ухмыляюсь, а он сжимается сильнее. Почему? Что он иногда видит такого во мне, что заставляет его затыкаться?

— Да мне плевать! Ты перешел все границы, парень! — пытается встать, но я бью его с ноги в живот.

Хрипит. Харкает кровью. Мыски ботинок заляпаны теперь бурыми разводами. Урод. Протираю их о его же пиджак. Он не может пошевелится, лежит на боку.

— Что ты хочешь, сучёнок?

— О, как мы заговорили? Что хочу?.. Да много чего. Но ты не сможешь мне это дать.

— У меня есть деньги...

— Мне не сдались они. Своих девать не куда.

— Х-кх-кх... — плевок. — Значит... я был прав. Ты один из этих... золотой, мать его, молодежи...

— Неверный ответ, — удар.

Он подвывает.

— Ненавижу, сволочь... Что ты хочешь? Выкуп? Побрякушки темные халявно? Могу поделиться...

— А если мне нужно нечто другое? — сажусь возле него на корточки, приподнимая пончиком палочки его подбородок.

— Что?

— Ну я же не могу отпустить тебя теперь, когда ты знаешь моё лицо, — ухмыляюсь.

Его зрачки расширяются. Но, к моему удивлению, он избирает совсем неправильную тактику.

— Ты не посмеешь... меня... Я тебя из могилы достану, тварь! Ну, что ты хочешь за мою жизнь, а? Все вы одинаковые! Сначала отбрехиваетесь, что вам ничего не надо, честные такие все, блять. А на самом деле — твари продажные. Ты такой же, да? Так назови цену!

Мой разум на миг отключается. Ведь я вижу опять эту неправильность, эту мерзость, которую так хочу искоренить!

— Ты поплатишься за это! — шипение сквозь зубы. — Круцио!

Да... Мне можно... Мне всё можно! Я вижу, как он извивается в агонии. Миг и заклятие сходит. Его трясет. До него начинает доходить весь масштаб трагедии.

— Нет, нет! Не надо! Я не знаю даже кто-ты... кто ты на самом деле! Черт, не...

— Не знаешь?! — глаза прищурены. — Неужели ни разу не видел? Врёшь! — удар ногой по животу.

Фигурка скрючивается сильнее, похожа на эмбрион.

— Ни в одной грёбаной желтой газетенки ты не видел моё лицо? — удар. — Отвечай!

Фигурка всхлипывает, трясется, прижимая кровоточащие руки к груди.

— Да, да, вспомнил! — зрачки расширены. — Ты этот... сынок... ну, которого в Азкабан упрятали...

— Вспомнил. А говоришь, что не видел, гад! — удар по плечу.

Отхожу от него, верчу в длинных пальцах палочку их светлого дерева. Эх, где моя истинная палочка сейчас? Мне она так нравилась. Первая моя... А эта какая уже по счету?.. Их бич — мое заклинание. Оно делает микрорасщепы по ручке, и в один прекрасны миг она рассыпается в моих руках. Я уже устал заказывать новые. Откуда такая сила, скажите вы? Да хер знает! Возможно, после того случая, когда нам с напарником пришлось пробираться через огненные дебри в погоне за тремя отморозками, и меня окатило выбросом неконтролируемой стихийки от этого придурка. Не, он, конечно, псих, но могущественный, сволочь. Конечно, ему-то полегчало резко после такого, а я еще несколько дней в Мунго отлеживался. И бонусом — умение с максимальной пользой для... для них, короче. А у меня потом руки трясутся сутки... Но главное то, что я могу теперь сделать. Наконец, нет этих жестоких слов, осуждений во взгляде и шепотков за углами в коридорах. Потому что они, все эти министерские крысы, знают, что я умею и чем это может кончиться для них. Наконец, стираются грани прошлого, оно утекает, как песок сквозь растопыренные пальцы. Я знаю, как может быть по-другому, без брезгливости на их лицах, без злых оскорблений. Я представляю его, мой мир, каждый раз, как закрываю веки, и попадаю в него каждый раз, когда на время теряю разум. Он идеальный. Там я нечто и некто. Там я всё и ничего. Я сила, закон и повелитель. Нет, мне не нужна формальная власть. Я просто хочу мир без предрассудков и пересудов. Свой, где я всё создаю сам. Нет истории, нет нынешнего мира, нет людей, которые знают и помнят меня... Никого...

— Я сделаю этот мир стерильным, чистым, без этой грязи и лжи, обвинений и ненависти... Я видел это... Я видел его...

Прикрыть глаза, улыбка на губах. В голове шум и гул, кровь бьет в виски.

— Что за бред ты несешь, придурок сумасшедший! — голос жестоко вырывает меня из моего рая. — Где ты такое видел? Ты совсем что ли с катушек съехал, чертов пожир...

Его затыкает на полуслове мой взгляд. Знаю, глаза у меня сейчас реально бешеные. И я вижу, что он боится. Ссыкло. Жмется спиной к стене, пытаясь слиться с ней. Я надвигаюсь на него, но меня будто что-то останавливает, тормозит. Я словно вижу себя со стороны. Замираю. Чёрт, я сейчас так похож на него... Но мне нельзя так, иначе, он уже не сможет выбраться, вернуться, тот, кто смотрит в мои глаза перед прыжком в неизвестность... Кто из нас двоих рассудительный? Я, блять! Опять роли. Чёртовы роли! Я понимаю, что сам растерялся, и этот ублюдок, что сидит у моих ног, видел это, видел меня таким... Только он никому не сможет это рассказать. Дааа... Как же это в кайф. Я направляю на него палочку.

— Defectus rationis!*

Яркий свет бьет ему в лицо, и зрачки резко сужаются. Руки падают на пол, а рот приоткрывается в беззвучном полукрике-полустоне. Всё, он теперь не живее овоща. Зачем Министерству они нужны в таком виде? Опыты? Наглядное пособие к их власти? Мне плевать, если честно. Главное для меня, что он уже сам ничего не вспомнит. Я слишком хорош в этом. Спасибо напарнику. Кстати, а как он закончил? Только бы не запорол...

Я кидаю последний взгляд на распростертое тело возле моих ботинок. Да, тебе место именно там, тварь. Сколько же ты крови-то подпортил, проворачивая свои грязные делишки. Весь такой крутой из себя, когда встретились только, палочкой махать принялся, обзываться. Ой, как не хорошо! А на самом деле... Такой же мешок с дерьмом, как и все остальные лживые ублюдки. Плевок вниз. Бросить маячок. Теперь авроры найдут тело, выпотрошат из мозга всю нужную им информацию и перевезут... Куда там они возят эти бессознательные туши? Плевать...

**

Иду по мостовой. Холодный дождь забирается за воротник. А мне лень ставить отталкивающие чары. Все равно ночь на дворе, никто не видит ничего и никого вокруг. Спешат по своим домам, к своим придуманным жизням. Магглы... Хотя, волшебники не лучше. Кичатся своими знаниями, историей, умениями. А что в реале? Многолетняя война, деспотия и тирания. Какой, к черту, Визенгамот? Министр махнул палочкой — открылись двери в Азкабан для ненужных индивидуумов. Всё, что образовалось «светлого» после падения Лорда постепенно сошло на нет, и мир снова стал тем, чем был до этого — свалкой. Снова появилась преступность и многочасовые дебаты по поводу равноправия и привилегий для аристократии. Аристократия... Её изничтожили почти под корень. Ведь по мнению общественности, именно она поддерживала Темного Лорда. Все взрослые волшебники попали в тюрьму, кроме тех, кто не умер в последние два года войны, и тех, кто под шумок не свалил за границу. Младшее поколение... Им было нелегко. Все и всё против них. Не важно, какого мнения ты придерживаешься. Можно было отработать оправдание корячась на Министерство. А какой мне оставался выбор? Правильно — никакого. Вот и пошел...

Меня отвлекло от раздумий гудение из кармана брюк. Знакомый голос в трубке. Долго же его, видать, мурыжили в Министерстве... Будет ждать. «Да, сейчас приду». Зайти в квартиру, скинуть промокшие насквозь шмотки, надеть новое, чистое и сухое. В какое бы я дерьмо не вляпался, надо выходить с высоко поднятой головой. Это вдалбливалось с детства моим нерадивым папашей. Колдую над тумбочкой в спальне. Щелчок, отодвигается панель сзади. Взять в руки, подбросить, прикинуть вес, сунуть в карман. Взмахом запереть тайник.

Теперь чары наведены, и я не рискую быть похожим на мокрого воробья. Карман греет приятная ноша. Скоро... мой мир, мое спасение будет со мной... У меня уже подрагиваю пальцы, губы разъезжаются в полубезумной улыбке, а перед глазами такие желанные картинки.

Он открывает секунд через десять после моего нажатия на звонок. Выглядит хреново: темно-синие круги под глазами, волосы всклокочены, мятая рубашка вылезает из-под ремня. Вопрос слетает с языка:

— Заебали, да?

— А тебя? Смотрю, тоже.

— Ублюдки.

— Ага. Пошли.

Его квартиру знаю наизусть — не раз тут бывал. Но мне плевать на обстановку и даже на то, что мы передвигаемся почти в темноте — огни города за окном не в счет. В отражении зеркала мои идеально уложенные светлые волосы и пылающие лихорадочным огнем серые глаза. Плюхаюсь на кровать. Покрывало смято, видимо, он валялся на нем. Достаю мешочек из кармана. Он уже не здесь, я вижу это по его отстраненному взгляду. Всё готово, и я тоже. Последний штрих. Взгляд — глаза в глаза. Я вижу в них свое отражение, как зеркало в зеркале. Словно сейчас мы едины. Смотреть в них... Чтобы выбраться, чтобы выплыть, чтобы существовать...

*-перев. с латыни «Затмить разум».

«И снова те же люди на тех же местах.

И снова те же буквы на тех же листах.

И снова сладость после, в чугунных руках.

Отчаянный смех и слёзы

В прекрасных глазах...»

(Магнитная Аномалия)

Сознание возвращалось неохотно, будто не я, будто не со мной. Тяжелые веки налиты свинцом, горло дерет, в голове бьют набатом. Кажется, это когда-то уже было. Словно в другой жизни. Там тоже был я и не я. Там было то, что я не хотел видеть и принимать. Реальность жестче. Реальность больнее. Словно ножом по сердце, иглами в пальцы, огнем на кожу. Мой мир... В котором я был, тот, который избавляет от всего. Другой. Новый. И такой нереальный... Но там... там было моё спасение, моё избавление. Я был карателем, повелителем и вершителем судеб. Я убирал свои грехи, «прощая» их, искореняя ту нечисть, что была в их душах. Прогнившие изнутри... Всё то, что вы так боитесь, придет к вам в моём лице и принесет очищение и забытье. Я — длань дарующая, прощающая и наказывающая. Я — тот, кто избавит вас от пагубных мыслей, очистит ваш разум, подготовив его к принятию истины.

Тот мир теперь так далек... Я понял это только сейчас, лежа на накрахмаленных белых простынях. Это было совсем недавно, а мне кажется, что уже очень давно... Но я не могу заставить себя не попытаться попасть туда снова...

— Как вы себя чувствуете? — женский голос.

Звук прорывается, как сквозь вату. Я не хотел его слышать. Я не хотел осознавать, что вернулся назад.

— А что вы хотите услышать?

Голосовые связки болят. Каркающие звуки, вырывающиеся из глотки режут уши.

— Ваш ответ.

— А какой вас устроит?

Она молчит. Ну и пусть. Мне не нужны её ответы, её вопросы, её присутствие.

— Странно...

Я не спрашиваю. Мне не интересно.

— Ваши ответы очень похожи на ответы мистера...

— Вы можете уйти?

Мне всё равно, что я её перебиваю. Мне не комфортно в её обществе. И мне абсолютно до лампочки, что она считает и о чем думает. Даже с закрытыми веками я вижу, как её губы соединяются в тонкую линию и морщится лоб. Она стоит и дышит. Громко, слишком громко. И слишком реально. Мне хочется стукнуть её по лицу, чтобы кровь сочилась из разбитой губы, только бы она убралась отсюда.

— Мистер...

— Вы плохо расслышали? Пошли вон!

Звонкий стук каблучков о кафель пола и хлопнувшая входная дверь. Истеричка.

Я снова один, но это гораздо лучше, чем понимать, что снова должен находиться в обществе людей, на которых тебе плевать. Наверное, нас это и объединило с ним. Наша ненависть. Да... Это почти, как одно желание на двоих, одно стремление, одна жизнь. Один мир. Единственно правильный мир... Ненависть толкает людей совершать поистине ужасающие поступки. Я поступаю плохо? Нет, я так не считаю. Наверное, я поступил так, как хотел. Многие назовут это эгоизмом. Нет, это не то, они не правы. Это то, что заслуживаете вы, твари, сделавшие нас такими. Мы — ваши создания, вылепленные из пластика и теплого воска. Без мыслей, чувств, объединенные идеей. И как только ваши «дети» начинают очеловечиваться и понимать в каком дерьме они барахтаются, то вы пугаетесь и находите все новые способы держать нас в узде. Любыми методами. Конечно, это же так необычно — безумные роботы-исполнители, думающие самостоятельно. Я ненавижу вас, я презираю вас. И эта ненависть культивирована многими годами, моей почти неправильной, конечно, в вашем понимании, жизни. Когда я прозрел? Я не помню. Но это был переходный момент для меня и очень далекий. Я увидел его, тот мир, к которому стремился. Да, хоть что-то вы сделали полезного, и на этом спасибо. Ваша... помощь... была неоценимой... С одной стороны, я понял, что, наконец, сбросил оковы и освободился от вас, но с другой, я увидел то, где нахожусь. Мне не понравилось. Очень. Поэтому, я решил очистить этот мир. Не с вашей, в основном, помощью, уж извините, дорогие мои лицемеры. Но вы мне помогаете, хоть и неосознанно, развязывая ещё больше руки. Теперь мы сможем. Сами...

**

— Доктор, мне кажется странным поведение пациентов.

— Вы не должны волноваться об этом, дорогая. Работа авроров тяжела. Она откладывает свой отпечаток, как физически, так и в психическом плане. Тем более, это будет ярко выражено у таких бойцов.

— Они очнулись, и я разговаривала с ними. И...

— Вас что-то так сильно беспокоит?

— Да... Они говорят одинаковыми фразами и даже с похожей интонацией. Это... пугает.

— Не переживайте, милочка. Это в порядке вещей у тех, кто работает небольшими группами. Они все довольно близки на эмоциональном уровне. Боевая единица может быть эффективной только если внутри коллектива существует как бы единый разум. А эти двое... Вы знаете, что изначально их было шесть человек?

— Нет... Доктор, а остальные...

— Хоть война и закончилась, но работа для них всё равно будет. Мир неспокоен.

— Как же они... Можно вопрос?

— Конечно.

— Почему они попали к нам? Задание? Но ведь на них не было ранений...

— Кхм... Да, оно самое. И, прости, но это секретная информация. Всё будет хорошо, милая. А теперь, иди, проверь наших остальных пациентов.

— Хорошо, доктор.

Тихий звук закрывающейся двери.

— Если бы ты знала, дорогая, если бы ты знала...

**

Всё та же квартира, всё тот же полумрак. Огни города сливаются, превращаются в расплывчатые кляксы. Хочется зевать.

— Поттер, надеюсь, на это раз ты не ошибся с дозой.

— Я и в прошлый раз не ошибся.

— В больнице мы пролежали просто так? Оздоровительное профилактическое обследование.

— Заткнись, Малфой. Я бы предоставил это тебе, но ты не справишься, взбесишься и всё равно свалишь на меня.

— Ну так и делай. Только... быстрее.

— Уже?..

— Да.

— А я ещё нет.

— Тебе, наверное, кровь лучше почистили. Ты же герой чёртов. Тебя, блять, на руках носят. Со мной так не церемонятся.

— Будто надо мне это... Да не, просто у тебя организм слабее. Привыкание быстрее. И эффект ярче.

— Чего лыбишься? Завидуешь?

— Не-а. Своего дерьма яркого в башке хватает.

— Ну-ну. Поттер, почему ты это... делаешь? Я особо не спрашивал никогда...

— А тебе ли не похуй?

— Интересно просто.

— Я ненавижу этот мир... Чего ржешь?

— А нахрен спасал?

— Дураком малым был, без мозгов. Их заменили умелые ручки кукловодов — Дамблдора и Министерства.

— Ага, а теперь ты всё равно горбатишься на одного из них...

— Заткнись, и так тошно.

— Ох, бедненький Потти! Его обидели, и теперь он решил отомстить... Это ведь месть, да?

— Да. И ты, думаю, тоже не от хорошей жизни здесь торчишь. Хотя, я догадываюсь, почему ты именно сейчас тут... Что, домашний уют, покой и богатство уже не прельщает? Семью бы завел, стереотипы свои, малфоевские, потомку привил бы.

— В печенках они уже у меня сидят... эти стереотипы. Всё равно заклеймен. Как будто в болоте тонешь. Залез по самое «нехочу».

— И кто теперь у меня тут «бедненький»?

— Заткнись... И почему Кингсли тебя терпит, Поттер?

— А тебя?

Выгнутая бровь.

— Да, да, ты ж незаменимый такой.

— Видимо, сильно нужны...

— Только на это и надежда, Поттер, в нашем сраном мире, только на это... Готово?

— Да... Держи.

— Правильно рассчитал?

— Не веришь?

— Ты знаешь, наверное, только тебе и верю...

— Да и я, наверное, тоже...

— Ну, погнали?

— Ага...

Холодный низ кровати, жесткий ворс ковра. Закатать рукав. Синяя дорога вен, пульс под кожей. Красный жгут выше локтя, затянуть. Двумя пальцами по сгибу с внутренней стороны. Стукнуть. Раз. Второй. Третий. Колпачок в зубах. Что мне надо? Ничего, кроме этого. Потому что только так я могу быть собой. Игла. Угол. Жжение вверх. Кинуть на пол пустой шприц. Теперь самое главное. Чтоб вернутся сюда... куда совсем не хочется. Уже на краю сознания... Повернуть голову. Посмотреть, запомнить, соединиться. И увидеть в отражении себя, в его глазах...