Чужая (гет)

— Буду ждать тебя на своём факультете, сестрёнка! — подмигивает Сириус.

— Идиот!

Вслед ему летит тяжёлый фолиант в бархатной обложке, но ударяется только об удачно успевшую закрыться дверь купе. Он знает, конечно же знает, что Гриффиндор — последнее место, куда она захочет попасть. И, естественно, не попадёт, ведь все Блэки, кроме её чёртова кузена-предателя, испокон веков попадали на Слизерин. И она, несомненно, продолжит древнюю традицию.

Беллатрикс ещё маленькая, но давно выучилась ненавидеть и презирать. С детства она придерживалась мнения родителей по поводу чистоты крови, формируя собственное мнение на их основе. У неё не было ни трогательно милых желаний, ни розового цвета, ни плюшевых медвежат — она жила опасно тихой жизнью, думая о своём. Уже в десять лет она знала, что хочет, чтобы пришёл тот, кто возьмёт шефство над ними и поведёт вперёд.

Сириус часто, может, даже слишком много думает о Беллатрикс. Она никогда не любила его, даже не улыбнулась, когда он впервые с младенческого возраста увидел её после долгой разлуки во много лет. Судьба распоряжалась так, что виделись они очень редко, а раньше он всегда сильно жалел, что не может пообщаться с ней. Конечно, ему нравилось быть со смешливой Медой и важной Нарциссой, но без третьей сестрёнки порой было тоскливо. Сириус всегда думал, что они вчетвером должны были быть вместе — Регулуса он не считал, потому что тот был вечно ноющим хлюпиком. Нарцисса отчего-то защищала его, но скорее, со снисходительностью, и вскоре Рег во время их визитов стал запираться в своей комнате. Сириус был младшим в тогдашней компании и хотел, чтобы пришла Белла, на год младше его, чтобы не чувствовать себя маленьким. Он до сих пор вспоминает совершенно серьёзную девчушку, не носящую ничего, кроме чёрного, и не говорящую ничего поперёк словам родителей. Ему хотелось воспитать в ней живого человека, но она не давалась. Беллатрикс на самом деле неплохо относится к Сириусу, только она в жизни этого никому не расскажет. Причина в том, что он слишком пренебрежительно относится к общему мнению их семей насчёт чистокровных, а ещё в том, что попал на Гриффиндор. Заносчивый, нахальный, бесстрашный, честный — с самого начала ему и пути на Слизерин не было, в поведении проявлялись только восхваленные качества красно-золотого факультета. Именно это ей в Сириусе и не нравится, вот только он состоит из этого целиком и полностью, отдаваясь без остатка. Она не понимает, никогда не понимала, как можно было стать таким в их обществе. Они росли в одинаковых условиях, с теми же уроками манер, с теми же уставами, которые каждый из них знал наизусть. Только он стал свободным, а она — правильной. Такой, как нужно.

Беллатрикс ловит взгляд задорно блестящих глаз Сириуса, который сидел за столом Гриффиндора, затем замечает сосредоточенное выражение лиц сестёр. Они чинно занимают свои места под серебристо-зелёными знамёнами. Сейчас она пойдёт к ним.

— Блэк? Интересно, — бормочет Шляпа, а Беллатрикс передёргивает от отвращения — дряхлая грязная шапка бессовестно примостилась на её волосах. — В тебе, безусловно, уже есть коварство и хитрость, расчётливость, ум... Хорошие амбиции... Но сильнее всего, пожалуй, стремление, стремление добиться поставленной цели любой ценой. Непревзойдённая верность выбору... Необычно... Что ж, думаю, это очевидно, Блэк... Гриффиндор!!!

Беллатрикс со скрытым недоумением смотрит на лица сестёр: отчего они так поменялись? И Сириус — он улыбается, кивает. Ей на плечо ложится морщинистая рука декана львиного факультета, и немного взволнованный голос просит её встать с табуретки и сесть за стол. Но в то же время говорящая смотрит не на отчего-то притихших слизеринцев. Тут она смутно понимает, что же именно произнесла Шляпа. Сёстры её не ждали, её ждал кузен, радостно похлопывающий по месту на скамье рядом с собой. Беллатрикс оглядывается на директора, преподавателей — те напряжённо молчат, ждут.

— Нет! Шляпа ошиблась! — она едва ли не срывается на визг, не заботясь о том, что все взгляды обращены на неё.

— Мисс Блэк, — строго обрывает директор. — Пройдите к своему факультету.

И ей приходится, еле переставляя тяжёлые, как камень, ноги, направиться совсем не туда, куда она планировала пойти несколькими минутами ранее, горя изнутри обидой и яростью. Ошибка? Она сама, верно, когда-то ошиблась, считая абсолютно все свои черты характера истинно слизеринскими.

— Я ж говорил, Беллз! — радостно восклицает Сириус, не обращая внимания на злость в её глазах.

На самом деле он видит и знает, что ей страшно. Она испугалась такого резкого завитка в своей жизни, потому что не готовилась к такому. Она усердно пытается сердиться на него, на Шляпу, на учителей, директора и весь остальной мир, но ему видно, что она дрожит. Волнуется, конечно.

Блэк. Во второй раз Блэк на Гриффиндоре. Только ей и вправду здесь не место. Её затравят, она замкнётся в себе, ещё сильнее станет всех ненавидеть, совсем зачахнет. Но в груди у него кипит злорадство. Наконец-то девчонка получит по заслугам за свои вспыльчивость, поведение, резкость. Пусть помучается, почувствует, каково это, на собственной шкуре. Пусть увидит, что это такое, когда отношение родни к тебе меняется всего лишь из-за одного слова — названия факультета, который обрекает на что-то определённое. Вовсе он не обрекает, как думал Сириус — он считает, что кузину ничего не способно по-настоящему изменить, раз её уже так испортили в детстве разными предрассудками.

Он слышит, как кто-то зовёт его по имени с другой стороны, и отрывает взгляд от Беллатрикс. Марлин МакКиннон чуть испуганно держит его за рукав и уточняет, та ли это Блэк, про одну из которых ей рассказывали в детстве. Ему не хочется говорить, потому что он чувствует, что нет ничего хорошего, что бы он мог привести в пример. Поэтому он, поддаваясь необъяснимому желанию, обнимает Марлин за плечи и крепко прижимает к себе. Она неправильно рассматривает это и хихикает — говорит, чтобы не беспокоился, что он теперь не единственный Блэк-гриффиндорец — он всё равно самый лучший. И это не потому, что Сириус с ней так хорошо общается, а потому, что МакКиннон судит по общественному отношению к нему. Он краем глаза только подмечает, как кривятся губы Беллатрикс, которая слышит последнюю фразу Марлин.

Беллатрикс сидит одна среди огромного количества народа. По обе стороны от неё столько свободного места, что поместилось бы ещё пара человек. Тогда она старательно закусывает губу и убеждает себя, что ведь именно об этом и мечтала — об одиночестве. Чтобы никто не тревожил, не лез, не мешал. Никто и не будет. Она просто не позволит и сможет постоять за себя в противном случае. Она ведь Блэк. Сколько же человек смотрят на неё: кто с презрением, кто со злорадством, кто с издёвкой. Но Беллатрикс чувствует только одно, отличающееся от всего остального — жалость. Неужели кто-то посмел подумать, что она нуждается в жалости? Андромеда. Глупая! Младшая сестрёнка справится сама, её не нужно жалеть, ведь не было ещё ничего, чего бы она не преодолела.

В тот момент Беллатрикс понимает, что сможет. Хотя бы просто для того, чтобы доказать. Особенно Сириусу — что на Гриффиндоре могут учиться истинные слизеринки, не изменяя своим устоям и характеру.