Перекрёсток времён (гет)

1 сентября 1995 г., Хогвартс-экспресс

Лёгкое покачивание купе, запечатанного защитными чарами, вовсе не успокаивало одинокого пассажира. Его глаза расфокусировано смотрели на пейзаж, проплывающий за вагонным окном старого экспресса; солнце взошло уже высоко и теперь председательствовало на красивом голубом небосклоне. Прекрасная погода, однако, резко контрастировала с мрачными размышлениями Гарри Поттера.

Он сильно сомневался, что его жизнь может стать ещё хуже: покинутый теми, кого он считал своими друзьями, поливаемый потоками грязи в ежедневных новостях, и как апогей — смерть единственного человека, которого он считал своей семьёй. Сидя в одиночестве в своём купе, мальчик задавался вопросом: что же такого он сделал, если судьба обошлась с ним так жестоко. Всю свою жизнь до Хогвартса он знал, что такое быть по-настоящему одиноким и подвергаться остракизму. Жизнь с Дурслями глубоко укоренила эти чувства в его психике.

Но когда он приехал в Хогвартс, то открыл для себя радость и счастье, впервые в своей жизни подружился и узнал, как замечательно это может быть, когда есть люди, которые заботятся о тебе. Потом всё пошло плохо, ужасающе плохо, и он снова был одинок и подвергнут остракизму. Не знать, что такое дружба и счастье до Хогвартса было тяжело, но он их познал, и когда люди, заботившиеся о тебе и любившие тебя вдруг разрывают все отношения — жестокость этого подрывает все твои силы.

Всё началось тридцать первого октября прошлого года, когда объявляли чемпионов, которые будут представлять свои школы в историческом Турнире Трёх Волшебников. Сначала ничего не предвещало беды; были названы чемпионы Шармбатона и Дурмстранга и, наконец, Хогвартса, чемпионом которого стал Седрик Диггори, красивый семикурсник из Хаффлпаффа, бывший одновременно ловцом команды своего факультета и конкурентом Гарри, игравшего на той же позиции за Гриффиндор.

Но предчувствия имеют свойство сбываться, и Гарри наблюдал, как древний Кубок Огня выплюнул четвёртое имя; этот первобытный реликт, который должен был выбрать чемпионов из трёх конкурирующих школ, реликт, который мог выбрать только трёх чемпионов. Дамблдор выхватил кусок пергамента и недоверчивым голосом вслух прочитал имя: «Гарри Поттер!»

С этого момента учебный год превратился в абсолютный кошмар; Гарри с большим отрывом побил свой прошлогодний рекорд по количеству визитов в больничное крыло. Его сглазили и прокляли не менее шестидесяти раз. Не только Хаффлпаффцы, чувствовавшие себя ущемлёнными тем, что Мальчик-Который-Выжил опять ищет для себя внимания, но и студенты других факультетов, в том числе и его собственного. Все поверили в то, что Гарри обманул Кубок, даже его лучшие друзья. Гермиона старалась быть объективной, но он видел, что она с трудом ему верила.

Не было таким уж большим секретом, что студенческое сообщество и некоторые преподаватели желали Тому-Кто-Ищет-Больше-Славы умереть на турнире. Ему придало сил то, что Гермиона, казалось, пришла в себя и поверила ему, когда перед началом третьего испытания нервно пожелала удачи.

Но судьба, словно в насмешку, в очередной раз отвернулась от Гарри Поттера. Гермиона начала встречаться с его бывшим рыжеволосым другом, и Рональд Уизли оказался таким ревнивым придурком, что заставил её выбирать между ними двумя. Сочетание низкой самооценки и желание быть любимой и принятой другими сыграло свою роль — густоволосый книжный червь в конечном итоге выбрала Рона и встала на его сторону, ополчив тем самым против Гарри и оставшуюся часть школы.

Его возвращение с кладбища с мёртвым Седриком Диггори на руках и его возмутительное утверждение о том, что Волдеморт воскрес из мёртвых при помощи его крови, стало для студенческого сообщества последней каплей. К общей массе его недоброжелателей присоединились и те, кто до сих пор «сидел на заборе» и занимал по отношению к Гарри нейтральную позицию.

Широко распространилось мнение, что Поттер скорее всего сам убил Седрика, намеренно или случайно, но в любом случае они видели в этом только лишь его попытку прибавить себе популярности. Его утверждение, что причиной смерти красивого мальчика стал возрождённый Волдеморт, было бóльшим, чем они были готовы принять. Это был последний раз, когда Гермиона и прочие студенты разговаривали с ним хоть в какой-то благоприятной манере.

Большинство учеников школы осудили его как лжеца, вора и манипулятора, а частенько называли и убийцей. Общим голосованием факультета ему запретили ночевать в гриффиндорской башне; все его вещи были выброшены оттуда и лежали кучей перед портретом Толстой Леди, которая, увидев его, с отвращением на лице покинула свой пост. Среди порванных и сломанных вещей явно отсутствовали карта Мародёров и отцовская мантия-невидимка.

Оставшиеся недели до окончания учебного года он спал в дальнем углу больничного крыла. Дамблдор много раз пытался успокоить учеников, показывая по отношению к Гарри в лучшем случае прохладную поддержку, но его слова никто не слушал. Так как против него не было никаких явных улик, школьный совет не смог добиться его исключения, но это произошло отнюдь не из-за отсутствия такого желания. В конце учебного года в среде учеников гуляло много шепотков о том, что по пути в Лондон, в Хогвартс-экспрессе нужно бы добиться справедливости в отношении Гарри Поттера. Опасаясь за его жизнь, Дамблдор аппарировал Гарри к Дурслям, вообще не пустив на поезд.

Гарри был ошеломлён тем безразличием, которое Дамблдор проявил в его отношении за последние две недели в школе. Директор, как никто другой, точно знал, что Волдеморт вернулся, и его нежелание встать на сторону Гарри и заявить, что тот говорит правду, казалось для молодого черноволосого мальчика совершенно загадочным. Дамблдор непонятно почему не вступался в течение учебного года за Гарри и не наказывал тех, кто проклинал его или насылал сглазы.

Отсутствие поддержки со стороны директора и тех, кого он когда-то считал своими друзьями, оказалось мучительно болезненным. Малфой и его дружки воспользовались поворотом в общественном мнении; теперь их нападения на бывшего золотого мальчика Гриффиндора рассматривались лишь как баловство ищущих внимания детей.

Большинство студентов хохотало, когда Гарри снесло с лестницы комбинированным изгоняющим заклинанием Малфоя и Панси Паркинсон, что вылилось в его падение с четвёртого этажа на жёсткий каменный пол. Следующие три недели Гарри провёл в коме в больничном крыле, оправляясь от множественных переломов и тяжёлых ушибов внутренних органов.

Этот инцидент заставил небольшую группу студентов пересмотреть своё отношение к Гарри, но они молчали и не выступали против ужасного к нему отношения, по большей части потому, что опасались последствий, вступившись за слишком непопулярную личность. Больше всего Гарри разозлило то, что за все нападения на него никого не наказали. Никто не выступил в его защиту, даже декан собственного факультета.

Гарри остался у Дурслей морально и физически сломленным. Те же набросились на него как акулы, почуявшие кровь в воде. Вернон Дурсль, не желая терять времени, физически продемонстрировал Гарри своё недовольство от необходимости снова лицезреть его в своём доме.

Всего через неделю после того, как Гарри отправили в «Дурзкабан», из его сердца, и так уже израненного предательством друзей, был вырван ещё один большой кусок. Сириус Блэк, не оповестив Гарри, заявился в Литтл-Уингинг, чтобы навестить своего крестника и попытаться приободрить его, однако вместо этого его ожидала ужасающая встреча с парой дементоров, поцелуй которых высосал его душу. Гарри, ссорившийся в этот момент с двоюродным братом, почувствовал присутствие дементоров и, схватив Дадли, немедленно покинул этот район.

Он вспомнил, что когда убегал оттуда, слышал взволнованный лай собаки, затем вдруг наступил сильный холод и лай прекратился. Позже в этот же день Дамблдор проинформировал Гарри, что к Сириусу был применён поцелуй дементора. В течение следующих нескольких дней Гарри находился в прострации.

Неделю спустя в Гринготтсе Гарри выслушивал последнюю волю своего крёстного отца вопреки совету директора, который убеждал его в том, что Гарри должен позволить ему самому обо всём позаботиться. Дамблдор уверял его, что если будет что-то важное, о чём он должен знать, тот немедленно ему сообщит. Это просто не укладывалось у мальчика в голове, и он в жёсткой форме сообщил старику, куда тот может катиться со своими советами.

Удивительно, но Сириус оставил Гарри всё, включая титул Лорда Блэка, что в соответствии с правилами семьи Блэк автоматически делало его совершеннолетним, принявшим на себя новый статус Лорда и Главы Дома. Не желая ни единой лишней секунды проводить у Дурслей и имея несколько вариантов на выбор, он решил покинуть «пригородную тюрьму». Гоблины предоставили ему порт-ключ, и позже он стоял перед старым домом в захудалом районе Лондона.

Гарри сразу же переехал в дом номер двенадцать на площади Гриммо, так как хотел быть ближе ко всему, напоминавшему ему о Сириусе. Несмотря на то, что бывший дом покойного крёстного оказался тёмным и угнетающим, он до сих пор был единственной связью мальчика со старым мародёром. На следующий день Гарри вступил во владение особняком, и это оказалось незабываемым. Раньше он видел единственный волшебный дом — Нору, но это было чем-то совершенно другим.

Нора была тем, что Гарри мог бы назвать «домашним хаосом». Ему в голову не приходило никакого другого сравнения по отношению к этому скромному жилищу, но он чувствовал себя комфортно, живя там. Гриммо же воспринимался как музей готики, со всей его старинной мебелью, богато оформленными комнатами и портретами разнообразных бывших членов семьи почти в каждой комнате. Гарри чуть не подпрыгнул, когда увидел дюжину отрубленных голов домовых эльфов, украшавших лестницу на верхние этажи.

Самым удивительным оказался портрет женщины, которая, как он узнал, была матерью Сириуса, Вальбургой Блэк. Когда Гарри впервые вошёл в дом, она заметила на нём мантию Дома Блэк и родовой перстень на его пальце. Она торжественно попросила его рассказать о своём сыне Сириусе и о том, как тот умер. Услышав, что её последнего ребёнка забрали дементоры, она явно пала духом. Гарри почти шесть часов проговорил с Вальбургой о Сириусе и его детстве, к своему удивлению обнаружив, что ему комфортно находиться в обществе бывшего матриарха семьи Блэк.

В процессе разговора Гарри узнал, что Вальбурга никогда по-настоящему не ненавидела своего сына, их разногласия имели под собой скорее философские корни, но сейчас это казалось таким несущественным. Хоть Блэки и образовали союз с Волдемортом в начале его возвышения, они всегда были молчаливыми противниками методов Тёмного Лорда и порвали с ним все отношения, когда тот собственноручно убил их сына Регулуса.

В Гарри Вальбурга увидела шанс искупления для себя как для матери и искупления для всего Дома Блэк, поэтому сразу же начала обучать его, как стать настоящим Лордом Блэком, способным вернуть честь в семью.

Вальбурга переходила из портрета в портрет, знакомя Гарри с бывшими главами семьи, и сообщила, что все они помогут адаптироваться ему к жизни в качестве Лорда Блэка. Его посвятили во все секреты особняка, рассказали про скрытые комнаты и тайные заклинания, проклятия и сглазы, разработанные Домом Блэк на протяжении столетий. Ему рассказали, конечно, и о самых могучих наступательных и оборонительных чарах, которые может активировать и деактивировать исключительно глава семьи.

Дамблдор спросил у Гарри, может ли он воспользоваться домом на Гриммо для собраний Ордена Феникса — группы бдительности, созданной директором во времена первой войны с Волдемортом. Узнав, что членами этой организации являются Снейп и Уизли, Гарри категорически отказался. Мало того, он наорал на директора за его наглость просить место для собраний какой-то группы, пусть и выступавшей против Волдеморта, когда старый ублюдок в школе даже не протянул ему руки поддержки.

Уизли многое для него значили, но отказались от него, и он не желал больше погружаться в горькие воспоминания каждый раз, сталкиваясь с предателями. На прошлой неделе в школе, прямо в Большом зале, Гарри получил от матриарха рыжеволосой семейки громовещатель, прооравший ему, что он позорит фамилию Поттер и больше не вступит на порог её дома. Это событие оказалось для него очень травмирующим.

Домовой эльф Кричер получил строгий наказ от любимой хозяйки во всём помогать новому Лорду Блэку и стать для него самым лучшим помощником. После этого Кричер, казалось, вышел из своей долговременной депрессии и начал приводить старинный особняк в порядок. Каким-то образом узнав об эмансипации Гарри, к нему заявился домовик Добби, полагавший, что тоже может стать для него полезным.

Сумасшедший эльф рассказал Гарри, что уже связан с ним с того момента, когда Мальчик-Который-Выжил освободил его от Малфоев. Гарри был ошеломлён, узнав, что вместо освобождения эльфа, он приобрёл на него права собственности. Оказалось, что Добби тогда скромно об этом умолчал.

Мальчик официально поприветствовал Добби как часть Дома Блэк, так как титул главы Дома Поттер он пока что не требовал. В течение нескольких дней Кричер и Добби привели старый дом в безупречный порядок. В семью Блэк была так же принята эльфийка Винки, за которую похлопотал Добби. Вскоре старинный особняк снова превратился в жилище, подобающее знатному роду.

Вальбурга убедила Гарри вернуться в Хогвартс. Она сказала ему, что соответствующее образование и практика, полученные в школе, ему необходимы. Поначалу он собирался бросить школу и изолировать себя от остального волшебного мира, но Вальбурга быстро отвергла эту идею и всеми силами попыталась вернуть в жизнь Гарри чувства гордости и целеустремлённости.

Под строгим руководством Вальбурги Блэк и других бывших глав семьи он провёл два месяца в учёбе. Портреты были весьма довольны тем, что Гарри оказался таким способным учеником. Вальбурга обучила его многим заклинаниям семьи Блэк, заклинаниям, которым учили лишь членов семьи.

Она научила его простым оберегам, которые должен знать любой Блэк, чтобы защитить себя от других. Она научила его окклюменции — искусству защиты разума, которое далось Гарри удивительно легко. Имея в распоряжении огромный дом, где его никто не отвлекал, мальчику не составляло особых трудов сосредоточиться. Перед возвращением в Хогвартс он заложил хорошую прочную основу в этом искусстве.

Она рассказала ему о генеалогии семейств Поттер и Блэк, и Гарри с удивлением узнал, что его бабушка Дорея Блэк приходилась Вальбурге тётей. Она рассказывала ему о положении, которое оба семейства занимали в обществе чистокровных.

Гарри продемонстрировали семейный гобелен, где на генеалогическом древе располагалась и его линия. Его настигла волна печали, когда он увидел там портрет Сириуса. Видимо Кричеру приказали восстановить все повреждённые портреты членов семьи, которые по той или иной причине ранее были выжжены с гобелена.

Он узнал лицо Нарциссы Малфой, урождённой Блэк, но двух других женщин, её сестёр, он не знал. Одной из них была Андромеда Тонкс, в девичестве Блэк, а другой — Беллатрикс Лестрейндж, также в девичестве Блэк. Разглядывая древний гобелен, Гарри был удивлён такому количеству красивых женщин и мужчин.

Когда он спросил об этом у Вальбурги, та рассказала ему семейную тайну, хранимую более тысячелетия. Тысячу двести лет назад Лорд Блэк влюбился и женился на болгарской вейле, и с тех пор все дети, рождавшиеся в семье Блэк, унаследовали этот ген красоты. Ходили слухи, что некоторые унаследовали даже и способность вейл к очарованию, хотя и в минимальной степени.

Вальбурга перечислила всех членов семьи Блэк, которые были ещё живы, и Гарри удивился, что на самом деле в живых оставалось ещё довольно много людей. Но он был и обеспокоен, узнав, что некоторые из них являлись последователями Волдеморта. Вальбурга успокоила его, объяснив некоторые особые нюансы, связанные со статусом главы семьи Блэк.

Одним из таких нюансов было то, что ни один из членов семьи не мог сознательно нанести главе Дома никакого вреда. Это заклинание накладывалось на каждого родившегося в семье ребёнка. И ещё она его заверила, что Блэки больше не поддерживают Волдеморта, кроме некоторых отщепенцев.

К первому сентября Гарри был полон решимости не позволять другим диктовать ему свою волю, и хоть в мире у него не осталось больше друзей, это не означало, что он будет скрываться. Он был наследником Дома Поттер и Лордом Блэком из Дома Блэк, он происходил из двух благородных семейств с богатой и иногда печальной историей, и ему нечего было стыдиться.

Вальбурга напутствовала его:

— Гарри, никогда не проявляй перед другими людьми слабость. Есть те, кто будет молиться на твои слабости и пытаться использовать их против тебя. Заключай союз с теми, кто сделает наш дом сильнее, независимо от того, на каком факультете Хогвартса они учатся или учились.

Однако у Гарри была одна серьёзная проблема — разрывающее сердце одиночество. В школе и общественных местах он мог спрятаться за равнодушным выражением лица, но под этим скрывалось отчаянное желание быть принятым таким, какой он есть, чтобы в него поверили, но прежде всего ему хотелось быть любимым.

* * *

Долговязый рыжеволосый волшебник и ведьма с густыми волосами цвета меди шли по коридору Хогвартс-экспресса. Оба были одеты в стандартные хогвартские мантии, по расцветке которых можно было понять, что они с факультета Гриффиндор. На левой груди каждого сверкала серебром буква «P», сообщая всем вокруг, что они к тому же школьные старосты.

— Говорю тебе, Миона, вряд ли у него хватит мужества, чтобы показаться в поезде, не говоря уже о том, чтобы вернуться в школу. — Рон Уизли расхохотался, а Гермиона Грейнджер закатила глаза.

— Я слышала, как второкурсница с Хаффлпаффа сказала, что она точно видела похожего на него человека, садящегося в поезд, — ответила она своему бойфренду.

— Поттер слишком труслив, чтобы показать своё лицо! Кроме того, в конце прошлого года факультет проголосовал запретить ему появляться в башне. Если ему негде спать, зачем ему вообще возвращаться?

— Он же должен закончить своё обучение, Рон, — вздохнув, заметила Гермиона. — И может быть теперь, когда прошло два месяца, нам нужно провести повторное голосование, я имею в виду на холодную голову, переосмыслив то, что мы сделали, — с некоторой надеждой сказала она.

— Вот уж вряд ли, я прослежу, чтобы эта жаждущая славы свинья больше никогда не вступила на порог башни Гриффиндора! — горячо заявил Рон. — К тому же я сомневаюсь, что Симус, Дин, или Невилл хотели бы жить в одной комнате с убийцей, не говоря уже об остальном факультете, — фыркнул он.

— Н-но что, если Гарри говорил правду? Что, если Седрика убил Сам-Знаешь-Кто? — тихо спросила девушка.

— Ты что, шутишь? Кто поверит в то, что Поттер победил в дуэли Сама-Знаешь-Кого? — криво усмехнулся парень. — Лучший типа дуэлянт сбегает из-под носа Сама-Знаешь-Кого и десятка Пожирателей смерти?! Давай, Гермиона, включи свой мозг, ты же самая умная ведьма нашего времени! Ты на самом деле думаешь, что если бы то, что рассказал Гарри, было правдой, он бы выжил? — с вызовом выплюнул Рон.

Гермиона опустила голову в пол и её плечи поникли.

— Я… Я думаю, что нет, — она медленно покачала головой и издала печальный вздох. — Наверное, я просто не хочу верить в то, что он сделал. Он же был нашим лучшим другом с первого курса.

— Всё, что он делал, это попросту использовал нас, Гермиона! Он списывал мои и твои домашние задания. Если бы мы с тобой на первом курсе не обошли все ловушки, камень бы украли. Это я остановил Локхарта, желавшего стереть нам память.

— Но василиска убил Гарри, — вставила Гермиона.

— Это он так сказал! На самом деле никто не знает, что там произошло, не так ли? Он мог выдумать всё, что угодно! А Джинни была слишком далеко от него, чтобы разглядеть подробности, — ответил Рон.

— Но что-то ведь окаменяло студентов, и я помню светящиеся жёлтые глаза. Я провела исследование и всё указывало на василиска. — Гермиона хоть и слабо, но пыталась защитить Гарри.

— Ты на самом деле видела василиска, Гермиона? — надменно спросил Рон.

— Ну нет, это я так сказала, я просто видела пару жёлтых глаз, — прошептала она.

— Вот именно! — заявил Рон торжествующе. — Это могло быть чем угодно: чарами иллюзии или гламура, скрывавшими истинного виновника!

— Но как же насчёт всего остального…

— Никаких «но», Гермиона, — зарычал парень. — Всё, что хочет Поттер — это стать более известным и получить больше денег! И он сделает для этого всё, даже если нужно будет навредить кому-то или убить, как бедного Седрика, — припечатал Рон. — Я уже устал говорить об этом мерзавце. Как насчёт того, что мы завалимся в наше купе и ты покажешь мне, как бы хотела меня поцеловать? — предложил он, шевеля бровями.

— Мы должны закончить обход, Рон! Мы обошли только половину поезда, — по-деловому заявила Гермиона.

— Ладно, но потом тебе придётся сделать это для меня, — похотливо ухмыльнулся парень. Гермиона тайком закатила глаза, и пара продолжила патрулирование.

Они прошли почти до конца поезда, когда Гермиона заметила закрытую и заблокированную дверь купе. Она постучала, чтобы выяснить, кто запер дверь, так как по правилам поезда все двери в купе должны оставаться разблокированными.

— Простите! — крикнула Гермиона через дверь. — Вы не можете запираться. Пожалуйста, немедленно откройте. — Она подождала ответа, которого не последовало. Постучав ещё раз, она потребовала отпереть дверь.

— Мы старосты школы! Если вы немедленно не откроете дверь, то потеряете очки своего факультета! — и снова никакого ответа.

— Отлично! — раздражённо воскликнула Гермиона. — Мы просто сообщим о вас дежурному профессору, и дальше пусть он разбирается!

— Я позабочусь об этом, Миона, не нужно звать никакого профессора. К тому же, они во время поездки обычно спят, — уверенно заявил Рон.

Он вытащил из мантии палочку, направил на замок двери и уверенно произнёс: «Алохамора!». Заклинание вылетело из палочки и впечаталось в замок. Дальше произошло неожиданное: заклинание экспоненциально отразилось обратно в заклинателя и отбросило высокого рыжеволосого парня дальше по коридору к другому купе. Он с глухим стуком свалился на пол, что несказанно напугало группу второкурсников из Хаффлпаффа, которые активно болтали в этом купе.

— Рон! — закричала Гермиона и бросилась к упавшему парню. — Т-ты в порядке? — спросила она у ошеломлённого рыжика.

— Тьфу! Что случилось? — пробормотал Рон, у которого раскалывалась голова от возвращённого заклинания.

— Твоё заклинание отразилось. Я думаю, что на это купе какой-то семикурсник наложил отталкивающую защиту. — Гермиона помогла ему подняться на ноги.

— Это же незаконно! — закричал он.

— Ну, я не думаю, что незаконно, но безусловно, против правил, — поправила его девушка.

Гарри услышал возмущённые возгласы и приподнял дверные жалюзи поинтересоваться, кто пытался к нему войти. Он увидел пару своих бывших лучших друзей: Гермиона помогала Рону встать на ноги. Гарри ощутил укол грусти, наблюдая за ними, но быстро подавил её, увидев в глазах Рона ярость. Да, ничего не изменилось.

— Поттер! Ты заплатишь за это! Клянусь, ты завязнешь в отработках на целый месяц! — орал Рон, брызгая слюной во все стороны. Крики возмущённых хаффлпаффцев притормозили его тираду.

Прежде чем Гермиона смогла вымолвить хоть слово, Гарри опустил жалюзи и вернулся на своё место. Он почувствовал, как надежда на возможное примирение с друзьями испаряется. В этот момент ему вспомнились слова Вальбурги: «Не показывай перед ними свою слабость, они должны видеть лишь сильного Гарри. Проявляй свою силу в словах и действиях. Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, будь то врагу или союзнику. Только ты управляешь своей судьбой, Гарри, никогда не позволяй никому распоряжаться ей».

— Только я управляю своей судьбой, — прошептал Гарри, и его взгляд вернулся к проплывающему за окном сельскому пейзажу. — Но кажется, у судьбы по этому поводу другое мнение. Безумный лорд использовал мою кровь, и я даже не знаю, зачем. Я одинок и изолирован, пффф, если я переживу ещё один год, это будет чудом. И я не вижу, что у меня есть какой-либо контроль над своей судьбой.

В груди Гарри снова разрослось чувство одиночества. Пылающая боль с течением дней, казалось, лишь усиливалась и усиливалась. Он не испытывал иллюзий в том, что в древней волшебной школе его примут тепло, но понимал, что Вальбурга права — он нуждался в образовании и подготовке, которые мог получить только в Хогвартсе.

Он стал таким парией в волшебном социуме, что найти репетитора при том, что о нём говорило Министерство и Ежедневный Пророк, было почти невозможно. В конце концов, Хогвартс оставался для него единственно возможным вариантом, и он с неохотой туда возвращался[1].

Стук в дверь его купе возобновился. Он слышал ревущий голос Рона, приказывающий открыть дверь. Его громкие тирады перемежались едва слышимым голоском Гермионы, пытавшимся успокоить рыжего. Её усилия, наконец, увенчались успехом, когда она что-то прошептала этому придурку. Что именно, Гарри был не в состоянии услышать.

Оставшееся время поездки прошло без происшествий. Поезд медленно подкатился к станции Хогсмид, и Гарри терпеливо ждал, пока он не опустеет. Он не хотел немедленной конфронтации, будь то с так называемыми бывшими друзьями, либо с кем-то ещё. Он конечно знал, что достаточно скоро этого не избежать, но пока у него была на то возможность, хотел насладиться тишиной.

Шум почти прекратился, и это означало, что поезд опустел. Он медленно открыл дверь купе и направился к выходу. Оставалась единственная карета, к которой Гарри и направился, но при виде запряжённого в неё скелетообразного крылатого коня или чего-то, похожего на коня, чуть не подпрыгнул.

Он с опаской посмотрел на животное, но то совершенно не производило впечатления враждебного и на самом деле казалось вполне послушным. Мальчик протянул руку и осторожно прикоснулся к его шее. На ощупь та была прохладной и удивительно мягкой. Животное повернуло к Гарри голову и уткнулось носом в его плечо. Гарри улыбнулся зверю и погладил его длинную морду, которая, казалось, была так и создана для этого. Конь отозвался довольным ржанием.

— Что ж, думаю, один друг у меня всё же есть, — невесело усмехнулся мальчик. Гарри подошёл к карете и сел, после чего она немедленно отправилась к замку.

[1] Чушь какая, уехал бы в Дурмстранг, или вообще в Салем в Америке. Другой вопрос, что фанфик на этом бы и кончился. (Прим. пер.)

* * *

Гарри стоял прямо перед Большим залом, прислушиваясь к громкой болтовне студентов внутри.

— Вот и всё, — глубоко вздохнул он и расправил плечи, затем поправил плащ из лучшего шёлка акромантула. Вальбурга настаивала на том, что как Лорд он должен одеваться соответственно.

Он ещё раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, и вошёл в Большой зал с высоко поднятой головой, отведёнными назад плечами и безразличным взглядом на лице. Широкими уверенными шагами он приблизился к гриффиндорскому столу.

Это было жутко; весь Большой зал молчал, и все взоры были устремлены на него. Единственным звуком оставалось цоканье по плиткам пола, производимое каблуками его сшитых на заказ сапог из драконьей кожи. Гарри подошёл к ближайшему от дверей концу стола и приготовился сесть. Те, кто там сидел, быстро сместились дальше по столу, желая дистанцироваться как можно дальше от невменяемого убийцы.

— Эй! Поттер! Мы не хотим видеть тебя за своим столом, — взревел Рон Уизли, но был полностью проигнорирован Гарри, который, казалась, даже не услышал этого. — Поттер! Тебя здесь не ждали! Иди пачкай какой-нибудь другой стол! Эй, Поттер!

— Мистер Уизли, достаточно, — сказал Дамблдор, поднявшись со своего трона.

— Но профессор, он же убийца! — крикнул Рон, на что некоторые студенты закивали, включая подавляющую часть хаффлпаффцев.

Гарри стоически сидел, ни на кого не глядя.

— Мистер Поттер никакой не убийца, мистер Уизли, Седрик трагически погиб из-за Волдеморта, — заявил Дамблдор, что вызвало вздохи и вопли теперь уже большинства студентов, а не только какой-то небольшой фракции.

— Вас там не было, директор, Вы не можете знать, что произошло на самом деле! — выкрикнула блондинка из Хаффлпаффа Ханна Эббот, смотря на Гарри со злостью. Несколько голосов выразили ей своё согласие.

— Всё, что у нас есть, директор, это его слова, — заявила со своего места за столом Рейвенкло Мариэтта Эджкомб. — Даже если это было бы и правдой, я думаю, вряд ли Поттер смог бы противостоять взрослому волшебнику, тем более Сами-Знаете-Кому! — выплюнула она. Хор соглашающихся голосов начал нарастать.

На фоне продолжающейся перепалки между студентами и директором одна из членов школьного персонала про себя ухмылялась. «Это будет гораздо проще, чем я предполагала», — размышляла она, вырвав клочок ворсинок из своего розового кардигана.

Громкий выстрел из палочки Дамблдора навёл порядок в Большом зале, и студенты вновь заняли свои места. Но едва сдерживаемая враждебность не могла таиться слишком долго. И цель у этой враждебности была одна — Гарри Поттер. Каждый факультет уже составлял планы, как поэффектней излить свой гнев на идиота, ищущего славы.

Оставшаяся часть праздничного пира, как и сортировка, прошли мимо Гарри. Все его мысли и внимание были обращены внутрь себя, в попытках подавить тревогу и печаль от одиночества, которые он ощущал. Тем не менее, он был благодарен мадам Малкин за дополнительную усовершенствованную защиту, которой та обеспечила его плащи и мантии. На это ушло дополнительные двадцать галлеонов, но оно того стоило. Он прекрасно знал, что вскоре этим усовершенствованиям предстоят всесторонние испытания.

Его чувства снова обратились к внешнему миру, когда он услышал скрип отодвигаемых скамеек. Четыре факультета поднимались из-за столов и начали расходиться по своим общежитиям. Гарри почувствовал чужое присутствие за спиной и немедленно застыл, приготовившись к атаке. Но когда ничего не произошло, он обернулся и увидел стоящего позади себя Альбуса Дамблдора.

— Гарри, мой мальчик; я хотел бы попросить тебя на несколько минут присоединиться ко мне в моём кабинете. Прежде, чем ты вернёшься в общежитие, есть некоторые вещи, которые я бы хотел с тобой обсудить.

— Конечно, директор, — уверенно произнёс Гарри, затем встал и вышел из большого зала, сопровождаемый высоким стариком. Идя бок о бок с директором, он заметил несколько брошенных в его сторону разочарованных взглядов. Видимо импровизированная встреча с Дамблдором разрушила несколько планов мести темноволосому мальчику. Гарри тяжело вздохнул, стараясь не отставать от старого волшебника.

Через десять минут мальчик сидел в кресле перед директором, расположившимся за своим столом скрестив пальцы, и смотрел в мерцающие голубые глаза. Гарри знал, что директор ждёт, что он начнёт разговор первым, он распознал эту его многолетнюю игру воль: кто первым сломается, тот и проиграл. Но на этот раз Гарри был полон решимости не проиграть битву; хоть это и могло показаться ребячеством, но мальчику была нужна небольшая победа, чтобы совсем не пасть духом.

— Гарри, я приятно удивлён, что на празднике тебе удалось сохранить самообладание, я был уверен, что ты вскочишь на ноги и станешь со всеми ругаться, — заявил наконец Дамблдор с небольшой улыбкой.

— И чего бы я добился, споря с ними, директор? Они думают так, как думают, и как бы я ни старался, утверждая противоположное, от этого не было бы никакой пользы. А если учесть, что мои самые близкие друзья придерживаются обо мне того же мнения, представляется маловероятным, что те, кто меня не знает, изменят его, — категорически ответил Гарри, не проявляя никаких эмоций и скрывая свои истинные чувства под маской безразличия. Вальбурга хорошо его обучила.

— Я уверен, что твои друзья не подписываются под тем, что там было сказано, — начал Дамблдор.

— Да неужели, директор? Вы разве не присутствовали в Большом зале? — недоверчиво спросил Гарри. — Рон самым первым бросился обвинять меня.

— Что ж, ты лучше других должен знать, насколько импульсивен может быть Рональд. Но я уверен, что в глубине души он тебе верит. Сейчас он просто переживает трудное время, но вот увидишь, завтра вы снова станете лучшими друзьями.

— Он возглавлял группу, выгнавшую меня в прошлом году из башни! — воскликнул Гарри немного эмоциональнее, чем собирался. Но обучение Вальбурги быстро взяло своё и через мгновение он снова хладнокровно взирал на Дамблдора.

— Это было в прошлом году, и я уверен, что сейчас он уже не чувствует того же, что и тогда. И я точно знаю, что мисс Грейнджер испытывает к тебе тёплые чувства и всегда тебя поддержит.

Гарри уставился на директора, не мигая.

— Она встала на сторону Уизли, директор. В начале прошлого года она бросила меня так же, как и все остальные в школе. Если она так любила меня и поддерживала, то нашла довольно странный способ демонстрировать это. Никто не заставлял её носить эти чёртовы значки; я уверен, она просто излучала любовь, когда там появлялась надпись «Поттер — вонючка», — тихо сказал Гарри, но внутри его клокотал гнев.

— Думаю, что это была просто мимолётная ошибка в её суждениях, Гарри, — попытался Дамблдор оправдать поступки Грейнджер. Мальчик только покачал головой. — Всё, что я прошу — это дать им ещё один шанс. — Дамблдор улыбнулся, но Гарри ничего не ответил, и вскоре кабинет наполнило неловкое молчание.

— Что ж, перейдём к другой теме. Я сильно беспокоюсь о твоей безопасности, Гарри. Площадь Гриммо не лучшее для тебя место, тем более в одиночестве. Я хотел бы, чтобы ты передумал и по окончанию учебного года вернулся в дом своих дяди и тёти… хотя бы на часть лета! — быстро добавил Дамблдор.

Гарри начал смеяться, сначала легко, но это быстро переросло в настоящее ржание.

— Ни за что, ни за какие коврижки, директор, я НИКОГДА не вернусь в это место, — твёрдо заявил Гарри, оборвав смех.

Дамблдор невозмутимо продолжил; он предполагал, что Гарри к Дурслям не вернётся, но использовал это в качестве прелюдии к следующему предложению, к которому, он надеялся, мальчик отнесётся более благосклонно.

— Тогда я предлагаю компромисс, Гарри, — начал Дамблдор. Гарри поднял бровь, приготовившись к дерьму, которое собирался извергнуть на него из своих уст директор школы. — Я позволю тебе покинуть Дурслей и остаться на площади Гриммо, если ты разрешишь присутствовать там некоторым членам Ордена. Они там будут просто для твоей защиты, ну и заодно составят неплохую компанию, — великодушно улыбнулся Дамблдор.

Гарри медленно поднялся из кресла и голубые мерцающие глаза Дамблдора встретились с его зелёными глазами цвета смертельного проклятия. Он упёрся обоими руками в большой письменный стол и наклонился вперёд, взгляд его был направлен сквозь директора, а говорил он тихо и строго сквозь зубы:

— Позвольте мне кое-что прояснить, директор. Вы больше не диктуете мне, как мне жить; Вы больше не решаете, куда я иду или что я делаю вне этих стен. В том случае, если Вы запамятовали, в волшебном мире я эмансипирован и получил все права и привилегии взрослого. Я НЕ вернусь к Дурслям и НЕ позволю никому из вашего птичьего клуба находиться в моём доме. Любая попытка покуситься на мои права не только как совершеннолетнего, но и как Лорда Древнего и Благородного Дома — и Вы будете держать ответ перед Визенгамотом. А теперь, если у Вас всё, директор, то уже довольно поздно и я хочу отдохнуть. — Гарри повернулся на каблуках, покинул директорский кабинет и направился в башню Гриффиндора.

Через десять минут он стоял перед портретом Толстой Леди, охранявшей вход в гриффиндорскую башню. Он тяжело вздохнул, увидев на полу свой сундук.

— Полагаю, в башне мне всё ещё не рады? — спросил он у портрета женщины.

— Как будто мы позволим такому как ты находиться в доме храбрых и благородных. — Толстуха сделала вид, что принюхивается, а затем ушла из портрета.

— Ну просто фантастика! — выплюнул Гарри и тяжело опустился на свой сундук. По крайней мере, он заранее поставил на него защиту, чтобы очередные уроды не сломали его и не раскидали вещи. — И что мне теперь делать? Может, МакГонагалл сможет их урезонить? А с другой стороны, да пошли они все! Если они не хотят меня видеть, то я чертовски уверен, что тоже не хочу иметь с ними ничего общего, — отчаянно заявил Гарри пустому коридору. И хоть в словах его была уверенность, мальчик не смог остановить несколько слезинок, скатившихся из его глаз.

Пока он сидел, собирая мужество снова пойти к мадам Помфри и просить у неё кровать в больничном крыле, Гарри заметил ярко светящийся огонёк, проплывающий мимо угла, куда он забился. Нежный голос с небольшим эхом произнёс: «Следуй за мной».

— Эй, кто здесь? — позвал Гарри, но ответа не получил. Он быстро встал, уменьшил сундук, сунув его в карман, и последовал за светом и голосом. Башня Гриффиндора располагалась в западном крыле седьмого этажа замка, огонёк же вёл его в сторону восточного крыла того же этажа. Это была неиспользуемая и редко посещаемая часть замка.

— Эй? К-кто ты? — снова обратился Гарри к неземному голосу, манящему его за собой. — Куда ты меня ведёшь? — мальчик уже начал немного волноваться. Он достал из мантии палочку и выставил её перед собой, крепко держа в руке.

Студенты Хогвартса были привычными к движущимся и разговаривающим портретам, а также многочисленным призракам, населявшим древнюю школу. Большинство из них были доброжелательными… насчёт Кровавого Барона никто не мог дать гарантии, хотя в целом призрак студентов не беспокоил.

Но Гарри пока ещё не встречал плавающих в воздухе огоньков, разговаривающих с ним и приводящих в редко используемые части замка. Мальчик, будучи от природы любопытным, никогда не боялся приключений и шёл за ярким шариком, однако держался настороже и был готовым ко всему.

В конце концов Гарри оказался в коридоре без портретов, статуй и прочих украшений, за исключением одинокого гобелена, изображавшего попытку Варнавы Вздрюченного обучить троллей балету. Светящийся шарик остановился перед большим свободным участком стены. Шарик начал плавать перед его глазами туда-сюда и снова заговорил нежным женским голосом:

— Говори то, что тебе нужно, молодой волшебник, три раза пройди возле этой стены и я предоставлю тебе это.

Гарри приподнял брови, недоверчиво взглянув на шарик, а затем на стену.

— И что это, чёрт возьми, значит? — пробормотал он. Пожав плечами, он начал ходить взад и вперёд перед голой стеной и озвучивать свои нужды: — Мне нужно безопасное место для отдыха и чтобы там у меня был друг, — почти саркастически заявил Гарри, хотя это и было истинным желанием его сердца. Да, он нуждался в месте, где мог спать, но ещё больше ему хотелось иметь кого-то, с кем он мог поговорить, кому мог довериться, кого-то, кто понимал бы его чувства.

Гарри так погрузился в свои мысли, расхаживая взад и вперёд перед стеной, что проглядел появление большой дубовой двери, пока не услышал скрип её петель. Он остановился и уставился на бывшую голую стену, тараща глаза на медленно открывавшуюся дверь.

Дав себе пинка, Гарри осторожно просунул голову в дверь и увидел комнату, очень похожую на общую гостиную Гриффиндора, но поменьше и гораздо уютнее. Стены комнаты украшали старые гобелены, а в передней части полыхал огнём большой камин. Над камином висел большой портрет, в котором сейчас никого не было. Гарри, всё ещё выглядывая из двери, заметил стоящие перед камином пару массивных удобных кресел и по обоим сторонам от них два дивана, на вид также весьма комфортабельных.

По левой стене располагались две других двери, но что за ними скрывалось, видимо, предстоит выяснить ему самому. Справа стоял среднего размера стол, а вдоль стены — большой книжный шкаф с несколькими десятками книг. Комната была тускло освещена и казалась тёплой и соблазнительной.

Гарри вошёл в комнату, сунув палочку назад в карман мантии. Его наполненные удивлением глаза бродили повсюду, рассматривая обстановку. Подходя к креслам, он решил присесть перед пылающим огнём. Вдруг входная дверь неожиданно закрылась, издав лёгкий щелчок и заставив мальчика резко развернуться в её сторону. Повернувшись обратно, Гарри непроизвольно повёл плечами, обнаружив смотревшую прямо ему в лицо палочку и услышав голос, рычащий на него…

— Кто ты такой, чёрт возьми?!