Туман над пепелищем (джен)

Суд над производителями наркотиков состоялся за несколько дней до дня рождения Дадли. Слушание действительно было максимально закрытым. Насколько Ди понял, о нем практически не было написано в газетах. Уж больно неоднозначными были результаты расследования.

— Шеклболту совершенно не нужен общественный резонанс по этому поводу, — сказал Франко, рассказывая о слушании и расследовании. — Одно дело, если на скамье подсудимых оказывается сборная солянка из чистокровных, маглорожденных и сквибов, что делала и распространяла среди маглов наркотики. Совсем другое — если в газетах появятся некоторые идеи, озвученные для части банды. И пусть все это было лишь байками, призванными одурачить парочку молодых чистокровных идиотов, а на самом деле все дело было в деньгах. Все равно нашлись бы те, кто попытался бы раздуть тлеющие угли и начать охоту на ведьм. Робардсу и так пришлось выдержать немалое давление со стороны ярых противников идей Волдеморта.

Но аврор не поддался, чему немало поспособствовала поддержка Министра. А к списку обвинений в адрес Боула и Монтегю добавились шантаж и попытка разжигания розни между чистокровными и маглорожденными с целью получения материальной выгоды. Если Дадли хоть что-то понимал в людях, в Азкабане их ждет незавидное будущее: вряд ли осужденные за пособничество Волдеморту простят попытку нажиться на идее. А в том, что Дуэйн Харпер сообщит за решетку всю подноготную дела, сомневаться не приходится. Сообщит, и приказавшему его сыну шагнуть в пустоту с лестницы Маркусу Белби придется там ой как несладко.

Кроме того, каким бы ни странным мог показаться состав «алхимиков», лично Дурслю казалось странным, что до сих пор ничего подобного не было зафиксировано. Ведь тех, кто срочно нуждался в деньгах, всегда было предостаточно. В сущности, на этом «алхимики» и сошлись: им всем были нужны деньги, срочно и так, чтобы о них не узнали власти. Грэхема Монтегю, потомственного юриста, коробило то, что выше секретаря ему, с его пожирательским прошлым, не прыгнуть. Он хотел уехать из Англии и открыть свою контору. Можно, конечно, было пойти на поклон к Малфоям или другим чистокровным, сумевшим сохранить средства, не смотря на явное сочувствие идеям и делу Волдеморта, но он их ненавидел, считая несправедливым, что они смогли выкрутиться, а он — нет. Его школьный друг, Люциан Боул, тоже не пылал симпатией к этим семьям. Еще он прозябал на мелкой должности в транспортном отделе безо всяких перспектив и мечтал выкупить семейное поместье, конфискованное в девяноста восьмом. Его субботний собутыльник, Маркус Белби, мечтал о собственной лаборатории, но кто же даст ссуду склонному к запоям магу, пусть он трижды племянник известного зельевара, если даже родной дядя порвал с ним всякие отношения? Уж не гоблины точно. С низкорослыми скрягами были проблемы и у непосредственного начальника Белби, Эдди Кармайкла. Ему совершенно не повезло однажды в казино, а прощать кредит банкиры отказывались. Любовью к красивой и шикарной жизни отличалась и любовница Монтегю, Сандра Фоссет, но работа в теплицах Макмилланов обеспечить такой образ жизни ей не могла. Не отказался бы от лишних галеонов и Адам Стеббинс, маглорожденный сирота из Лондона: должность маклера в отделе поставок парфюмерной фирмы Лаванды Браун не удовлетворяла амбициям и запросам выпускника факультета Рэйвенкло.

Со стремлением разбогатеть у каждого из них было все в порядке, с возможностью осуществить задуманное — тоже.

Дядя Кармайкла был одним из самых известных профессоров практической фармацевтики в Лондонском Имперском Колледже. По иронии судьбы именно он активно помогал и консультировал группу Кирка и Кертиса Грина лично. Вопрос сращивания магических и магловских технологий синтеза веществ был ему интересен всегда, а благодарный племянник с радостью угостил талантливого родственника Обливиэйтом.

Прекрасно знающий юридические лазейки Монтегю активно пользовался тем, что его менее образованный и более ленивый начальник свалил на юношу львиную долю работы. Арендовать у тех же Ноттов, Гринграссов и прочих здания под склады и лаборатории без ведома арендаторов и арендодателей было легко. Соответствующие бумаги затерялись в бюрократическом хаосе Министерства, а если кто-нибудь когда-нибудь узнал бы о бизнесе, который находился в тех помещениях, то крайними бы стали так ненавистные Монтегю и Боулу семейства.

Фоссет и Стеббинс поспособствовали тому, что значительные партии достаточно опасных ингредиентов на бумаге сильно уменьшились в размере. Фоссет даже организовала незарегистрированную теплицу, о которой не знали ее работодатели, оплатившие все затраты на эту теплицу. Стеббинс сделал все, чтобы перенести всю юридическую ответственность на предприятие мисс Браун.

Боул привлек Харпера и еще пятерых таких же молодых идеалистов сказками о грядущей победе чистокровных и мнимой поддержкой, обещая поспособствовать подаче апелляций и через знакомых секретарей организовывая встречи с сидящими родственниками. Дурслю было искренне интересно, кем еще кроме как «балбесами» назовут находящиеся в Азкабане родичи юных придурков, отхвативших десять лет по собственной глупости.

Ханта и прочих сквибов в банду привел друживший с Джонни в детстве Харпер. Всех, кто должен был работать с маглами и среди маглов, учили приятели Стеббинса по приюту. Они же свели Ханта и Мбебе, а когда последний стал мешать «алхимикам», его безо всякой жалости пустили на удобрения.

Разочарование Стюарта Харпера в радикальных идеях и его увлечение маглой никак не сказалось бы на нем самом, если бы он молчал. Но он попытался сагитировать на честный образ жизни и остальных молодых магов, в чьи обязанности вменялось магическая поддержка и подстраховка при продаже и доставке партий наркотиков дилерам. Когда на юношу попытались надавить, он начал угрожать. А когда он написал в аврорат — его убрали. Надо отдать должное, «алхимики» лишней крови не хотели, а потому Уитби никто убивать не намеревался. Три капли веритасерума, а потом Обливиэйт — все, что ему грозило. Но репортер застрелился на глазах у ошеломленных магов, ворвавшихся в его квартиру. В попытке сделать это самоубийство достовернее, Кармайкл набрал на печатной машинке якобы прощальную записку, чье содержание заставило мать Уитби засомневаться в том, действительно ли ее сын сам выстрелил себе в висок.

Не смотря на отсутствие общественного резонанса, по Министерству прокатилась волна внутренних декретов и проверок, а по предприятиям — волна ревизий. Сколько еще случаем мошенничества и прочих нарушений в ходе них было выявлено, Франко не сказал, но судя по всему много. Среди прочих последствий инициативности инспектора Дадли Дурсля было еще одно, охарактеризованное артефактором как «очередное ГАВНЭ Гермионы». Самая младшая миссис Уизли выступила с инициативой о создании организации, должной помочь социальной адаптации бывших заключенных Азкабана. В качестве спонсоров в числе прочих были упомянуты Малфои, Гринграссы, Макмиланы и Финч-Флетчли.

Анимированная фотография и интервью Министра Шеклболта под ней в принесенной с собой газете вызвала у кузена саркастическую насмешку. Дадли его даже прочел. Вполне себе нормальная статья с правильными словами о важности каждого, даже оступившегося, члена общества для этого общества, о необходимости превентивной борьбы с преступлениями, о важности мира и о толерантности. Судя по всему, Министр или тот, кто ему писал речь, читал дневник Уитби («По старой памяти», — заметил Франко — «Когда-то он был неплохим аврором…»): был процитирован запомнившийся Дурслю отрывок, в котором состояние магического сообщества в Англии сравнивалось с туманом над пепелищем.

«…Когда на месте недавнего сильного пожара случается туман, нет ничего более лживого и обманчивого. Издали совершенно не разобрать, где дымятся угли, готовые вновь вспыхнуть при первой же возможности, а где все выгорело и остался лишь пепел. Вблизи же от дыма наворачиваются слезы, и режет глаза. Не успеешь оглянуться, как ты уже в непроглядном коконе, а стоит сделать шаг — и ты или вымазался в жирном мокром пепле, или обжег ступни о тлеющий уголь. Ждать, когда туман сам собой рассеется, долго, но резкий порыв ветра, одним махом сметающий пелену, с тем же успехом может заново раздуть пламя…»

Дальше шла муть о взаимной терпимости и плодотворном взаимодействии. Дадли не стал внимательно читать, просмотрев интервью по диагонали, и кинул газету на журнальный столик.

— Как там дочка Ибби?

О мисс Торнхилл аврорат так и не узнал, а смерть Ханта списали на банальное ограбление. В Англию она пока так и не вернулась, не желая рисковать едва поправившимся здоровьем дочери. Новообретенный дедушка, если Ди правильно понял, к девочке относился как к хрупкому чуду. Немалой заслугой такого отношения являлось имя внучки: Дорин Эрика.

— Скоро закончится реабилитация. Харпер ходит кругами, не зная, как предложить Ибби и внучке поменять фамилию, Ибби не знает, как потактичнее пригласить Дуэйна жить с ними, и только мелкая хитро улыбается и вьет из взрослых веревки.

— Значит, репортер тогда нагадал правильно?

Франко сжал губы в полоску и кивнул. Нелюбовь его ко всякого рода гаданиям и предсказаниям за последние три месяца только усилилась. И Дадли его прекрасно понимал.

Было уже довольно поздно. Франко собирался утром отправиться к себе в Льядо, инспектора Дурсля ждали нерасследованные преступления. Кузены разошлись по спальням, а забытый ночник освещал позабытый «Пророк», на первой полосе которого все так же натянуто улыбались друг другу Кингсли Шеклболт, Драко Малфой и Гермиона Уизли. Потом с хлопком появилась Триза, покачала головой и щелкнула длинными тонкими пальчиками. В комнате воцарилась тьма. Совсем ненадолго, на несколько часов, пока не взошло солнце. Утро следующего дня было ясным, теплым и ослепительно солнечным. Время туманов прошло.