За первого встречного (гет)

— … и тогда Рон ушел, перед этим поставив меня перед выбором: или он, или Гарри. Я уже тогда по нему с ума сходила… всегда сходила… и готова была за ним и в огонь и в воду, но не в той ситуации. Уйти тогда было сродни предательству, а предать Гарри я не могла… — Гермиона на мгновение замолчала, прикрыв глаза и стараясь унять охватившее ее волнение от нахлынувших воспоминаний, но после пары нервных глотков кофе она продолжила: — Мы остались с Гарри вдвоем, продолжая перемещаться по стране, не задерживаясь больше суток на одном месте. И однажды… Это случилось сразу после того, как мы чудом избежали смерти в Годриковой Лощине. Нервы у нас тогда были на пределе, Гарри, к тому же, лишился своей волшебной палочки. И еще этот медальон… На Гарри он влиял сильнее, потому что он сам тогда был одним из хоркруксов… А, черт! Что-то я много болтаю — наверно до сих пор ищу оправдания и обоснования для того, что произошло позднее. Понимаешь, нам тогда было по семнадцать, мы чуть было не погибли, много чего не успев в этой жизни. Сейчас это кажется смешным, но тогда мысль о том, что я так и умру, не успев узнать, что такое любовь, не узнав, что чувствуешь, когда принадлежишь кому-то… Я сейчас не помню, кто из нас первым потянулся для поцелуя, хотя, помню, конечно, но мне больше нравится думать, что порыв был обоюдным. Где-то на отголосках сознания я понимала, что это все не правильно и дико, но адреналин бил по ушам так, что заглушал голос разума. Мозг ожил только тогда, когда я, обнаженная и липкая от пота, затихала от первого в своей жизни секса, прижатая к узкой походной кровати не менее липким телом Гарри.

Астория, до этого момента молчавшая и жадно ловившая каждое слово, подалась вперед и, чуть приоткрыв губы, выдохнула:

— Ох…ть…

Губы Гермионы сложились в слабое подобие улыбки:

— Это ты самую суть уловила. Самое смешное, что та ночь только еще больше укрепила нашу дружбу, как бы парадоксально это не звучало. К счастью, никто из нас не пытался оправдываться или обвинять друг друга, несмотря на то, что произошедшее смутило и напугало нас обоих. Мы решили отнестись к этому философски: мол, это жизнь, всякое бывает, ну, случилось, и случилось. Глупо было жалеть о чем бы то ни было, если даже в том, что завтра наступит не было точной уверенности. Вот… А потом вернулся Рон. Нам с Гарри пришлось приложить немало усилий, чтобы хоть как-то себя не выдать. К счастью тогда время было такое, что на всякие заморочки и внутренние терзания просто не было сил. Рон до сих пор не знает об этом, потому что, я в этом уверена, узнав, он не простит и уйдет навсегда. А мы с Гарри научились с этим жить, и даже иногда позволяем себе такие вот шуточки, как говорят, между нами, девочками.

— Я… — Астория, находящаяся под сильным впечатлением от признания Гермионы с трудом подбирала слова: — Наверно никто до конца не сможет понять, что вы чувствовали, когда во время войны скитались по лесам. Всем понятно, что вам пришлось не сладко, но насколько не сладко знаете только вы. Для меня война — это жуткий пятый курс, когда уроки вели люди в черных мантиях Пожирателей и через одного насылающие проклятия на гриффиндорцев и других, осмелившихся им хоть как-то возразить. Это перманентно побитый Лонгботтом. Это забывшие о косметике и кутающиеся в просторные длинные мантии старшекурсницы, боящиеся привлечь к себе внимание праздно шатающихся по школе Пожирателей. Меня лично война коснулась лишь однажды, когда я, оттолкнув первокурсницу-гриффиндорку, написавшую на стене «Волдеморт — козел», от летевшего в нее проклятия Лестрейндж, эмпирически узнала, что делает с человеческим телом «круциатус». Поэтому, повторюсь, никто, кроме вас самих, не поймет, каково вам было. Тогда у каждого была своя война. Но то, что вас толкнуло друг к другу и почему случилось то, что случилось, я, наверно, пойму, как никто другой. У маглов есть выражение, очень подходящее к твоему рассказу: «Пир во время чумы». Это лишь на первый взгляд кажется диким, неправильным и постыдным — заниматься сексом в то время, когда мир на бешеной скорости катится в тартар. Но что делать, если на тот момент для вас это было единственной возможностью не сойти с ума? Когда-то мы с Драко поступили также, но я не дала ему шанса списать все экстремальную ситуацию. Я только сейчас стала осознавать, что, возможно, он никогда меня и не любил, — Астория горько улыбнулась: — Глупо было надеяться на ответные чувства, когда рядом все время находилась Дафна. Воистину, любовь слепа.

* * *

— Прошу, — сухо сказал Гарри, указав Малфою на деревянный стул у своего стола, и жестом попросил Мэта выйти.

Драко, избегая прямого зрительного контакта с Гарри, подошел к его столу и опустился на указанное ему место. Немного поерзал, в поисках более удобной позы, но, убедившись в том, что на стуле для допроса это в принципе невозможно, прекратил свои попытки. Закинув ногу на ногу, он, сложенными в «замок» руками, обхватил свое колено. Сделав вид, что его крайне заинтересовал рисунок на натяжном потолке, Драко возвел к нему глаза и напряженно замер.

— Решил отмалчиваться? Зря, — покачав головой, сказал Гарри, с едва заметной улыбкой наблюдая, как старательно его игнорируют. — Ты хоть понимаешь, насколько ты влип? Тем пятерым соплякам устроят показательный суд, впаяют нехилый штраф и пару лет исправительных работ, конфисковав на этот срок волшебные палочки, разумеется. А вот для тебя все пойдет немного по другому сценарию, — Гарри подался вперед и дернул Малфоя за рукав мантии, заставляя того повернуться в его сторону. При более близком рассмотрении уже привычная бледность Драко стала просто прозрачной, а из-за расширившихся зрачков его светлые глаза казались бездонными. — Малфой, учитывая твое прошлое, именно тебе припишут организацию этого демарша. Это уже десять лет в Азкабане. А вместе с твоим условным сроком по делам о пособничестве Волдеморту и покушениях на Дамблдора, это потянет на пожизненное. С дементорами или без, но Азкабан есть Азкабан. Поэтому, повторяю, зря отмалчиваешься — крайне неверная тактика.

Кое-как вернув лицу привычное надменное выражение, Драко пожал плечами:

— А что жопу рвать, все равно для себя вы уже все решили.

Будничный тон, которым Драко произнес эти несколько пахабные слова, резко контрастировали с напряженной позой и плохо скрываемой нервной дрожью рук. Гарри некоторое время изучал Малфоя задумчивым взглядом, словно решал для себя что-то. Приняв, наконец, решение, он кивнул самому себе и заговорил:

— Так. Слушай сюда. Сейчас ты мне расскажешь как все было на самом деле, и я постараюсь тебе помочь. В худшем случае пойдешь со всеми мести улицы. Подумай хорошо.

— Ты предлагаешь свою помощь? С чего бы это, скажи на милость? Разве ты не уплатил моей матери долг жизни, выступив в нашу защиту на суде?

— Уплатил. И даже сдачу не взял. Ты не о том сейчас думаешь, Малфой. Как ты оказался ввязанным в эту мерзость?

— То есть в то, что «учитывая мое прошлое, именно я организовал этот демарш», ты не веришь?

— Малфой, — вкрадчивым тоном заговорил Гарри, смерив Драко насмешливым взглядом, — ты же не будешь отрицать того факта, что мы знаем друг друга не первый год?

— Не буду, — игнорируя насмешку, ответил Драко, исподлобья взглянув на Гарри.

— И, конечно, очевиден и тот факт, что мнения о друг о друге у нас не совсем лестное?

— «Не совсем»? — возвращая Гарри насмешку, Драко вскинул бровь и ухмыльнулся. — А ты дипломат! И когда только научился!

— Кодекс аврора гласит быть толерантными ко всем категориям граждан, поэтому я одинаково вежлив с преступниками, гомосексуалистами и Малфоями. Но это не суть. Так вот, какое бы не лестное мнение о тебе у меня сложилось, оно в данной ситуации тебе на руку. Твоей отличительной чертой всегда была трусость и острый ум. А для того, чтобы согласиться участвовать в шествии Пожирателей, подвесив на кончик палочки маглов, нужна некоторая храбрость и совершеннейшая тупость. Не вяжется это с тобой, Малфой. Ты и когда официально носил этот балахончик, — Гарри не вежливо ткнул пальцем в бутафорское одеяние Малфоя, — был, как говорят, тише воды, ниже радаров. А теперь, находясь под надзором и имея за плечами условный срок… Как говорят театралы: «Не верю!». Даю тебе пять минут на размышления, Малфой. Или ты сотрудничаешь с нами и мы гарантируем тебе беспристрастный суд и справедливое, соответствующее содеянному, наказание. Или из тебя делают козла отпущения, повесив организацию этого шоу, и до конца жизни ты будешь дышать свежим морским воздухом Азкабана. Время пошло, — поднявшись, Гарри подошел к зачарованному окну, демонстративно повернувшись к Малфою спиной, и закурил. Нападения он не опасался. Во-первых, на задержанном были магические путы, сильно ограничивающие его передвижения, во-вторых, не так то просто напасть на него даже со спины, ну а в третьих, он и, правда, считал Малфоя трусом.

— Ты, бесспорно, истинный гриффиндорец, Поттер — честный, благородный, стремящийся помочь все несчастным и обездоленным. Ты еще в добавок и аврор с этим вашим кодексом, призывающем к беспристрастности. Но всему же есть предел! И твое горячее желание мне помочь мне не понятно. Что тебе от меня надо, а, Поттер?

— Похоже, я поспешил с выводами, сказав, что у тебя острый ум, — поворачиваясь к Драко, сказал Гарри. — Разве у меня не могут быть чисто эгоистичные соображения?

Малфой пристально вгляделся в лицо Поттера, слегка наклонив голову, и уже в следующую секунду его глаза широко распахнулись, а губы задрожали от сдерживаемого хохота:

— Эскалибур мне в задницу, все дело в ней, да? — выдохнул он. — В Астории?.. А ты не так прост, как кажется, Поттер… Положенные мне пять минут истекли. Я принял решение: иди к черту! Я ничего говорить не буду, сверх того, о чем уже докладывал, пусть и в несколько другом обличие.

* * *

Дверь за Мэтом Джеймисоном и Драко Малфоем закрылась еще минуту назад, но Гарри продолжал сверлить ее пытливым напряженным взглядом. Поведение Малфоя интриговало. В своем мнении о нем Гарри был непреклонен: отнюдь не смелость и благородное стремление не выдать своих друзей, заставила Малфоя молчать. Тут была тайна, которую ему, Гарри Поттеру, предстоит разгадать.

Первое, в чем предстояло разобраться — это в мотиве. Что толкнула вполне состоятельных молодых людей на эту чудовищную выходку? Все в один голос утверждали о каком-то проигранном пари. Эту версию следует проработать в первую очередь. Его люди уже активно допрашивают всех участников той вечеринке. Гарри пробежался глазами по примерному списку и задумчиво потер подбородок. Как будто мало ему Малфоя, но тут еще и Дафна Гринграсс фигурирует.

С ней он поговорит лично, благо сегодня вечером для этого будет прекрасная возможность — он уже отправил Генри Гринграссу письмо, в котором благодарил за приглашение и заверил того, что непременно будет у него вечером с женой и приемным сыном.

Но куда больше разговора с Дафной, Гарри занимал предстоящий разговор с Асторией. Интуиция ему подсказывала, что судьба Драко Малфоя отнюдь не оставит ее равнодушной. Месть местью, но этот человек на протяжении пяти лет был ее возлюбленным и ее чувства не могли испариться в одночасье.

И тут главное сохранить ту самую беспристрасность, о которой он только что говорил, и не свернуть Малфою шею до суда. Потому что, пришлось принять и этот факт тоже, именно это желание возникало у него каждый раз, когда он думал о том, что чувства Астории к Драко никуда не ушли и сейчас, когда тот оказался в опасности, они могут вспыхнуть с новой силой.