Дженни  (джен)

Итак, Хогвартс сошёл с ума. Даже когда миссис Саншайн призналась, что просто пошутила, и ни одному человеку никогда не удастся перетанцевать фейри, энтузиазм школьников не угас. Танцевали все от мала до велика и везде — от Главного холла до спален. Стоило кому-нибудь крикнуть на перемене «давайте потанцуем!», и в пары поспешно становились все, кто обретался на тот момент в коридоре, вне зависимости от возрастов и факультетов.

Впрочем, с факультетами началась настоящая путаница. Повальная мода на зелёные шарфы, зелёные трилистники на шляпах и зелёные пряжки на туфлях практически не оставила возможности слёту отличить слизеринца от гриффиндорца или от кого-нибудь ещё. Количество потасовок существенно сократилось: теперь, прежде чем завязать бой, требовалось уточнить у потенциального противника его факультетскую принадлежность. А затевать драку после разговора было уже как-то глупо…

Минерва МакГонагалл была просто счастлива.

— Ах, Санни, какая блестящая идея — увлечь ребят общим делом! — сказала она однажды. — Вы такая умница! Какой тонкий педагогический приём!

— Ну что вы, Минерва, — смутилась миссис Саншайн, — какой из меня педагог… Это вышло совершенно случайно. Просто мне понравилась осанка мисс Уизли, вы знаете, она носит на плече свою летучую мышь…

— Да-да, Дженни, — улыбнулась Минерва МакГонагалл. — Мне говорили, что эта забавная зверюшка пользуется большой популярностью, особенно среди младших курсов. Странно, не правда ли? Многие школьники привезли с собой домашних животных, но эта малютка затмила всех. Так значит, именно ей мы обязаны тем, что Хогвартс снова становится Хогвартсом?

— Выходит, что так, — сказала друзьям случайно услышавшая этот разговор Джинни. — Благодаря моей Дженни в школу вернулся мир! Пока ребята танцуют, они не дерутся! И пока они бегают за мной, чтобы взглянуть на мою лапочку — тоже!

— Ну, не то, чтобы вовсе не дерутся, — заметил Гарри, — надо бы придумать ещё какое-нибудь «общее дело». Ведь, например, взрослых юношей твоя мышь не слишком интересует…

— А она их и вовсе терпеть не может! — обиженно фыркнула Джинни.

Что верно, то верно: особ мужского пола летучая мышь не выносила. Если на руки к девочкам она без особого восторга, но шла, то мальчикам лучше было не рисковать. Вообще, с тех пор, как Дженни окончательно поправилась, её нрав здорово изменился. Внешне она осталась всё такой же неуклюжей, трогательной, пушистой зверюшкой, но это впечатление было обманчивым. Внутри маленького хрупкого тельца скрывался настоящий лев. Причём, лев с довольно вредным характером.

Хотя, надо отдать ей должное: перед тем, как на кого-нибудь напасть, Дженни громко шипела. А кусала только тех, кто игнорировал это предупреждение и продолжал досаждать ей своим чрезмерным вниманием. Например, пытался погладить. Прикосновения к своей шелковистой шёрстке летучая мышь воспринимала как личное оскорбление. Гладить себя она позволяла только хозяйке, да и то изо всех сил давала понять, что прекрасно могла бы обойтись без этих ласк.

В общем, популярность её отнюдь не радовала. Мыши не нравилось быть на виду, и она постоянно стремилась куда-нибудь спрятаться. Больше всего зверюшка любила скрываться либо под волосами Джинни, либо в коробке из-под шоколадных лягушек, облюбованной в качестве спальни. И на плечо к хозяйке, и в пахнущее шоколадом картонное убежище Дженни заползала самостоятельно и очень возмущалась, если кто-то пытался ей помочь.

Во время кормёжки мышь придирчиво рылась в блюдечке с нарезанными яблоками (от другой пищи она упорно отказывалась) и могла не съесть ни кусочка, если фрукты были нарезаны наспех и кое-как. Наблюдательный Невилл, на свою беду, подметил, что Дженни предпочитает ровные прямоугольники. После чего почётная миссия приготовления корма легла целиком и полностью на его плечи. Причём Дженни непременно желала следить за процессом. Она усаживалась прямо на разделочной доске и, если находила в работе Невилла какой-либо одной лишь ей известный изъян, пыталась шлёпнуть его крылом по руке.

Как ни удивительно, но все эти странности отнюдь не делали Дженни менее привлекательной для поклонников. Напротив, каждый новый мышиный каприз вызывал бурю восторга и умиления с их стороны. Про Джинни и говорить нечего. В её глазах Дженни была образцом летучемышиных добродетелей. Ни о каких воспитательных попытках речи больше не шло, ибо мышь, по её словам, и так была просто ангелом послушания и идеалом домашнего животного. Спорить было бесполезно. Во взгляде Джинни светилась такая всепоглощающая нежность, что становилось ясно: никакие разумные доводы её не проймут.

— Я вот только не понимаю, кто из вас чья хозяйка, — ворчал Гарри, наблюдая, как Дженни карабкается на плечо его невесты, в то время как та, стоя совершенно неподвижно, боится вздохнуть.

Но Джинни только улыбалась в ответ. На жалобы жениха, что она совершенно его забыла и возится только со своей «сладкой птичкой», девушка грустно отвечала, что такие мелкие животные, как мыши, крысы, хомяки и прочие долго не живут, а Дженни уже не мышонок и кто знает, сколько ей осталось…

— С тобой мы будем жить долго и счастливо, — сказала Джинни как-то раз, — а с Дженни, может быть, расстанемся уже совсем скоро…

Она даже всхлипнула, и Гарри уже совсем было почувствовал себя виноватым, но тут подала голос сидевшая рядом Гермиона.

— Между прочим, — проговорила она, на минутку оторвавшись от своего огромного эссе по Нумерологии, — продолжительность жизни летучих мышей может достигать двадцати лет.

— Ой, правда? — обрадовалась Джинни. — Как здорово! Значит, наши дети тоже смогут дружить с Дженни!..

— Если только они у нас будут, — уныло произнёс Гарри, совершенно пав духом, — в чём я лично очень сомневаюсь. Ты же приучила свою мышь спать с тобой в одной постели!..

— Дженни спит в коробочке, — возразила Джинни, — я кладу коробочку рядом с подушкой, чтобы с Дженни ничего не случилось…

— А во всё остальное время таскаешь её на плече, — не унимался Гарри, — и я даже не могу до тебя дотронуться…

Для подтверждения своих слов он попробовал взять невесту за руку, но в тот же момент из-под рыжих волос высунулась разъярённая маленькая мордочка. Острые, как иголки, клыки были недвусмысленно оскалены, чёрные глазки злобно сверкали.

— Она меня ревнует! У-ти, моя миленькая! — немедленно растаяла Джинни.

— Если она ревнует, то она миленькая, а если я, то «Гарри, это глупо»! — обиделся Гарри.

— Ну, прости, прости меня, — виновато улыбнулась Джинни, — иди ко мне, любимый, я тебя поцелую…

— А твоя зверюга отгрызёт мне ухо, — проворчал Гарри, осторожно подвигаясь поближе.

— А Дженни пока побудет с Гермионой, — сказала Джинни, снимая с плеча шипящую от негодования мышь и сажая на стол. — Гермиона, ты ведь за ней присмотришь?

— Угу, — отозвалась Гермиона из-за книжной баррикады.

— Наконец-то! — страстно прошептал Гарри Поттер, заключив возлюбленную в объятья.

Мысли застлал туман блаженства, лишь на окраине сознания мелькнула мысль о том, что Невилл, пожалуй, был прав, когда сказал, что препятствия на пути любви делают её ещё сладостнее… Гарри, помнится, тогда поднял его на смех за поэтические бредни, потому что эти самые препятствия его страшно раздражали… Придётся извиниться… наверно… может быть… когда-нибудь…

— Мррряууу!!!

— Шшшш!!!

— Глотик!!!

— Ни фига себе!!!

— Ты это видел?!

Джинни и Гарри подпрыгнули, как ужаленные. Со всех сторон раздавались изумлённые возгласы, Гермионины книги полетели на пол. Сама Гермиона, вскочив на ноги, застыла у стола, глядя, как на другом его конце ошалело трясёт головой и чихает кот Живоглот. На кота, грозно шипя, надвигалась Дженни. Живоглот жалобно мяукнул и начал пятиться от неё. Он пятился до тех пор, пока стол не кончился, и кот не сверзился на пол.

Гостиная Гриффиндора взорвалась хохотом. Джинни и Гермиона очнулись и бросились каждая к своему животному.

— Дженни, он на тебя напал?! Он тебя ранил?! — причитала Джинни, лихорадочно осматривая и ощупывая сопротивляющуюся мышь.

— Глотик! Ты дурак, зачем ты к ней полез?! — вопрошала Гермиона, обнимая кота, который испуганно жался к хозяйке, облизывая свой окровавленный нос.

Остальные гриффиндорцы оживлённо обсуждали происшествие.

— А что случилось-то? Вы видели?

— Я нет…

— Я только увидела, что кот прыгнул на стол, но я не видела, что там Дженни…

— А я увидел, что он хочет напасть, только хотел крикнуть…

— …а она вдруг ка-ак прыгнет!

— Как вцепится ему в морду!

— Он и хвост поджал!

— Поделом ему!

— Ай да мышь! Такого зверя завалила!..

Джинни, удостоверившись, что её питомица жива-здорова, расплакалась от облегчения.

— Вот видишь, Гарри, — проговорила она, левой рукой прижимая к груди немного притихшую мышь, а правой утирая слёзы, — видишь, что произошло, стоило мне на секунду оставить мою девочку без присмотра? Какой ужас, моя бедняжка, она же могла погибнуть! Она же такая маленькая, беззащитная!..

— Беззащитная? — Гарри скептически посмотрел на трясущегося Живоглота. Гермиона как раз читала своему коту нотацию о том, что «это просто свинство нападать на тех, кто слабее тебя!» Кот, похоже, уже и сам так думал. Во всяком случае, в его вытаращенных жёлтых глазах, устремлённых на зубастую победительницу, читалось нечто вроде раскаяния в своём необдуманном поступке.

Как следует отчитав несчастного кота, Гермиона спихнула Живоглота с колен, добавив, что видеть больше не хочет такого бессовестного зверя. Вся эта сцена была рассчитана, разумеется, на Джинни (чтобы та не вздумала обижаться на подругу за поведение её кота). Но бедняга Живоглот принял всё за чистую моменту и понуро побрёл к своей корзинке. Улёгся в неё, сунул пострадавшую морду под одеяльце и даже уши лапами накрыл.

Джинни проводила его торжествующим взглядом и погладила Дженни.

— Не умеешь драться — не берись, правда, моя маленькая? — спросила девушка.

Мышь, разумеется, промолчала, зато Гарри Поттера внезапно осенила мысль.

— Точно! — воскликнул он так громко, что к нему обернулись все, кто находился в этот момент в гостиной. — И как я раньше не подумал!

— О чём ты не подумал? — спросил, входя в гостиную, вернувшийся с Гербологии Невилл.

— О том, что вся школа дерётся, но при этом драться правильно почти никто не умеет, — ответил Гарри. — Нужно снова открыть Дуэльный Клуб!