Игра (гет)

— Эй… Гермиона, стой! — окрикнул старосту Гарри, с трудом не потеряв ее из виду среди снующих туда-сюда учеников. Ему удалось покинуть кабинет Трансфигурации сразу же за подругой, и сейчас его больше волновало, услышит его Гермиона или нет, чем мнение Джинни о его поспешном и необъяснимом уходе. Гермиона обернулась и, поняв, кто зовет ее, остановилась. Гарри поспешил к ней и, не обращая никакого внимания на легкое недовольство на ее лице, улыбнулся. Сейчас все равно было некуда отступать. — Мы можем поговорить?

У них было мало свободного времени, а время, в которое Гарри мог бы обсудить с Гермионой все, что его волновало, вообще отсутствовало. Примирение с Джинни практически лишило его свободного пространства, потому что девушка желала находиться рядом всегда. Не то, чтобы такое началось только сейчас, просто в данной ситуации это было несколько удручающим фактором. Гарри чувствовал себя под стеклянным куполом, но поделать с этим ничего не мог. Он, конечно же, не забыл вечер в гостиной и то, как повела себя Гермиона. Догадки по поводу ее поведения, приходившие ему в голову, заставляли его чувствовать себя безмозглым придурком, потому что такого точно не могло быть!

Гермиона, немного подумав, кивнула, и Гарри, не решившись взять ее в таком недружелюбном состоянии за руку, пошел вперед в поисках укромного места. Всегда пустующий коридор на третьем этаже оказался как раз тем самым местом.

— Что тебя беспокоит? — серьезно спросил Гарри, не сводя внимательного взгляда с подруги. Ее, кажется, такой тон немного напугал, и она невольно дернулась, хотя причина такой реакции могла быть совсем в ином. Подруга промолчала, но Гарри заметил, как девушка заметно помрачнела. Хотя даже если бы Гермиона сейчас заявила, что не хочет разговаривать с ним, Гарри не был уверен, что просто так отстанет от нее.

— Зачем ты вообще спрашиваешь у меня это? — в голосе подруги чувствовались скорее усталость и желание узнать ответ, чем раздражение. Но ее вопрос заставил его сделать шаг назад, словно она могла предпринять более решительные действия, чтобы выпытать у него ответ. Не было похоже на то, что Гермиона злилась, но было несколько неприятно, оттого, что она проигнорировала его вопрос. — Думаешь, это очень смешно?! Знаешь, от тебя я уж такого не ожидала!

В последних словах подруги слышался некий упрек, и Гарри понял, что усталость была показная. Гермиона злилась из-за происходящего, злилась на него, ведь иначе и быть не могло. Ей не требовалось говорить большего, чтобы до него дошло, что она имеет в виду. Если бы кто-нибудь увидел бы их сейчас, то, наверное, подумал бы, что Гермиона просто отчитывает его за успеваемость. Некая двоякость ситуации несколько веселила его, но заставить себя улыбнуться он так и не смог. Ему хотелось бы, чтобы все было гораздо легче, и он мог просто рассказать ей про то, что чувствует.

— Я не… — пробормотал брюнет, понимая, что молчание только усугубит положение. С недавних пор его дружба с Гермионой буквально трещала по швам. Да, иногда его охватывал страх, что они разругаются в пух и в прах, но не мог начать относиться к ней по-иному. Он желал рассказать ей про все, что с ним творится, но каждый раз находил причину не делать этого. Так было и сейчас. Сейчас он упорно твердил себе, что начал разговор не для этого. Также его несколько беспокоило то, что Гермиона была не тем человеком, от которого можно было что-то скрыть. И дело было не в любопытстве подруги.

— Зачем… вообще заходить так далеко? — в голосе не было раздражения, скорее что-то больше смахивающее на отчаяние. Гермиона смотрела ему прямо в глаза, и Гарри с трудом подавил соблазн отвернуться от этого взгляда. Наверное, ее разозлило его молчание, и Гермиона нервно поведя плечами, развернулась и пошла по коридору.

— Как… это зачем? — слова вырвались непроизвольно. Его постоянно что-то толкало делать необдуманные поступки рядом с подругой. Грейнджер замерла, а потом и вовсе развернулась к нему. Парень видел на ее лице ту же усталость, но еще прибавилось кое-что, чего он не смог разобрать. И вновь наступило неловкое молчание, которое нарушить был должен именно он. — Я ведь…

Предложение оборвалось, юноша так и не сказал того, что яркой вспышкой осознания появилось в голове. Полное понимание происходящего действительно полностью оправдывало его поступки. Только вот, увидев выражение лица Гермионы, Гарри понял, что не имеет никакого права говорить это подруге. Нет, она не могла его высмеять или как-то унизить, только не она, просто все не могло измениться прямо сейчас. Поттер закрыл глаза от отчаяния — опять эти глупые оправдания своей нерешительности.

Открыв глаза, он встретился с внимательным взглядом подруги. Сейчас в ее взгляде появилось ничем не объяснимое отчаяние, но предаться размышлениям по этому поводу ему не дала сама Гермиона. Она, очевидно, не желая больше от него ничего ждать, не говоря ни слова, развернулась и продолжила свой путь. Поттер же безучастно следил за тем, как девушка, волновавшая его, удалялась. В скором времени подруга скрылась за углом и стук каблучков постепенно затих.

— Люблю…тебя, — запнувшись, договорил Гарри. Он стоял в этом пустом коридоре и с ужасом пытался понять, как могло такое произойти. Когда его чувства из дружеских успели перерасти именно в такие? Его небольшую заминку, во время которой Гермиона все же оставила Гарри одного, можно было назвать судьбоносной. Что случилось, если бы он закончил фразу при Гермионе? Гарри пугала возможная реакция девушки. Но это было не единственное, что ввело его в ступор и не заставило договорить. Новые чувства не были похожи на чувства к Джинни, и он также не мог сказать, что чувства к Гермионе были глубже чувств к Джинни.

С самого детства Гарри привык к ненависти и неприязни со стороны родственников и знакомых. Откуда ему вообще знать, что такое любовь?

Парень помотал головой, пытаясь выбросить все мысли казавшиеся ему неправильными. Первой мыслью, которая появилась в голове после этого, была — что же делать теперь с Джинни. Почему-то вместе с пониманием того, что он любит Гермиону, Джинни отошла на второй план. Гарри не приходилось лелеять надежду, что его отношения с Гермионой будут такими же, как и с Уизли. Он чувствовал к себе отвращение из-за того, что хотел прямо сейчас пойти к Рону и рассказать обо всем, что его беспокоило. Поборов очередной приступ ненависти к себе и к окружающим, Поттер побрел по коридору в ту же сторону, что и подруга. Гермиона явно пошла не на обед, такое ее состояние могло вызвать определенные вопросы. Интересно, а его состояние могло вызвать вопросы?

Он тоже не чувствовал особой потребности в обеде, но Гарри не нашел места куда пойти. Ему казалось, что все кого он встречал по пути в Большой зал, знали о его внутреннем состоянии. Поттер пытался уверить себя, что такого быть не могло, скорее у него начался очередной приступ паранойи. Хотя как только он вспомнил, как неосторожно поцеловал Гермиону в первый раз, все оказалось более возможным.

В Большом зале было людно, но Гарри не обратил на это никакого внимания и побрел к гриффиндорскому столу. Конечно, Уизли были здесь. Проигнорировав все взгляды, обращенные на него, Гарри опустился на свободное место рядом с Джинни. Не давая никаких объяснений своему поспешному уходу, юноша принялся накладывать на тарелку жареную картошку. Если Рона и не очень волновало его поведение, то рыжеволосую девушку явно беспокоило.

— Что?! — когда больше не получалось не обращать внимания на ее внимательный взгляд, повернув голову к ней, спросил Гарри. Джинни, видимо, напугала неожиданность и некая грубость с его стороны, потому что она дернулась назад. — Почему ты смотришь на меня так, словно я что-то натворил?

Гарри испытывал злость. И сейчас эта злость нашла выход именно в лице Джинни Уизли. Поттер внимательно смотрел на девушку, на лице которой было недовольство, смешанное с удивлением. Сейчас Гарри совсем не думал о том, как извиниться за резкость перед ней. Ему больше хотелось накричать на нее и заявить, чтобы она оставила его в покое. Но разум, к счастью, в этой ситуации взял верх и юноша, повернувшись, уставился в свою тарелку.

Хорошо, что Джинни и Рон молчали. Он принялся бессмысленно водить картошкой по тарелке и в скором времени все, что было на тарелке, превратилось в кашицу. Есть не очень-то и хотелось, а после взгляда на то, во что превратилась картошка, аппетит пропал и вовсе. Гарри думал о том, как ему отсидеть Зелья, которые должны были начаться после обеда. Желание идти куда-либо еще, помимо Большого зала, пропало.

* * *

Декабрь пришел неожиданно, и если бы кто-нибудь спросил Гарри, что он сделал за прошедший месяц, он не смог бы ответить. Странно, но в памяти осталось только неудавшееся признание в любви подруге. Его чувства не изменились, но при виде Гермионы что-то теплое и родное поднималось в груди, и не удавалось просто сидеть рядом с ней и молчать. И ему приходилось вставать и уходить, потому что он не знал, о чем с ней говорить. Все слова и ее возможные ответы, которые он представлял себе, когда был один, сразу же становились пустыми, как только староста школы появлялась в зоне видимости. Теперь стало гораздо труднее отвечать на нежные слова и прикосновения Джинни, он сразу же терялся.

Из этого задумчивого состояния его вывел, как ни странно, вопрос Джинни: куда он собирается отправиться на Рождественские каникулы. Сначала вопрос показался ему несколько глупым, но как только пришло понимание, что это Рождество он может провести там, где хочет, все стало словно на свои места. На эти праздники должна была собраться вся семейка Уизли. Рон и Джинни приглашали его и Гермиону к себе, и это предложение показалось очень заманчивым. Только ответить однозначно Гарри не смог, и сказал Джинни, что ему надо подумать над этим. Почему-то его больше интересовала не сама поездка на Рождество, а куда поедет Гермиона. Спросить у нее самой он не решился, а с Роном разговаривать о подруге Поттер точно не хотел.

Учеба парня нисколько не привлекала, и Гарри все больше и больше предавался воспоминаниям. Чаще всего он вспоминал реакцию Рона, когда медальон с частичкой души Волан-де-Морта был открыт. Другу было больно видеть его рядом с Гермионой и получалось, что прояви Гарри и в жизни свою любовь к Гермионе, Рону было бы неприятно. Его злило то, что Рон никогда не допускал возможности того, что Гермиона могла нравиться самому Гарри, и даже не спросил его, когда решился начать отношения с ней. Это буквально убивало Поттера. Почему он должен был думать о чувствах друга, а Рон никогда не задумывался, что чувствует он. Неужели и правда со стороны казалось, что Гарри и Гермиона так далеки друг от друга, что исключалась всякая возможность, что они будут вместе?

Сейчас Гарри не брал во внимание тот факт, что Гермиона выбрала Рона сама. Но он не мог заставить себя не думать об этом. Почему именно Рон? Ведь помогала-то она всегда ему, а не Рону…

Ответ на этот вопрос он мог спросить только у нее, не может быть того, чтобы она делилась этим с Роном. Гарри вообще сомневался в том, что у друзей могут быть разговоры на духовные темы. Он не верил, что Гермиона могла рассказывать Рону о своих чувствах, как и не верил в то, что и Рон тоже рассказывает об этом. Поттер снова и снова в ходе своих суждений приходил к выводу, что у друзей нет ничего общего. Может быть, оно и было, но он этого не видел. Не видел того, к чему мог бы прицепиться и наконец-то понять, что он не имеет никакого права лезть в их отношения.

На улице была глубокая ночь, и гостиная давно опустела, но спать идти не хотелось. Джинни все же не вытерпела его безразличия и ушла спать, оставив Гарри одного. Огонь в камине потух, и в помещении стало несколько прохладно, а вот Гарри от всяких ухудшающих настроение раздумий становилось только жарче. Развалившись в кресле и сняв обувь, брюнет, вперив взгляд в один из затемненных углов гостиной, предавался тяжелым размышлениям. Сказать, что у него плохое настроение было невозможно, потому что такое настроение скорее можно было назвать только никаким. Поттер чувствовал некую рассеянность, но никак не мог с ней справиться. Джинни часто интересовалась, как он себя чувствует, но юноша только отмахивался от нее. Наверное, девушка чувствовала некий холод с его стороны, потому что ходила мрачнее тучи.

Гарри часто ловил на себе задумчивые взгляды подруги, но как только поднимал голову, чтобы посмотреть на нее, Гермиона поспешно отворачивалась. Поттер не винил ее в этом, потому что и сам чувствовал некий испуг, когда их взгляды встречались. Он не боялся ее, но боялся, что она узнает про все, что он чувствует к ней. Пожалуй, если бы ситуация, в которой он оказался, была несколько другой, он был даже рад рассказать ей про свои чувства. Но не сейчас, когда он встречался с Джинни, а Гермиона с его лучшим другом.

Сейчас Гарри думал о том, что будет, если эти слова все же прозвучат. Изменится ли отношение Гермионы к нему? Наверное, да. Он свято верил в то, что Гермиона не способна на подлость и никогда не отвернется от Гарри, если он сделает что-то не так. Но сейчас от его слов не зависела чья-то жизнь, это были просто чувства, и парень не знал, как может повести себя подруга. Гермиона всегда полагалась логике и любила четкость и ясность, но в его чувствах не было никакой четкости и ясности, а про логику и говорить не стоило. Желание рассказать ей все приходилось прятать очень глубоко, но при каждом взгляде на нее, оно появлялось вновь. Это снова был замкнутый круг.

Гарри тяжело вздохнул и нехотя принял сидячее положение в кресле. Обреченно застонав, юноша наклонился и принялся надевать обувь. Кое-как завязав шнурки, сам не понимая зачем, Гарри встал из кресла. Взяв со спинки жилетку и галстук и оглядевшись, не забыл ли он чего-нибудь, Гарри побрел в спальню.

Бросив принесенное на стул и переодевшись в футболку и пижамные штаны, Гарри забрался в кровать. Спать, откровенно говоря, не очень-то и хотелось. Просто он боялся, что может уснуть в гостиной и его утром найдет староста школы. Не то, чтобы это было неловко для него, просто не хотелось ставить Гермиону перед выбором: будить его или не будить.

Рон не задернул полог и Гарри вперил взгляд в спину спящего друга. В нем вновь просыпалась зависть, и сколько бы Поттер ни желал, чтобы этой зависти не было никакого объяснения, оно было. Герой магического мира не мог понять, когда успел поменяться с другом местами. Он так и уснул, мысленно желая, чтобы все его чувства и действия по отношению к Гермионе ему только приснились.

* * *

Одинокая фигура Гарри Поттера брела по заснеженной тропинке в сторону Запретного леса. Конечно, он шел не в лес, а всего лишь к хижине лесничего, чтобы провести с добродушным великаном несколько часов. Гарри чувствовал необъяснимое желание поговорить с Хагридом. Нет, он не желал рассказать о своих чувствах к Гермионе. Это было бы верхом глупости, потому что он хорошо знал, как легко Хагрид может проболтаться.

Постучав в дверь и услышав возню, Гарри почувствовал некоторое облегчение. Он был рад, что пришел утром, потому что в другое время Хагрида было не застать.

— Привет, Хагрид, — как только лесничий открыл дверь, поздоровался Поттер. Тот радостно улыбнулся и, поздоровавшись в ответ, пропустил брюнета в хижину.

— Ну, как твои дела? — спросил Хагрид, попутно ставя на огонь огромный чайник с водой.

— Да, так… — неоднозначно пробормотал юноша, бездумно разглядывая шершавую поверхность стола. Если честно, он надеялся, что Хагрид сможет его как-нибудь успокоить и убедить, что он не сделал ничего ужасного. Но вся трудность была в том, что Гарри сомневался в том, стоит ли рассказывать про это лесничему. — А ты как?

— Нормально, мне после обеда надо в лес, чтобы достроить загон для фейстралов. Пойдешь со мной? — как бы между прочим поинтересовался великан. Гарри показалось предложение друга заманчивым, и он только кивнул. В хижине наступила тишина, и Поттер невольно пожалел, что пришел сюда один. Клык, лежащий на лежанке в углу, почему-то жалобно завыл, и Гарри подумал, что ему хочется сделать то же, что и собака. Чайник медленно вскипел, и теперь перед юношей дымилась большая кружка чая. — Тебя что-то беспокоит?

— С чего ты взял? — не отрывая взгляда от чая, поинтересовался Поттер. Если честно, его удивила наблюдательность лесничего, но все же благодарность за внимательность была больше.

— Ты какой-то слишком тихий, — сказал Хагрид. Гарри только пожал плечами на его слова. Он не знал, какими словами объяснить его состояние. Горячий напиток немного помогал приводить мысли в порядок, и через некоторое время Гарри действительно почувствовал некоторое облегчение.

— Со мной все в порядке, Хагрид, — устало проговорил брюнет. — Просто я немного запутался. Знаешь, я не ожидал, что все будет именно так. Как угодно, но не именно так. Я не понимаю, почему им так легко удалось забыть все случившееся? Даже Рон и Гермиона ведут себя так, словно ничего этого не было.

— Ты ошибаешься, Гарри, — в голосе великана чувствовалась некая жалость, и Гарри нахмурился. — Никто не забыл всего, что случилось. Просто жить, словно этого не было действительно легче. Знай, что все будут помнить это до конца своих дней, но всегда будут держать воспоминания глубоко в себе. И твои друзья этого точно не забыли, Гарри. Гермиона приходила ко мне недавно и говорила о том, что ее беспокоит твое состояние.

— Гермиона? — немного недоверчиво спросил Поттер. Хагрид кивнул. Неожиданное тепло, разлившееся по всему телу, заставило Гарри невольно улыбнуться. Он чувствовал неожиданный прилив искреннего счастья, из-за одного упоминания о том, что Гермиону беспокоит его самочувствие. Значит, их ссора нисколько не испортила ее отношение к нему и, возможно, она просто не знала, как заговорить с ним. Впрочем, как и он…