Give me back my Master! (гет)

Ломаный луч чужого проклятия проскакивает под рукой, когда, увлекшись атаками, Белла всего на мгновение забывает о защите. Да как эта толстая клуша Уизли вообще посмела! Но ничего, она дорого заплатит за этот свой жалкий Петрификус. Белла ни за что не станет валяться обездвиженной у ног предателей крови. Какой позор! Проклятье! Что скажет Лорд?

Так думает Беллатрикс, пока Большой зал опрокидывается, а она, глядя в потолок, похожий на темное ночное небо, чувствует лишь стремительное падение навзничь и яростно пытается сбросить чары. Безрезультатно. “Ну, ты попляшешь у меня, мразь!”

Даже невозможность дышать и нарастающая жгучая боль в груди поначалу кажутся мелочью в сравнении с досадной ошибкой. Но когда от нехватки воздуха перед глазами появляются красные пятна, настигает озарение и паника.

От неприятной догадки, грозящей перерасти в неприемлемое понимание, Белла отбивается до последнего как от назойливой мухи. Даже когда вдруг осознает, что спиной так и не встретилась с полом, а вокруг сгущается тьма, она отказывается верить и срывается на бессильный крик, которого, к ужасу своему, не слышит. Она не боится тьмы, но она нужна своему господину в битве, должна сражаться бок о бок с ним. Мысль о том, какой разочарование появится в его взгляде, когда он увидит ее изломанный бесполезный труп, невыносимее самой смерти. А потому Белла не умрет! Она цепляется за тускло мерцающую бесплотную тьму пальцами, а за сужающийся просвет — взглядом и ползет к тому, кто от нее все дальше. Ящерица в осыпающейся норе! Обречена, но ползет отчаянно и остервенело.

Страх отступает, пока есть цель. Но в какой-то момент она вдруг понимает, что Он повержен. Она не видит его смерть через узкий просвет во тьме, не слышит торжествующих воплей врага через ее душный полог. Она просто знает. В этом знании невозможно усомниться, оно неотступно и неумолимо!

Цепляться больше не за что, тьма становится беспросветной, и Белла летит сквозь нее в неизвестность, сопровождаемая только собственным воем. Страха нет, ведь потерять больше она уже не сможет. Однако откуда-то вдруг всплывает гордость. Она честно служила Ему до конца, а Он… Он был лучшим. Его не могли победить в честной схватке, значит, имел место подлый обман. И как бы сейчас смеялись и ликовали враги, если бы могли увидеть ее такую. “Быть слабой даже сейчас — это все равно что предать Его”, — вдруг думает Белла, и тогда она собирает все свое отчаяние и гордо запирает внутри.

* * *

Длящееся не то вечность, не то секунду падение прекращается так же внезапно, как и началось. Теперь Белле кажется, что она висит в воздухе. Странное состояние и неизвестность неожиданно оживляют мысли. Она за гранью, но она жива: она мыслит, ощущает собственное тело, двигается. Значит, и Лорд не мог умереть-исчезнуть. А раз так, нужно его найти.

Она обводит вокруг себя руками, но нащупывает лишь пустоту. Поиск опоры ногами заканчивается ровно тем же. Она пытается сдвинуться с места, но только зря барахтается в пространстве. Что ж, Белла умеет терпеть и ждать. Рано или поздно что-то изменится, и тогда она не упустит шанс.

На удивление, перемены не заставляют себя долго ждать. Сначала ей слышатся какие-то шорохи, будто кто-то ходит вокруг на мягких лапах. Потом, окончательно разрывая ватную тишину, появляются голоса.

— Ну вот посмотри: чем тебе не Маргарита? — мурлыкающим шепотом вопрошает некто.

— Да, ничего... Но Мессир предпочитает живых! — отвечают ему раздраженно.

— Верно, предпочитает, — нехотя соглашается первый. — Но это не безусловное правило. И если из живых ни одна подходящая не подвернулась, так что? А у этой даже родовой девиз что надо.

— Н-ну, — саркастически вставляет кто-то еще, — обещать, как известно, не значит... ага. Вы поняли.

Белле очень хочется ответить, но она благоразумно молчит. Слишком мало она знает об этом месте.

— Да ты на внешность, на характер, на биографию ее посмотри! — Обладатель кошачьих интонаций начинает раздражаться. Шипит. — Истинная Маргарита!

— Кстати, зовут-то ее как, ты проверил? — рявкает второй.

— Ты меня совсем за идиота держиш-шь? Х-х-х!

— Нет, тут нормально. Нормально. Рожденная Беллатрикс Вирджиния Маргарита Блэк. Вот.

— Все равно нужно сначала спросить!

Голоса исчезают. Но вскоре будто по щелчку чьих-то пальцев появляется приглушенный свет. Но даже его достаточно, чтобы Белле пришлось зажмуриться. А когда она вновь открывает глаза, то обнаруживает, что стоит на вполне твердом полу посреди какой-то комнаты. Сквозь задернутые шторы сочится похожий на обычный солнечный свет.

— Здравствуйте, миссис Лестрейндж, — раздается из-за спины голос любителя сарказма.

Обернувшись, Белла видит высокого мужчину во фраке и старомодном пенсне. Он приближается и отвешивает ей неглубокий, но галантный поклон.

— Мы удостоены чести передать вам приглашение на бал. Князь Тьмы желает, чтобы сегодня вечером вы были его Королевой.

Что-то очень смутное и далекое пробивается из глубин ее памяти. Кто-то... кажется, двоюродная бабушка Ликорис рассказывала ей о том, что магия происходит из потустороннего мира. Волшебники могут ее только использовать. А контролируют же ее великие силы Света и Тьмы. Повзрослев, она стала считать это сказками, но как знать...

"Как же его называла бабка?"

— Князь Тьмы? — переспрашивает Белла, краем глаза замечая огромного черного кота, растянувшегося на диване, и коренастого рыжего здоровяка в кресле.

— Именно.

— И каковы будут мои обязанности?

— Помилуйте, миссис Лестрейндж, — рявкает здоровяк, и в зловещей его улыбке особо выделяется внушительных размеров клык, — так ли это важно? Ведь гораздо важнее, что вы можете получить взамен, не так ли?

— Вы намекаете, что?..

— Я ни на что не намекаю. И не уговариваю. А Князь Тьмы не делает предложений дважды. Сами думайте, что для вас важно. Решайте. — Он резко встает с кресла. — Согласны вы или нет?

Чем бы ей это все ни грозило, другого шанса может вовсе не быть. Белла судорожно проглатывает подкатившийся к горлу ком.

— Я согласна.

— Вот так бы сразу. В таком случае, оставляю вас заботам Фагота.

— А вы сами не желаете ли представиться? — не сдержавшись, вызывающе требует Белла, но здоровяк, кажется, доволен.

— Ах, простите, забыл. Азазелло к вашим услугам! Моя Королева! — Он расшаркивается и исчезает.

Кот спрыгивает с дивана.

— Позвольте и мне представиться, моя Королева, — покачивая пушистым хвостом, он вальяжно подходит к ней, поднимается на задние ноги и, к пущему ее удивлению, исполняет очаровательный реверанс. — Отныне и до завершения бала ваш покорный слуга, Кот Бегемот. С вашего разрешения я тоже пока откланяюсь.

— И, как вы уже сами поняли, я Фагот, — с напускной скромностью представляется ей слуга Сатаны во фраке. — Нам с вами необходимо подготовиться к балу. Прошу, — он подставляет Белле локоть. И, как только она кладет на него свою руку, перед ними материализуется широкая лестница, ведущая вверх.

— Первое, что прошу вас запомнить, моя королева: этим вечером вас зовут Маргарита. И никак иначе.

Глядя на уныло-безликую толпу так называемых грешников, которые творили свои смехотворные злодеяния без всякой великой цели и которые нескончаемой чередой подходят, чтобы приложиться к ее колену, Королева бала чувствует бесконечную усталость. Но не тяжелые железные одеяния, едва прикрывшие нагое тело и уже врезавшиеся в него до крови, больше всего тяготят ее.

Она готова хоть простоять здесь целую вечность, хоть прошагать тысячи миль в этих туфлях, похожих на Испанские сапоги на шпильках. И сколько угодно она согласна гордо нести корону, пусть даже та, продрав все слои кожи, врастет ей в череп. Лишь бы найти в этой вульгарной безликой толпе его. Но единственного долгожданного лица среди них все нет. И больше любых физических мук тяготит безнадежность.

Только однажды из тоски, спрятанной за маской высокомерного равнодушия, ее выдергивает молодая женщина с потекшей тушью и взглядом, полным отчаяния.

— Меня зовут Фрида! Фрида, моя королева.

— ...родила ребенка, да и задушила, затолкав ему в рот платок. Уж как она хотела от того платка избавиться: и сжигала, и что только не делала... Прошлая Маргарита распорядилась не подавать ей его больше, и что бы вы думали? Теперь этот платок ей стал просто смертельно нужен, — покачивая головой, Фагот поражается бесконечной человеческой глупости, а Белла вспоминает оставленную на произвол судьбы дочь. Ее маленькая девочка! До родов Белла жутко беспокоилась, какое впечатление ребенок произведет на Лорда, и успокаивала себя мыслью: “Если что не так, уничтожу мелкое недоразумение своими руками, и дело с концом”. К счастью, Лорд остался доволен дочерью, а Белла потом столько раз, оставаясь с Дельфи наедине, трепетно прижимала ее к груди и тихонько шептала: “Прости…”

Поток убийц и висельников превращается в редкий ручеек и наконец совсем иссякает. Не сбылось.

— Оп, осторожней, моя королева. Не нужно падать в обморок, тем более что все уже практически закончилось.

— Я в порядке. — Да, как бы то ни было, она должна выдержать остаток этого вечера с достоинством.

— Мессир Воланд ждет вас, — тепло улыбается Фагот и снова подает руку.

* * *

Белла... Нет, Маргарита почти не чувствует тела, так оно затекло. Зато и боли, когда ее разоблачают, почти нет, хоть острые края наряда приходится буквально выдергивать из плоти. Ей накидывают на плечи черный атласный плащ, очень похожий на те, что у нее были при жизни, и ведут на ужин с самим Князем Тьмы.

Она сразу видит его во главе стола и склоняется в поклоне.

— Мессир!

От него веет невероятной силой, к которой невозможно не проникнуться почтением.

Жестом он приглашает ее занять место напротив себя и поднимает бокал.

— За мою королеву!

Фагот подносит бокал и ей.

— Выпейте-выпейте. Вам сразу же станет легче. Обещаю!

От обжигающего напитка поначалу перехватывает дыхание, но вскоре действительно ощущается прилив сил и проясняются мысли.

— Вы устали?

— Нисколько, Мессир! Я была безмерно польщена и счастлива принимать гостей на вашем балу.

— И вы великолепно справились! Может быть, у вас есть ко мне какая-то просьба?

Белла под столом стискивает ткань плаща, сглатывает и вскидывает голову.

— Нет, Мессир, — тая горечь, она улыбается самой спокойной и безмятежной улыбкой. Интуиция и жизненный опыт подсказывают ей не просить. — Благодарю вас за оказанную честь.

— Какие вы, однако, пошли. — Воланд опирается локтями на стол и кладет острый подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Как на подбор. — Он улыбается, не сводя с Маргариты пронзительного взгляда разноцветных глаз, и, кажется, чем-то гордится.

— А вы ведь у нас еще и ведьма... — сузив глаза, Воланд будто что-то обдумывает. — У меня к вам предложение. — Он откидывается на высокую спинку кресла. Взгляд становится жестким. — Присоединяйтесь к моей свите. — Широким жестом он обводит сидящих за столом Фагота, Азазелло и Кота. — Станьте одной из нас.

Маргарита замирает. Она всегда восхищалась силой и была счастлива находиться рядом с одним из величайших волшебников не только современности, но и в истории. Однако Князь Тьмы однозначно сильнее, здесь, собственно, даже никакие сравнения не уместны. И тем не менее... ей нужен лишь ее Master⁽¹⁾.

Она встает, чтобы поклониться, и только после этого начать говорить:

— Простите меня, Мессир. Ваше предложение — великая честь для меня, но, если у меня есть право выбора, я вынуждена отказаться. Я должна найти одного человека.

Опустив голову, она смиренно ждет кары, но вместо этого слышит:

— Что ж, — Воланд разводит руками, — тогда сами выбирайте, что хотите себе в награду. На этот раз речь не о просьбе, так что говори смело, гордая женщина.

Маргарита делает несколько судорожных коротких вдохов и, уже проклиная себя за глупость, отвечает скороговоркой:

— Пусть у Фриды появится возможность приголубить своего ребенка и попросить у него прощения.

В воцарившейся тишине она успевает отчётливо услышать три сдвоенных стука сердца, вопреки всему бьющегося в ее груди.

— Нет, ну что ты будешь делать? — хлопает себя по бедру Фагот.

— Да-ау...

— Вот уж от вас!.. Я точно подобного не ожидал.

— Да-а, совпадение, — задумчиво заключает Воланд. — Если бы вы родились лет на двадцать позже, я бы, пожалуй, даже проверил, не имела ли место реинкарнация. И с предложением я поторопился. Правильно сделали, что отказались: тьмы в вас не так много, как показалось на первый взгляд.

— Простите, если разочаровала вас, Мессир. Просто история Фриды напомнила мне о собственной дочери, оставшейся в мире живых, и я, наверное, наивно и глупо, подумала, что если существует баланс, то, может быть, кто-то, когда будет нужно, поможет ей.

— Баланс, — вздыхает Воланд и тарабанит пальцами по резному подлокотнику. — Не такая уж и глупость. Ладно, раз уж складывается такая традиция, предоставлю вам, как и вашей предшественнице, второй шанс. Говорите, чего вы хотите для себя лично. Но знайте, эта попытка последняя.

Сердце подскакивает к горлу и бьется прямо в ушах.

— Благодарю, Мессир! — она почти выкрикивает, задыхаясь. — Я хочу, чтобы мне вернули моего Мастера!

— Ха! — Воланд резко смеется и всплескивает руками, обводя глазами свиту. — Нет, ну вы видели? Однако! Однако я, оказывается, все еще могу удивляться! — Он вытирает выступившие слезы и небрежно взмахивает рукой.

— Смотрите. Этого?

В стене комнаты, обставленной, как обычная гостиная в богатом доме, появляется пылающая трещина и разверзается проемом в бездну, от которой тянет жаром и запахом горящей серы. Откуда-то сверху по невидимым склонам там сбегают потоки лавы и текут к ногам одинокого грешника. С невозмутимым спокойствием сидит он на простом табурете, положив руки на колени и сосредоточив задумчивый взгляд на собственных горящих стопах.

— Гордый, — не то с негодованием, не то с уважением протягивает Бегемот, — на бал со всеми идти отказался и вообще разговаривать не хочет. Горит себе молча.

— Да, это он! Он! — кричит Белла, не замечая текущих по щекам слез. — Пожалуйста, можно я пойду к нему.

— Идите.

Путаясь в полах плаща, Белла стремглав кидается к тому, за кем всегда готова была идти и в огонь, и в воду. Но проем неожиданно загораживает стена огня и пружинисто отшвыривает ее обратно.

— Почему?! — в отчаянии она смотрит на Воланда.

Тот сокрушенно покачивает головой.

— Признаю честно, я ожидал этого. Тут уж я бессилен вам помочь, моя королева, — с легкой усмешкой добавляет он и дергает за веревочку, появившуюся над его головой.

1) Master — в переводе с английского и "мастер" и "господин". В каноне Белла обращалась к Волдеморту именно так.

Вернуться к тексту

За спиной Воланда появляется еще один проем с клубящимся грозовым небом. Из него выходит человек маленького роста в потрепанной рваной хламиде и сандалиях.

— Что надо? — вместо приветствия грубит он, но опасливо отодвигается подальше от Князя Тьмы.

Воланд смеряет его долгим презрительным взглядом.

— Забирайте, ей к вам, — наконец нехотя говорит он, взглядом указывая на затаившую дыхание Беллу.

— Эту! — вытаращивается человечек. — Да вы с ума тут, что ли, все посходили? Да она же в крови по самые уши! По маковку! — кричит он, а Белла с надеждой кивает каждому его слову. Ей не нужно к ним, ей нужно к Нему.

— Да, — Воланд дергает уголком рта, — однако это не помешало ей пожалеть безутешную детоубийцу. А еще любит она своего Мастера так, что была готова, не раздумывая, кинуться за ним в Преисподнюю. Да только Преисподняя ее не впустила. Значит, — поясняет он, как дитяте малому, — ей к вам.

— Не возьму, — упрямо набычивается человечек. Он не вызывает у Беллы ни малейшей симпатии, но она всем сердцем желает, чтобы в споре победил он.

— С каких пор у тебя появилось право решать, Матвей? — со снисходительностью, которая даже хуже презрения, смотрит на него Воланд и закатывает глаза. — Где там твое начальство, буду говорить с ним.

— Я слушаю тебя, Воланд, — раздается чей-то мягкий негромкий голос, и из сгустившегося посреди комнаты светового облака выходит еще один человек. Он смотрит кроткими ласковыми глазами, но свита Воланда вдруг вскакивает с мест и опускает перед ним головы. Причем если Фагот еще держится ровно, то Кота и Азазелло как-то нехорошо корежит.

— Приветствую тебя, Иешуа, — приподнимается и Воланд, — спасибо, что снизошел. Присаживайся, прошу.

— Благодарю. Но твои люди все равно не смогут сесть, пока я здесь, а мне привычно быть на ногах.

— Дело твое. Но я, с твоего позволения, присяду. У меня колено болит. — И, не дожидаясь ответа, он снова разваливается в кресле. Не похоже, чтобы ему требовалось позволение. — Твой секретарь отказывается забирать женщину, которую только что отвергла Преисподняя. Но ты-то понимаешь, что это значит.

С самого появления Посланника, а, возможно, и самого Повелителя Света Беллу сотрясает крупная дрожь, а в груди жжет от едва сдерживаемых рыданий. Взглянув на него лишь раз, она больше не смеет, сама не зная почему. Свет становится чуть ближе и причиняет боль.

— Посмотри на меня, добрая женщина, — ласково просит Иешуа и терпеливо ждет, пока Белла осознает, что кроме нее поблизости женщин нет.

Не без труда она поднимает взгляд.

— Это вы мне?

— Конечно.

— Кхекх, — из груди ее против воли вырывается то ли каркающий смешок, то ли всхлип. — Боюсь, вы ошиблись, — сдавленно возражает она и, чуть замешкавшись, добавляет: — Господин.

— Я не ошибся, добрая женщина, и прошу, не называй меня господином. Мое имя Иешуа, — голос его наполняется тихой печалью. — Я знаю, что ты считаешь себя злой, потому что действительно совершила немало злого. Но злых людей нет. В каждом есть и добро, и свет. Ты сейчас чувствуешь их в себе, и именно поэтому одно мое присутствие рядом причиняет тебе страдания, как бы мне ни хотелось это изменить.

Иешуа поворачивается к Воланду.

— Ты прав, несмотря на все совершенное зло, в этой женщине слишком много верности, жертвенности и любви, чтобы она могла войти в Преисподнюю. Но представь, — с улыбкой покачивает головой он, — каким мучением обернется для нее жизнь у нас, особенно в разлуке с любимым. Разве это будет справедливо?

— Спасибо, — шепчет Белла и все-таки плачет.

— Хм... — разводит руками Воланд. — Ну, забирай и его себе, я не против.

— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно, — будто бы беззлобно журит его Иешуа.

— Но злых же не бывает, — Воланд откровенно ехидничает. — В нем тоже есть и добро, и свет.

— Есть, но их совсем мало, а тьмы много.

— И что ты тогда предлагаешь? — в отличие от беседы с Матвеем, разговор с Иешуа явно вызывает у Князя Тьмы интерес.

— Я думаю, — поразмыслив и вздохнув, Иешуа кивает самому себе, — единственно правильным и справедливым решением будет провести их через Ордалии⁽¹⁾.

— М-м... — Воланд опирается на один из подлокотников и щелкает пальцами. — А мне нравится! Отличное предложение, я считаю!

— А ты согласна, добрая женщина?

— Я?.. Да... Да!

— Ты даже не спросишь, что именно вас ожидает?

— Из вашего разговора я поняла, что буду вместе с Мастером, остальное для меня неважно.

— И все-таки ты должна знать.

— Вас ждет девять перерождений.

— Девять кругов рождений и смертей, встреч и разлук, надежд и поражений.

— Обрати на это особое внимание: вы будете рождены девять раз в чужих странах и временах. Вы не будете помнить свои прежние жизни, хоть они будут влиять на будущие. И в каждой жизни он будет стремиться к некой великой цели, но неизменно терпеть неудачу. Ты же будешь идти за ним.

Белла внимательно слушает и кивает. Только на слове о его неудачах появляется червячок сомнения, но на раздумья нет времени, нужно услышать, что говорят ей дальше.

— И по завершению Ордалий либо он ответит на твою любовь, которая объединит вас навек, либо ты станешь от него свободна, и тогда каждый дальше пойдет своей дорогой.

— И будет ли это Свет или Тьма, решат ваши новые девять жизней, выбор вам будет предоставлен в каждой.

— Я согласна! Но... разве не нужно спросить его?

— Спросим, — отвечает Князь Тьмы и вскидывает руку. — Встань и подойди, — громко говорит он, глядя на ее Лорда. Тот моментально встает и выполняет приказ, но похож при этом на механическую куклу. Довершает впечатление остекленелый взгляд.

— Что с ним?! — в испуге вскрикивает Белла.

— Ничего, — усмехается Воланд, — я только немного сэкономил всем нам время.

— Белла? — спрашивает, будто очнувшись, Лорд.

— Да, — счастливо отвечает она срывающимся от волнения голосом, не отрывая взгляда от его лица. — Да, это я, мой Мастер.

А он уже смотрит на Князя Тьмы, вызывающе и непокорно.

Ему коротко пересказывают то, что слышала Белла, и он, едва дослушав, говорит:

— Да.

Белла ждет какого-то сложного ритуала, светящихся кругов или пентограмм. Но Воланд и Иешуа лишь кивают друг другу, и ее вместе с Лордом подхватывает вихрь, будто бы сотканный из Света и Тьмы.

— Верное решение, моя королева, — слышит она голос Фагота в своей голове. — И помните, у всего есть оборотная сторона...

1) Ордалия — Божий суд; только в мире этого фанфика испытывают не огнем и водой, а неудачами и лишениями

Вернуться к тексту

— ...и у неудач тоже.

От резкой встряски она ударяется виском об оконную обналичку и просыпается. А обрывок фразы все еще звучит в ушах. Какие удивительные сны ей снились.

Подскочив, по-видимому, на какой-то кочке, дальше карета мерно трясется и, скрипя колесами по укатанному снегу, катится вперед. Катрин отогревает дыханием небольшой глазок на обледенелом окне и пытается рассмотреть что-нибудь снаружи. Но вокруг пока все те же сопки с редкой щетиной сосен и широкими проплешинами.

Извозчик говорил, что доедут сегодня. Значит, осталось совсем немного, и бесконечно долгая дорога останется позади. За эти полтора года Катрин, кажется, состарилась так, как в других обстоятельствах не состарилась бы и за пятнадцать лет. Но за то, чтобы обнять Сержа — да что там! — за то, чтобы хоть взглянуть на него, ничего ей не было жалко. Дворянские привилегии, роскошная жизнь — пустое. А иркутский губернатор так пытался запугать ее лишениями, что было бы даже смешно, если б не продлилось целых пять месяцев. Она знает, что ее ждет. Но она приспособится жить в избе, научится колоть дрова и станет носить ведрами воду. Она все преодолеет и перенесет.

Она не знает, о чем станет говорить с мужем. Слова , как всегда между ними бывало, найдутся сами. А пока что ей хочется прижаться к его груди, слушать, как стучит его сердце — и больше ничего не нужно. Главное, не умереть в первую же минуту от счастья. Но, если ему вдруг захочется отвлечься разговором о чем-нибудь легком, может быть, пересказать ему свои сны? Когда-то он любил их слушать, перебирая пальцами ее волнистые густые волосы.

Чудесные, хотя и порой печальные сны были с ней с самого детства. В них она то провожала мужа-мореплавателя в дальние страны, а потом ждала и ждала на берегу, теряя счет дням, что сливались в годы.

То сражалась с супругом-воином бок о бок в каких-то кровавых битвах и перевязывала его бесчисленные страшные раны.

А в других снах были вовсе невероятные, пугающие и прекрасные сооружения из металла, которые, извергая огонь, могли подниматься над землей высоко-высоко, к самим звездам...

Жаль, Катрин никогда не помнила сны целиком, только обрывки. В более-менее цельные истории складывались лишь те, в которых она была ведьмой и даже летала верхом на метле.

"Вот, значит, как ты меня приворожила", — смеялся Серж.

Как же давно она его не видела. Катрин вздыхает, но гонит печали прочь, плотнее кутаясь в верблюжью шаль, накинутую поверх шубы. Угли в жаровне у ног уже совсем остыли. Холодно. Но это пустяки. Она прикрывает глаза и снова погружается в дремоту.

* * *

— Смотри, вон там, видишь? — глядя на нее сверху-вниз, говорит высокий молодой мужчина с вьющимися темными волосами до плеч — отец — и показывает туда, где на темном небе раскинулось большое, похожее на бабочку созвездие. — В поясе Ориона твоя воинственная звезда Беллатрикс!

И вдруг одна из звезд взрывается: бам!

И следом другая: бам!

* * *

Бам!

— Просыпайтесь, Катерина Ивановна! — хлопая по каретной крыше, кричит снаружи извозчик. — Приехали.

Приехали! Остатки сна как рукой снимает.

Окрыленная, она выскакивает из кареты, но тут же холодом пробирает ее до костей. И причиной тому не трескучий мороз, а безжизненная картина, представшая ее глазам. Все в этом месте кажется мертвым, даже на склонах ближайших холмов ни единого деревца. Это чуть позже Катрин поймет, что лес поблизости вырубили для строительства. Но сейчас ее жутко пугают пустынные сопки, открытые ледяному ветру. И дымящая уродливая громадина завода, и обнесенная неприступным глухим частоколом тюрьма, и черные ютящиеся под ее боком избы, похожие на мертвых замерзших птиц.

— Нам сюда, — машет рукой извозчик и идет к добротному на фоне всех остальных дому. — Первым делом коменданту представиться надо.

Катрин выхватывает из кареты дорожную сумку и спешит за ним.

"Скоро, совсем скоро я увижу Сержа", — как молитву повторяет она, и на душе становится легче. Ведь рядом с любимым нет места ни холоду, ни печали.

* * *

— Так-так, — вместо приветствия говорит комендант, просматривая ее документы, — кто тут у нас? Ссыльно-каторжная Екатерина Ивановна Трубецкая. Хм... Что ж, княжескими хоромами мы, как говорится, не располагаем, предложить могу только избу.

— Благодарю вас, мне вполне подойдет изба.

— Что ж, с правилами вы ознакомлены, можете начинать обустраиваться. Семен, — кричит он так, чтобы услышал денщик, сидящий в прихожей, и когда тот появляется в дверях распоряжается: — Проводи прибывшую.

— Простите! — заламывая пальцы, перебивает его Катрин. — Скажите, когда я могла бы увидеть мужа?

— Ну вот прямо так сразу! Вот, пишите челобитную, мы ее рассмотрим...

На глаза Катрин наворачиваются слезы.

— Я ехала сюда полтора года, — говорит она упавшим голосом. — Пожалуйста!

— Хех... — качает головой комендант. — Пишите челобитную. Я постараюсь решить ваш вопрос... сегодня.

— Спасибо! — с облегчением выдыхает Катрин и идет смотреть избу.

Убогий домишко на одну комнату с русской печью посередине и кособокими сенями, прилепившимися ко входу, шокирует ее черными стенами, земляным полом и крохотными окнами, почти не пропускающими свет. Зато сквозняки по избе гуляют.

"Хоть это не как в могиле", — с иронией думает Катрин, растерянно рассматривая почерневший деревянный стол, лежанку у стены и табурет. Это вся мебель.

— Отхожая кадка в сенях, — тем временем бодро инструктирует ее Семен. — Кадка для воды — у двери. Горшок, — он открывает и захлопывает печную дверцу, — на месте! Кочерга. Ушат — под кроватью. Вроде бы, все. А да, дровница за стеной, а по воду будете ходить на речку. Хотя... давайте-ка я вам на первый раз подсоблю.

Он приносит ей ведро воды и, посмотрев на ее попытки растопить печь, вызывается помочь и с этим.

Запретив себе падать духом, Катрин бросается обживать новое место. К тому моменту, когда Сержу разрешат прийти сюда, изба должна стать уютным домом. Периодически отогревая над огнем озябшие пальцы, она рвет на лоскуты одну из нижних юбок и затыкает щели вокруг окон и по углам. Гребнем для волос — благо он у нее не один — соскребает со стола мерзлую плесень и застилает его домашней скатертью. Раскладывает и пересматривает свой багаж, решая, что переделать в шторки, что пустить на простыни, а что, может быть, обменять на продукты. Так пролетает день до самых фиолетовых сумерек, а вечером снова приходит Семен. Он приносит масляную лампу и разрешение на свидание. Завтра!

* * *

Свидание начинается не так счастливо, как Катрин грезилось бессонной ночью под завывания вьюги. Узнать в бородатом, нечесаном, грязном каторжанине блистательного князя Трубецкого не просто. Но только до тех пор, пока Катрин не взглянула в его глаза.

— Серж! — бросается она к нему, с разрывающимся от сострадания сердцем.

А тот стыдится своего вида, своего падения, своих рук, грязных от въевшейся рудниковой пыли.

Она же силой поворачивает его лицом к себе и целует. Целует в глаза, лоб, щеки.

— Серж! — От горя и радости она плачет.

Внезапно в памяти всплывает фраза из недавнего сна, и она жарко шепчет ему на ухо:

— Не стыдись, милый. Не корись. У всего есть оборотная сторона, и у неудачи — тоже.

И он оттаивает, целует в ответ:

— Конечно, если бы я по-прежнему был на коне, разве узнал бы, что любишь меня настолько...

Мгновения великой радости истекают неумолимо быстро, но их хватает, чтобы воспрянуть духом, набраться сил и ничего не бояться.

Пока Катрин была на свидании, печь погасла, и наколотых дров осталось с тот гулькин нос. Пришла ей пора осваивать премудрости крестьянской жизни.

"А во сне я могла просто взмахнуть палочкой", — думает она шутливо. И тут вспоминает, что во всех ее снах возлюбленный был увлечен только какой-то своей идеей, в жизни же Серж любит ее всем сердцем.

"У всего есть оборотная сторона", — счастливо соглашается Катрин и с улыбкой отправляется колоть дрова.